17. Не забывай (1/1)

*** Занзас задумчиво посмотрел на бутылку странного ярко-красного напитка, стоящую на чёрном столе. Этикетки на бутылке не было, что свидетельствовало о том, что пойло было добыто отнюдь не с человеческих прилавков. — Подарок, — ухмыльнулся Повелитель, проследив за его взглядом. Занзас изогнул бровь и расположился в кресле напротив Верховного, закинув ноги на его стол. — В честь чего такая щедрость, Повелитель?— Ты не следишь за временем, Занзас. А ведь у тебя годовщина. Четыре года прошло с тех пор, как ты стал практически образцовым работником.Занзас недружелюбно осклабился. Разумеется, этот мудак просто не мог ему не напомнить. Четыре года. Четыре грёбаных года прошло с того дня, когда Занзас в последний раз видел Скуало. В переводе со слов Повелителя это чёртово поздравление звучало оскорбительно: «Четыре года прошло с тех пор, как ты избавился от надоедливого куска мусора, который тащил тебя на дно». За временем Занзас, и правда, не следил. Да и зачем за ним следить, когда ты – могущественный и почти бессмертный демон, владеющий Инферно практически наравне с Верховным Повелителем? Зачем следить за временем, когда твоя жизнь давно перестала казаться хоть сколько-то осмысленной?Заглядывая в себя, он не находил каких-то особых душевных мучений по поводу расставания со Скуало. Он не скучал по нему, и мысли его больше не возвращались на сколько-нибудь значительное время к нему в течение всех этих четырёх лет. Он был слишком занят для того, чтобы предаваться ностальгии – ему нужно было снова копить и собирать силы для переворота, придумывать новый, более хитроумный план по свержению своего сюзерена. Целиком погрузившись в работу, наслаждаясь своей властью и влиянием, беря от жизни все возможные удовольствия – шлюхи, выпивка, убийства и разрушения – он почти и не чувствовал той боли, которую чувствовал четыре года назад. Почти – очень ёмкое и очень раздражающее слово. — Твоё одобрение – моя лучшая награда, Повелитель, — усмехнулся он холодно. – Что за пойло-то? Ты, случаем, не решил отравить своего «образцового» наследника? Повелитель насмешливо кивнул, показывая, что оценил шутку. Потом придвинул к Занзасу бутылку, открывая её усилием мысли. Хмыкнув, Занзас принял «подарок» и залпом сделал пару глотков. Горло и желудок сразу обожгло будто калёным железом, огонь запылал в каждой клетке его тела, но вместе с жаром по венам прокатилось бурное удовольствие.— Поистине Инфернальная выпивка, неправда ли? – хмыкнул Верховный, снисходительно наблюдая, как Занзас залпом осушает половину бутылки. — Поистине, — согласился тот с ухмылкой и протянул Повелителю остаток выпивки. – За что пьём-то? За официальное назначение меня «работником столетия»? — Претенциозно звучит, учитывая, что ты работаешь на меня едва ли больше нескольких лет, — усмешка Повелителя была, как всегда, холодной и высокомерной, но бутылку он охотно принял и даже поднял её в знак тоста. – Пьём за то, чтобы ты никогда не забывал, что обязан мне всем, что у тебя есть. «И всем, чего у меня нет», — договорил Занзас за него мысленно, на секунду закрывая глаза, и тут же насильно заставил свои мысли не возвращаться в давно иссохшее и бесполезное русло. Ненависть, подумал Занзас в который раз. Только она должна сейчас вести его. Он не должен отвлекаться на посторонние мысли. Особенно сейчас, когда его план будет вот-вот приведён в движение, когда он уже почти набрал нужную силу, когда победа казалась заманчиво близкой. Сейчас он ни в коем случае не должен был отвлекаться на посторонние эмоции.Секунда слабости – и он уже снова непробиваемый, сильный и хищный.— Я лучше выпью за то, чтобы ты об этом хоть когда-нибудь забыл, — произнёс он с прежней усмешкой, принимая бутылку обратно.***Солнце медленно, неохотно словно, ползло к линии горизонта, и последние его лучи лениво выползали из маленького тихого города. В старой таверне, однако, всё ещё было довольно светло, и по бару стелился мягкий золотой свет. Посетителей в этот вечерний час было уже довольно много, но не настолько, чтобы затеялась пьяная драка. Сидящий за барной стойкой молодой мужчина с необычными длинными волосами цвета снега неспешно потягивал разбавленный виски из своего стакана и устало, но умиротворённо улыбался, вызывая удивлённые взгляды остальных посетителей и восхищённо-мечтательные – молоденьких девушек, пришедших с кавалерами.Скуало, между тем, вовсе не был озабочен тем, чтобы привлекать чьё-то внимание. Ему было хорошо и спокойно, да и разбавленный виски казался на удивление хорошим. Последние четыре года жизнь текла в этом неизменном размеренном темпе, не доставляя особенно ни забот, ни страданий. В Храме Солнца уже давно устранили с его сердца Печать Ада и Призрака Бездны из его головы. Так что, пожалуй, он мог бы назвать себя действительно счастливым. Сегодня был особенный день – четвёртая их с Дино годовщина. По случаю праздника Каваллоне несколько дней назад уговорил его отправиться в путешествие, и это был уже третий город, в котором они остановились. В каждом городе Дино непременно таскал его по всем достопримечательностям, по всем местным паркам и ресторанчикам, и в каждом городе монах не упускал возможности заблудиться и нарваться на неприятности. В этот раз Скуало заранее отвёл Дино на местный закрытый рынок, где велел охране присмотреть за ним, а сам благополучно наслаждался прогулкой по городу в одиночестве. Дино идею одобрил, зная, как сильно мечник не любит такие шумные места, и сказал, что после захода солнца они встретятся в гостинице, в которой остановились. И теперь Скуало сидел в ближайшем от гостиницы баре и ожидал заката. Всё было спокойно, предсказуемо, стабильно и приятно.А потом двери таверны распахнулись, в помещение ворвался резкий холодный ветер, всколыхнувший мятые занавески на окнах и растрепавший длинные волосы мечника, принёсший с собой ощущение тревоги и неуюта. Прозвучали чьи-то неторопливые тяжёлые шаги, слышно было, как вошедший замер на мгновение, словно уставившись на что-то внутри таверны, скрипнули старые половицы, подсказывая, что гость повернулся и пошёл по направлению к Скуало. — Ну здравствуй, мусор, — прозвучало рядом до боли знакомо. Скуало не вздрогнул, не дёрнулся, даже не перестал улыбаться. Но Бог знает, скольких усилий у него на это потребовалось. Он чуть повернулся в сторону смуглого брюнета с тёмно-красными глазами, присевшего на свободный стул рядом с ним, и кивнул ему, как просто хорошему знакомому.— Да. И тебе привет, Занзас.Занзас усмехнулся, не ответив. Заказал себе выпивку, начал пить так же неспешно, как и мечник. Они сидели рядом и молчали, как совершенно чужие люди, просто случайно встретившиеся в баре одним солнечным вечером. Хотя, пожалуй, как раз с чужими людьми-то и говоришь охотнее всего…И Скуало успешно убеждал себя в том, что всё прошло. Что эти четыре года действительно сделали его новым человеком, что ничего уже не вернётся, что он сейчас допьёт свой виски, выйдет из таверны и через минуту забудет об этой встрече. Ему казалось, что так и будет, главное – соблюдать дистанцию.— Ну, и как ты? Всё ещё позволяешь себя трахать тому неудачнику? – Занзас паскудно ухмыльнулся, глядя не на него, а в свой стакан.Дистанция, напомнил себе мечник. Нужно соблюдать дистанцию и спокойствие. Этот мудак поиздевается в своё удовольствие и уйдёт, и ничего больше. И всё снова будет хорошо.— А ты как? Всё ещё позволяешь себя трахать Верховному Повелителю? – ответил он вопросом на вопрос, против воли вливая в голос слишком много ядовитого презрения.Ухмылка Занзаса разом исчезла, красные глаза сверкнули злостью, и он раздражённо глянул на бывшего любовника:— Ничего поумнее ты спросить не можешь?Скуало промолчал и отвёл взгляд, поняв вдруг, что затронул больную тему. Дистанция, дистанция и ещё раз дистанция. Они помолчали ещё, но теперь тишина становилась какой-то напряжённой, неестественной. Занзас допил свой напиток, и Скуало уже мысленно подгонял его, чтобы тот ушёл поскорее.Пожалуйста, пусть он уйдёт, пусть он снова уйдёт, пусть снова позволит себя забыть, пусть снова исчезнет из его жизни…Но, разумеется, Занзас всегда был тем, кто всю жизнь плевал на чужие ожидания и чужие надежды. — Мусор, признайся, ты скучал по мне?Движение – резкое, молниеносное, решительное. Сильные смуглые пальцы сомкнулись на худом плече, потянули на себя. И один этот бесцеремонный властный жест, так сильно напоминающий о прошлом, мгновенно разрушил все иллюзии счастья и спокойствия. Словно не было четырёх лет разлуки, словно не было этой новой жизни. Мечник обнаружил, что соблюдать дистанцию уже не было никакой возможности – он находился к Занзасу непозволительно близко. От этой близости, от силы в руке, сжимающей его плечо, от прожигающего насквозь пристального взгляда красных глаз его привычно бросило в жар, который казался ему уже полузабытым.— Занзас, — постарался произнести тот как можно спокойнее. – Отпусти. Ты и сам прекрасно знаешь, что всё кончено. Что бы между нами не было, оно давно закончилось. Занзас притянул его ближе, и тот отклонился, насколько мог, только чтобы не быть к нему так близко. Не было уже давным-давно Печати Ада, а Скуало всё равно не мог – и, вопреки его отрицанию, не хотел – сопротивляться, как следует. — Ты клялся мне в верности, мусор, — в красных глазах полыхала не столько злость, сколько насмешка пополам со жгучим, непреодолимым желанием. – Ты клялся мне.Дыхание у него было такое же обжигающее, как и четыре года назад, и ухмылка у него была всё такая же хищная, горячая, сводящая с ума. И Скуало вдруг понял, что – нет, абсолютно нихрена не изменилось, нихуя у него не прошло; он по-прежнему оставался целиком во власти этого грёбаного сукиного сына. Разум его, однако, продолжал настойчиво протестовать против принятия этой простой истины. — Я клялся тебе не в этом, — медленно проговорил он, глядя ему в глаза и отчаянно упираясь ладонями ему в грудь. – А даже если и в этом, то клялся тебе не я. Тот Скуало, который клялся тебе в верности, умер четыре года назад, на твоих руках. А я другой. Я человек, который не имеет с тобой ничего общего. Я человек и я теперь с Дино. И тебе, мудак, придётся с этим смириться.Вот оно, подумал мечник, вот он – выход из всей этой дряни! Надо просто думать о Дино, о тёплом, нежном, заботливом Дино, о его ласках, о его солнечной улыбке…Нет. Совершенно невозможно было думать о ком-то другом, когда рядом был Занзас – весь обжигающий, манящий, невъебененно охуительный, горячий. На его фоне Дино неизменно мерк, его образ безболезненно и незаметно стирался из сознания, и эти четыре года совместной жизни не изменили ни-че-го. Скуало с ужасом осознал, что почти сдался.— Ты дрожишь, мусор, — заметил Занзас вместо ответа, явно в очередной раз пропустив мимо ушей всю его тираду. – Ну и слабак же ты. Раньше, чтобы ты начал дрожать, нужно было как минимум бросить тебя в чёртову Бездну. Скуало пытался уже не то что вырваться – а хотя бы отвести взгляд от смуглого лица. Не объяснять же было этому ублюдку, что он дрожит вовсе не из-за страха, а из-за борьбы с самим собой, из-за охватившего всё его тело жара, такого неуместного и неправильного сейчас. Мечник знал, что он если он сократит дистанцию ещё больше, то он уже никогда не сможет снова жить нормальной жизнью, никогда не сможет забыть, что всё его счастье и спокойствие – лишь хорошо продуманная иллюзия. Нужно было срочно прекращать всё это, бежать сломя голову, пока ещё был хоть крохотный шанс спасти свой новый мир, который он с таким трудом строил до этого момента…— Пожалуйста, Занзас… не надо… не надо снова играть мной. Ты развлечёшься и уйдёшь, а мне-то как потом?.. Чего ты, блядь, пытаешься добиться, урод грёбаный?! Отвали от меня уже! Я не твоя игр… Поцелуй – горячее, чем его дыхание, горячее, чем прикосновения, горячее самого Солнца и Ядра Земли. Скуало окончательно перестал сопротивляться, закрыв глаза и с позорным удовольствием проваливаясь в пылающее безумие. Мгновенно всё важное и значительное перестало быть таковым, и существовал один только Занзас, Занзас и этот поцелуй, а весьостальной мир казался каким-то ненужным довеском.— Смотри-ка, завёлся с одного поцелуя, — ухмыльнулся Занзас, издевательски пробегая кончиками пальцев по его паху. – А ты, похоже, действительно по мне скучал.И тут же обратился к хозяину таверны за барной стойкой, с беспокойством поглядывающему на странных посетителей:— Эй, мудила, я хочу снять здесь номер. На ночь.Хозяин трясущейся рукой протянул ему ключи от одной из свободных комнат на втором этаже. Скуало, ещё не отошедший после поцелуя, только сейчас сообразил, что только поцелуем дело, похоже, не кончится. Из города уползали последние лучи почти закатившегося солнца. — Занзас! – опомнившись, он предпринял ещё одну безуспешную попытку вырваться. – Поигрались и хватит! Мне пора. Меня Дино ждёт.— Срал я на то, кто там тебя ждёт. — усмехнулся Занзас, выдёргивая его с места и решительно направляясь с ключом в сторону лестницы, ведущей на второй этаж.Скуало, которого он потащил за собой, всё-таки извернулся и выскользнул из его хватки у самой лестницы, отчаянно жалея, что поддался уговорам Каваллоне и не взял с собой в это проклятое путешествие меч. Занзас среагировал мгновенно – резко схватив его за запястье, он прижал мечника к перилам и, наклонившись к его уху, снова ухмыльнулся:— Будешь сопротивляться – разложу тебя прямо здесь, на ближайшем столе. Ты этого хочешь, мусор?Мечник вздрогнул и решительно замотал головой. Он знал, что Занзас не угрожает, а просто констатирует факт. Как знал и то, что уже не сможет ему воспрепятствовать. Не сейчас, когда он так близко, когда он уже попался в его ловушку. Поэтому он замолк и перестал вырываться, когда Занзас, сжимая его запястье, потащил его в номер.Потом – потом было жарко. Жарко было возле двери. Жарко было на столе, откуда они случайно смахнули вазу с увядшими цветочками и не обратили на это ни малейшего внимания. Жарко было на подоконнике, откуда Скуало чуть не свалился, что, опять же, не заметил ни один из них. Жарко было возле стены, украшенной каким-то дешёвым полинялым ковром, который они, разумеется, сорвали и тут же отшвырнули, чтобы не мешался. Жарко было, наконец, на кровати, там было очень-очень жарко, там было жарко долго и много. На каждое прикосновение, на каждый поцелуй, на каждое движение Занзаса тело мечника отзывалось так, как никогда не отзывалось и не отзовётся на ласки Дино или кого-либо другого… Ночь уже близилась к своему завершению, когда они, перепробовав уже все горизонтальные и вертикальные поверхности в номере и как следует насладившись друг другом в уплату четырёх долгих лет разлуки, устало откинулись на кровать. Скуало только сейчас начал понимать, что наделал. Он ощущал себя премерзко, ощущал себя последним предателем и слабаком.Будто этого было мало, Занзас, отдышавшись, приподнялся на локтях, завёл ему одной рукой руки за голову, крепко прижимая его запястья к подушке, а в другой призвал Силу и зажёг огонь. С ужасом осознав, что он собирается сделать, мечник резко дёрнулся, завертелся ужом, но всё было тщетно. Занзас держал крепко. — Не смей, мудак! Не смей!!! Занзас перевёл задумчивый взгляд со своей пылающей руки на бледную грудь мечника. — Не рыпайся, мусор. Я просто хочу оставить небольшой подарок твоему Каваллоне. Скуало обнаружил, что дрожит, но заставил взять себя в руки. — Ты охуел или как, Занзас? У меня теперь нет регенерации. Твой «подарок» не заживёт никогда. А я никогда тебе этого не прощу. Никогда, слышишь? Если сделаешь это – я тебя убью, клянусь. Хватит, Занзас, ты и так уже достаточно вреда принёс.Занзас не ответил, впившись в его и без того искусанные губы поцелуем. И сразу же, без перехода – сделал несколько резких росчерков пылающей ладонью по его груди. Мечник взвыл от боли, выгнулся дугой, но новый поцелуй тут же заглушил его стон, сильные руки продолжали прижимать его к кровати, не давая вывернуться из-под огненных росчерков. Когда Занзас отпустил его и потушил пламя, через всю грудь блондина проходил выжженный окровавленный шрам в виде буквы «Икс». Дрожа от боли и унижения, Скуало отвернулся от любовника, тяжело и хрипло дыша.— Зачем ты это сделал, Занзас? – спросил он глухо. – Всё было так прекрасно, так замечательно. Моя жизнь, наконец, наладилась, и я был почти что счастлив. И вдруг появляешься ты и всё разрушаешь. Возвращаешь мне забытые эмоции, снова причиняешь боль, от которой я успел уже отвыкнуть. Заставляешь меня забыть буквально обо всём ради утоления своей минутной прихоти. Обращаешься со мной, как с последней шлюхой. И, в довершение всех этих издевательств, оставляешь на мне пожизненный знак, как чёртово клеймо. Зачем, Занзас? Зачем ты снова ломаешь мне жизнь? Некоторое время Занзас с задумчивой ухмылкой наблюдал за содроганием худых угловатых плеч. А потом лёг рядом и прижал мечника к себе, стараясь не касаться ожога. — Чтобы этот придурок Каваллоне не забывал, кому обязан своим так называемым счастьем, — усмехнулся он, касаясь губами его уха. – И чтобы ты, мусор, тоже помнил одну простую вещь. Ты всегда будешь только моим… чьим бы ты не был.

***Скуало шёл по постепенно светлеющим тихим улицам города, неловко запахиваясь в украденный у кого-то в злополучной таверне плащ – рубашка утром оказалась порвана на лоскутки, а мелькать перед всем городом с чёртовым фигурным ожогом во всю грудь мечнику как-то не хотелось. Когда он проснулся, Занзаса рядом не было, и почему-то этот факт взбесил его ещё больше, чем осознание всего произошедшего ночью. Он думал, что проник в их с Дино номер совершенно бесшумно, надеясь не разбудить монаха, но, когда он вошёл, Дино уже ждал его у дверей.— Скуало? – сонно спросил монах с беспокойством. – Ты где пропадал? Я не спал всю ночь, думал, с тобой что-то случилось, и… И тут он увидел. Увидел красные засосы на тонкой бледной шее, уходящие плотной цепочкой под чужой плащ. Увидел припухшие и искусанные после бурной ночи губы. Увидел серые, полные горечи и вины глаза. — Не спрашивай ни о чём, Каваллоне, — тихо попросил мечник, отведя взгляд. – Пожалуйста, не спрашивай. Дино закусил губу и кивнул. Он действительно не стал его расспрашивать и устраивать ненужные никому истерики, и за это Скуало был ему бесконечно благодарен. Мечник видел, как плеснулся ужас в тёплых, чайного цвета глазах монаха, когда тот увидел жуткий шрам у него на груди. Но и тогда Каваллоне не задал ни одного вопроса. Он молча довёл чуть шатающегося мечника до спальни, усадил на кровать и начал обрабатывать ожог какими-то лечебными мазями.— Не понимаю, — заметил монах тихо-тихо, почти неслышно. – Какой же сволочью нужно быть, чтобы так обращаться с единственным любимым существом…Скуало, который погрузился в собственные мрачные мысли, не расслышал его слов.— А? Ты что-то сказал? – переспросил он невнимательно.— Ничего, — Дино поднял на него полные невыразимой грусти глаза и печально улыбнулся, заканчивая накладывать бинты и мазь.Каваллоне, вопреки ожиданиям мечника, ни в чём его не обвинял. И из-за этого, как ни парадоксально, он чувствовал себя ещё больше виноватым. Ему хотелось, чтобы Дино в кои-то веки разозлился, наорал на него, тогда, может, было бы легче… Всё лучше, чем эта грустная понимающая улыбка и всепрощающий взгляд закоренелого святоши.— Дино, — не выдержав, Скуало схватил его за руку и всё же решился заглянуть в глаза. – Это ничего не значит. Совершенно ничего.На этот раз взгляд отвёл уже монах. Вздохнув, он присел на кровать рядом с ним и тихо улыбнулся:— Знаешь… Четыре года уже прошло, Ску. А ты всё ещё зовёшь его во сне. Иногда, забывшись, ты называешь меня его именем и даже не замечаешь этого. А ещё у тебя в саду возле твоего дома растут целые кусты красных роз, а ведь ты утверждаешь, что ненавидишь цветы. Что мне теперь ответить тебе на твоё «ничего»? Не знаешь? Вот и я не знаю. Конечно, Ску, это совершенно ничего не значит. Продолжай себя обманывать.Тот, казалось, смутился. Он и не знал, что так плохо себя контролировал. Впредь, пообещал он себе, надо лучше следить за своими словами и поступками.— Я не… не вернусь к нему, Дино… Я отвыкну, я обещаю. Просто мне нужно больше времени, понимаешь?— Понимаю, Скуало.— Нихрена ты не понимаешь. У меня нет ни малейшего желания к нему возвращаться. Я теперь с тобой, тупой ты уёбок, и я с тобой вовсе не потому, что так сложились обстоятельства. Я с тобой потому, что я так хочу. Потому, что мне с тобой хорошо.Дино помолчал немного, а потом обхватил его лицо ладонями и мягко повернул к себе, глядя в глаза. — Скуало… я знаю, я не должен ничего спрашивать, но можно, я всё-таки задам один вопрос? Чтобы уж всё окончательно выяснить.Мечник неуверенно кивнул. — Скуало, — взгляд Дино был как никогда серьёзен. – Я люблю тебя. Я люблю тебя всем сердцем, всей душой. Скажи мне, есть ли у меня хоть малейший шанс на то, что когда-нибудь ты будешь чувствовать ко мне хотя бы малую толику взаимности?Скуало хотел ответить. Хотел сказать, что – да, разумеется, однажды он полюбит его, однажды он тоже будет любить его всем сердцем. Но он открыл рот – и не смог издать ни звука, потому что понял, что уж чего-чего, а обмана с его стороны Каваллоне точно не заслуживал.«Ты всегда будешь только моим, чьим бы ты не был», сказал Занзас, и только теперь Скуало совершенно ясно осознал, что это было не издевательством и не проклятием, а самой настоящей правдой. Правдой, которая заключалась в том, что сердце его, однажды отданное, не подлежало возврату и не могло принадлежать никому другому.— Вот видишь, — Дино улыбнулся ещё печальнее. – Твоё молчание сейчас говорит куда лучше любых слов. Я больше никогда не вернусь к этому вопросу, обещаю тебе, старый друг. Я буду с тобой, я буду продолжать любить тебя, не требуя ничего взамен. Я буду рядом, Ску, пока ты этого хочешь.— Спасибо тебе, Дино…— Ага. А сейчас отдохни, ладно? Мне бы тоже хотелось поспать. Ночь была трудная, что ни говори.— Да. Это точно. Эй, какого хрена ты всю кровать занял? Подвинься, говорю. И одеяло отдай.— Оно же маленькое, Ску! Я замёрзну! — Ну ладно, ладно, уговорил, не скули. Поделим одеяло пополам. — И подушку? — И подушку. Иди сюда, глупый Каваллоне. Вот так… Придвинься ближе. Ближе, глупый, я тоже мёрзну.А слёзы – к чёрту их. Откуда они вообще взялись? Их у нормального мужика быть не должно. Какие нахрен слёзы, когда всё так, блядь, замечательно и распрекрасно?! С такими мыслями Скуало провалился в сон, надеясь, что вскоре вернётся к обычной своей жизни и забудет всё случившееся. Где-то когда-то он слышал, что надежда – глупое чувство, и не мог не согласиться.