Глава 5 (1/1)

Глава 54 мая 2001, ЛондонФилипп- И все-таки… Что это было?Я молчу. Разве я смогу объяснить то, что и сам не до конца понимаю? Это был лишь порыв, попытка помочь ему хоть чем-то. Проблема в том, что, кажется, мне это тоже помогло.- Филипп? – Даниэль смотрит на меня испытующе, а я стараюсь не смотреть.- Эм… Ну… Знаешь… Я просто подумал… И помогло… Я не думал… Ты так мучился от вины… И я решил… Вот, - кажется, из моего монолога даже при большой доле телепатии невозможно вытянуть смысл.- Филипп, пожалуйста, объясни, что ты имеешь в виду. Я не понимаю, - Даниэль говорит со мной, как с маленьким ребенком, который еще плохо умеет говорить, а потому лопочет что-то на своем непонятном языке.Я вздыхаю. Да уж, вообразил себя крутым и собранным, конечно, угу.- Это такая, эмн, практика…Даниэль наклоняет голову на бок в знак удивления.- Медицинская?Я, кажется, сравнялся цветом с песками Марса, только что.- Эм, нет… Скорее физико, эмн, психологическая. Ммм… Это… Есть люди, которые практикуют это… Ну, в тех же случаях, что у тебя… И, эмн, я решил попробовать, на удачу. И вот, помогло немного.Даниэль улыбается.- Помогло. Но я хочу понять, почему. И как это работает.Я вздыхаю, снова. Как же сложно говорить о таких вещах. Целоваться гораздо проще. Но, мне кажется, поцелуями тут от него не отвяжешься. Он упорный.- Так, давай с начала. Это называется БДСМ. Ну, то есть не то, что я сделал с тобой – это так, детский лепет по сравнению с настоящей Темой. БДСМ – это модель отношений двух людей, один из которых берет на себя ведущую роль, а второй – ведомую, - я пытаюсь, как бы, читать лекцию, это помогает сосредоточиться на том, что я говорю, а не на том, насколько это щекотливая тема. – В таких отношениях существует система наказаний за проступки. Ну, это грубо говоря. На самом деле все гораздо сложнее. Но если по-простому, ведущий наказывает ведомого, чтобы помочь ему избавиться от чувства вины. Это могут быть и физические и психологические наказания. Например, можно запретить ведомому говорить какое-то время. Или делать что-то еще. Но это сложнее, с физиологией проще. Такие наказания как бы снимают с ведомого ответственность, дают ему примириться с виной, увидеть и принять ее. Это все сугубо добровольно и безопасно, насколько вообще могут быть безопасны физические наказания. Ведущий обязан следить, чтобы с его ведомым ничего не случилось, чтобы не причинить ему настоящего вреда. Как-то так.Я перевожу дух, а Даниэль смотрит на меня так, будто не совсем все понял.- И откуда ты узнал о существовании подобного рода отношений?Я усмехаюсь.- Приятель в колледже как-то привел меня в тематический клуб. У меня была бурная студенческая жизнь. Там я и увидел все это. А когда ты начал загоняться на тему вины, я понял, что могу попробовать. Прости, я должен был попросить разрешения и предупредить тебя, такие правила, но у меня просто не было времени объяснять все, так что пришлось действовать наугад.Даниэль улыбается, как-то слегка мечтательно.- Не извиняйся. Это и правда помогло. Спасибо.Я обнимаю его. Эти разговоры настроили меня на вполне определенное настроение.- Тогда не за что, рад был помочь.Даниэль отворачивается и кусает губы, а потом смотрит мне прямо в глаза.- Как ты думаешь, мы могли бы… Попробовать повторить? Пожалуйста.Я не могу устоять перед этим умоляющим взглядом, тем более, когда он так краснеет. Мне и самому неловко, поэтому я просто киваю, не доверяя своему голосу.- Сейчас? – и правильно я ему не доверял, потому что он постыдно хриплый.Даниэль кивает и скрывает взгляд за отросшими прядями волос.Я беру его за руку и веду в спальню. У меня нет никаких инструментов, ничего, что я мог бы использовать, кроме своих рук и, пожалуй, шарфа, за которым я иду в коридор.Когда я возвращаюсь, Даниэль все также стоит посреди комнаты. Я откашливаюсь, стараясь придать голосу уверенность, которую не чувствую сам.- Даниэль, нам нужно выбрать слово, которое ты сможешь использовать, если тебе что-то не понравится. Если ты скажешь его, я сразу остановлюсь, что бы я ни делал, хорошо? Ты должен выбрать что-то, что не сможешь произнести случайно, чтобы я знал, что ты понимаешь, что говоришь.Он кивает. Его взгляд становится задумчивым. Он должен выбрать сам, то слово, которое не забудет даже в агонии боли. И я не удивлен его выбору.- Тень.И все равно вздрагиваю.- Хорошо. Запомни его. А теперь раздевайся.Кажется, Даниэль ошеломлен тем, как быстро мы перешли к действию. Он немного мнется под моим взглядом, но потом осторожно снимает футболку, штаны, а потом и нижнее белье. Он все еще очень худой, я недостаточно хорошо забочусь о его пропитании, надо это исправить. Может, стоит заставлять его отчитываться о том, что он съел за день?Он осторожно складывает вещи на край кровати. Я подхожу ближе и заставляю его поднять на меня взгляд.- Хорошо. Теперь я завяжу тебе глаза. Ты не должен снимать повязку, пока я не скажу, что можно, - я сосредоточен. Сам не ожидал от себя такого, но я смотрю на Даниэля как на задачу, которую нужно решить, а не как на голого Даниэля посреди моей спальни. – Это понятно?Он немного мнется, но все же отвечает.- Д-да.Я подношу шарф к его лицу и аккуратно завязываю на затылке. Стараюсь не перекрывать ему дыхание, чтобы он не задохнулся.- Так удобно?Даниэль кивает. Но я вижу, как ему некомфортно, он начинает дрожать.- Помни, я остановлюсь по первому же твоему слову. Все в твоих руках.И он снова кивает.Я беру его за руку и подвожу к кровати так, чтобы он стоял к ней боком.- Сейчас я положу тебя к себе на колени, - мне кажется нужным говорить ему обо всем, что произойдет, чтобы он понимал, что я от него хочу. – А потом я ударю тебя. Это будет больно, предупреждаю сразу. Ты готов?Он снова кивает. Я сажусь и тяну его на себя, заставляя лечь мне на колени животом. Это не самая удобная поза и для него и для меня, зато позволяет мне действовать более свободно, чем если бы он лежал на кровати. Да и дышать ему будет легче.- Вытяни руки и прижми их к полу. Не отрывай их, пока я не скажу, что можно.Даниэль снова кивает, но я скорее чувствую это, чем вижу. Я смотрю на его худую спину, на его выступающие лопатки. Еще немного и они порвут кожу, отрастут крыльями. По крайней мере мне так кажется.Порка – самое базовое, что вообще можно сделать с человеком в тематическом плане. Поэтому я и решаю начать с нее. Она не требует особых навыков ни от меня, ни от Даниэля.Моя рука опускается на его ягодицы со звучным хлопком. Ладонь начинает гореть от первого же удара так, что я задумываюсь о том, кто еще кого наказывает. Даниэль вздрагивает и всхлипывает, хотя я контролировал силу удара, и он был не таким и сильным. Вероятно, его беспокоит повязка на глазах.Я продолжаю бить его, стараясь выдерживать темп, бить с равными промежутками времени, наращивая силу постепенно. Даниэль сначала стонет тихо, но уже через десять ударов начинает стонать в голос. Его всего трясет так, что я начинаю дрожать вместе с ним. Я останавливаюсь, чтобы узнать, в порядке ли все.- Слово?Даниэль мотает головой и закусывает губы.- Еще… Пожалуйста, - его голос очень тихий, но мне удается расслышать, потому что сейчас я полностью настроен на него.Я киваю, скорее себе, чем ему, и продолжаю.Когда сила ударов становится такой, что я больше не чувствую свою ладонь, Даниэль вскрикивает и обмякает у меня на коленях. Я останавливаюсь. Интересно, у него всегда будет такая реакция?Я осторожно поднимаю его со своих коленей, кладу на кровать на бок и снимаю повязку. Странно, но во всем том, что произошло, не было для меня никакого сексуального подтекста, ровно до этого момента. У Даниэля искусаны губы, он глубоко и ровно дышит, а его кожа ярко-розовая и горячая там, где я его бил. Я рвано выдыхаю, а потом наклоняюсь и осторожно целую его. Целовать того, кто лежит на боку, когда ты сам стоишь на коленях у кровати, не очень удобно. От поцелуя Даниэль открывает глаза. У него слегка расфокусированный, но беспардонно счастливый взгляд.- Сессия закончена, - машинально говорю я.Он улыбается мне пьяной улыбкой. Я сглатываю.- Спасибо, Филипп, - и он вздыхает, медленно моргая.- Ты совсем никакой, знаешь? – мне даже немного обидно, что ему так хорошо. Обидно, но я испытываю гордость, потому что ему хорошо от того, что я сделал с ним. Я, а не кто-то другой.- Знаю. Спасибо, это было волнующе.Усмехаюсь.- Да уж, нашел слово.Глаза у него слипаются, я хорошо это вижу.- Можешь остаться один ненадолго? Я скоро вернусь.Даниэль снова медленно кивает и окончательно закрывает глаза.- Только возвращайся скорей, - это он уже говорит засыпая.Я накрываю его одеялом и иду в душ. Горячие струи бьют меня по спине, когда я отчаянно дрочу, вспоминая его губы, мягкость его кожи, его стоны. Какая у меня странная реакция на все это, ведь в процессе я даже не возбудился, был настолько сосредоточен. А теперь вот. Я опираюсь спиной о стену, она приятно прохладная. Я тяжело дышу. Не могу же я использовать его, когда он такой вот, благостный весь!Я вытираюсь, одеваюсь в то, что взял с собой в ванную и иду в спальню. Даниэль крепко спит. Я осторожно ложусь рядом, помня о том, что ему может быть больно, если я слишком плотно прижмусь. Так странно, он полностью голый, а я полностью одет, но мне кажется, что раздели именно меня, содрали кожу, так что теперь каждый нерв оказался на поверхности. Я явно переоценил свои силы.Я закрываю глаза и стараюсь заснуть.*****Я понимаю, что это сон, потому что это не может быть правдой. Но от этого мне не легче, потому что в этом сне я прикован в лабораторному столу, мне холодно, потому что я абсолютно голый. Сверху на мне сидит Амабель и улыбается улыбкой Кларенса.- Ты предал нас. Как ты мог, обезьянка? Разве мы не твои друзья?Я чувствую, какая она холодная, как лед. У нее на лице кровь, она струится из расколотой головы, падает мне на грудь. Я не могу говорить, не могу ответить ей ничего. Не могу попросить прощения.- Мы знаем все, что ты нам скажешь, не трудись. Ты не сбежишь, обезьянка, не спрячешься, мы найдем тебя, где бы ты ни был. Ты думаешь, наш Отец не знает, что ты задумал? Думаешь, он не помешает тебе? Кажется, пришло время поработить глупых обезьян, слишком они зарвались!Амабель наклоняется ко мне, ее обнаженная грудь касается моей. У нее красные глаза и черные белки. Ощущение, что две кровавые капли плавают в черной воде. Она проводит рукой по моему лицу, оставляя на нем царапины. Они жгутся холодом. Я весь будто замерзаю, она как ледник, который окружает этот чертов комплекс, этот чертов мир.- Я всегда могу вернуться к тебе, обезьянка, - Кларенс шепчет мне на ухо, касаясь его губами Амабель. – Я знаю, где ты. Я найду тебя.Она наклоняется ко мне и целует меня. У нее холодный язык, от нее воняет смертью. Я пытаюсь увернуться, но не могу. Я пытаюсь укусить ее, но не могу. Я не могу ничего. Я останусь здесь навсегда, навсегда! Они правы, я слишком много о себе воображаю, я зарвался. Надо просто расслабиться, перестать бороться, впустить в себя…И тут я понимаю, что это не мои мысли. И дергаюсь, стараясь вырваться. Мне удается освободить одну руку. Я хватаю Амабель за горло, стараясь отбросить ее. Она хрипит, хватает меня за запястье. Не думал, что мертвым тоже нужен воздух. Голос в моей голове заходится истеричным криком.- Нет! Я найду тебя! Я поймаю тебя! Ты будешь моим! МОИМ! И он не защитит тебя! Я уничтожу его, так и знай! Уничтожу!*****Я просыпаюсь от того, что кто-то отчаянно бьет меня кулаками в грудь. Я открываю глаза, чтобы понять, что я пытаюсь задушить Даниэля, а он пытается отбиться от меня. Я отскакиваю от него, скатываясь с кровати, и отхожу к окну.- Прости… Прости… Я… Прости… - мне страшно. Я чуть не убил его, опять, чуть не убил, потому что Кларенс снова изменил то, что я вижу так, как ему того хотелось.Даниэль потирает горло. У него хриплый голос, когда он говорит.- Ничего. Ничего, Филипп, - он откашливается и начинает говорить чуть громче. – Не извиняйся. Тебе снился кошмар, я пытался разбудить. Надо было самому догадаться, чем может кончиться.Я мотаю головой.- Нет, нет. Я, я пойду на кухню. Я…Даниэль встает с кровати, заворачиваясь в одеяло, и подходит ко мне.- Никуда ты не пойдешь, по крайней мере, один. Я пойду с тобой и сделаю тебе чаю. А потом ты расскажешь, что тебе снилось. Только дай мне одеться.Мне остается только кивнуть.- Вот и хорошо, - и он слегка целует меня, будто ставя в споре точку.Даниэль двигается чуть скованно, видно, что то, что я сделал оставило свои следы. Но сейчас меня это не волнует. Меня больше волнует то, что он потирает горло и откашливается каждую секунду.Мы идем на кухню. Я сажусь на стул, а Даниэль ставит чайник, режет лимон и насыпает заварку. Мы молчим, пока не готов чай. Пока готовится чай, время будто замирает, это знают все.Когда у меня в руках оказывается горячая кружка, я выдыхаю.- Прости, мне и правда приснился жуткий сон, - и я пытаюсь пересказать то, что видел во сне.Даниэль молчит еще немного после того, как замолкаю я. Он не садится на стул, просто опирается поясницей на столешницу, держа чашку в руках.- Так значит, это был он, голос, о котором ты говорил? И он обещал найти тебя? – я киваю, пока он говорит. – А ты уверен, что это просто сон? Что, если он остался жив и ищет тебя? Судя по тому, что ты рассказал, он осознал себя, пока вы соседствовали. Может, ему не понравилось снова быть частью целого? И он решил сбежать?Я мотаю головой.- Нет, я вполне уверен, что Туурнгайт разобрался с ним. Он сказал так.- И ты веришь ему? Зная, откуда он пришел? Веришь тому, что он сказал тебе? Может быть он просил тебя уничтожить все сведения о нем лишь с той целью, чтобы все забыли о его существовании, а он в это время смог бы собрать силы для наступления?Я пораженно молчу.- Я не думал об этом, совсем не думал. Но теперь, когда ты сказал, это становится очевидным.Даниэль подходит ко мне, ставит кружку на стол и обнимает со спины.- Не бойся. Мы справимся, - он молчит некоторое время, а потом очень тихо добавляет. – Мне кажется, я знаю, зачем ты ищешь Сферу. Не люди опасны, а эти существа. Если у них будет Сфера, хоть одна, это не окончится войной… Это уничтожит этот мир.И мы оба молчим. Я думаю о том, как я мог не посмотреть на ситуацию с этой стороны, почему я вообще поверил какому-то пришельцу?! Он запудрил мне мозги, задурил! А я еще говорил, что Даниэля использовали. Если у Туурнгайта все получится, на моих руках будут миллиарды жизней.Даниэль прижимается ко мне крепче и целует в висок.- Пошли обратно в кровать. Сейчас мы все равно ничего не сможем сделать.Я киваю, и он за руку ведет меня обратно в спальню. И кто еще из нас тут супер-доминант, спрашивается?Мы ложимся. Даниэль слегка морщится, когда ложится на спину и быстро переворачивается на бок. Я хмыкаю.- Это скоро пройдет.Он криво ухмыляется и кладет голову мне на плечо.- В следующий раз давай придумаем что-то, после чего я смогу сидеть.Я фыркаю.- Договорились.- А теперь давай спать.- Спокойной ночи, Даниэль.- Спокойной ночи, Филипп.И больше мне не снится ничего.4 мая 2001, ЛондонДаниэль.Только когда я выныриваю из сна, потому что рядом зашевелился Филипп, я понимаю, что спал беспокойно этой ночью, практические на грани дремоты. Он уже пытается подняться, когда я ловлю его за руку, затягивая обратно под одеяло. Куда он? Ему никогда вставать рано не нужно сегодня. Обнимаю его, прижимаясь лицом к его шее и улыбаюсь тому, что сегодня проснулся не один.- Так и не отпустишь меня?Обнимаю крепче.- Не хочу. Доброе утро.Приходиться все таки открыть глаза и сощуриться от солнца. Кажется, должно случиться что-то из ряда вон выходящее, чтобы я проснулся рано. Филипп лежит рядом, и я ловлю его взгляд, задержавшийся на моей шее. Вина. Не надо. Да, немного больно, но скоро пройдет окончательно. Наверное, действительно остались синяки, хватка у моего друга – мне в моем состоянии остается только позавидовать.- Привет. Я… извини.Вздыхаю.- Я думал, мы разобрались со всем вчера. Тебе не за что извиняться, ничего страшного не случилось.Филипп сдается, откидывается на подушки и обнимает меня. Идеально. И почему даже в свой выходной он рвется вставать так рано?- Я завтрак хотел сделать…Завтрак подождет. Прошу:- Подожди секунду. Не уходи.Он касается меня губами и вздыхает:- Если бы ты вчера испугался меня и сбежал, я бы не знал, что делать… Я бы, наверное, не смог тебя отпустить.Это звучит так трогательно, что я не могу не улыбнуться ему.- Ich liebe dich, mich reizt deine schoene Gestalt; Und bist du nicht willig, so brauch` ich Gewalt.Брови Филиппа удивленно ползут вверх.- Немецкий?Я понимаю, что этот язык моему другу не знаком. Я тоже знаю его скорее на разговорном уровне. Перевожу для него:- ?Дитя, я пленился твоей красотой, неволей иль волей, а будешь ты мой.? Гете. Не любишь стихи?Он смущенно улыбается.- Не то, чтобы… Скорее, не интересуюсь. Но фамилию автора знаю.Он наклоняется и целует меня, а я хватаюсь за этот поцелуй, как за возможность сказать ему, как испугался за него ночью. Мы целуемся, лежа утром в постели, и я понимаю, как я не хочу терять подобные моменты. Однако, отстранившись, Филипп хмыкает.- Но суть ты уловил верно. Я про красоту.Передергиваю плечами. Либо он грубо мне льстит, либо как-то неправильно на меня смотрит. Он смотрит на меня с такой… Обрываю мысль. Нет. Я не имею на это право. Филипп заслуживает моего доверия, моей благодарности и всей поддержки, что я смогу ему дать. Но даже мысленно я не хочу его к себе привязывать. Филипп, он… сильный. Он в конце концов оставит свои страхи позади. И тогда, вероятно, для него придет время оставить позади и меня. И я пытаюсь радоваться тому, что это время еще не наступило.Филипп касается меня осторожно, но перемену я улавливаю сразу. И закрываю глаза. При свете это все… Все еще кажется неправильным. Ночью я чувствую себя… Иначе. Ночью легче позволить себе слабость, легче довериться ему, легче поверить – он знает, что делает. Возможно, дело в том, что мой рассудок наиболее слаб по ночам, и уцепиться за Филиппа легче всего. Он целует меня, и я замираю. Тихий голос.- Можно?..Я думаю о том, почему он спрашивает. Не должен спрашивать, ведь я уже согласился на все, еще тогда. Но он действует осторожно, мягко, нежно… И я киваю. От этого молчаливого кивка по спине проходит волна дрожи, я вспоминаю, как кивал ему вчера, становится стыдно. За неправильность всего происходящего, за свою слабость, за свою требовательность…- Ты краснеешь.Выдыхаю сквозь зубы.- Мою гордость ты щадить не намерен?- Прости.Его руки заставляют меня забыть о гордости. Его губы заставляют меня забыть о страхе. А о стыде он, кажется, сам не имеет никакого представления. Только сильнее зажмуриваюсь, в его действиях нет той острой и непонятной новизны, я знаю, что будет дальше, знаю, что он будет осторожен, знаю…Меня все равно подбрасывает вверх, и я вскрикиваю, вцепляясь ему в плечи. Он останавливается, дает передохнуть, ждет когда мне удается выровнять дыхание. Мне больно, все еще больно после вчера, особенно, когда он не слишком ловко подхватывает меня, и я не могу сдержать стона.- Все в порядке?Его забота поражает. Мотаю головой.- Не останавливайся…Неприятное чувство отступает на задний план, несильная боль перестает иметь значение, и я, кажется, давлюсь собственными стонами, не задумываясь о том, как выгляжу, и не сразу улавливаю, что шепчет мне Филипп.- Открой глаза, пожалуйста, открой глаза, посмотри на меня!..Его голос звучит так искренне, его просьбе нельзя отказать, и я, распахнув глаза, больше не отрываю взгляда от его лица. Я купаюсь в нежности его голубых глаз, в искреннем восхищении, с которым он смотрит на меня, и понимаю, что если бы не был проклят, продал бы душу дьяволу за то, чтобы кто-то смотрел на меня так, как он.- Филипп!..Я кажется выкрикиваю его имя перед тем, как мир снова рассыпается яркими осколками. На этот раз мне удается остаться в сознании, хоть и требуется время, чтобы придти в себя. Я лежу, прижимаясь губами к его плечу. ?.. …….. …..?. Я не позволю себе даже мысленно сказать этих слов. Я …… тебя. Мой Филипп… Так несправедливо. Зачем ты привязываешь меня к себе все сильнее, если это закончится только болью? Но я слаб, никогда не был сильным, и теперь моя слабость проявляется в том, что я позволяю себе выбросить все эти мысли из головы и просто лежать, прислушиваясь к его дыханию и биению его сердца.5 мая 2001, ЛондонФилиппМы лежим в кровати, из окна нас освещает солнце, и мне даже начинает казаться, что все не так плохо. Возможно, жизнь еще может стать лучше. Разве только не хватает горячего душа, в который я и затаскиваю сопротивляющегося Даниэля. Не знаю, что в его сопротивлении больше – смущения или желания подольше поваляться. Но мой организм настойчиво требует еды, поэтому нам обоим приходится встать и смириться с этой несправедливостью жизни.На завтрак я решаю приготовить яичницу с беконом и тостами, потому что мне лень придумывать что-то сложное. Кажется, Даниэля это вполне устраивает, потому что он ест с аппетитом. А может, он просто голоден, потому что я плохо слежу за тем, чтобы он нормально питался, хоть и должен это делать.За окном стоит на удивление чудесная погода, и на ум мне приходит одна мысль.- Хочешь прогуляться? На улице тепло и солнечно, - а у тебя теперь есть в чем выйти из дома так, чтобы не чувствовать себя неуютно.Даниэль улыбается и отставляет пустую чашку.- Я не против. Я бы хотел съездить в центр, посмотреть на город. Если это тебя не затруднит, конечно.Как всегда – сама вежливость. Я улыбаюсь ему, подхожу ближе по пути к раковине и целую в щеку.- Поедем туда, куда ты захочешь. В конце концов, это для тебя здесь все ново, а для меня – обычно.Мы собираемся достаточно быстро. Даниэль с маниакальной упорностью одевается в костюм, одалживая мои туфли. Когда мы ездили на встречу с тем странным стариком, я не обратил на это внимания, потому что вообще мало на что его обращал, но этот костюм ему идет. Даниэль не выглядит в нем таким худым, какой он есть сейчас. Да и эта несчастная жилетка… Невольно уже начинаю ревновать его ко всем, кого мы встретим по дороге. Он не замечает моего тяжелого взгляда, а я успеваю отвернуться прежде, чем он на меня посмотрит. Хочу завернуть его в бесформенную куртку, чтобы никто не увидел, что там под ней. Но это будет нечестно по отношению к нему…- Ты готов?Он кивает, заворачивая вокруг шеи шарф, один из тех, что валяются у меня без пользы и дела.- Тогда пошли.*****Уже когда мы оказываемся у метро, Даниэль тянет меня за рукав и немного смущенно просит доехать до музея. Я соглашаюсь, ведь мне, в сущности, все равно куда идти, главное, что он идет со мной.Британский музей огромный, он поражает своим величием. Даже удивительно, как смогли построить это здание, не применяя строительные краны.- Когда я видел его в последний раз, он еще не был достроен, - Даниэль задирает голову, стараясь охватить все здание целиком. – Так вот, как он должен был выглядеть. Это впечатляет.Я улыбаюсь и тащу его за руку.- Внутри еще лучше. Я уверен, что ты видел далеко не все. Многое было приобретено уже после тебя.В музее много туристов и детей, как и всегда в выходные, но он настолько большой и обширный, что есть шанс остаться в одиночестве даже в такое шумное время. Даниэль впечатлен. Думаю, этот большой музей, который все привыкли считать одним из символов Британии, совсем не похож на тот, который когда-то видел мой друг. Мы медленно проходим по залам, останавливаясь у каждого экспоната. Некоторые из них знакомы Даниэлю, а некоторые были приобретены уже после того, как он был здесь в последний раз.- Я работал в этом музее. Но я и не думал, что он когда-нибудь будет настолько большим. Тут столько мировой истории, сокровища из разных стран. Просто удивительно!У него сияют глаза. Я улыбаюсь, я рад, что ему нравится прогулка. Я не настолько интересуюсь историей, чтобы я мог рассказать ему что-то о новых экспонатах, так что я рад, что везде есть таблички с пояснениями. О некоторых экспонатах Даниэль мне и сам рассказывает с радостью.- Да, мировые сокровища… Из-за некоторых из них у нас напряженные отношения с другими странами, - мне вспоминается скандал с греками, которые, по мне так вполне справедливо, требовали вернуть части их исторического наследия, которые наши археологи без зазрения совести украли из страны. Этот вопрос все еще решается, но отношения между нашими странами нельзя назвать сильно дружескими.Даниэль пожимает плечами.- В мое время никто не думал о таких вещах. Это были интересные находки, средства на изучении которых были только у нашей страны. Удивительно, что они этого не понимают, - в Даниэле явно проснулся археолог, судя по его недовольному и немного надменному тону.Я фыркаю и ерошу его по голове, чтобы немного разрядить обстановку.- Не буду с тобой спорить.Мы доходим до одного из самых отдаленных залов, в нем почти никого нет, только какая-то девушка, которая изучает дальнюю витрину. Мы отходим в противоположный от нее угол, и Даниэль начинает с неугасаемым интересом изучать находящиеся там экспонаты. Я просто наблюдаю за ним, пока мне на плечо не ложится рука.- Привет.Я оборачиваюсь… И вижу Амабель. Она в белом лабораторном халате, она улыбается мне приветливо. Мне начинает казаться, что я схожу с ума, пока она не машет перед моим лицом рукой и… Наваждение не рассеивается. Это всего лишь та самая девушка, которая уже была в зале. На ней белое пальто, а никакой не халат. Мне просто показалось.- Ау! Я спросила, как пройти к выходу, Вы не знаете.- Простите, задумался немного. Конечно. Выходите в эту дверь, потом направо, там будет стрелка-указатель, Вы не ошибетесь.- Спасибо, - она улыбается и уходит, а я остаюсь стоять на месте.Конечно, мне просто показалось, она просто похожа, не более того. Конечно. Это не галлюцинации, я уже прошел этот этап, просто обычный обман зрения.Когда Даниэль берет меня за руку, я вздрагиваю.- Что-то случилось?- Нет, - я тру рукой лицо. – Ничего. Ты все посмотрел? Может, тогда сходим в кафе? Я проголодался.Даниэль кивает, и мы идем на выход из музея.Напротив есть кафе, которое, можно считать, приписано к музею. Даже в названии присутствует слово ?Музей?. Там дороговато, но чай с сэндвичами мы можем потянуть. Я просто не могу идти дальше, ноги запинаются и отказываются меня нести. Я тяжело плюхаюсь на стул, Даниэль садится рядом и обеспокоенно смотрит на меня. Девушка официантка быстро принимает у нас заказ.- Филипп, что-то случилось? Ты выглядишь расстроенным.Я вздыхаю. Стоит ли ему говорить? Он будет волноваться за меня… Но я обещал быть честным с ним.- Я увидел Амабель. То есть, девушку, похожую на нее. Просто обознался, но на секунду мне показалось…Даниэль берет меня за руку и пожимает ее.- Так бывает. Когда ты хочешь увидеть кого-то очень сильно, то видишь его в каждом похожем человеке. Я не помню, кого, но кого-то я также сильно хотел увидеть. Я помню это чувство.Он сочувственно смотрит на меня.- Это пройдет, поверь мне. Такие вещи проходят со временем.Я киваю, и в этот момент приносят наш заказ. Некоторое время мы увлечены едой. А потом я понимаю, что бы я хотел показать Даниэлю.- Пошли, я знаю, что ты должен увидеть.Я почти тащу Даниэля в сторону метро. Мы ныряем в подземку и доезжаем до Ватерлоо. Буквально пара шагов, и перед нами предстает огромное колесо обозрения. Оно такое большое, что его тень дотягивается до середины Темзы. Даниэль удивленно вздыхает.- Лондонский глаз! Самое высокое в мире колесо обозрения. Высшая точка находится на уровне 135 метров, это как 45-тиэтажный дом. Его открыли всего год назад.Зрелище, и правда. впечатляет. Конечно, он выглядит еще лучше ночью, когда видна подсветка, но и днем тоже есть на что посмотреть. Конструкция такая ажурная, что кажется, будто она не весит вообще ничего. Я знаю, что это обманчивое чувство, но меня всегда поражало, как удалось такое массивное сооружение заставить выглядеть так легко.- Оно невероятное. Мне даже не представить, как вообще такое возможно, - Даниэль следит, как кабинка проходит верхнюю точку колеса и ныряет вниз.- Да, очередь на него тоже невероятная. Но мы обязательно как-нибудь сходим туда.Я говорю это не задумываясь, что может и не быть никакого ?как-нибудь?, ведь вовсе необязательно Даниэль останется со мной достаточно долго, чтобы оно наступило. Я смотрю на него, но он не обращает на меня внимание, следя за колесом. Он удивительно, невероятно красивый в этот момент. Восхищение и удивление заставило его глаза сиять. Я так хочу поцеловать его, но понимаю, что он еще не готов к такой публичности…- Пойдем, покажу еще кое-что. А то ты совсем не знаешь достопримечательностей родного города, а это не хорошо.Я беру Даниэля за руку и по набережной увожу его от колеса. Мы доходим до Лондонского Аквариума, откуда хорошо виден Вестминстерский дворец в целом и Башня Елизаветы в частности. Нам везет, как раз, когда мы подходим, чтобы посмотреть, часы начинают бить. Звук далеко разносится над водой.- Насколько я помню, этого здоровяка еще не построили, когда ты был тут в последний раз.Даниэль кивает, опираясь на ограду набережной.- Да, не было, - он оглядывается на меня. – Так много изменилось. Как будто я приехал в совсем другой город, я почти ничего не узнаю. Странно даже, я так хорошо помню Лондон и не помню своих родных.Даниэль снова поворачивается в сторону дворца. Мне сложно представить родной город без высокой башни на фоне Темзы, но для Даниэля она и правда как будто выросла за одну секунду, только сейчас. Это один из символов моей страны, символ ее гордости, а для него он почти ничего не значит. Красивый дворец, не более того.Я обнимаю Даниэля за талию, поворачивая к себе.- Может так даже и лучше, по крайней мере пока. Тебе не надо постепенно привыкать к тому, что произошло. Для тебя все – как резкое погружение, - я усмехаюсь. – Ну, хоть язык учить не надо.Даниэль кивает и слегка ежится от ветра, дующего с реки.- Поехали домой, хватит с меня на сегодня впечатлений.Мы бредем к метро, почти не разговаривая. Кажется, Даниэлю надо обдумать то, что он увидел и узнал.*****Дома Даниэль по сложившейся традиции вызывается готовить ужин. Я не против, я почему-то устал больше, чем ожидал.Пока он возится на кухне, я сажусь на диван и включаю телевизор. Он снова стоит на одном из образовательных каналов, которые Даниэль так любит. Монотонный голос диктора усыпляет меня, и я умудряюсь задремать, сидя на диване.*****Вокруг меня пустота и чернота. И только голос. Тихий голос Амабель, которая зовет меня.- Филипп, почему ты убил меня? За что?Я стараюсь закрыть уши, чтобы не слышать ее, но мне не удается. Ощущение, что тут у меня нет ушей.- Что я тебе сделала? Почему?Я сворачиваюсь в клубок там, где лежу, стараясь отгородиться от нее. У меня нет ответа на ее вопрос, я ничего не могу ей сказать. Я не могу оправдываться, потому что мне нет оправдания.Ее холодные руки ложатся мне на плечи, это заставляет меня открыть глаза.- За что?У нее из глаз текут слезы, а лицо искажается в страшной, неестественной гримасе, как у тех монстров, которых я встречал в комплексе.*****Я просыпаюсь с криком. Кажется, я плачу. Кажется, этот совсем не страшный сон напугал меня больше, чем кошмар, который я видел прошлой ночью.Я быстро утираю глаза. Не хочу, чтобы Даниэль видел меня таким.Видимо, мой крик его отвлек, потому что он выходит из кухни в фартуке и с ложкой для помешивания.- Что-то случилось?Я отворачиваюсь.- Ничего. Просто плохой сон. Прости, что отвлек.Он пожимает плечами.- Ничего. Ужин почти готов.И я иду за ним.5 мая 2001, ЛондонДаниэльПока я завариваю свежий чай, пока расставляю посуду, Филипп молча смотрит в стену. Ужин получается… Напряженный. Я боюсь его расспрашивать, боюсь показаться слишком навязчивым, а Филипп… Кажется, так погружен в свои мысли, что не чувствует вкуса еды. Мой Филипп, что же происходит у тебя на душе, что смогло настолько выбить тебя из колеи? Он, как мне кажется, даже не замечает, как заканчивает есть. И остается сидеть, пока я в одиночку собираю посуду.Потом встает, открывает один из шкафов и вытаскивает оттуда свое отвратительное крепкое поило. Решаюсь с ним заговорить:- Филипп, мне кажется, не стоит…Он вздрагивает, как будто забыл о моем присутствии. И хмуриться.- Все в порядке. Я знаю свою меру. И мне это сейчас необходимо.И следующие полчаса я беспомощно наблюдаю за моральным падением моего друга. Пить ему, явно, не впервой, и я задумываюсь о том, что это далеко не самый лучший способ сбежать от проблем. Впрочем, я помню, как текла в горло настойка опиума, и не могу найти в себе силы отобрать у него бутылку.- Знаешь, она… Она преследует меня. Начала приходить, как только я засыпаю.Вздрагиваю от его голоса, я уже и не надеялся, что он заговорит. Просто сижу и верчу в руках чашку с чаем, беспомощно наблюдая как напивается мой друг.- Она – та девушка? Амабель?Он тяжело кивает.- Да. И Кларенс. Точнее, я не знаю, больше всего похоже на тупые шутки Кларенса. Знаешь, он… юморист. Был.Кларенс. Это имя я слышал от Филиппа, и произносилось оно всегда с ужасающей смесью ненависти, страха и беспомощности. Да… Тот дух, существо другого мира, что пыталось свести моего Филиппа с ума. Филипп же продолжает говорить. Наверное, он из тех людей, что становятся разговорчивы от выпивки.- Мне снится кошмар, что Кларенс все еще где-то здесь. Что я слышу его голос, - он моргает и смотрит на меня, а у меня возникает иррациональное желание спрятаться под стол от его взгляда. – И самое страшное, он может заставить меня поверить во что угодно. И навредить тем, кого я хочу защитить.Я сглатываю и медленно произношу:- Но ведь ты говорил… что избавился от него.Он кивает.- Да. Да, избавился. Я видел Кларенса в другом теле, не в моем, и значит, во мне его больше нет. Но… Видимо, блуждания по коридорам в одиночестве накладывают свой отпечаток.Накладывают, мой друг. Ты совершенно прав. Но мне хочется верить, что ты просто пьян. Я встаю, и забираю у него из руки стакан. Он, к моей радости, не сопротивляется. Обнимаю его, пытаясь успокоить. Из меня, наверное, никакой утешитель, но Филипп обнимает меня в ответ, и зарывается лицом в мои волосы. И тихо говорю:- Ты просто устал, это все моя вина, я заставил тебя вспомнить, заставил говорить, прости меня. До этого ты не вспоминал о… Ни о чем. Я просто поднял твои воспоминания со дна, это пройдет, прости, я не буду больше спрашивать. Прости меня.Он только сильнее стискивает меня в объятиях, еще чуть-чуть и мне станет сложно дышать.- Филипп… Пойдем спать. Пожалуйста…И когда он поднимает голову, и мне удается заглянуть в его глаза, они меня пугают. Сильно. В них словно… нет моего Филиппа. Моего уверенного, спокойного, заботливого… Того, кто смотрел на меня с восхищением, кто обнимал меня так, словно я могу сломаться в его руках… Из потемневших глаз на меня смотрит… Кто-то другой. Кто-то, кому я никогда не позволил бы завязать мне глаза, чьи приказы не стал бы выполнять, кто-то, кто пугает меня до того, что сердце начинает биться где-то в горле. Сглатываю.- Филипп?..Просто алкоголь. Я знаю, что он творит с людьми ужасные вещи, от Филиппа пахнет выпивкой. Все нормально, сейчас он придет в себя, так бывает…. Так было, когда он не до конца проснувшись сжимал мое горло. Мне нельзя пить? Филиппу нельзя пить! Совершенно точно нельзя! Зачем он это сделал?- Филипп… Пожалуйста… Пойдем спать…Я сам слышу, как дрожит мой голос. Филипп медленно проводит рукой по моим волосам, собирая их в кулак на затылке. Я замираю, не зная, что лучше – не шевелиться или пытаться вырваться.-Филипп?..- Даниэль…Это выше моего понимания. Его глаза смотрят куда-то мимо меня, темный, пугающий взгляд, словно его здесь нет, этот взгляд заставляет мои руки дрожать, но голос, тон… Голос все еще моего Филиппа, тот восхищенный тон, которым он произносит мое имя. Что происходит?! Хватка на волосах становится крепче, и теперь уже причиняет вполне ощутимую боль.- Филипп, мне больно… Отпусти, пожалуйста…- Даниэль… Тише, все в порядке…Ничего не в порядке! Меня трясет от страха, от дикого сочетания его взгляда и его слов, совершенно не сочетаемых. Перед тем как поцеловать, он тянет меня за волосы с такой силой, что на глазах выступают слезы. Я вскрикиваю уже ему в рот и пытаюсь оттолкнуть его. Я утром… я не знаю, что сделаю утром, возможно, разобью эту проклятую бутылку об его дурную голову! Пока же, мне остается только упираться руками в его грудь, пытаясь оттолкнуть. Поцелуй слишком агрессивный, у меня вырывается стон, когда он прокусывает мне губу, и я чувствую во рту вкус собственной крови. Филипп, что ты делаешь, остановись!- Тише, тише, Даниэль, все хорошо…Руки трясутся, и я чувствую, как по лицу катятся слезы. Я совершенно беспомощен, он легко перехватывает мои руки, и, оттянув за волосы голову, впивается зубами мне в шею. И в этом нет ни капли удовольствия, только боль, заставляющая меня вскрикнуть и, сперва, забиться в его руках, но быстро понять, что так я делаю только хуже, так зубы сильнее рвут кожу, натягивающуюся от каждого движения, и я застываю, молясь, чтобы это поскорее закончилось, чтобы он отпустил меня.Но настоящая паника охватывает меня только, когда Филипп, выламывая мне руку за спину, прижимает меня грудью к кухонному столу. Я кричу, пытаясь вырваться, и на меня накатывает тошнота, когда я понимаю, что он пытается расстегнуть ремень у меня на штанах. Не может быть. Нет, просто не может быть.- Лафреск, стой!Нет, нет, это не правда, не может быть правдой, мне снится очередной кошмар? Я просто брежу, ведь так? Это все – нереально, нет, совсем нереально…Руки Филиппа говорят об обратном. Нет! Нет, не надо, отпусти, боже мой, нет!Одной рукой он плохо справляется с ремнем и отпускает мою руку. Этого оказывается достаточно, чтобы, застонав, я выбросил ее вперед и схватил оставленный на кухонном столе нож, и, заведя руку за спину, приставил нож к его бедру. Наверное, убедительности в моем дрожащем голосе мало, но я, задыхаясь, цежу сквозь зубы:- Отпусти меня! Если ты меня не отпустишь, я порежу тебе бедренную артерию, и ты истечешь кровью!?Так вот ты какой…?Мне кажется, или эти слова и правда кто-то произнес? Вроде бы, Филипп, но я не уверен, это не его голос, он не мог этого сказать…- Что?..Меня отпускают, и я оборачиваюсь, выставив перед собой нож. Филипп… Растерянно моргает, а я, задыхаясь в приступе паники, с растрепанным волосами, искусанной шеей и в расстегнутых штанах, угрожаю ножом моему лучшему другу. Тому, кто сейчас уставился на меня, будто увидел впервые.- Что происходит?!