40. Без возврата (1/2)

—?Деймон,?— Ребекка нажала на ?Отбой? и слегка повернулась, взглянув через плечо.Отложив смартфон на тумбочку и встав с кровати, на кромке которой сидела, Ребекка отправилась в гостиную, где сейчас, кажется, должен был быть Деймон.В огненном закате за окном догорала пятница. Вечер следующего дня обещал быть суетным. Он был значимой датой в жизни Джузеппе и, отчасти, наверное, всей семьи Сальваторов: завтра исполнялось двадцать пять лет с того момента, как был официально зарегистрирован первый отель сети InterContinental, созданной Джузеппе Сальватором. Этот день был важен не только для Джузеппе и Стефана, который год за годом делал все более уверенные шаги в бизнесе и для которого дело отца, постепенно знакомившего сына с этой компанией и знавшего, что однажды он станет его преемником, становилось делом и его жизни тоже. Он значил многое для каждого, кто был частью этой огромной корпорации, уже давно ставшей одной большой сплоченной семьей. На официальном приеме, посвященному этой дате, Джузеппе хотел собрать вместе свою семью, друзей и коллег, даже не для того, чтобы соблюсти негласный этикет,?— но чтобы этот важный для него день разделить с каждым из тех, чью поддержку?— неважно, рабочую или психологическую?— он ни на одну минуту не переставал чувствовать.И, кажется, именно в этот момент Деймон и Ребекка столкнулись с проблемой, знакомой, наверное, большинству молодых родителей: с кем оставить на этот вечер дочь, они не знали. Будь причиной их отсутствия какой-то другой повод, Деймон мог бы попросить о помощи Джо. В том, что она не отказала бы помочь им с Ребеккой, он ни секунды не сомневался. Сестра отца стала для Деймона, Кэролайн и Стефана второй матерью: они выросли на ее глазах, и ни одной минуты своей жизни она не разделяла их и Кая. Они были для нее родными, и двери ее дома всегда были открыты для каждого из них. Однако Джо и ее семья, безусловно, были одними из первых людей, которые были приглашены Джузеппе на этот вечер.Хотя этот вариант в любой другой ситуации, наверное, был бы самым логичным, рассчитывать на помощь Эстер Ребекка не могла, а Деймон этот вариант даже не рассматривал. В глубине души Ребекки до сих пор жила хрупкая надежда, что, может быть, со временем что-то изменится. Но шли дни, и поступки Эстер показывали одно: оно бессильно. По крайней мере, сейчас.Возникшая ситуация имела еще одно разрешение: подобрать няню,?— тем более, что было совершенно ясно, что найти подходящего человека не на постоянный долгий срок с определенным жестким графиком, а всего лишь на несколько часов, было гораздо легче. Ребекка знала, что, когда она вернется на работу, им с Деймоном, конечно, будет нужно воспользоваться услугами няни. И с проблемой поисков они планировали попросить помощи у Рика и Дженны: с вопросом о том, с кем оставить не одного, а сразу двоих маленьких детей, они были знакомы не понаслышке,?— у друзей подрастали дочери-двойняшки, которым едва-едва исполнилось четыре.—?Деймон, звонила няня,?— крикнула она, отправившись в гостиную. —?Она сказала, что…Ребекка хотела продолжить и закончить фразу?— и через мгновение она ее закончила бы. Но эти слова так и остались на губах. Ребекка замерла на полушаге, полудвижении, полуслове, когда в эту секунду она остановилась у порога гостиной. Она не увидела ничего необычного или страшного в этот момент?— но отчего-то на мгновения те мысли, что шумным роем кружились в голове еще минуту назад, сейчас словно растворились.В гостиной, перед экраном негромко работавшего телевизора, расположился Деймон. Он удобно устроился на диване, усевшись на него вместе с ногами, согнув их в коленях. На коленях у Деймона, с интересом рассматривая его еще полусонными глазами, лежала Мия. По телевизору шел какой-то баскетбольный матч, но Деймону до него, кажется, не было дела.—?Милая, прекрасная девушка, позвольте пригласить вас на свидание.Деймон аккуратно взял в руку маленькую ладошку дочери. Он не улыбался и выглядел совершенно серьезно, лишь пристально глядя на нее, словно взаправду приглашая.Девочка внимательно посмотрела на него, непонимающе нахмурив брови.—?Что вы сказали? —?с искренним недоумением произнес Деймон. —?Папа не отпускает?Услышав эти слова, Ребекка сама не заметила, как улыбнулась уголками губ. Она легонько прислонилась плечом к стене, не отводя глаза от Деймона и Мии. Казалось, дыхание стало тише, а сердце начало биться чуть медленнее.В этот момент малышка на коленях у Деймона, внимательно наблюдавшая за ним, вдруг перестала хмуриться, и в следующее мгновение на ее лице засияла улыбка?— такая широкая и счастливая, что казалось, что она вот-вот звонко засмеется.Увидев улыбку дочери, Деймон улыбнулся уголками губ сам.—?А если только на пару часов? Совсем-совсем не отпускает?Деймон замолчал.—?Я не знаю, что сказать,?— через некоторое время произнес он. —?Но, в таком случае, я не буду спорить с вашим папой. Говорят, он достаточно строгий человек.Опустив взгляд, Ребекка вновь улыбнулась.Деймон разговаривал с дочкой и не чувствовал, что в гостиной находится кто-то еще: он не услышал, когда вошла Ребекка, а ее голос, когда она его до этого позвала, наверное, был не очень громким.Деймон действительно не заметил ничего. И это еще непонятное, почти незнакомое ощущение, когда он словно отключался от внешнего мира, оставаясь в каком-то другом, очень маленьком, ему неподвластном, но в какой-то момент?— он сам не знал, когда,?— оказавшемся таким нужным, настигало его, когда он оставался со своей дочерью. Он смотрел на нее, по утрам уходя на работу, и в серых глазах узнавал себя, а в мимолетной улыбке?улавливал что-то, что так напоминало ему о Ребекке. Деймон знал и видел: эту улыбка только ему, только для него. Потому, что ее причина?— он. Осознание этого вдруг охватывало всю душу каким-то необъяснимым чувством, наполнявшим ее совершенно ребяческой, невыразимой гордостью. И в такие моменты как никогда отчетливо Деймон чувствовал, как ему хочется остаться. Остаться, чтобы вновь увидеть эту лучистую улыбку, а может быть, попробовать рассмешить эту маленькую девочку и в первый раз услышать, как звонко она хохочет. И оглядываясь на свои прошлые мысли, на то, что он чувствовал днями, неделями, месяцами ранее, Деймон понимал: ему не хотелось, чтобы дочка поскорее выросла. Он хотел, чтобы все шло своим чередом,?— так, как это должно быть. Мия росла так быстро?— она менялась каждый день, и Деймону порой казалось, что он не успевает увидеть это, не успевает осознать, не успевает почувствовать. И тем сильнее ему хотелось запечатлеть в душе каждый новый день, запомнить каждую минуту, когда дочка смотрела на него уже не так, как это было вчера. Пройдут годы, прежде чем она вырастет, повзрослеет и уже трудно будет поверить, что когда-то он боялся взять ее на руки, чтобы ненароком не сделать ей больно. Когда-то Деймон будет читать ей сказки перед сном и отвечать на ее вопросы, ловя на себе такой внимательный взгляд уже сонных, но таких хитрых и полных жадного интереса голубых глаз. Снова вспомнит, как заплетать косички. Когда-то он в первый раз отведет ее в школу и тогда в первый раз где-то в глубине души, быть может, сам еще не понимая, отчего, почувствует укол какой-то неясной грусти. Придет время, и Мия станет взрослой девушкой, какой стала когда-то Кэролайн, которая, казалось, еще вчера убегала от него босиком по еще влажной от росы траве, рассыпая по плечам золотистую пшеницу мягких растрепанных волос, сетуя на то, что Деймон опять ее щекочет, и одновременно дразня его и говоря, что он все равно ее не догонит. В этом звонком смехе, в этих ямочках на щеках так легко узнать ту темноволосую малышку, что будила его по выходным ни свет ни заря, с присущей ей детской непосредственностью нетерпеливо увлекая за собой в новый день. Вот только в глубине этих озорных голубых глаз, которые начнут смотреть на этот мир, на других людей, на него самого по-иному, вдруг появится что-то задумчивое, внимательное, тихое… И, может быть, тогда Деймон поймет, какую власть имеет время.Но это потом, потом, в будущем, которое было еще так далеко. Еще многому Деймону предстояло научиться: слушать и слышать, не указывать, но советовать, как лучший друг, поддерживать, дуть на ранки и вытирать слезы, сказки не читать, наскоро пытаясь отыскать в интернете подходящую, а рассказывать, чтобы затем на мгновения самому задуматься: а может быть, это все было всерьез? И многое у них было впереди. И сумасшедшие игры перед сном под недовольное шиканье Ребекки, после которых и спать не хотелось, и догонялки на велосипедах по набережным, и совместные попытки дрессировать Бакса, и путешествие в Париж, в который однажды влюбились Деймон и Ребекка и который обязательно покажут дочери, с его легендами о Нотр-Даме и живших здесь когда-то, за сотни лет до нас Эсмеральде и Квазимодо.А пока дочка целиком умещалась у Деймона на коленях и рассматривала его своими немного сонными глазами, и в душе у него было спокойствие. В такие минуты Деймону казалось, словно очень далеко, не понимая, откуда, раз за разом силясь уловить его, он слышал смутный тихий голос. Этот голос шептал ему об одном: Сохрани это, сохрани в самой глубине своей души!.. Ясные черты этого милого детского лица, эту улыбку, эти серо-голубые чистые глаза. Запомни каждое прикосновение этих крохотных ладоней, тепло которых навсегда оставит самый большой след в твоей душе и жизни. Запомни то время, когда вас никто в этом мире не в силах отнять друг у друга. Потому, что ни одна эта секунда больше не повторится. И Деймон жадно ловил эти мгновения, готовый бороться с каждым, кто попытался бы забрать у него хотя бы одно.

Деймон не задумывался о том, что с ним происходило. Но теперь очень хорошо понимала Ребекка.Это была любовь. Та, что больше океана. Не знающая условий. Не разделяющая ?вчера?, ?сегодня?, ?завтра? и знающая лишь одно: ?всегда?.Отцовская.Деймон не мог проводить с Ребеккой и дочерью много времени?— его бизнес набирал обороты, и он должен был уделять ресторану много внимания. Но когда наступали выходные и появлялось хотя бы несколько свободных часов, Деймон не хотел отдавать это время кому-то другому. День ото дня в Лос-Анджелесе становилось теплее?— мечты о лете он воплощал в реальность. Деймон и Ребекка, с детства привыкшие к океану, все чаще на выходные уезжали в Санта-Монику, чтобы отдохнуть и урвать свой кусочек солнца. А вскоре, перед этим посоветовавшись с педиатрами, когда вода в океане потеплела, Деймон начал потихоньку приучать к нему Мию. Сейчас хватало совсем чуть-чуть?— немного соленой воды, солнца и начинающегося лета. Вопреки ожиданиям Деймона и Ребекки, думавших, что привыкание к открытым водным пространствам у таких маленьких детей проходит несколько тяжелее, Мия совершенно не боялась?— она с интересом наблюдала за всем происходящим вокруг, когда Деймон постепенно заходил в воду, и не боялась, когда на них накатывали волны: в этот момент она неизменно улыбалась, удобно устроившись у Деймона на руках, и, как и все дети, баловалась, дрыгая руками и ногами. В эти дни Деймон так часто вспоминал свое детство?— как отец учил плавать их со Стефаном самих и как, уже не боясь и научившись держаться на воде, они уже не вылезали из моря. Их самым любимым развлечением было залезать к Джузеппе на плечи или кое-как забираться и вставать, упершись ступнями в его ладони, а потом, сделав кувырок, нырять в воду с головой. Кожа была скользкой от воды, и уже одни только попытки удержаться и выпрямиться по скоординированности и затраченным силам были чем-то похожи на акробатику. Мальчишки визжали от восторга, прыгая в воду, в одно мгновение расходившуюся ливнем брызг, и звонко хохотали, выныривая через пару секунд промокшими до нитки и сквозь струйки воды, стекавшие от волос по лицу, щуря глаза, которые начинало щипать от соли.—?Да вы уже взрослые кабаны, я вас не подниму,?— с полуусмешкой протягивал Джузеппе, когда Деймон и Стефан в который раз пытались сделать его своеобразным ?трамплином? для прыжков.—?Мы кабаны, а ты будешь нашим верным конем! —?шепелевя из-за выпавших совсем недавно двух молочных передних зубов, восклицал Стефан и в следующий момент под хохот Деймона запрыгивал на спину отца, хватаясь за его плечи.Джузеппе не мог удержаться от смеха в ответ на такое заявление?— и, конечно, все начиналось заново.Походы на пляж в этой семье никогда не ограничивались солнечными ваннами и морем: они всегда были противоположны сидению на одном месте?— и, без сомнения, были настоящим развлечением для мальчишек. Они ныряли с масками, рассматривая мелких рыбешек, плававших прямо у берега и больно кусавших за пятки, устраивали нешуточные дуэли на водяных пистолетах, играли в пинг-понг с Джузеппе, Лили или друг с другом, заходя по пояс в воду,?— и каждая партия вызывала так много вопросов и заканчивалась интереснейшими разговорами, дававшими ответ на главный из них,?— почему шарик не тонет, даже если падает в воду? Перепачканные песком, который потом смывали в море, Деймон и Стефан строили из него настоящие замки, воображая себя средневековыми рыцарями времен Тамплиеров, и защищали свои владения. Они нехотя уходили с моря, только чтобы пообедать, а затем возвращались снова. Нередко они возвращались домой, только когда наступал вечер и солнце начинало садиться за полоску начинавшего казаться оранжевым моря, перед этим, уже когда жара спадала, еще долго играя на пляже с другими мальчишками, приехавшими сюда отдыхать или жившими здесь, в футбол. Эти ребята говорили на разных языках, но сейчас все они становились не нужны?— потому, что в этот момент их объединял совершенно другой язык?— язык игры, который был понятен, знаком и близок всем. А Джузеппе и Лили наблюдали за сыновьями с бокалом красного итальянского вина и разговаривали о чем-то своем. Деймон помнил удивительно многое из того времени. Он помнил эти фотографии, которые они делали тогда и на которых они со Стефаном неизменно были чуть бледнее каких-нибудь раков и выглядели, как будто только что вышли из сауны, помнил этот запах морской соли вперемешку с солнцезащитным кремом, которым словно насквозь пропитывалась кожа. Он помнил вкус итальянского лимонного джелато*, из которого на семьдесят процентов состояло их со Стефаном меню и которое так часто норовил у них попробовать Джузеппе, каждый раз говоря: ?Я только один раз укушу!?. Но ведь отец был гораздо больше них, и даже если он кусал один раз, держа в руках свое, шоколадное, нетронутое, половины уже не оставалось. Возмущению и обиде не было предела, и тогда ему приходилось идти за двойной порцией ?компенсации?. Деймон помнил, как легко засыпалось в прохладной постели после одного из жарких дней на побережье, когда он закрывал глаза, едва голова касалась подушки, и сквозь сон, уже не вполне понимая, наяву это или в фантазии, слышал тихие шаги родителей за дверью комнаты.Яркие, как самый интересный фильм, картинки из детства, возникали в сознании, и сейчас, когда у Деймона уже появилась своя семья,?— ему отчего-то казалось, что он проживает что-то очень близкое и похожее.Но в эти минуты, мыслями переносясь в то время, думая об Италии, о своем детстве, Деймон вернулся к другим воспоминаниям. Он впервые за долгое время вспомнил о Лили. Ее не было в его жизни уже очень много лет, и он уже не стремился обрести ее вновь. Мысли о матери превратились для Деймона не в мечту, которая, быть может, когда-нибудь сбудется. Они остались для него лишь отголоском?— уловимым, таким знакомым, но уже далеким, как его детство. Для Деймона не было к ним возврата. Его жизнь менялась?— в нее приходили свои радости, беды, мечты и надежды, становясь для него чем-то важным. Время постепенно запирало на замок мысли, которыми он когда-то жил. Просто потому, что он стал другим. Озорной голубоглазый мальчишка вырос.Но сейчас Деймон не противился этим воспоминаниям, не боялся их. Он без сбоя сдавался им. Образ Лили неизменно был с ним, когда он возвращался к мыслям о детстве, и был настолько ярким, будто он видел ее только вчера. Он ведь помнил, как по вечерам, когда темнело, они со Стефаном заслушивались взахлеб, когда она читала им о Синдбаде-Мореходе, о его путешествиях, об острове Серендиб и персидских кораблях; как ругалась, когда они с Джузеппе долго купались, каждый раз восклицая: ?Ну вот что вы делаете? Губы уже синие!?,?— а Деймон со Стефаном переглядывались и не понимали, почему синие, если губы были совсем другого цвета; он помнил, как она целовала его на ночь, когда, даже уходя в глубокий сон, он все равно чувствовал на своей щеке невесомое прикосновение ее губ и легкий приятный аромат цветов. И спустя столько лет Деймон понимал: сколько бы дней ни прошло, он не забудет то время, что она была рядом. Даже если очень захочет. Это было частью его самого.Но эти воспоминания не приносили горечи. Наоборот, вспоминая обо всем том, что произошло за эти годы, Деймон чувствовал, как на душе становилось легко. Потому, что, глядя на свою маленькую дочь, он точно знал одно: его история не повторится.—?Репетируешь, как будешь учить Мию отказывать навязчивым парням? —?мягко улыбнувшись, спросила Ребекка и, сделав несколько шагов, обойдя диван, на котором сидел Деймон, присела рядом с ним.Деймон чуть вздрогнул.—?Я не заметил, как ты вошла,?— взглянув на Бекку, сказал он.Ребекка ничего не ответила, лишь внимательно глядя на него с неуловимой улыбкой на самых уголках губ.—?Что касается парней… Да, думаю, это умение будет нелишним,?— задумчиво усмехнувшись, проговорил Деймон.—?Мне кажется, с таким отцом, как ты, нашей дочери это не будет угрожать,?— улыбнувшись, ответила Ребекка.Деймон опустил взгляд, и по его губам скользнула усмешливая улыбка.—?Я не такой монстр, как ты думаешь.—?Да? —?Ребекка с хитростью, немного кокетливо, словно желая его подразнить, скептически изогнула бровь. —?Ты хотел запретить ей знакомиться с парнями, пока ей не исполнится двадцать пять.Деймон закатил глаза, посмотрев на потолок.—?Ну, я могу и пересмотреть эту цифру.На мгновение замолчав, немного подумав, он добавил:—?Может быть.Ребекка не сказала больше ничего?— лишь, тихо рассмеявшись, слегка прислонилась к его плечу и коснулась носом его щеки, а затем, переведя взгляд на дочку, лежавшую у него на коленях, с нежностью взяла ее за руку и улыбнулась ей.—?У тебя какая-то невероятная способность?— тебе Мию даже успокаивать не надо, она рядом с тобой сразу засыпает,?— усмехнулась она. —?Поделись секретом.Деймон взглянул на дочку, которая у него на коленях и правда уже начинала зевать, и пожал плечами.—?Думаю, это загадка для меня самого,?— ответил он. —?Посмотрим, что будет года через три-четыре,?— усмехнулся Деймон.Ребекка хихикнула и, понимая, что сейчас дочка уснет, забрала ее у Деймона и ушла в спальню, чтобы ее уложить.—?Няня еще не звонила? —?через некоторое время спросил Деймон, когда Ребекка вернулась в гостиную.—?Как раз пять минут назад,?— ответила Ребекка, вспомнив о том, зачем звала его. —?Она будет к семи, как мы и договаривались.—?Ну и супер.Через несколько секунд Деймон взглянул на Ребекку. Хотя казалось, что она была спокойна, Деймон знал: даже не относясь к тем матерям-?наседкам?, резко негативно относящимся к тому, чтобы оставлять детей с кем бы то ни было?— с няней или родственниками?— без собственного присмотра даже на несколько часов и полностью доверяя человеку, сейчас она все равно чувствовала легкий дискомфорт. И он понимал то, что она чувствует.—?Бекка, все будет отлично,?— невесомо тронув ее за руку, чуть наклонившись к ней, на ухо прошептал ей Деймон. —?Родителям тоже нужно отдыхать,?— чуть хитро улыбнувшись, проговорил он, коснувшись ее виска.—?Я не боюсь,?— Деймону показалось, что Ребекка слегка улыбнулась, но улыбка эта была прозрачной, словно какой-то поверхностной. —?Тем более, что скоро я вернусь на работу, так что, наверное, и нам, и Мие нужно потихоньку привыкать к другому человеку,?— спустя несколько секунд немного задумчиво добавила она.Деймон повернул голову и внимательно посмотрел на Ребекку, как будто не вполне веря ее словам.—?Ты решила выйти на работу? —?переспросил он.—?Я не вижу для этого никаких препятствий,?— пожала плечами Ребекка. —?Я чувствую себя отлично, с Мией тоже, к счастью, все хорошо. Поэтому, скорее всего, со следующего месяца я снова начну работать.Сказанное Ребеккой заставило Деймона остановиться и на время отвлечься от собственных мыслей. В том, что она сказала ему, не было ничего сверхъестественного и необычного, но сейчас, думая об этом, Деймон вынужден был себе признаться: он этого не ожидал. Он не знал женщины, относившейся к ребенку более заботливо и нежно, чем Ребекка: ее любовь к дочери была абсолютна в своей силе, искренней и чистой,?— той, с которой может любить только мать своего ребенка. То, что с ней происходило сейчас, делало ее счастливой,?— Деймон видел это совершенно ясно, и, быть может, то, что открывалось сейчас его зрению настолько точно, словно под чутким взглядом в сотни, тысячи раз острее, абсолютно чистое, невыразимо яркое в палитре бушевавших красок, не замутненное ничем, что могло бы оставить хотя бы след сомнения, его призрачную тень, было единственным, что Деймон знал о Ребекке наверняка. И все же это не было центром ее жизни. И никогда не могло им стать. Ей было мало состояться в семейном отношении?— она хотела, насколько это возможно, реализовать свои силы в том, в чем они действительно были. Ребекка хотела построить карьеру и знала, что она ее построит. У Ребекки были свои цели, определенные планы, уже никак не связанные с семьей, и амбиции. Она никогда не осталась бы лишь женой своего мужа, целиком положив свою жизнь на алтарь семьи. И Деймону это нравилось. Его никогда не могла бы привлечь женщина, добровольно готовая раствориться в других, пусть и очень близких людях, стать призрачной тенью, почти стереть свое лицо, на котором будет не ее улыбка, на котором ее слезы заменит отпечаток чужой боли. Кто-то мечтает увидеть такую женщину рядом с собой всю жизнь. Деймон видел в таких мечтах лишь никчемную слабость.Именно поэтому Деймон никогда не пытался запереть свою жену дома, превратив ее в домохозяйку, и не ставил ультиматумов: он с интересом наблюдал за успехами Ребекки и старался ее поддерживать. Но даже будучи знакомым с ее карьеризмом, сейчас Деймон понимал: он не думал, что она захочет вернуться к работе в этот момент. Решение Ребекки на какой-то миг выбило его из колеи. И где-то в глубине души какой-то отдаленный, не совсем уловимый отголосок словно пытался шепнуть Деймону: у такого желания есть своя почва, быть может, более глубокая, чем он мог предположить.—?Тебе не кажется, что это немного… Быстро? —?по небольшой паузе, которую сделал Деймон, было видно, что он старался аккуратно подбирать слова. —?Прошло всего полтора месяца, у тебя есть еще столько же времени оплачиваемого отпуска. Няня будет помогать, почему не отдохнуть спокойно? —?Деймон непонимающе пожал плечами.—?Отдых не заключается в круглосуточном сидении дома,?— с внезапной резкостью парировала Ребекка.Ее внутреннее состояние менялось с течением этого разговора, и легкая безмятежность, которая, казалось, была в ее глазах еще минуты назад, сменялись совершенно другими чувствами. В душе Ребекки словно натянулась тугая струна, болезненно звучавшая режущими отголосками, едва ее стоило коснуться.—?На работе отдохнуть, конечно, проще,?— не скрывая сарказма, усмехнулся Деймон.—?Это?— часть моей жизни, важная часть,?— голосом выделив слово, ответила Ребекка. —?Я не могу и не хочу отодвигать свою работу на второй план, потому что она для меня важна точно так же, как те, кто мне близок, моя семья, мои друзья. Как все, чем я увлекаюсь и что мне нравится. Как все, что имеет для меня значение.Ребекка не повышала голос, но было видно, что для этого она прилагала усилия и сдерживаться ей было все труднее.—?Я понимаю это,?— сказал Деймон,?— и я не против этого. Но все-таки мне интересно?— с чего такая резкая… Перемена? —?Сальватор думал о том, каким словом уместнее описать то, что он сейчас видел, но понял, что точнее произнесенного им подобрать не может. —?Ты не говорила, что хочешь продолжить работать в ближайшее время, да и… Слушай, я не разбираюсь во всех этих медицинских заморочках, если ты сейчас немного пришла в себя и чувствуешь себя хорошо,?— это отлично,?— тон Деймона слегка смягчился, но было по-прежнему заметно, что решение Ребекки его не вполне удовлетворяло и согласиться с ним он намерен не был. —?Но это все не так легко, как может сейчас казаться. О’кей, днем пусть с Мией остается няня, без проблем,?— Деймон кивнул, слегка выставив ладонями вперед чуть согнутые в локтях руки. —?Но ты встаешь не по одному разу за ночь. А совмещать это с работой… Ты уверена, что сможешь делать это сейчас?Голос Деймона вновь стал тверже, и на мгновение казалось, что в нем звучали даже ноты какого-то изумления.—?Что, по-твоему, изменится за полтора месяца? —?пожав плечами, парировала Бекка. —?Всем маленьким детям нужно много внимания, и это продолжается не один месяц и не один год. Я не могу оставить свою прежнюю жизнь и целиком посвятить себя ребенку.Деймон не знал, почему, но слово ?прежняя? отчего-то неприятно резануло его слух.—?Кажется, я от тебя этого не требую,?— сухо сквозь зубы проговорил он.—?Тем не менее, мое решение вызвало у тебя вопросы.Деймон, плотно сжав губы, отвел глаза, устремив взгляд куда-то вперед, словно сквозь Ребекку, и медленно выдохнул.—?По-моему, я объяснил тебе их,?— холодно проговорил он. —?И я не думаю, что мое мнение по этому поводу изменится в ближайшее время. Мие нужна не только няня, но и мать,?— переведя взгляд на Ребекку, произнес Деймон.Деймон сказал эти слова спокойно, ледяным тоном, но все, что сейчас происходило у него внутри, как в зеркале, отражалось в его серых глазах. Его голос, его жесткий тон угнетали, давили с каждым словом все сильнее и несли в себе гораздо больше, чем яростный крик.В этот момент глаза Ребекки блеснули, как это бывает, когда на них выступают слезы. Натянутая тонкая струна, раздраженным нервом прошедшая сквозь каждую клеточку, зазвучала внутри нее вновь долгим, дребезжащим, оглушающим, словно сильнейший взрыв, вслед за которым рушатся, будто хрупкий хрусталь, стекла, падают стены, стоном. Но то были же совершенно другие отголоски. Эта струна лопнула.—?Деймон,?— вдруг сорвалась Ребекка, и ее голос, в котором вырвалось наконец то, что копилось каждую секунду этого разговора у нее в душе, дрогнул. —?Не пытайся запереть меня в четырех стенах, хватит! Я не смогу стать домохозяйкой, быть все время дома, готовить тебе ужины, воспитывать детей. Я не смогу посвятить себя этому. Не пытайся подчинить меня и сделать своей тенью, я не хочу ею быть, понимаешь?Ребекка неловко вздохнула, почувствовав, как воздуха в легких катастрофически не хватает, словно кто-то сильно ударил ее кулаком в грудь, и пытаясь успокоить заходившееся в бешеном темпе сердце, каждый стук которого четким ударом отдавался в висках и ушах. На мгновение она почувствовала в теле дрожь, словно волной прошедшую по венам. Ребекка снова, но уже медленно выдохнула, отведя глаза и прикрыв их.Деймон смотрел на Ребекку, не отводя взгляд, не моргая, но не мог сдвинуться с места, словно оказавшись под ударом мощнейшей волны, оглушившей его.—?Я когда-нибудь в чем-то тебя ограничивал? —?отрывистый, резкий голос Деймона, вдруг вырвавшийся из его груди, похожий на яростный рык, звонким эхом ударился о стены, разбившись в воздухе над ними тысячей острых осколков, и Ребекка вздрогнула.—?Деймон, пожалуйста,?— уже тише, чувствуя в голосе дрожь, сказала она. Ребекка не просила?— она почти умоляла. —?Дай мне сейчас эту свободу.Она выдохнула, вновь отвела глаза в сторону, а затем негромко произнесла:—?Мне к слишком многому пришлось привыкнуть за это время.Голос Ребекки, пропитанный какой-то неизъяснимым безмолвным отчаянием, надломился. И только теперь, услышав эти слова, произнесенные ею сейчас, Деймон, казалось, начал осознавать, что происходило с ней на самом деле, что было истинной причиной ее внезапного решения вернуться к работе.—?Ты говоришь об Эстер и Клаусе?Ребекка ничего не сказала в ответ. Но Деймону это было не нужно. Теперь он все ясно видел, и даже ее молчание было лишь доказательством истинности его мыслей. И чем яснее он осознавал это, чем дальше текли тягучие секунды, тем сильнее становилось необъяснимое чувство, которое сейчас растворялось в его груди, стягивая грудную клетку будто невидимым железным обручем, становившимся все теснее.Ребекка действительно никогда не была полностью свободна рядом с ним.Когда-то давно, столетия назад, девушек не спрашивали о том, кому они хотели бы стать женами, о том, что они чувствовали. Отцы выбирали им мужей, которые были бы выгодны семье, и дочери покидали дом. Они действительно уходили навсегда, чтобы раствориться в той, совершенно другой жизни, о которой они не знали ничего. Они уходили, и их родной дом становился для них абсолютно чужим. Незримые тонкие нити рвались, навсегда закрывая дорогу туда, где на всю жизнь все равно оставалась частичка сердца, помнившая детство, улыбки родных, солнечные утра в родительском доме.Наступил двадцать первый век, и женщины давно обрели свободу, которая по праву должна принадлежать любому человеку на этой планете. Они вольны делать выбор и следовать при этом чувствам намного более глубоким и важным, чем чувство долга перед своей семьей. И Ребекка сделала свой. Она любила. И это позволило ей однажды увидеть свою будущую жизнь?— ту, какой она хотела ее видеть, всю, до мельчайших подробностей,?— так ясно, словно Ребекка смотрела в чистое окно, за которым эта жизнь теперь была, как на ладони. И эта жизнь была разделена с этим мужчиной. Вот только этого оказалось недостаточно. Это казалось таким смешным, нелогичным, странным… Но старинных книг и далеких столетий повторилась уже в новом веке, с совершенно другими людьми. Деймон не увозил Ребекку в другой город, он не ограничивал ее ни в чем?— но с той самой секунды, когда она сказала ?да? и стала его женой, ее семья оказалась потеряна для нее. Так же, как и сама Ребекка для ее семьи.Мысли об этом не давали покоя Деймону. Сначала эти отголоски звучали далеко и так тихо, что различить их было практически невозможно. То, что происходило между их с Ребеккой семьями, казалось ему не таким важным, неопасным, каким-то далеким и не совсем понятным, словно это не касалось их. Ему казалось, что от этого не могло зависеть их счастье. Что времени под силу сгладить самые острые из противоречий и недомолвок и что когда-нибудь в будущем станет легче. И лишь в редкие секунды особой тишины, когда Деймон находился наедине с самим собой, он порой чувствовал какой-то необъяснимый укол приглушенной тревоги внутри. Но время шло, и оно было не на их стороне: оно опускало в душу семена сомнений, которые, находя свою почву, день за днем, месяц за месяцем, чем дальше текло время, произрастали и крепли в душе Деймона, превращаясь в растение, своими цепкими ветвями все сильнее опутывавшее ее. Они все ближе подбирались к сердцу и ядовитыми ожогами бередили то, что было гораздо глубже, но не было от них скрыто. Деймон все чаще видел эту невыносимую печаль в глубине глаз Ребекки, когда разговор невзначай касался ее матери, видел, как ей все труднее становилось говорить о собственной семье?— и при этом говорить хотелось, говорить, чтобы хотя бы на миг она вновь стала осязаема, говорить в надежде, что когда-нибудь она вновь будет рядом.Но лишь сейчас, в эту секунду, глядя в глаза Ребекки, в которых не было слез, но которые были наполнены плескавшимся в них отчаянием и болью, Деймон в полной мере осознал то, что происходило в ее душе. Словно яркая вспышка в одно мгновение осветила все, о чем он знал, о чем догадывался, о чем он думал и о чем не хотел думать. Причина, которая взбесила его, была вовсе не причиной, а лишь результатом того, что на самом деле было серьезнее и страшнее. Сейчас Ребекка просто хотела убежать. Убежать от себя, от собственных мыслей и чувств, как можно быстрее стать ближе к жизни, которой она жила совсем недавно, чтобы хотя бы немного отвлечься.Ребекка не была счастлива. Она не могла быть. Это была горькая правда, но истиннее нее сейчас не было ничего.Наверное, только в эти секунды, остановившиеся в груди бередящим льдом, Деймон по-настоящему понял, какой шаг сделала Ребекка?— не только когда согласилась выйти за него замуж. Каждый день она делала новый шаг на этом пути. Забывать о собственном доме, учась уживаться с мыслью о том, что он стал для нее чужим. Встать по разные стороны баррикад с братом. Потерять последнюю надежду на то, что они с матерью когда-нибудь станут ближе. Каждую секунду держать в мыслях воспоминания обо всем том, что было дорого, но на деле?— каждый день забывать это ради семьи. Уже другой семьи. Ради их дочери, у которой была его фамилия. Ради него самого.—?Ты ведь знаешь, что я не могу это изменить,?— хрипло проговорил Деймон.Его голос был негромок?— он уже не кричал, не пытался что-то доказать. Но те осколки разбитого стекла, болезненный треск которых звучал в каждом слове Деймона, то его собственное отчаяние, которое чем-то было похоже на то, что чувствовала Ребекка, заставляли сердце замереть, не давая ему продолжить биться в привычном ритме. Ребекка взглянула на Деймона. Его глаза, усталые, полные неизъяснимой горечи, жадно смотрели куда-то вдаль, словно он видел что-то, словно что-то искал, но что?— не мог понять и сам. Но кроме горечи?— щемящей, ноющей, неизъяснимой?— в его словах было кое-что другое, что звучало болезненно звонкой тревожной струной и что невозможно было не услышать в его хриплом голосе. Это было искреннее сожаление. В какую-то секунду Деймон вдруг впервые, но настолько ясно почувствовал: ему жаль, невыразимо жаль, что все это происходит между их с Ребеккой семьями.Деймон действительно не в силах был повернуть происходящее в другую сторону. И сейчас, как никогда раньше, осознание этого острым лезвием кинжала полосовало грудь. И, наверное, впервые в жизни он вдруг понял: он действительно хотел бы это изменить. Если бы у него была хотя бы малейшая возможность, он бы готов был это сделать, если бы…На миг Деймон остановил свой взгляд на двери, ведшей из гостиной. Через коридор, в другой комнате, сейчас засыпала их с Ребеккой дочь. Деймон замолчал на мгновение, и в сознании вновь, как неуправляемый вихрь, закружились все мысли, все предположения, казавшиеся совершенно дикими, что не давали ему покоя все эти последние дни. Больше всего на свете сейчас Деймону хотелось бы об этом забыть, принять душ, чтобы смыть с себя эту грязь. Знать, что Эстер?— правда, не лучший человек на этом свете, что она, вероятно, никогда его так и не примет и, скорее всего, имеет свои скелеты в шкафу, но… Но не такие. Деймон напоминал себе сейчас маленького ребенка, который, оказавшись в темной комнате, отнекивался, отмахивался от неведомых призраков, пытался пойти на сделку сам с собой, стараясь изловчиться и все-таки убедить себя, что их не существует. Но одного желания, пусть даже очень сильного, было ничтожно мало для того, чтобы стереть все мысли, к которым так отчаянно не хотелось возвращаться. Когда последняя капля доверия… Даже не доверия, а, скорее, желания поверить, пусть неуверенного, призрачного, как тень,?— растворяется в Лете,?— рушится все.То, что было болью Ребекки, стало его спокойствием. Так странно. Так… Неправильно.В первый раз Деймон почувствовал себя заложником. Самым настоящим?— без права выбора и силы.Ребекка вдруг посмотрела ему в глаза, и ее взгляд, болезненно ожесточенный, испуганный, вдруг стал мягче. Сейчас она не видела в Деймоне врага, каким он стал для нее на эти секунды. Она смотрела на него, как на друга. Без капли упрека. С искренностью. С чистым доверием. С лица Ребекки как будто спала маска, и Деймон вновь смог увидеть в ней ту, которую так хорошо знал.—?Деймон, можно попросить тебя об одном? —?спросила Ребекка, и слова, слетевшие с ее губ, дрогнули в воздухе.Деймон молчал, но в его взгляде Ребекка без труда могла прочитать ответ.—?Прошу тебя, давай больше не будем затрагивать эту тему.Голос Ребекки звенел отчаянием, но он был уверенным. Она знала, о чем говорила.—?Мы все равно не сможем спокойно говорить об этом, Деймон,?— слегка мотнув головой, сказала она, глядя Деймону в глаза. —?Пусть все остается так, как есть, сейчас не нужно пытаться что-то сделать. Каждый раз, когда мы обсуждаем это, все начинает рушиться. Мы с тобой сейчас нашли определенное равновесие, и я… Я не хочу его терять.Ребекка объясняла Деймону все это, на полудыхании произнося слова так быстро, словно боясь не успеть сказать ему это, и ее взгляд, ее голос, каждое слово были полны невыразимой, пропитанной надеждой мольбой.—?А то, что происходит внутри меня… —?Ребекка на мгновение замолчала и вдруг невесомо коснулась ладонью предплечья Деймона. Он медленно молча повернул голову и взглянул на ее руку, а затем они с Ребеккой вновь встретились взглядами. —?Оставь это только мне,?— попросила она. —?Я смогу разобраться с этим,?— тише произнесла Бекка.В ее последних словах не было презрения, не было злобы, не было ни капли желания уязвить его. В них была лишь абсолютная искренность и вера?— такая сильная, что ей ничего не стоило переродиться в твердое знание, что он обязательно поймет ее.Деймон смотрел на Ребекку, не отводя глаза. Внутренний голос в глубине души кричал о том, что это неправильно, что все это?— лишь иллюзия, что рано или поздно все эти робкие надежды рухнут, как хлипкий карточный домик,?— и Деймон сам готов был повторить это. Он хотел возразить Ребекке, сказать ей, что это бессмысленно и глупо… Но они смотрели друг в другу глаза в этой безмолвной тишине, и Деймон понимал: у них действительно нет другого выбора. Быть может, когда-нибудь это изменится. Но точно не сейчас.В ответ Деймон не смог произнести ни слова.***Вечер был в самом разгаре. Поддержать Джузеппе пришла его большая семья, его близкие друзья, коллеги, с которыми он тоже был в прекрасных отношениях, партнеры по бизнесу, с которыми он сотрудничал уже много лет. Здесь было множество людей?— как связанных непосредственно с InterContinental, так и близких самому Джузеппе, поэтому было неудивительно, что многие из приглашенных до этого момента не были знакомы лично. Им представилась прекрасная возможность исправить это, поэтому сейчас они знакомились между собой, с интересом расспрашивали о чем-то друг друга и так же внимательно слушали то, о чем им рассказывал собеседник. Однако этот вечер стал не только вечером новых знакомств: как бы бы забавно, нереально и странно это ни казалось, в этот день впервые за долгое время почти в полном составе собралась семья Сальваторов. Здесь не хватало лишь Бонни и Кэролайн, которые должны были вернуться из Нью-Йорка только на следующий день, и Билла, мужа Джо и отца Кая, который в самый неподходящий момент схватил простуду и с которого Аларик, который, как и Джузеппе, был с ним в отличных отношениях, взял клятвенное обещание в следующем году, на праздновании юбилея Зальцмана, когда ему исполнится сорок пять, отпраздновать так, чтобы с лихвой хватило на все пропущенные им праздники сразу. Поэтому место отца рядом с Джо в этот вечер в качестве сопровождающего и отличной компании на вечер занял Кай.—?Ну вот, не зря растила,?— хихикала Джо, шутливо беря сына, который был выше нее чуть ли не на голову, под руку,?— по крайней мере, теперь не скучно выйти куда-нибудь.Рядом с матерью Кай улыбался, и, кажется, такая роль ему была вполне по душе: из-за постоянной работы и тысячи других повседневных дел и проблем, затягивавших круговоротом, встретиться и спокойно провести время вместе в кругу семьи они могли только на выходных или по праздникам, и теперь такой возможности провести лишние несколько часов с Джо Кай был только рад. Не все друзья Джузеппе, присутствовавшие здесь, были в курсе взаимоотношений внутри его семьи, и некоторые из них, видя Джо и Кая вместе, но еще не услышав, как он называет ее мамой, в небольшом замешательстве несмело негромко спрашивали Джузеппе, кем они друг другу приходятся, а один из них, сам того не ведая, сделал Джозетт комплимент, в разговоре с ней пустив фразу, из которой было ясно, что он совершенно искренне считает ее старшей сестрой Паркера.Официальная часть была завершена, и отовсюду звучали оживленные разговоры. Друзья с увлечением расспрашивали Джузеппе о его последней поездке в Италию, откуда он только что вернулся и где начал постройку нового отеля сети, и он с радостью и не без гордости делился с ними эмоциями, которые дарили ему дни, которые он проводил в родной стране. Не меньшее внимание, чем к Джузеппе, в этот вечер было приковано к Стефану: несмотря на его совсем еще молодой возраст, он уже был одной из заметных фигур в компании отца. Стефан отдавал бизнесу все силы и время, и было видно, что к семейному делу он прикипел сердцем и искренне тревожится о нем ничуть не меньше, чем сам Джузеппе. Естественно, сотрудники компании и большинство партнеров Джузеппе были знакомы со Стефаном, и, более того, некоторые рабочие вопросы решали именно с ним: Стефан был осведомлен о положении дел сети нисколько не хуже отца и заметно помогал ему в управлении. И, конечно, все присутствовавшие понимали, что рано или поздно младший сын Джузеппе возглавит эту огромную империю. Стефана в этот вечер сопровождала Мередит. Для нее подобные мероприятия не были в новинку: время от времени они посещали вместе официальные встречи, благотворительные вечера. И даже если поначалу она ощущала внутри какое-то волнение, постепенно оно сходило на нет, когда она чувствовала, что рядом Стефан. Несмотря на природную застенчивость, было видно, что сам он чувствует себя абсолютно уверенно: сказывались годы работы в сфере бизнеса, постепенно справлявшиеся со смущением и вырабатывавшие выдержку. Мередит с интересом наблюдала за ним, когда он выступал с официальной речью, и, видя, как без капли волнения он с этим справляется, с какой спокойной выправкой держится, задумываясь о том, чего он достиг к своим неполным тридцати годам и зная, что свое имя в бизнесе он делал сам, без помощи отца, она испытывала внутри чувство неподдельной гордости за мужчину, который был рядом с ней. После Мередит познакомилась со многими коллегами и партнерами Стефана и Джузеппе. В этот вечер не без доли гордости во взгляде он впервые представил ее как свою будущую жену.Бизнес-партнеры Джузеппе, знавшие о его семье, но до этого момента имевшие возможность лично пообщаться только со Стефаном, познакомились с его старшим сыном и племянником.—?Джузеппе, ты воспитал двоих прекрасных парней,?— с улыбкой сказал ему один из них. —?Почему же ты старшего сына не уговорил заняться семейным бизнесом?—?Только в его присутствии не говори об этом,?— усмехнулся Сальватор. —?Легче сдвинуть с места Кордильеры или Анды, чем заговорить с ним об этом и уж тем более склонить в другую сторону. У Деймона такой характер, и ломать его у меня нет никакого желания,?— уже серьезно сказал Джузеппе. —?У него свой взгляд на это, и, хотя, может быть, лет десять назад я планировал по-другому, я не могу не уважать его. Деймон добьется своего,?— голос Джузеппе был спокоен, и в нем не звучало сомнения,?— а уж в какой сфере он себя видит?— не так важно.В ответ его собеседнику оставалось лишь улыбнуться.Как ни старался Деймон отпустить мысли о произошедшем накануне разговоре с Ребеккой, за прошедшее время он очень много думал о нем. Хотя они договорились больше не возвращаться к этому разговору, в глубине души все равно остался неприятный, едкий осадок, словно что-то бередивший внутри и отдававшийся отдаленными отголосками какой-то неясной тревоги. Где-то под коркой Деймон понимал: просто забыть об этом ни у него, ни у Ребекки не получится. Внутри будто разъедало кислотой от осознания собственной беспомощности, от которой становилось мерзко. Но оказавшись этим вечером в кругу своей семьи, вновь получив возможность пообщаться с близкими, с которыми не виделся уже давно, казалось, Деймон почувствовал себя чуть спокойнее. Пусть на один вечер, но эта вновь обретенная близость с теми, кто был дорог, необъяснимым теплом разливавшаяся в груди, отдалила его от того, что не давало покоя так долго. Но между Деймоном и Ребеккой все равно оставалось напряжение, которое они оба очень хорошо ощущали; они словно держали друг друга на расстоянии, но была ли это обида или что-то другое, было не понять. Деймон не знал, как это исправить, но внутри чувствовал, что очень желал бы это сделать.

— Миссис Сальватор, позволите разделить с вами этот танец? — с едва уловимой лукавой улыбкой на губах, произнес Деймон, услышав аккорды тихой итальянской мелодии.

Он пристально смотрел ей в глаза, и в его глазах, чистых, словно лед, отдаленным отблеском мерцали эти дьявольские огоньки. Ребекка не закрывалась от его взгляда. Она чуть склонила голову набок, внимательным, изучающим взглядом смотря в его глаза, и по ее губам скользнула тень такой же лукавой улыбки.— Если вы приглашаете, мистер Сальватор.Улыбка на лице Деймона стала яснее, и в ней заиграли нотки довольства. Это были всего лишь несколько слов, но он чувствовал в них потепление. Он протянул ей руку. Ребекка уверенно вложила в нее свою ладонь и, чуть крепче прижав ее к себе, Деймон закружил ее в медленном танце.— Мистер и миссис Сальватор... Мне кажется, неплохо звучит, — заметил он.— Знаешь... — в глазах Ребекки мелькнул кокетливый блеск, — мне тоже нравится.

— А говорила, что не привыкнешь, — внимательно посмотрев ей в глаза, проговорил Деймон.

— Это оказалось чуть легче, чем я думала.— Я рад, — усмехнулся Сальватор. — Может быть, брать фамилию мужа — это немного старомодная традиция, но... Она чертовски мне нравится.

— Почему же?

Ребекка пристально смотрела на него, терпеливо ожидая ответа.— Она дарит одно из самых кайфовых чувств: позволяет очень ясно почувствовать, что женщина, которая рядом с тобой, — твоя.

Во взгляде Ребекки вдруг сверкнула необъяснимая, но очень яркая вспышка; и то, что в них загорелось сейчас, было чем-то похоже на то, что было в глазах Деймона. Глаза вспыхнули, а в них появилась прозрачная усмешка; но и она была уже совершенно иной.— Ты жуткий собственник, Деймон Сальватор.Деймон улыбнулся.— Даже не буду спорить.

Они неторопливо танцевали под спокойную музыку, в каждом аккорде которой так уловимы были европейские мотивы, и Деймон чувствовал, что Ребекка отказалась от инициативы и двигалась в такт его собственным движениям, следуя за ним туда, куда вел ее он; она позволила ему вести в этом танце, и Деймону это нравилось. Он крепко сжимал ее ладонь; они смотрели друг другу в глаза, говорили о чем-то и дарили друг другу мимолетные улыбки. Это было похоже на флирт, они ходили по краю в шаге от того, чтобы перейти эту границу, — и не переходили ее. И это зажигало кровь лишь сильнее.

А мир кружился, играя огоньками и красками. Они теряли свои очертания, превращаясь словно в мазки на холсте художника, и наполняли все вокруг чем-то светлым, теплым и невообразимо красивым.— Мы редко танцуем вместе.— Может быть, поэтому этот танец так прекрасен? — произнес Деймон.И поспорить с этим было невозможно.

А музыка, прозрачно-эфирная, задумчивая, пьянящая, все шептала свою историю, оставляя на губах соленый привкус моря и итальянского вина. И в эти мгновения Ребекка и Деймон в один момент вдруг ощутили в себе какое-то неизъяснимое чувство, охватившее их целиком. Они почувствовали себя свободными. Невозможно было описать ни одним словом эту немыслимую легкость, вдруг обнявшее душу прохладным дыханием свежего ветра, понять, откуда она появилась; но Деймон и Ребекка ощутили ее в один и тот же момент — они точно знали это, чувствовали кончиками пальцев, каждой клеточкой кожи. Теперь у них была одна фамилия, и осознание этого, это единство сейчас отчего-то приносило самый чистый кайф. Но сейчас они не чувствовали себя мужем и женой; это было нечто совершенно другое — кружащее голову, будоражащее нервы, словно они узнают друг друга в первый раз, — но такое же сильное. Они слушали голоса друг друга, так невероятно переплетавшиеся с музыкой, и вдруг чувствовали, что дышать легко и спокойно.

Не сразу пришло осознание того, что музыка затихла; их танец был завершен, но голова все еще слегка кружилась. Деймон и Ребекка не знали, что в них перевернулось в эти минуты, но теперь ни за что не променяли бы их ни на что другое.— Мы и правда редко танцуем вместе, — произнес Деймон, все еще держа ладонь Ребекки. Пронзительные серо-голубые глаза вновь обожгли душу. — Но я хочу, чтобы это повторилось снова.Ребекка не произнесла ни слова, но этого не нужно было для того, чтобы выразить ответ; она взглянула ему в глаза, и этого вдумчивого лукавого взгляда Деймону было достаточно для того, чтобы все понять.

—?Ребекка, ну чего ты такая грустная весь вечер? Прямо как я на работе. Выпей с нами, расслабься!Когда музыка затихла, к Ребекке и Деймону подошли Кай и Аларик. Светло-голубые глаза Кая блестели, и, искренне открыто, по-доброму простодушно улыбаясь, он слегка подмигнул Ребекке, едва заметно склонив голову набок, и подтвердил свои слова, протянув ей бокал с золотистым шампанским.По губам Ребекки скользнула улыбка, и она хотела было объяснить все Каю, но не успела.—?Кай, — насквозь прожигая брата взглядом голубых глаз, в глубине которых, тем не менее, невозможно было не увидеть улыбку, произнес Деймон, который в этот момент стоял рядом вместе с Алариком. — Нашей дочери полтора месяца, так что...Слова Деймона в одно мгновение будто отрезвили Кая, если он и действительно немного захмелел, и что сказал Деймон дальше, он, кажется, даже не слышал. В ступоре он в упор посмотрел на Деймона, а затем с какой-то растерянностью, беспомощностью, словно прося это пояснить, перевел взгляд на Ребекку.—?А что… Это типа… Влияет как-то, да? —?с нотками вины в голосе пробормотал Кай, уже поняв, в чем дело.В этот момент Ребекка поняла, что сдержаться уже не сможет, и тихо рассмеялась. Деймон закатил глаза, и увидев это, слегка раскрасневшийся Рик, ставший безмолвным свидетелем этого разговора, тоже улыбнулся.—?Влияет, Кай,?— с улыбкой сказала Ребекка.Кай озабоченно опустил взгляд на два бокала, которые держал в руках: было видно, что ему стало неловко.—?Слушай, прости, я не знал… —?объяснил он, и было понятно, что это действительно правда. —?Может, тогда соку? —?предложил Кай, подняв взгляд и посмотрев Ребекке в глаза.—?Я была бы тебе благодарна,?— отозвалась она. —?Давай я составлю тебе компанию? —?с улыбкой предложила Ребекка и сделала шаг к Каю.Паркер уже повернулся вполоборота, чтобы уйти, но в этот момент, порывисто взяв его за плечо, его остановил Деймон.—?Эй, шампанское-то оставь! Мне можно! —?хохотнул он, жестом показывая, что хочет забрать бокал.—?Тебе уже не поможет,?— высвободившись и уже отойдя, повернувшись к Деймону, под смех Ребекки и Аларика крикнул Кай и спустя секунды они с Беккой скрылись из виду.—?Так тебе и надо,?— с хохотом сказал Рик.Деймон этим вечером, оказавшись в кругу семьи, пользовался каждой минутой, проведенной с отцом и братьями, взахлеб обсуждая с ними все, что успело произойти за это время, делясь новостями, которых накопилось немало. Но, незаметно даже, может быть, для самого себя, сейчас он больше всего общался с Алариком, с которым им было что обсудить и по которому Деймон, честно говоря, успел соскучиться.—?А ты прямо ответственный отец.Аларик с полушутливой усмешкой взглянул на друга. Деймон, опустив взгляд, усмехнувшись, отпил из своего стакана виски.—?Деймон Сальватор?— отец… —?чуть прищурившись, задумчиво посмотрев куда-то вдаль, негромко произнес Зальцман. —?До сих пор не верится.—?Я и сам, наверное, до конца это пока так и не осознал,?— признался Деймон. —?Через пару лет буду ходить уже на детские праздники и вместо виски,?— Деймон с мягким смешком приподнял стакан, который держал в руках и на дне которого еще плескался золотисто-рыжий Jameson,?— пить максимум вишневый сок.—?Время летит быстро, Деймон. Оглянуться не успеешь, как будешь не ходить на детские праздники, а ждать ее по вечерам со свиданий,?— слегка по-доброму усмехнулся Рик, взглянув на друга, и дружески хлопнул его по плечу.Легкая тень пробежала по лбу Деймона. Он на мгновение сдвинул брови и с неуверенной полуулыбкой, которая появляется у нас на губах, когда мы слышим то, что кажется нам совершенно нелогичным, странным, может быть, даже бредовым, и мы сами не до конца верим в то, что слышим, нахмурился.—?Нет уж, освободи меня от этих мыслей на ближайшие лет пятнадцать-двадцать,?— усмехнулся он. —?Пока Мие полтора месяца, сейчас ей прекрасно спится дома, и она с легкостью засыпает в восемь вечера, и мне спокойнее,?— по губам Деймона вновь скользнула усмешка.—?Наслаждайся,?— рассмеявшись рассуждениям друга, сказал Рик. —?Года через три-четыре спать спокойно не придется.—?Это почему?—?Дети в три-четыре года, может, тоже рано ложатся спать,?— с усмешкой сказал Аларик,?— но вот в остальное время… Три дня назад нас с Дженной вызвали в детский сад.Деймон повернул голову в сторону друга, пристально глядя на него и внимательно вслушиваясь в его слова, и, удивленно приподняв брови, своим видом показал, что ждет продолжения.—?Один парень из группы Джози и Лиззи,?— его зовут Конор,?кажется, — на днях устроил бунт. Утром разбросал какие-то фломастеры, когда остальные рисовали. Взрослые решили, что просто балуется, заставили собрать. Нехотя, но собрал, и вроде как тема была исчерпана. Но его мальчишки потом стали звать играть?— дуется, сидит в углу, ни на кого не смотрит. Думали, из-за того, что получил нагоняй по поводу фломастеров, пытались спрашивать?— молчит, ничего не говорит. Решили оставить в покое, но особо не подействовало: когда все дети побежали играть на площадку, наотрез отказался выходить на улицу. Снова начались разговоры-уговоры, а он уперся, и ни в какую. В общем, день был тяжелый, воспитатели в растерянности: парень сам по себе спокойный. Да мы с Дженной и сами его знаем, у них с Джози и Лиззи общие друзья, так что они часто вместе ходят на дни рождения и остальные праздники. Мы знакомы с его родителями, тоже вполне адекватные ребята. Решили посмотреть, как дальше будет. А дальше?— больше: теперь такие капризы начались каждый день. На любое слово взрослых или других детей?— ?не хочу? и ?не буду?, и снова чем-то кидается, все разбрасывает, чуть что?— в истерику. А закончил свой недельный бенефис тем, что какому-то пацану на прогулке попытался надеть на голову ведерко. Без песка, к счастью, но, думается, что это просто счастливая случайность. Думали?— кризис трех лет запоздалый, но все было драматичнее. Оказалось, он уже вторую неделю носит Джози шоколадки, какое-то внимание ей показывает, а она?— ноль внимания. А в последний раз она не просто его продинамила, а еще и начала играть с другим мальчишкой?— тем самым, который ведерко на голову в конечном итоге получил. Ну, тут, видимо, парень не выдержал. Страсти похлеще, чем у Шекспира,?— разведя руками, заключил Рик.Деймон слушал Аларика и не мог удержаться от смеха, когда тот в красках, с горящими, до сих пор не до конца верящими глазами рассказывал ему обо всем случившемся.—?Я понять не могу, почему у твоей дочери в четыре года личная жизнь интереснее, чем у меня в мои тридцать два? —?с недоумением воскликнул Деймон. —?Куда я, черт побери, свернул в своей жизни не туда?—?Да ладно, Сальватор, не прибедняйся,?— усмехнулся Аларик. —?А как же красивые девушки со сломанной сантехникой? —?спросил он, припомнив ему их разговор почти четырехмесячной давности, когда Деймон зашел к Елене, чтобы отрегулировать кран в ванной.Деймон удивленно посмотрел на друга.—?Зальцман, это было до Рождества еще! Какие таблетки для улучшения памяти ты жрешь?Аларик рассмеялся.—?Да я тут уже три месяца от интереса сгораю и думаю, почему еще в тот раз не спросил. Уж приоткрой завесу тайны, Супер-Марио,?— со смешком сказал он.Деймон сам не знал, отчего, но когда разговор с Алариком напомнил ему о Елене, по его губам скользнула улыбка.—?Ну, если уж на то пошло, ты должен знать эту девушку не хуже меня,?— чуть улыбнувшись, пожал плечами Деймон. —?Она твоя студентка и по совместительству одногруппница Кэролайн и Бонни, к тебе должна на историю ходить.Аларик на мгновение замолчал, внимательно глядя Деймону в глаза, словно желая сосредоточиться на своих мыслях.—?Это Елена? —?спросил он. —?Та самая, у которой произошла вся эта история… С Майклсонами?Деймон молча утвердительно кивнул головой. По Аларику было заметно, что Елену он знал плохо,?— да и знал ли вообще, тоже вопрос,?— поэтому, о ком идет речь, он догадался, скорее всего, потому, что ему было известно о ней со слов Джузеппе.—?Странная у тебя память,?— по-доброму подстегнул Рика Деймон, заметив секундное замешательство друга.—?Она и не моя студентка,?— отозвался Зальцман.Сначала Деймон не понял, что имел в виду Аларик, и его слова удивили его, но затем Сальватор вспомнил о том, как обстояло дело.—?Точно,?— спустя пару секунд, чуть прищурившись, задумавшись, протянул Деймон,?— Barbie-girl и Бон-Бон ведь не к тебе на историю ходят… Тогда понятно, почему Кэролайн в последнее время о своих парах по истории исключительно матом рассказывает.—?Учитывая, что у них ведет Говард, неудивительно,?— буркнул Зальцман.—?Говард? Это который ?придурочный козел с явными признаками стремительно развивающегося маразма?? —?спросил Деймон.Аларик на мгновение взглянул на него и, поняв, что эти слова принадлежат, вероятнее всего, Кэролайн, кивнул.—?Я, конечно, с этим персонажем не знаком, но сдается мне, что прозвище не должно его обижать?— на правду ведь не обижаются,?— резонно рассудил Деймон. —?Я еще не встречал такого феерического идиота, который перенес бы семинары по предмету, который нахрен там никому не всрался, на девять утра в субботу и все еще был уверен в том, что туда кто-нибудь будет ходить. Так что подставил ты их конкретно, приятель.—?Да я рад был бы взять магистров, я каждый год их беру: раз уж кому-то в башку взбрело, что в магистратуре журфака НУ ОЧЕНЬ нужна история, хрен с ним, там одна пара в неделю. Но в этом году такая запара, что ткнуть уже некуда было,?— объяснил Рик.—?Объясни это потом Кэролайн и Бонни,?— с нотками усмешки в голосе сказал Деймон. —?Елене, кстати, тоже можешь: она, по-моему, тоже не в восторге от разговоров о достижениях республиканской партии по субботам.—?Вы общаетесь с Еленой? —?спросил Аларик, но в его тоне не было ни йоты упрека или того отталкивающего любопытства, привычного для сплетников.—?Раньше пересекались, когда я в очередной раз понимал, что что-то оставил в квартире, и поезжал туда, а она каждый раз порывалась огреть меня чем-нибудь тяжелым от неожиданности,?— усмехнулся Деймон. —?Сейчас не так часто.—?С чего так? —?взглянув на друга, спросил Аларик.—?Рик, у нас все-таки разный круг общения,?— ответил Деймон. —?У меня своя жизнь, у Елены свои заморочки с универом и всем прочим. Да и я, наверно, не привык особо общаться с девушками по-приятельски.—?У Бонни, думается, твои слова вызвали бы вопросы,?— с добрым смешком резонно заметил Аларик, вспомнив о дружбе, которая связывала Деймона и Бонни уже несколько лет.—?Ну, Бон-Бон исключение,?— с улыбкой сказал Деймон. —?Дружить с девушками я все-таки не умею,?— усмехнулся он.Конечно, было понятно, что он шутил и что имел в виду своей последней фразой. Но Рик хорошо знал друга, и стоило лишь вспомнить, что из тех людей, с кем Деймон достаточно долго дружил, Бонни действительно была чуть ли не единственной девушкой, чтобы понять, что в этой шутке, наверное, была своя доля правды.—?Постой,?— вдруг через мгновения произнес Аларик. —?А это не из-за Елены тебя пару месяцев назад Кэролайн с балкона выкинуть грозилась?Деймон мягко рассмеялся.—?Из-за нее, когда я в первый раз отказался дать ей на время пожить в той квартире в Западном Голливуде. Мне хотелось временами упаковать Елену в ящик и почтой отправить куда-нибудь подальше, в Эквадор, чтобы на мозги из-за нее никто не капал, Кэролайн из-за этого хотелось впечатать меня в стену, Елена, думаю, тоже была не против пару раз меня асфальтоукладчиком переехать. Так что это у нас был взаимный круговорот желаний.Аларик засмеялся.Деймон остановился на мгновение, а затем, вдруг перестав улыбаться, произнес:—?Хотя, если серьезно, знаешь… Я долго не мог понять ее действия, ее саму. Меня раздражало это. А теперь я не удивляюсь тому, что они с Кэролайн нашли общий язык. Елена мне сама немного напоминает ее: она такая же легкая на подъем и… Очень живая. Знаешь, Рик,?— вдруг сказал Деймон,?— есть такие люди, рядом с которыми хочется смеяться. Елена из их числа.Деймон говорил об этом и не знал, как пристально за ним наблюдал в этот момент Аларик, ловя каждое движение его взгляда, словно впитывая в себя каждое его слово, думая о чем-то своем.—?Джуз рассказывал, что с завещанием там все окончательно заглохло,?— вдруг, совершенно неожиданно, почувствовав какую-то необъяснимую растерянность, спустя секунды рассеянно пробормотал Рик.Деймон молча кивнул.—?Рик, все мы знаем миссис Майклсон и ее нелюбовь к тому, чтобы в дела ее семьи кто-то вмешивался, особенно посторонние люди,?— произнес Деймон, глядя куда-то вдаль. —?Понятно, что она это не оставит. Появится, куда денется. Вопрос только?— когда…Деймон поднес к губам стакан и сделал небольшой глоток виски.—?Все наследники по срокам уже должны вступить в свою долю,?— проговорил Рик. —?Прошло уже около полугода. Думаешь…—?Должны,?— кивнул, перебив его, Деймон. —?Только этого до сих пор не произошло. Знаешь, почему? —?спросил он, переведя взгляд на друга, и на безмолвный вопрос в глазах Аларика ответил:?— Имущество не может быть разделено между наследниками, пока не будут уплачены все долги наследодателя, если они есть. А их у Майкла оказался вагон и маленькая тележка, а всей связанной с этим волокитой, согласно документам, должна заниматься Эстер. Елена, Элайджа и Ребекка оказались в определенной зависимости от ее действий, по крайней мере, сейчас. Эстер не получила ни цента, но она выиграла время, и притом вполне успешно. Так что чем закончится эта история?— большой вопрос,?— протянул Деймон и осушил свой стакан до конца.—?Получается… Елена решила принять долю в наследстве? —?негромко спросил Аларик.Деймон вновь безмолвно ответил на его вопрос.—?Она… Не боится?Конечно, Деймон понимал, почему Аларик задавал такой вопрос. Но сейчас на душе у него становилось тем легче и спокойнее, чем больше он вспоминал о Елене и о том, как сейчас она себя вела.—?Может быть, и боится. Только теперь она отлично с этим справляется.Этих слов, абсолютно спокойного голоса Деймона, того, как он говорил об этом, Аларику было вполне достаточно для того, чтобы понять: у Деймона есть все основания полагать, что эта запутанная история закончится так, как хотел бы он. И после этого разговора с другом Аларик вдруг ощутил в себе отголосок странного желания: ему захотелось познакомиться с Еленой, увидеть ее, узнать чуть ближе. Текли минуты, разговор уходил к совершенно другую сторону, касаясь уже абсолютно других тем, и отголоски эти звучали все приглушеннее, превращаясь лишь в отдаленное, размытое, уже не имеющее значение эхо. Но Аларик запомнил это странное чувство.Они еще долго разговаривали с Деймоном: что-то вспоминали, обсуждали последние новости, которых накопилось немало, потому что они уже достаточно давно не могли встретиться лично, возвращались к теме отцовства и много шутили, и оба в эти минуты понимали, как, на самом деле, мало нужно для того, чтобы хотя бы ненадолго отвлечься от проблем и почувствовать себя спокойнее,?— достаточно лишь разговора с другом и хорошего виски.—?Ты сам-то как? —?в какой-то момент спросил Аларик, взглянув на Деймона.Этот вопрос казался таким нелогичным и, может, несвоевременным после всего их разговора, и, на самом деле, оказался таким точным и нужным. Аларик задавал его не для того, чтобы узнать последние новости. Он видел Деймона?— его взгляд, его жесты,?— слышал, как он говорит,?— и хотел понять кое-что другое. И Деймон это уловил.Деймон, подняв голову, задумчиво посмотрел вперед, и в эту секунду он увидел Ребекку, увлеченно разговаривавшую с Джузеппе, Каем и Джо, которые были рядом. Ребекка с улыбкой о чем-то рассказывала им. По временам ее рассказ перемежался с мимолетной жестикуляцией слушавших ее: услышав что-то, Джо покачала головой, наверное, согласившись, а через несколько секунд, широко, словно ребенок, увидевший что-то удивительное, всплеснул руками Кай и дернул плечами, кажется, засмеявшись. В какой-то момент взгляд Деймона остановился на Джузеппе. Отец произнес несколько слов и улыбнулся. В его улыбке и осанке был след какой-то неуловимой гордости, но в зеленых глазах горел какой-то задорный огонек; по улыбке Ребекки и жестикуляции Кая было понятно, что он чем-то шутил. Но через несколько секунд что-то изменилось в его лице и глазах. Он вдруг взглянул на Ребекку, стоявшую рядом с ним, и в это мгновение его губы вновь тронула улыбка?— но она была уже совсем другой: невесомая, тихая, но неизъяснимо светлая, она словно уже не была адресована собеседникам, а будто исходила изнутри, из глубины души. Черты лица Джузеппе, до этого момента чуть напряженного, смягчились, словно холодного льда коснулось теплое дыхание огня. Он смотрел на Бекку, и его взгляд, отцовски ласковый, кроткий, был полон такой теплоты, которую не смогут выразить самые точные и красивые слова, но которую можно лишь почувствовать, ощутив на себе этот взгляд, зная в глубине души, что он адресован тебе. Он смотрел на нее внимательно, взглядом, украдкой словно изучавшим ее с каким-то необъяснимым трепетом. И в эти секунды становилось понятно: во взгляде лишь на одного человека может воплотиться до единой капли все, чем сейчас были полны глаза Джузеппе. Он разговаривал с Ребеккой, и в его глазах была вся радость и все надежды, все тревоги и самая сильная боль, которые могут связать человека лишь с его ребенком; с чадом, которым дышат все его мысли, о котором все его молитвы. Глаза Джузеппе искрились невыразимым светом, который так нетрудно было заметить, даже стоя вдали, стоило лишь на миг взглянуть в его глаза,?— словно он зажегся внутри него самого.Ребекка сказала что-то Джузеппе, он взглянул ей в глаза и, переведя взгляд на Кая и Джо, разведя руками, о чем-то им сказал. Среди собеседников вновь зазвучал смех, и Джузеппе засмеялся и сам?— так легко и искренне, как ребенок. И в этот момент он вдруг, вновь чуть повернувшись к Ребекки, легонько, осторожно коснулся ее предплечья ладонью и по-отцовски ласково приобнял ее, на мгновение чуть склонившись головой к ней, будто бы она что-то хотела прошептать ему на ухо. И в эту же секунду, словно в зеркале, улыбка Джузеппе отразилась на губах Ребекки, которая, сама этого не почувствовав, почти непроизвольно, будто поддавшись какому-то тяготению изнутри, склонила голову ему на плечо. Кай и Джо стояли Деймону к спиной, и он не мог видеть их мимику, но в этот момент какое-то неуловимое чувство внутри него не давало сомневаться: они тоже улыбались.Увидев это, Деймон почувствовал, как в области сердца больно кольнуло. После смерти Майкла прошло уже больше полугода. Жизнь продолжалась, преподнося свои вопросы, принося другие тревоги, огорчения?— и радости тоже. Нужно было идти дальше, и Ребекка постепенно привыкала к этому. Не раз за эти месяцы Деймон видел ее улыбку. Когда жизнь дарила самые мимолетные поводы для нее и когда Деймон ее, быть может, не понимал до конца?— но любовался ею и чувствовал, как на душе становится легко-легко. Когда они улыбались вместе. Но сейчас, глядя на Ребекку, он понимал: он уже очень давно не видел ее улыбку такой. И даже если сейчас это были лишь мгновения, в глубине души он чувствовал, как ему становится чуть легче от понимания, что Ребекка хотя бы на минуты забывала о том, что происходит в их семье.Ребекка никогда не пыталась найти в Джузеппе того, кто мог хотя бы отчасти заменить ей отца: она знала, что заполнить эту пустоту, затянувшую сердце, будет уже невозможно. Но что-то такое произошло в эти месяцы, что словно связало их тонкой незримой нитью. Ребекка, как маленький беззащитный ребенок, тянулась к нему. Джузеппе никогда и не пытался стать для нее вторым отцом. Он просто был рядом. Успокаивал, когда видел, что она чего-то боится, и с мягкой улыбкой шептал: ?все будет хорошо?. Помогал советом, когда ей было это нужно. Нет, Ребекка не искала в нем отца. Но рядом с ним ей на мгновения начинало казаться, что Майкл вернулся.Кровно они были друг другу никем. Но имело ли это значение?.. Когда они стали друг другу семьей.Деймон думал, что должен быть счастлив этому. Когда-то это действительно было так. Но сейчас именно это причиняло боль.Самый родной для Деймона человек стал такой же опорой для Ребекки в тот момент, когда она сильнее всего нуждалась в семье. Не ее мать, не родной брат, а его отец?— человек, всю свою жизнь презиравший ее собственного отца?Все так же, не отводя усталый, болезненный взгляд с Ребекки и Джузеппе, Деймон едва слышно проговорил:—?Если бы ты знал, как меня все это достало…Нет, Деймон говорил не о браке, не о работе, не о той, новой жизни, с которой он постепенно знакомился сейчас, настолько непохожей на ту, которой он жил еще совсем недавно; то, о чем он сейчас говорил, не относилось напрямую к тому, что он в этот момент увидел. Аларик бросил взгляд в сторону разговаривавших сейчас Джузеппе, Ребекки, Кая и Джо, и ему этого хватило для того, чтобы понять, что имел в виду Деймон. Они не раз разговаривали о том, что сейчас происходило в его семье. И Аларик знал: Деймон испытывает точно такую же боль, как и Ребекка.—?Деймон,?— несмело позвал Рик. —?Может быть… Просто отпустить это? Хотя бы ненадолго. Пусть все успокоится, пусть вся эта пыль уляжется. С завещанием, с отношением Эстер к тебе и к Ребекке… Нам порой бывает нужно время для того, чтобы по-настоящему осознать, что мы идем куда-то не туда.Аларик медленно выдохнул и посмотрел на друга.—?Время имеет власть, гораздо бòльшую, чем мы можем представить, Деймон. Особенно, когда жизнь склоняется к ее закату.—?Все, что ты чувствуешь, когда ты предстаешь перед мыслями о том, что бòльшая половина пути пройдена, что, наверное, тебе осталось не так много,?— сожаление, раскаяние, желание что-то изменить?— имеет под собой один фундамент,?— по-прежнему не глядя в его сторону проговорил Деймон. —?Страх. Это не душевное обновление. Это просто попытка выторговать для себя еще время, договориться с самим собой. Люди не меняются, Рик,?— произнес Деймон.Аларик не отводил от Деймона взгляд. Ни один мускул не дрогнул на лице Сальватора. Его ледяные голубые глаза, ставшие абсолютно стеклянными, были устремлены куда-то вдаль. Там, где сейчас были Джузеппе и Ребекка, Деймон словно видел что-то, что было скрыто от зрения Аларика, что мог видеть он один. И он жадно цеплялся взглядом за это, прилагая все силы к тому, чтобы ни на одну полумгновение это не упустить. Аларик в какой-то момент казалось, что он разговаривает с бескровным роботом, и он удивлялся, что Деймон вообще слышит его.—?Деймон… —?едва слышно вновь произнес Рик.—?Знаешь,?— вдруг перебил его Деймон,?— мне порой так хочется уехать. Взять с собой Ребекку и дочку, купить билеты на самолет, неважно, куда, главное?— подальше отсюда. А после получить гребаную черепно-мозговую травму, чтобы не помнить всего этого дерьма, которое произошло за эти полгода, и начать жить с чистого листа?— так, как будто ничего этого не было. Не думать о том, что можно ненавидеть так сильно, чтобы, не задумываясь, ломать жизнь собственной дочери.Аларик внимательно смотрел на Деймона, и в эти секунды в этом человеке, с которым он сейчас разговаривал, он не мог узнать своего лучшего друга. Он никогда не видел Деймона таким отчаявшимся. Таким усталым.—?Деймон,?— снова позвал друга Зальцман, но в этот раз его голос звучал настолько твердо и настойчиво, что Деймон повернулся и перевел взгляд на друга. —?Будь осторожнее,?— вдруг произнес он.Слух Деймона зацепился за эти слова, и он чуть сдвинул брови. О чем говорил Аларик, он не до конца понимал.—?С чем?—?Со своими мыслями. С желаниями. С самим собой.Теперь Деймон и Аларик стояли совсем близко друг к другу, и так же жадно, как несколько минут назад он вглядывался в неуловимый фантом перед собой, сейчас Деймон всматривался в черты лица старого друга, пытаясь понять, что он хочет ему таким образом сказать.—?Деймон, тебе скоро исполнится тридцать три,?— все так же глядя ему в глаза, произнес Аларик.Аларик вдруг остановился, словно пытаясь подобрать слова, которые могли бы объяснить Деймону то, что он хотел ему сказать, и между ними с Деймоном на мгновения воцарилась тишина.—?Это… Правда, не самый простой возраст.Казалось, что голос Рика звучал спокойно, вдумчиво, но на дне его зеленых глаз плескалась отдаленная, какая-то неуловимая, необъяснимая тревога.Две последние фразы словно вырвали Сальватора из реальности, заставив слух и внимание, вопреки всему, зацепиться за них. Деймон пристально взглянул на друга. Слова Аларика заставили его на мгновение замереть, введя в секундный ступор.Чуть больше, чем через два месяца, в июне, Деймону действительно должно было исполниться тридцать три года. Сейчас он вдруг понял, что лишь разговор с Алариком впервые подтолкнул его к мыслям об этом: в последнее время они были заняты совершенно другим. О своем будущем дне рождения, наверное, гораздо больше думала Кэролайн?— разница между их с Деймоном датами рождения была две недели,?— уже потихоньку прикидывая в мыслях место, где можно было бы отпраздновать, и проверяя разные варианты, начиная планировать список гостей и задумываться над деталями и их организацией. Но день ее рождения был для Кэролайн не только причиной радости и еще одним поводом собрать семью и близких друзей вместе. Для Кэролайн, человека, податливого впечатлениям, упорно, остро, до нервной болезненности ищущего, привыкшего размышлять над деталями, как пазл, составляющими жизнь, изучать их в каждом их проявлении, каждую их грань, и в тех из них, в которых другие видят что-то более простое и понятное, видящего, быть может, нечто более глубокое, каждый новый год был новым этапом. В этот момент в непрерывном беге дней на мгновение могла остановиться, чтобы на миг оглянуться назад, на себя вчерашнюю?— на ту, которая, казалось, была почти такой же, но к которой, на самом деле, уже не было возврата,?— и, улыбнувшись, вспомнив все, что с ней было, понять, правильной ли была дорога, которую она выбрала, хочет ли она продолжать идти именно поэтому пути,?— и с такой же, ясной улыбкой, сделать новый шаг вперед.Для Деймона его возраст не был рубиконом: цифра тридцать три была всего лишь цифрой. Он не подводил никаких итогов, не формулировал для себя планы, которые после прохождения этой некоей границы он должен был воплотить в жизнь. Он жил здесь и сейчас и не ждал каких-то изменений в своей жизни, которую он постепенно устроил так, как хотел, и которая была ему подвластна.Конечно, Деймон знал о точке зрения, бытующей не только среди психологов, но и среди людей, не имеющих отношения к психологии, согласно которой этот возраст считается определенным переходом; отдаленно ему припомнились даже статьи во всевозможных глянцевых журналах, которые Деймону когда-то доводилось просматривать одним глазом, в которых вопросам психологии сейчас уделялся такой градус внимания, какой только мог позволить их статус, тематика и объем, и в которых с таким увлечением редакторы и всевозможные приглашенные специалисты смаковали эту тему на самые разные лады. Помнил он и о некоторых других ассоциациях, которые люди издавна связывали с разными возрастами, не только с этим. Но к чему все это было сейчас?—?Рик, с каких пор ты поменял историю на психологию? Дженна свои любимые книжки в неподходящем месте оставила? —?добродушно усмехнулся Деймон, припомнив Зальцману увлеченность его жены Эриксоном, Мишелом и рядом других видных современных ученых-психологов, но в усмешке его послышались отголоски какой-то непривычной для него мягкости.Аларик действительно не увлекался психологией, не был склонен к мистицизму и вообще был далек от разного рода суеверий. Поэтому Деймон в упор не мог понять, зачем Аларик завел с ним этот разговор и почему?— именно сейчас, и наверняка и правда не принял бы его слова всерьез, если бы…Если бы этот спокойный тон, этот внимательный взгляд не тронули в эту минуту что-то в его душе. Фраза Аларика, показавшаяся поначалу забавной, отдалась каким-то неясным, смутным задумчивым отголоском какой-то растерянности в самой ее глубине. Деймон еще не мог понять его, не мог объяснить. Но он очень чутко чувствовал это неизъяснимое смущение, ростки которого зрели в душе, и голос собственного ощущения неотступно шептал ему, что оно может переродиться во что-то гораздо более сильное.Деймон стоял рядом Алариком, скованный какой-то неведомой силой, и отчетливо слышал, как стучит сердце. Он хотел бы сказать ему о чем-то, но в этот момент понимал, что не сможет.По губам Аларика невесомой неуловимой тенью, казалось, скользнула призрачная задумчивая улыбка. Быть может, он ответил бы что-то Деймону, но сделать это не успел.—?Хватит пугать людей,?— послышался за спиной голос, с легко уловимыми нотами усмешки, четко, практически по слогам произнесший эти слова.Деймон моментально повернул голову, и они с Алариком увидели Стефана. Погруженные каждый в свои мысли, они не услышали, как он подошел, и сейчас он стоял позади них обоих, положив руки на плечи Рику и чуть наклонившись к нему, по-доброму посмеиваясь.Погруженный в свои мысли и на мгновение вырванный из них, Деймон рассеянно улыбнулся. Он не знал, отчего, но именно в этот момент, увидев рядом с собой брата, он почувствовал облегчение.—?Между прочим, отец начал свой бизнес, когда ему было тридцать три года,?— приподняв брови и слегка склонив голову, напомнил Стефан, когда Аларик повернул голову к нему и они встретились взглядами.?—Аларик, чуть прищурив взгляд, задумчиво посмотрел вперед себя, в ту сторону, где сейчас был Джузеппе. Деймону показалось, что Аларик кивнул, и Стефан по-дружески похлопал Зальцмана по плечу.Разговор очень быстро ушел в другую сторону; в этот вечер было еще много разговоров. К словам, казалось, невзначай, как будто случайно брошенным Алариком, больше никто не возвращался. Были другие вопросы, другие собеседники, были шутки, смех и вино. Но та растерянная несмелость, смутившая Деймона в тот момент, неясным эхом блуждавшая внутри него, теперь огнем обжигала щеки.О чем бы Деймон ни говорил в этот вечер, о чем бы ни думал, забыть этот мимолетный, непонятный разговор он так и не смог. Его мысли раз за разом возвращались к словам Рика.***Международный аэропорт имени Джона Кеннеди, несмотря на ранний час, гудел в такой привычной суете. Уже сданы в багаж чемоданы, которые были раза в два тяжелее, чем эти десять дней назад, пройден паспортный контроль, и в паспортах стояли заветные пограничные синие штампы с отметкой аэропорта. А за просторным окном в серой дымке сонного утра размахнули необъятные мощные крылья белоснежные боинги, готовые к взлету. И не было сомнений, что среди них уже был тот, который скоро взлетит в небо, чтобы взять курс на Западное побережье и через несколько часов приземлиться в Лос-Анджелесе.Вот и все. Десять дней за спиной, сначала видевшиеся не таким уж маленьким сроком, промчались, как лишь один вечер в какой-нибудь летний уик-энд, проведенный с близкими друзьями. В руках были посадочные талоны, и до рейса домой оставалось около полутора часов, но до конца осознать, что все это?— этот аэропорт, рейс, документы?— было в реальности, было пока сложно. Сознание все еще было затуманено какой-то необъяснимой эйфорией, которая еще удерживала душу там, в этих днях, которые жили в душе, которые не превратились в воспоминания. И ребята предполагали, что, наверное, и к привычному ритму жизни они вернутся не сразу.—?Пап, нас Кай встретит в аэропорту, он поможет с чемоданами, у него багажник в машине как раз подходящий. Да не проспит он, пап, мы прилетаем в двенадцать, он что, ребенок, что ли?Услышав голос на грани отчаяния подруги, разговаривавшей, очевидно, с отцом, Кэролайн подняла голову. На мгновение встретившись глазами, Бонни и Кэр понимающе улыбнулись друг другу: об отношениях Кая и отца Бонни впору было бы писать юмористические рассказы и зарисовки, которые точно имели бы успех. Это была одна из тех историй, когда мать девушки оказывалась по отношению к ее парню намного благосклоннее, чем отец. И, хотя Бонни ожидала и готовилась к прямо противоположному развитию событий, офицер департамента полиции Лос-Анджелеса и детектив-следователь полиции Далласа союзниками не стали, и Кай периодически, несмотря на то, что они с Бонни встречались уже почти два года, вынужден был проходить проверки на прочность. Их он с достоинством и стоическим спокойствием офицера выдерживал, но вот то, что он, пусть любящий подурачиться и иногда рассеянный, но действительно толковый парень, отец Бонни, по крайней мере, в разговоре с ней ни за что в жизни не признал бы. Вот Бонни и оставалось ждать, когда сердце папы оттает. И все-таки, наблюдая за ними с Каем, она знала: когда-нибудь эти двое точно вместе будут ходить на футбол.—?Да, пап, хорошо… —?рассеянно кивая, бормотала себе под нос она, кажется, уже даже не вполне разбирая слов, которые слышала на другом конце телефонного провода. Но в следующее мгновение Бонни вдруг вскинула голову и нахмурила брови, по всей видимости, осознав, что ей говорил отец. —?Пап, да зачем ему будильник, он же на работе!На несколько секунд остановившись, Бонни вновь отошла, вернувшись к разговору и попыткам доказать отцу, для которого она, наверное, навсегда останется маленькой девочкой, за которую он, несмотря ни на что, будет переживать, что Кай?— взрослый человек и что все будет нормально. Проводив Бонни взглядом, Кэролайн чуть заметно задумчиво улыбнулась.Спустя несколько мгновений Кэролайн повернулась к окну, всматриваясь на мощные лайнеры на взлетно-посадочной полосе. Скользнув взглядом по этой, такой знакомой, каждый раз что-то трогавшей в душе, завораживающей картине, Кэролайн, казалось, улыбнулась вновь, но улыбка эта была словно рассеянной. Кэролайн думала о чем-то своем, глядя на эти самолеты, которые, быть может, о чем-то ей напоминали, но душою была не здесь.Сейчас, сидя в зале ожидания, глядя на взлетно-посадочную полосу и эти самолеты за окном, Кэролайн никак не могла понять, проносилось ли время так быстро или она его просто не замечала. Когда она улетала в Нью-Йорк, даже эти неполные две недели казались ей большим отрезком времени. А сейчас, оглядываясь назад, она не могла поверить, что они с ребятами возвращались домой, и ей казалось, что все это было вчера. Кэролайн чувствовала, что эти дни, сколько бы их ни было, останутся в ее памяти. Город, в котором она так давно мечтала побывать, весна, а рядом?— друзья, с которыми без сомнений можно было бы отправиться и в кругосветку. Для того, чтобы почувствовать себя счастливым, было нужно совсем немного. У нее было так много планов и ожиданий, связанных с этим маленьким отпуском, и она знала точно: все они воплотятся в жизнь. Но Кэролайн только предстояло узнать, чем для нее станет эта нежданная поездка.Кэролайн и Энзо попрощались еще несколько дней назад: ему нужно было лететь в Остин раньше. Такая ирония: даже когда, они оказались в одном городе, что так напоминало какое-то чудо, получив эти дни, которых казалось так мало, они не могли взять их сполна и провести так, как они хотели бы. Но Кэролайн прикрывала глаза, и десять этих дней яркими картинками, искренней улыбкой и детски озорным смехом и неуловимой мелодией, нежными отголосками звучащей в самой глубине души, возвращались в ее душу. Она чувствовала это тепло, видела эти краски, слышала эти звуки, словно все это происходило сейчас. И теперь она знала точно: пройдет немало времени, прежде чем эта мелодия утихнет в ней. Это будет жить в ней. Каждый прожитый день, каждая минута. Она будет помнить каждый день, каждую минуту. Этот немыслимый город, затерянный в лабиринтах небоскребов, отраженных в каплях дождей, стекавших по стеклу, ночной холодный воздух и запах мокрого асфальта. Эти безумные ночи, тонувшие в мириадах огней, рассеивавших ночную мглу, которая укутывала город в свое невидимое покрывало, пьяные рассветы и мягкое розове небо, до которого, казалось, так легко дотянуться рукой. Крепкий кофе и разговоры обо всем. Этот терпкий, стойкий горький запах сигарет?— черт бы их побрал! —?от которого с непривычки порой начинало щипать в горле. Этот густой, хриплый шепот, пускавший по венам тепло, отчего-то ставший таким близким, таким знакомым.Вся наша жизнь в ее сущности?— это удивительный симбиоз, который складывается из наших надежд, самых разных мечт и планов?— удающихся и нет. Встречи сменяются расставаниями, а потери уравновешиваются обретением. Порой этот путь жизнь сама, играя, как ей захочется, поворачивает на сто восемьдесят градусов, выдергивая нас из наших привычных маленьких мирков, где мы тихо живем сами с собой и с теми, кто нам дорог, вновь возвращая все в первобытный хаос. Но это?— взрыв, а не пожар. То, что нельзя назвать исключением, но что еще более чуждо слову ?правило?. Мы мечтаем о жизни, полной запоминающихся встреч, приключений, ярких событий, сменяющих друг друга, но на деле это?— история кассовых боевиков и приключенческих романов. Среди нас так много авантюристов: для них нестрашно сплавляться на байдарке по Амазонке, ничто не сможет поставить им препятствия, если они действительно захотят бросить все и, уехав в другую страну, их планы на выходные?— это не старая-добрая комедия вечером и посиделки в баре, а прыжок с парашютом в компании таких же сумасшедших?— в самом лучшем смысле этого слова?— друзей. Для них вся жизнь?— это беспрестанный мощнейший двигатель, для которого не существует передышки, паузы, тишины, и который остановится, только когда перестанет биться сердце. Жизнь этих неутомимых авантюристов и правда напоминает самый яркий приключенческий фильм?— но и она не лишена доли прозаичности. Нет на земле человека, который ни разу за те годы, что он прожил в этом мире, не задумывался о том, что подарить на день рождения другу, не вставал ?не с той ноги?, не испытывал минуты смущения, страха, стыда. Потому, что, на самом деле, мы все, где бы мы ни жили и чем бы ни занимались, чем-то похожи друг на друга и проживаем схожие в чем-то жизни. Мы любим, ненавидим, обретаем и прощаемся, делаем выбор. Каждый человек делает эти шаги в разные моменты своей жизни. И пусть это размеренный, в чем-то осторожный путь, зачастую отличающийся от романных перипетий, наполненных драматическими страстями. Он все равно по-своему прекрасен?— хотя бы тем, что принадлежит только нам. Это трудный и долгий путь. Но порой хватает одного момента, чтобы прожить за него целую жизнь. Один день может значить больше, чем столетие. Это кажется похожим на красивые метафоры и высокие слова. Но теперь Кэролайн знала: это реально. Потому, что в этих десяти днях она прожила эту жизнь. Маленькую счастливую жизнь.Кэролайн чувствовала, что соскучилась по дому. Она любила Лос-Анджелес. Любила той неизменной жгучей любовью, какая только могла бы связать человека с городом,?— но лишь единственный раз в его жизни. С этим городом ее навсегда соединили самые теплые, самые нежные воспоминания именно из тех истоков?— из солнечного детства у океана, тот едва уловимый трепет в сердце, когда она думала о будущем, те улыбки в настоящем. Здесь была ее семья, здесь ждали ее друзья. С этим городом были связаны ее планы?— большие и нет, все мечты. Но именно сейчас этот город, частичку которого Кэролайн всегда хранила где-то глубоко, у самого сердца,?— казался таким далеким, словно она не была там уже очень и очень давно. Неуютные холодные проливные дожди оказались ближе тепла и лета.Кэролайн никогда не жалела, когда уезжала из какого-то города, возвращаясь домой. Просто потому, что знала: впереди у нее целая жизнь. Ей было всего двадцать три года, и перед ней были открыты все дороги. Неужели бы она не смогла однажды просто купить билет на самолет, чтобы вновь отправиться в Барселону, Венецию, Прагу, еще сотню городов, оставшихся в сердце,?— если бы захотела? Нет ничего невозможного в этом безумном мире, если только человек сам этого захочет. Но что-то другое творилось в душе, когда она смотрела на крыши этих небоскребов за окном, на бившееся сердце города внизу. Чем-то горько-сладким наполнялась душа, и это, оседая в самой ее глубине, недоступное, быть может, даже для самой Кэролайн, бередило вены неизъяснимым чувством, теснящим глубоко внутри, похожим чем-то на отголоски пасмурного, дождливого дня. Две этих стороны были одинаково сильны, абсолютно уравновешивая друг друга. Едва Кэролайн сдавалась в плен этой сладости, словно эфир, растворявшейся в душе, возвращалась невыносимая горечь. И чем сильнее Кэролайн ощущала эту горечь, тем ярче в душе становился свет, которым насквозь ее пропитывали мысли о том, что было кроме.—?Давай попробуем?Эти слова Энзо отдавались в душе, подобно эху. И в какой-то момент все сомнения, когда-то казавшиеся такими важными и сложными, отошли куда-то далеко, на второй план. На них был ответ.Кэролайн улетала домой, забирая с собой лишь три слова, едва уловимым шепотом растворявшиеся в сонной спокойной ночной тишине. Что с ними будет дальше? Быть может, пройдет время, и они поймут, что их пути все-таки должны быть разными. А может, они станут самыми родными друг другу людьми. Время покажет. Кэролайн не пыталась заглянуть в будущее и узнать наперед, что ее ждет: знала, что все равно не сможет. Она проживала эту жизнь здесь и сейчас. И она ее любила.Кэролайн подняла взгляд на часы на противоположной стене. До вылета оставалось совсем недолго. Кэролайн вновь повернулась к окну и прикрыла глаза, ощутив хмурый, но уже начинавший потихоньку просачиваться сквозь тучи дневной свет.Другие ребята постепенно растворились в здании большого аэропорта. Еще на зоне Duty Free компания потеряла задержавшихся там Лиама и Люка. Бонни сейчас разговаривала с отцом, а вместе с ней, нарезая круги по залу ожидания, из одного конца помещения в другой, по старой привычке, от которой она никак не могла избавиться и которая давала о себе знать почти при каждом телефонном разговоре, длившемся дольше нескольких минут, расхаживала Елена, которая перед вылетом позвонила Джереми.—?…В итоге я эту куртку два долбанных дня сушил, снеговиком как-то возвращаться в Эдмонтон не хотелось. Съездили в Монреаль, блин!Слушая рассказ Джереми об их с друзьями поездке в Монреаль, которую они планировали достаточно давно и на которую наконец смогли выкроить несколько свободных дней, Елена все еще пыталась оправиться от шока и осознать, на какие метаморфозы порой способна природа. На календаре был конец марта, и прогноз погоды не обещал ничего сверхъестественного: температура постепенно, медленно, но все же повышалась над нулевой отметкой, а немного подпортить уже весеннее настроение могли бы только мелкие дожди?— и то лишь местами, по большей части за городом. Впрочем, такая погода для Джереми и его друзей, как и для многих канадцев, волею жизни непритязательных к ней, не была чем-то особенным: в родном Эдмонтоне этот канадский сезон дождей с холодными ливнями продолжался уже несколько недель?— он начался практически сразу после того, как сошел снег. Поэтому такой прогноз никого из них не пугал.Но у погоды, как оказалось, были свои планы. Друзья прилетели в город, занесенный снегом, не прекращавшимся прошлой ночью ни на минуту. Температура резко рухнула до минусовых отметок, а на парализованных дорогах был полный коллапс, разрядить который не в силах была специальная техника, выпущенная на дороги для того, чтобы убрать снег. В городе началась вторая зима, и теперь было уже неизвестно, когда это закончится. Ребята оказались заложниками в заметенном снегопадами мегаполисе, внесшем свои коррективы в их устоявшиеся планы. Конечно, Елена понимала: все это не было удивительным для жесткого, временами слишком переменчивого канадского климата,?— сколько раз в Эдмонтоне вместо лета и солнца лили осенние дожди, сколько раз зима возвращалась холодными снегопадами… Но поверить в это сейчас, когда в Нью-Йорке, сначала показавшемся Елене таким холодным, дождливым и неприветливым в этом году, всего за несколько дней началась самая настоящая весна?— тучи уже не скрывали солнце, повсюду распускались деревья и ветер с Гудзона становился все теплее,?— а в Лос-Анджелесе начинался пляжный сезон,?— было почти невозможно.—?Теперь точно понимаю, что мне жаловаться на погоду не стоит,?— усмехнулась Елена.—?Даже не думай,?— фыркнул Джереми.—?А Кэтрин как, понравилось? Она вас там не закопала где-нибудь в сугробе после такой поездочки?Елена опять хихикнула. Ее голос звучал буднично и беззаботно, и казалось, что ее вопрос был одним из десятков тех, что мы задаем своим друзьям в разговорах каждый день, порой даже сами не замечая этого, и скрывал за собой самый обычный интерес. Однако на деле все было иначе. Елене потребовалось немало усилий, чтобы скрыть в голосе волнение. В голове мелькнула мысль о том, что, может быть, стоило спросить обо всем у Джереми напрямую,?— брат не стал бы что-то утаивать и юлить, если бы Елена попросила его обо всем рассказать. Но сейчас Елена сама не знала, по какому пути ей идти. Она не знала наверняка, ездила ли Кэтрин в Монреаль вместе с Джереми,?— его рассказ изобиловал эмоциями, и в нем лишь изредка и вскользь мелькали какие-то имена,?— но из разговоров с подругой она помнила, что Кэт планировала присоединиться к друзьям. Поэтому Елена решила озвучить в разговоре с Джереми имя Кэтрин, чтобы привлечь к нему его внимание и перевести разговор немного в другое русло. Для того, чтобы, может быть, понять, что сейчас происходило.Для Елены никогда не существовало понятия ?лучший друг?. К чему эти дурацкие иерархии и попытки разделить тех, кто был рядом, на ?лучших? и ?остальных?, дать кому-то более ?высокий? ?статус?? Все это было так глупо и очень напоминало детские игры, в которых другом навек?— равно, как и врагом?— можно было стать за пять минут. Каждый из тех, кто когда-то стал таким близким и дорогим, каждый из тех, с кем она делила все?— проблемы, которые когда-то казались нерешимыми, и самые счастливые дни,?— был для Елены лучшим. И в этом отношении к своим друзьям у нее не было ни капли лукавства.Но в жизни у Елены был такой человек, свое отношение к которому выразить в полной мере, наверное, не смогла бы и она сама. Ей порой казалось, что этот человек знает ее лучше, чем она сама,?— от кончиков волос до кончиков пальцев. До самых сокровенных страхов, которые она хранила глубоко в душе. До самых заветных мечт. Если бы она попыталась обмануть этого человека, он прочел бы это в следующую секунду в ее глазах?— не потому, что Елена не умела лгать. Она умела. Но не ему. И отчего-то этому человеку лгать не хотелось никогда.Этим человеком была Кэтрин. Они были знакомы с пяти лет, а дружили, как они обе любили шутить, кажется, и того раньше. Кэтрин и Елена росли и постепенно превращались из двух забавных девчушек-непосед с хвостиками и косичками сначала в школьниц, а со временем?— во взрослых девушек. Сказки, куклы и мультфильмы про фей, в которых так хотелось верить, постепенно заменяли книги, уроки, школьные хлопоты. Ненавистная алгебра, тысяча способов скрыть от родителей неуд, контрольные и экзамены, становящиеся все серьезнее и сложнее. Первые мысли о том, чему хочется посвятить свою жизнь,?— и столько вариантов, каждый из которых так хочется попробовать. А потом?— первая любовь. Первая дискотека. Первый медленный танец. Шли годы, и Елена и Кэтрин менялись. Менялись проблемы, которые вставали на пути, менялись предпочтения и вкусы, менялись их мечты. Не менялось только одно: их привязанность друг к другу и искреннее глубокое уважение. У них были разные дороги, которым они были верны, и дороги эти разделили их тысячами километров, которые теперь лежали между их городами. Но Елене и Кэтрин не было до этого никакого дела. В шутливых смсках, приходивших с утра, в дурашливых фотографиях, которые присылали друг другу, в долгих телефонных разговорах, когда заканчивался день и когда наконец никто не дергал, в которые спешили уместить все, чем так хотелось поделиться, они были рядом. Они знали обо всем, что происходит в жизнях друг друга, даже находясь в разных странах, и не представляли, что может быть по-другому.Но по-другому было именно сейчас. В круговороте событий и суете бесконечных дел Елена, казалось, сама не смогла уловить тот момент, когда их общение с Кэтрин начало становиться реже. Но со временем, полушутливо, полувсерьез она и сама начала говорить об этом Кэтрин, которая в ответ, как это зачастую бывало, отшучивалась и говорила, что при встрече, когда летом Елена вернется в Эдмонтон и они исправят это, им точно нужно будет быть аккуратнее, потому что, во-первых, женский алкоголизм не лечится, а во-вторых, рядом уже не будет таксистов в лице Деймона и Стефана, которые в четыре утра могли бы отвезти их домой после вечеринки. Несколько раз, когда появлялась свободная минута, Елена предлагала Кэтрин созвониться: на протяжении последних недель главным средством связи для них были только смс. Но Кэтрин извинялась и постоянно откладывала это на потом, признаваясь, что, пытаясь совместить работу и учебу, теперь освобождается только ближе к ночи. Елена старалась не накручивать себя и убедить себя в том, что эта ситуация не представляет чего-то серьезного и наверняка случается с каждым из нас?— и не раз в жизни. Но червячок сомнения, уже осевшего в душе, продолжал потихоньку грызть изнутри, не давая полностью успокоиться, в самые неподходящие минуты возвращая к тревожным мыслям, заставляя прокручивать в голове события прошедших недель снова и снова. И что-то во всем происходившем было такое, что, вопреки всем попыткам, не давало успокоиться. Все это не было похоже на Кэтрин. Так же, как и Елена, она училась в магистратуре, и, конечно, и на работе, и на учебе хватало заморочек. Времени порой не хватало, и было очень жаль, что в сутках всего двадцать четыре часа,?— но не было и речи о том, чтобы дела, с которыми нужно было разобраться, полностью заменили собой реальную жизнь. Кэтрин не запиралась дома с ноутбуком и пачкой кофе, отключая все телефоны, в попытках написать курсовую или сделать какой-то отчет за одну ночь, не глотала пачками успокоительные, никогда не паниковала и, ни на йоту не отказываясь от чего-то привычного,?— продолжая встречаться с друзьями, позволяя себе отдыхать и уделять время тому, что по-настоящему нравится,?— все-таки разбиралась со всеми своими проблемами. В этом была вся Кэтрин.Уже не раз за эти дни Елена думала о том, что отсутствие времени?— это лишь отговорка, и в действительности все было не совсем так, как говорила Кэтрин. Но что тогда? Обида? Но на что? Та ситуация со Стефаном и Мередит, казалось, была исчерпана уже давно: Елена и Кэтрин больше не возвращались к этому разговору и не вспоминали об этом. Да и Кэтрин была не из людей, которые, отчего-то забывая рассказать человеку, отношение к которому по каким-то причинам изменилось, о том, что что-то не так, копят мелкие недомолвки, на протяжении долгого времени храня и умножая в себе обиду, в конце концов, как гром среди ясного неба, выливающуюся в скандал, в котором, как гной из старой, давно зревшей, воспаленной язвы, прорываются все недовольства и едкие, ядовитые обвинения.Вопросов становилось все больше. Вот только ответов на них пока не было.—?Кэтрин не ездила с нами,?— сказал Джереми и на несколько секунд замолчал: на какой-то миг Елене показалось, что он сам удивлен тем, что сейчас говорит. —?Мы хотели поехать вместе, но Кэтрин не смогла: она сказала, что остались кое-какие хвосты в универе и их нужно закрыть,?— спустя некоторое время продолжил он.Слова Джереми на несколько мгновений ввели Елену в ступор?— потому, что теперь она понимала: хотя она не знала ни о чем наперед, несколько секунд назад она была уверена в том, что услышит прямо противоположное.Сказанное братом должно было успокоить Елену: Кэтрин ее не обманывала и, судя по всему, в нее действительно случился небольшой форс-мажор, из-за которого пришлось на время забыть о выходных и отдыхе. Такая знакомая ситуация в мире, где жизнь расписана по минутам.Но разговор с Джереми отчего-то только сильнее разжигал тревогу внутри.—?Джер, слушай,?— негромко несмело проговорила Елена, стараясь подобрать слова. —?А вы с Кэтрин сейчас вообще… Часто общаетесь?Елене показалось, что в телефонной трубке она услышала негромкий вздох.—?Не очень,?— ответил брат.Джереми замолчал, но Елена не прерывала эту тишину. Он словно колебался, не уверенный в том, что сейчас поступает правильно.—?И, если честно, я хотел поговорить с тобой об этом,?— признался он.На миг замолчав вновь, Джереми спустя несколько секунд продолжил.—?В последнее время Кэтрин ведет себя… Немного… —?Джереми запнулся, пытаясь подобрать подходящие слова. —?Непривычно для себя,?— сказал он.Услышав такие слова от Джереми, который точно так же, как и она сама, был близким другом для Кэтрин, Елена почувствовала, как внутри похолодело.—?Что ты имеешь в виду? —?пока не сказав ничего больше, пробормотала Елена, и ее голос зазвучал настороженно.—?Кэтрин не поехала не только в Монреаль,?— объяснил Джереми. —?На протяжении этого месяца мы с ребятами встречались несколько раз, звали с собой ее, но она почти всегда отказывалась. Сейчас мы практически не видимся, чаще на смс-ках. Кэтрин как будто… Избегает общения,?— в голосе Джереми звучала горечь и искреннее недоумение и непонимание. —?Я пытался поговорить с ней об этом, думал, что что-то случилось, может быть, она обиделась на что-то… Но она каждый раз говорила, что все в порядке.Парень с шумом выдохнул.—?Я подумал… Может быть, ты что-нибудь знаешь…Елена отвела глаза и нервно провела ладонью по волосам. Что ж, по крайней мере, теперь было ясно: Кэтрин ведет себя так не только с ней, и значит, что проблема, вероятнее всего, не в ней. Но легче от этого не становилось.—?Что ж, по крайней мере, теперь я знаю, что такая не одна,?— нервно усмехнулась Елена.—?Такая? —?непонимающе повторил Джереми. —?Ты имеешь в виду…—?На протяжении этого месяца наше с Кэтрин общение в точности повторяет то, о чем ты рассказал,?— сказала Елена.Еще на протяжении некоторого времени Джереми не говорил ничего. И по этой тишине, воцарившейся между ними, Елена понимала: услышать то, о чем она сказала ему, он не ожидал.—?Что за чертовщина…—?Если бы я сама знала, Джер,?— задумчиво вздохнула сестра.Немного помолчав, Джереми пробормотал:—?Может, и правда в универе запара…Но голос парня прозвучал настолько непонимающе и растерянно, что напоминал, скорее, не утверждение, а вопрос, и становилось понятно: он и сам в это не очень верит.—?Не знаю, Джер,?— мотнув головой, ответила Елена. —?Мы прилетаем в Лос-Анджелес сегодня вечером. Я попробую еще раз позвонить Кэтрин.—?Думаешь, расскажет что-то?Прокручивая в памяти события прошедшего месяца и то, как Кэтрин себя вела, Елена с горечью в глубине души понимала: этот недоверчивый вопрос брата, в котором звучала скептическая грустная усмешка, абсолютно оправдан.—?Пока это единственное, что я могу сделать,?— с горечью проговорила Елена.Джереми в ответ не сказал ничего. К сожалению, Елена была права: пока это был действительно единственный выход.Ребята разговаривали еще некоторое время. Постепенно их разговор перешел на другие темы: Джереми рассказал о том, что на днях ездил к родителям и что отец, окончательно устав от бесконечных ремонтов своего старого Chevrolet, теперь готовится к тому, чтобы купить новую машину; Елена спрашивала его о языковых курсах, и он рассказал немного о тех, которые сейчас посещал, и о своих первых успехах в изучении немецкого. Джереми, в свою очередь, спрашивал Елену оКэролайн и Бонни, о Нью-Йорке, об общих впечатлениях о поездке, и Елена рассказала брату об их с друзьями похождениях последних двух дней, которые, конечно, не могли обойтись без приключений. Но на протяжении всего того времени, что они разговаривали после, Джереми и Елена не переставали думать о ситуации с Кэтрин. Вскоре они попрощались, договорившись созвониться или списаться в одном из мессенджеров вечером. Каждый из них вернулся к своей реальности с тяжелым сердцем.Когда Елена попрощалась с Джереми, закрыв страницу с телефонным номером брата, который набирала десять минут назад, программа вновь вывела на экран список контактов. Елена хотела бы убрать телефон, но сейчас что-то в душе, словно какая-то кнопка ?стоп? в душе, не дало ей сделать это. Елена на мгновение замерла, а затем прокрутила бегунок вниз. Зрение без труда, словно какой-то цепкий магнит, выхватило из списка давно знакомых имен, которые сейчас были как будто в тумане, одно короткое имя.Кэт.Казалось, и тело отреагировало быстрее, чем Елена через несколько секунд сама сумела это осознать. Елена остановилась и коснулась кончиком пальца дисплея. Смартфон отреагировал мгновенно, и спустя секунду на экране появилась страница контакта.Текли секунды, а Елена, не отводя глаза от экрана, отчетливо слыша, как каждый удар сердца отдается в ушах, жадно вглядывалась в цифры такого знакомого номера. В этот момент она ощущала лишь единственное желание, сильнейшим жаром горевшее на коже: позвонить Кэтрин сейчас. Но каждый раз, когда ей казалось, что она действительно готова это сделать, она в последний момент удерживала себя от того, чтобы коснуться кнопки ?вызов?. Сейчас у нее было слишком мало времени. Наверное, его было бы достаточно для того, чтобы услышать уже заученное наизусть: ?все в порядке?. Но Елене было нужно совсем не это.Елена медленно выдохнула и нажала на кнопку блокировки экрана. Вместе с телефоном она попыталась ?заблокировать? все мрачные мысли. Нужно попытаться расслабиться. Хотя бы на следующие пять часов.Елена хотела убрать телефон в сумку, но сделать это не успела. Через несколько секунд смартфон завибрировал у нее в руках.Мимолетная волна дрожи в одно мгновение разошлась по телу, как это обычно бывает, когда какой-то услышанный звук или тактильное ощущение становится для нас неожиданным. Елена опустила взгляд на экран смартфона. Сердце быстро ударило два раза и как будто замерло. На дисплее яркой подсветкой горело: Кол Майклсон.Сейчас Елена уже и сама не помнила, от кого из них исходила инициатива продолжить общаться после той первой встречи. Это были короткие диалоги в WhatsApp, начинавшиеся с отправленного невзначай прикола из инстаграма или других соцсетей, классной песни, услышанной вдруг утром, какой-нибудь забавной фотографии. Они неизменно отвечали друг другу, и слово за слово завязывался разговор, в котором отчего-то очень быстро забывалось то, с чего он начался. Они рассказывали друг другу о том, как прошел день, о последних новостях, шутили о чем-то и сами не заметили, как такие переписки вошли в привычку, став чем-то таким, без чего день начинал казаться каким-то непривычным. Как будто неполноценным. Когда Елена улетела в Нью-Йорк, они общались каждый день. И эта связь через смс-ки не зависела от времени: они могли связаться утром, когда начинался очередной день студенческой конференции и Елена с ребятами уже давно были на ногах, а Кол завтракал и только собирался выезжать на работу; Елена могла просто так поделиться с ним фотографией города, которую мечтала сделать давно и которая получилась так здорово; они часто переписывались уже глубокой ночью, когда день заканчивался и оба возвращались домой, хотели спать и все равно не откладывали телефон. Наверное, друзья уже видели это. Привязанность Елены к телефону, усилившуюся в эти десять дней, заметила Кэролайн, и без слов, конечно, понимавшая причину, в ответ лишь разводя руками и по-доброму фыркая: ?Кто бы сомневался?; наверное, об этом догадывалась Бонни. С Колом было легко. Интересный собеседник, энергичный, никогда не скрывавший эмоций и не позволявший поддаваться апатии и негативным мыслям, удивительно живой, Кол словно вбирал в себя те черты, которые всегда привлекали Елену в ровесниках. В нем было немного от Джереми, немного от Кая, немного от Лиама. И Елене нравилось то, что сейчас происходило.—?Елена, привет,?— когда Елена услышала легкий, бодрый голос Кола, в котором, казалось, можно было прочесть его улыбку, она сама не заметила, что улыбнулась. —?Как дела? —?как всегда, беззаботно спросил он.—?Привет, Кол,?— с улыбкой проговорила Елена. —?Если честно, было неожиданно получить звонок от тебя… Сейчас,?— с едва различимой усмешкой призналась она.—?Ну, когда-нибудь ведь надо что-то менять,?— усмехнулся Кол. —?Вы уже вернулись?—?Не поверишь?— сейчас в аэропорту,?— со смешком ответила Елена. —?Рейс через час. Так что ты почти угадал, часов через пять мы будем в Лос-Анджелесе.—?Оу,?— выдохнул Кол. —?Ну и как впечатления от Нью-Йорка? Уже можно подводить итоги поездки?—?Ну, я в Нью-Йорке уже не в первый раз,?— сказала Елена. —?Но, пожалуй, впервые могу с полной уверенностью сказать: здесь потрясающий кофе и не менее прекрасные смотровые площадки.Кол промолчал, а затем, спустя несколько секунд, задумчиво произнес:—?Город, который никогда не спит, всегда сравнивают с Городом Ангелов**…—?И делают абсолютно глупо,?— с совершенной уверенностью произнесла Елена. —?Их невозможно уравнять. Ни в чем.Кол усмехнулся.—?Возможно, когда я побываю в Нью-Йорке, я с тобой поспорю.—?Посмотрим,?— игриво, с долей кокетства в голосе ответила Елена.В этот момент голос диктора в аэропорту на мгновение прервал всеобщую суету, царившую здесь: в воздухе прозвучало приветливое объявление о начале посадки на очередной рейс. Боковое зрение Елены уловило, как двое молодых людей, парень и девушка, на первый взгляд по возрасте похожие на ее ровесников,?— до этого момента стоявшие неподалеку от нее и что-то обсуждавшие, чуть встрепенулись и последовали к одному из гейтов для посадок: скорее всего, это был их самолет. Судя по всему, объявление диктора донеслось до Кола, вернув его к реальности.—?Раз до рейса полтора часа, отвлекать и задерживать не хочу,?— сказал он. —?Поэтому коротко. 30 Seconds To Mars***. Следующее воскресенье. Два билета. Буду счастлив, если ты составишь мне компанию.***Домой Ребекка и Деймон поехали вместе со Стефаном и Мередит. На город опустилась бархатная иссиня-черная ночь и спокойная, умиротворенная тишина, когда они возвращались. Ни одной звезды не было в этой абсолютно чистой, напоминавшей космос бездне неба, казалось, сейчас не имевшего ни начала, ни конца, и постепенно сливавшегося с успокоенным ночным сном усталым миром в единое, уже неразделимое целое, словно окутывая его мягким покрывалом, как мать кутает в одеяло своего ребенка, когда он засыпает. Только мягкий шепчущий шум мотора и редкие, приглушенные, вполголоса переговоры по временам вмешивались в эту тишину, растворяясь в ее безмолвной глубине, а часы в машине показывали около двух. Поначалу Ребекка и Мередит, сидевшие рядом, разговаривали о чем-то, что-то обсуждая, и, иногда просматривая фотографии на смартфонах, тихо смеялись, по временам обмениваясь репликами с Деймоном и Стефаном. Но дорога была долгой, постепенно усталость и пережитые за вечер впечатления от встреч и событий брали свое, и веки тяжелели, а улицы, проносившиеся в окне, начинали расплываться, словно глаза видели их под покрытым водой стеклом, и со временем их голоса в машине звучали все реже. Мередит, слегка прислонившись виском к стеклу, наблюдала, как дома, сейчас все казавшиеся одинаковыми, под темным покрывалом ночи, против которой был бессилен тусклый рассеянный свет фонарей, сменяли друг друга, не почувствовала, как глаза закрылись. Ребекка, откинувшись на спинку сидения, тоже прикрыла глаза. Деймон и Стефан краем взгляда заметили это, и, было ли это специально или происходило неосознанно, но после этого они старались говорить меньше. Деймон сидел позади брата, ехавшего на переднем сидении рядом со своим водителем, и, чуть наклоняясь, желая сказать ему о чем-то, говорил ему на ухо, и голоса, звучавшие до этого, превратились в шепот.Ребекка не знала, который был час, когда они приехали домой: мысли начинали смешиваться, и ощущение реальности стиралось. Мередит не проснулась, когда водитель припарковался неподалеку от дома Деймона и Ребекки и двигатель отключился; сама Ребекка открыла глаза, когда услышала характерный щелчок замка на двери автомобиля.—?Иди в дом. Я покурю и приду,?— видя ее усталость, сказал Деймон, одной рукой слегка притянув к себе Ребекку и едва коснувшись губами ее виска, когда они вышли из машины.Ребекка чуть заметно кивнула в знак согласия.—?Спокойной ночи, Бекка,?— слегка качнув головой, проговорил Стефан, приобняв Ребекку на прощание.—?Стефан, спасибо и еще раз поздравляю вас с Джузеппе,?— с мягкой улыбкой сказала она. —?Это был прекрасный вечер.По губам Стефана скользнула едва уловимая улыбка, и он, чуть смутившись, на мгновение опустил взгляд.—?Это заслуга в большей степени отца,?— сказал он. —?Но если вам понравилось, я счастлив этому ничуть не меньше,?— взглянув Ребекке в глаза, Стефан улыбнулся. —?Спасибо, что поддержали,?— с искренней теплотой поблагодарил он.Ребекка улыбнулась вновь и молча слегка кивнула головой. Они со Стефаном попрощались, и она отправилась к дому. Оголенных плеч коснулось дыхание ночного непривычно холодного воздуха, и по коже побежали мурашки. Даже когда Ребекка прошла какое-то расстояние до дома, позади, в отдалении время от времени до ее слуха доносились голоса Стефана и Деймона и их смех: они были негромки, но в этой всеобъемлющей безмятежной тишины выделялись очень ясно.Ребекка зашла в дом, и тело обдало приятным теплом, сейчас, даже после всего нескольких минут, проведенных на улице, особенно ощутимым и нужным. Под ласковым прикосновением этого тепла утомление взяло верх, и Ребекка почувствовала, как усталая истома начала растекаться по мышцам.Обменявшись несколькими словами с няней, которая в этот вечер осталась с Мией, Ребекка отправилась в спальню.Ребекка приоткрыла дверь, и она тихонько скрипнула. В спальне было темно, и лишь тусклый свет включенного ночника чуть рассеивал эту темноту, позволяя глазам со временем привыкнуть к ней и чувствовать себя в помещении комфортнее. Неслышно, казалось, едва касаясь пола, Ребекка прошла в глубь комнаты. Подойдя к кроватке, кажется, инстинктивно начав чуть реже дышать, она взглянула на дочь. Ребекка на мгновение замерла и осторожно положила руку на бортик кроватки. Мия крепко спала, лежа полубоком, и прижималась к маленькому длинноухому тканевому зайцу в смешном розовом колпаке, свисавшем с его головы, и пижаме в горошек. Когда Ребекка увидела это, по ее губам скользнула улыбка. Это была одна из ее самых первых игрушек, которую через несколько дней после ее рождения подарила Кэролайн. Ребекка думала, что Мия заинтересуется этой игрушкой чуть позднее, но все оказалось иначе: теперь, когда она плакала, не было лучшего средства, чтобы успокоить ее, чем этот зайчонок; а почти каждый вечер она засыпала с ним, точно так же, как сейчас, прижимаясь к нему, словно не желая отпускать. Ребекка смотрела на дочку и в этот момент не почувствовала, как на ее губах появилась улыбка. На несколько секунд ей показалось, что дремота, застилавшая глаза последние часы, спàла: она почувствовала какой-то необъяснимый импульс энергии, прошедший сквозь нее в тот момент, когда она увидела дочку.Но спустя какое-то время словно мощный толчок вернул Ребекку к реальности резкой, неожиданной силой, как клокочущие волны бросают к берегу мелкие лодчонки, когда на море начинается шторм. Сначала она была почти уверена, что-то, что дало силу этому энергическому импульсу, лишь показалось ей. Ребекка, на несколько секунд замерев, сделав усилие, в ночной тишине, к которой начинал привыкать слух, прислушалась. Но в это мгновение она поняла, что слух ее не обманывал: по временам в дыхании дочери она слышала слабый приглушенный хрип. Он не был похож на острый симптом какого-то серьезного заболевания?— этот хрип напоминал, скорее, отголоски перенесенного затяжного бронхита, когда ребенок почти выздоровел и уже чувствует себя абсолютно нормально, но когда время от времени ослабший организм все же дает о себе знать хрипами или кашлем. Звук был слабым, прерывистым и повторялся даже не каждый раз при вдохе; но для Ребекки, в мыслях которой еще свежи были воспоминания о том дне, когда родилась их с Деймоном дочь, и о тех страшных минутах, этот звук стал ледяной водой, которую впрыснули под кожу. В последнее время Мия не болела?— она не переносила ни грипп, ни бронхит, ни какое-либо другое заболевание, проявлением которого можно было бы считать эти хрипы. Забыв об этой привычной родительской предосторожности, усиливавшейся в те моменты, когда дети, особенно такие маленькие, засыпают, и о своем страхе и нежелании ненароком разбудить дочь, которое доводило все движения до хорошо отлаженного автоматизма, уже не приносившего неудобств, словно под влиянием тоже трудно объяснимого инстинкта, Ребекка легонько коснулась лба девочки ладонью. Малышка чуть поморщилась. Чисто тактильно температуры не было, да и, если бы она была, вероятно, Мия сейчас не была бы такой спокойной. Ребекка отняла руку и вновь взглянула на дочь. Девочка крепко спала, и, по-видимому, ей ничего не доставляло дискомфорта: дыхание не было затруднено. Но холод обжег кончики пальцев. Возможно, будь это что-то другое?— капризы или какие-то другие симптомы,?— Ребекка отреагировала бы немного иначе. Но внутри ее будто что-то подтачивало. Это был симптом, связанный с легкими. И как Ребекка ни старалась оставить мысли об этом и не вспоминать о том, что произошло, когда родилась Мия, в какой-то момент эти страшные несколько минут вновь пронеслись перед ее глазами.На автомате Ребекка начала припоминать последние несколько дней, пытаясь уловить в памяти какие-то другие признаки, которые она могла упустить из виду, но которые могли бы оповестить о начинающейся простуде, понять, могла ли она уже слышать этот приглушенный сиплый звук и, возможно, не придать этому внимания; но ничего подобного не приходило в мысли: у Мии ни вялости, ни невероятных капризов, ни других симптомов.Вновь припомнив обо всем этом, несмотря ни на что, видя сейчас дочь такой же, как и всегда, Ребекка постаралась перевести дыхание и, насколько это возможно, отдалить от себя это чувство тревоги, словно плотной завесой тумана укутавшей ее в эти несколько секунд. Мия не кашляла, могла свободно дышать и, судя по всему, чувствовала себя нормально. Люди, ставшие родителями в первый раз, желая перестраховаться, часто склонны искать в темноте черную кошку, которой нет: было ясно, что периодические хрипы могли быть вызваны какими-то преходящими причинами, не являясь признаками начинающейся болезни. Поэтому Ребекка понимала, что самым логичным сейчас будет быть начеку и пока просто наблюдать. Разумом она осознавала, что ничего страшного и из ряда вон выходящего не происходило, но в глубине души чувствовала: окончательно заглушить в себе тревогу она все равно не сможет. Сердце матери, жизнь ребенка которой судьба дважды оставляла на волоске, матери, которая знала о том, каково это,?— молиться о том, чтобы ее ребенок остался жив,?— уже не сможет биться спокойно. Пройдут месяцы и годы, но это не забудется. Время затянет когда-то кровоточившую рану, оно выплеснет в душе яркие краски множества счастливых моментов, которые суждено пережить: они покроют собой этот черный цвет немой боли и ночи; года приглушат голос этого отчаянного ледяного страха. Но его частичка навсегда останется в душе, в самой ее глубине острым осколком льда.Спустя полчаса или, может, чуть больше, вернулся Деймон. От него веяло холодом с улицы, а аромат дорогого одеколона, отдававший свежестью и сандалом, смешался с горьким запахом крепких сигарет, сделав его еще резче. Они с Ребеккой разговаривали о чем-то, обсуждали прошедший вечер и делились впечатлениями. Но сквозь этот разговор, наблюдая за Ребеккой, Деймон не мог не заметить, что ее как будто что-то беспокоило. Она выглядела задумчивой и, хотя поддерживала диалог, о чем-то спрашивала его, было видно, что ее мысли были совершенно о другом. Ребекка не стала скрывать от Деймона свои мысли, когда он спросил ее об этом, и рассказала ему о том, что ее волновало.—?Думаешь, начинается простуда? —?задумчиво спросил Деймон, подойдя к кроватке и опустив взгляд на спящую дочь.—?Я не знаю,?— Ребекка чуть уловимо мотнула головой. — Жара пока нет. Но....Ребекка отчего-то остановилась, но фразу так и не продолжила. Деймон обернулся, взглянув на Ребекку. Он смотрел на нее, и во взгляде его была не просьба продолжить; это было что-то другое. Он словно что-то искал и в глазах Ребекки надеялся найти ответ на тот безмолвный вопрос, который, как в зеркале, отражался в его собственных. И в эту секунду в глубине его глаз словно волной мелькнуло что-то такое, чему невозможно было сразу дать определение, но что почему-то очень четко уловила Ребекка.

Деймон наклонился к кроватке.— А няня ни о чем не говорила? В последнее время ничего такого ведь не было... — задумавшись, проговорил он.— Нет, — пожав плечами и качнув головой, ответила Ребекка. — Она сказала, что Мия была спокойной и днем.

Деймон слушал Ребекку, обдумывая то, о чем она сказала ему. Вновь переведя взгляд на дочку, он на мгновение замер. Он стоял, облокотившись на бортики, и, внимательно вглядываясь в черты ее лица, он прислушивался к ее дыханию, и ему казалось, что он сам начал дышать чуть тише. Где-то в глубине души, может быть, сам себе в этом не признаваясь, Деймон предполагал, что, возможно, Ребекке могло просто показаться то, о чем она рассказала ему; и отчего-то он старался не упускать эту мысль. Но в какой-то момент он услышал это сам.Хрип, который минутами ранее слышала Ребекка, стал тише; теперь он был едва уловим, и Деймону понадобилось несколько секунд тишины, чтобы тоже услышать его. Но он все-таки был. Смешиваясь с дыханием, выделялся в нем, словно шероховатость на ровной поверхности, незаметная для зрения, но все же ощутимая. Деймон почувствовал внутри какой-то отдаленный укол. Мию не тревожил ни звук их с Ребеккой голосов, когда они разговаривали, не переходя на шепот, ни свет ночника; она спала крепко и спокойно, как любой ребенок, такой же маленький и только набирающийся сил, как она, и ничего не указывало на то, что что-то могло быть не так. Все хорошо, если бы...Деймон нагнулся ниже и осторожно, почти невесомо коснулся щеки дочери. В этот момент на ее лице на мгновение вдруг мелькнула неосознанная сонная улыбка. Увидев ее, Деймон не почувствовал, что улыбнулся сам.

— В последние пару дней все ведь было в порядке, — выпрямившись, задумчиво проговорил он. — Да и няня сказала бы нам, если бы что-то подобное было днем. А так... Может, легла как-то не так, или в комнате душно... Маленькие дети ведь на все реагируют, — предположил Деймон.

— Может, няня просто не заметила? — неуверенно предположила Ребекка, подняв на Деймона взгляд. В ее глазах смешивались плескавшееся в их глубине беспокойство и надежда.

Деймон посмотрел Ребекке в глаза.— Если бы Мии было некомфортно, думаю, мы бы с тобой не разговаривали так сейчас, — с едва уловимым отголоском усмешки сказал он. — Она бы вряд ли уснула.

Ребекка понимала, что слова Деймона были более чем логичны, — она и сама думала обо всем этом несколькими минутами ранее.

Деймон сделал шаг вперед и коснулся плеч Ребекки.— Давай просто пока понаблюдаем и посмотрим, как будет завтра, — предложил он. — Если что-то будет не так, позвоним врачу.

Ребекка взглянула на Деймона. Он держал ее за плечи и внимательно смотрел ей в глаза. На протяжении какого-то времени они молчали; Деймон не прерывал эту тишину, но не отрывал взгляд от глаз Ребекки, словно продолжая с ней безмолвный диалог. Она не отводила глаза, отвечая Деймону на его взгляд. На мгновение потеряв чувство равновесия, словно оказавшись в невесомости, не вполне ощущая, что делает это, через несколько секунд, все так же глядя Деймону в глаза, Ребекка кивнула.

Но в душе ее в этот момент зародилось что-то необъяснимое, странное; что-то такое, что не давало найти успокоение в словах Деймона.

***За прошедший день Ребекка и Деймон действительно пережили много впечатлений и эмоций, и пресыщенному организму — физическому и душевному — нужен был отдых. Глаза немного жгло, и веки были тяжелыми, и они оба чувствовали, что им хватило бы лишь коснуться головой подушки, чтобы сон взял верх.

Ночь была спокойной и тихой. В сознании отдаленным эхом еще звучал шум тысячи мыслей; он смешивался с еще какими-то неясными отголосками, — но отголоски эти невозможно было объять одной силой интеллекта, они принадлежали уже не сознанию, а ощущениям. Но усталость, скопившаяся не только за прошедший вечер, но и за всю неделю, ноющей болью растекавшаяся по мышцам, это безмятежие ночи, ее невероятная тишина рассеивали эти отзвуки, постепенно унося их куда-то далеко, даря тот сон, который сейчас был нужнее всего.

В какой-то момент, сквозь плотный сонную пелену до слуха Ребекки донесся какой-то неясный звук. Это был даже, скорее, не звук, а рваный его обрывок, короче выстрела, раздающегося в воздухе, но он резко выделился на фоне этой тишины, царившей вокруг. Она совершенно четко слышала этот необъяснимый отголосок, вот только был ли он реален или это было лишь игрой усталого подсознания, погруженного в глубокий сон, было не понять. Эта мимолетная, но очень яркая вспышка, которую Ребекка очень ясно уловила, подтолкнула ее к границе между сном и реальностью; Ребекка была близка к тому, чтобы проснуться; во сне у нее, казалось, чуть вздрогнули плечи. Но усталость взяла свое: густой туман сонной завесы все-таки невозможно было развеять окончательно; он вновь увлек мягким покрывалом, рассеивая неуловимые отголоски волнения, которыми на миг мог отозваться в душе потревоживший звук.

Но спустя какое-то время уже совершенно другой звук вырвал Ребекку из сна: она услышала, что дочь заплакала. Ребекка крепко спала, но плач был настолько резким, сильным, захлебывающимся, что она проснулась мгновенно. Еще чуть пошатываясь от сонливой слабости, она встала с постели. Она мельком взглянула через плечо: Деймон лежал, приподнявшись на локтях и, судя по тому, что он не двигался, казалось, он вглядывался в очертания фигуры Ребекки и силился привыкнуть к темноте, пытаясь понять, что произошло.

Почему-то в этот момент в сознании Ребекки ненароком вновь мелькнула мысль, сверкнувшая в голове еще несколько мгновений назад, но тогда еще не облеченная в слова, — скорее, обрывок ощущений, которому Ребекка поначалу не поверила.?Если и Деймон тоже сразу проснулся...? — мысленно пробормотала она.

Возможно, это лишь казалось слуху, привыкшему к тишине, но сейчас Ребекка совершенно отчетливо понимала, почему она проснулась практически мгновенно. Нет, дело было не в том, что Мия плакала. Дело было в том, что она никогда не плакала так громко и надрывисто.

Но мысль эта, прорèзавшая сознание, как вспышка молнии, в следующий момент растворилась в потоке тысячи других, склонявшихся сейчас лишь к одному: нужно успокоить ребенка.

Постепенно мутная белесая пелена перед глазами рассеивалась, и ощущение реальности возвращалось. Почему начинает плакать ребенок, тем более такой маленький, подчас понять сложно, но за несколько месяцев Ребекка и Деймон мало-помалу учились различать причины, по которым дочь могла закапризничать днем или проснуться ночью, и облегчать ее дискомфорт. Однако сейчас видимых причин для такого плача не было. Но еще больше выбивало из колеи, что все попытки Ребекки выяснить, в чем дело, и успокоить дочь, были тщетны. Иногда девочка затихала, но это продолжалось не больше нескольких минут; она не засыпала, и слезы, от которых все ее лицо было мокрым, не успевали высохнуть, когда она вновь начинала плакать. Вместе с Ребеккой не спал и Деймон: он забирал у нее дочь, давая Ребекке передышку, брал Мию на руки, укачивая, и вместе с ней ходил по комнате, предполагая, что, может быть, размеренный темп спокойной ходьбы сможет отчасти подействовать. Но ничего из того, что раньше могло помочь успокоить девочку, сейчас не действовало. Мия заходилась в истеричном плаче; она вся была красная от напряжения, а ее одежда уже была влажной от слез и от того, что она вспотела. Было видно, что она сама уже от него устала, и у Ребекки внутри все скручивало от жалости, когда она смотрела на плачущую дочь и осознавала, что сейчас даже сама не понимает, из-за чего все это происходит. Ребекка помнила о тех хрипах, которые обеспокоили ее несколько часов назад, и у нее пробежала мысль о том, что это действительно может быть взаимосвязано и говорить о проявлении какого-то вируса. Она попросила Деймона принести градусник; но температуры не было.— Дай мне ее, — попросил Деймон, и Ребекка, которая, было видно, уже была измотана, осторожно протянула дочь ему.Деймон аккуратно взял девочку на руки.— Может, и правда простуда... — негромко, как будто про себя, словно сам не заметив, что говорит это вслух, пробормотал он.

— Если так, то симптомы... Странные, — после некоторого времени молчания сказала Ребекка.— Но ведь это все индивидуально, — ответил Деймон, и Ребекке показалось, что его голос стал звучать чуть громче. — Вон, многие считают, что переболеть ветрянкой во взрослом возрасте — это треш и мрак. Кай подхватил ее на последнем курсе академии, уже приготовился завещание составлять, Бонни ему там пол-аптеки скупила от каждого чиха, — и ничего, даже температура не чувствовалась. Все организмы разные, и реакция может быть разная. Тем более у детей.Но Ребекка, казалось, не слышала его последних слов. Ее взгляд был сосредоточенным, и было понятно, что сейчас в ее голове были другие мысли.— Я завтра заеду с Мией к педиатру, — не ответив ему, спустя несколько секунд проговорила она.Ребекка перевела взгляд на Деймона, и их глаза встретились. Деймон внимательно посмотрел на нее. Быть может, минутами раньше он чего-то мог не понимать, что-то хотел сказать ей, но сейчас он видел в молчаливом взгляде ее задумчивых, сначала казавшихся отрешенными глаз самый ясный ответ. И в этот момент среди сотен других мыслей Деймон очень ясно уловил одну, уже знакомую ему. И сейчас он вдруг осознал, что все это время, когда она раз за разом возвращалась к нему, звуча внутри отдаленными отголосками, он старался заглушить их, не желая допустить ее.

— Ты боишься из-за тех хрипов? — спросил он.

Ребекка вновь замолчала на несколько секунд, но Деймон не заметил ни одного из этих мгновений тишины.

— Деймон, я хочу перестраховаться, — сказала Ребекка и вновь посмотрела ему в глаза. В ее взгляде что-то неуловимое, что-то такое, что нельзя было объяснить, но что бередило что-то внутри. Словно какая-то невыраженная мольба. — Если это простуда, — бог с ней. Но если...Голос Ребекки звучал твердо и уверенно, в нем не было ни капли дрожи. Но в этот момент она остановилась, так и не сумев озвучить то, о чем были ее мысли. Ребекка хотела что-то сказать Деймону, но Деймон не дал ей этого сделать, остановив на полувздохе.— Я сам отвезу вас, — произнес он.Ребекка несколько секунд неотрывно внимательно смотрела в глаза Деймона, а затем едва заметно кивнула ему.