Глава 9, или Напарники (1/1)

Рисса тихонько копошилась на кухне, изучая содержимое шкафчиков, выдвижных ящиков и холодильной камеры. Овощей, фруктов, мяса и молока было в достатке, как и зерновых культур, и это разнообразие лишь усложняло задачу. Была такая рань, что не то что жаворонок-Эмма ещё не проснулась — не пробудились даже настоящие жаворонки за окном. Сквозь толстое прохладное стекло виднелись закрывшиеся на ночь бутоны цветов, неподвижные кроны скрывшихся в тени деревьев, блестящие капельки холодной росы на тонких стебельках травинок, похожих на изумрудные нити с нанизанными на них искусным мастером алмазами и самоцветами. Совсем недавно вынырнувшие из озёрной воды первые солнечные лучи ещё не успели нагреть охладившийся за ночь воздух. В эти предрассветные часы природа была ещё нетронутой ежедневной суетой, казалось, даже листья кустарников перед окнами кухни находились без движения, непотревоженные ветром. Дом и его обитатели также безмятежно спали в своих постелях, укутавшись мягкими одеялами, и Рисса чувствовала себя одной-единственной живой душой. Она растерянно присела на древний табурет в углу помещения. Ни Эмма, ни Гораций, ни мисс Перегрин не давали ей точных инструкций. Проведя небольшую экскурсию по кухонным комбайнам и удостоверившись, что девушка способна самостоятельно включить плиту и отрегулировать температуру воды в раковине путём поворачивания вензелей кранов, ей пожелали удачи и терпения и отправили отдыхать в свою комнату. Эмма ободрительно хлопнула Риссу по плечу и утешила тем, что девушка может включить всю фантазию, что у неё есть, ведь на помощь Еноха ей можно было лишь надеяться. Сам он, узнав такую радостную весть, как непредвиденная неделя прямого контакта с Риссой, далеко не выглядел счастливым, но и разозлённым, однако, тоже. Наверное, внешне невозмутимым он держался лишь в силу своего воспитания и желания поддержать образ холодного — но оттого не менее горячего! — идеала. Почему-то Енох казался Риссе именно идеалом. И лидером. Может быть, даже с более сильными лидерскими качествами, чем у Джейка, просто менее выраженными. Рисса была уверена, что не дай Птица над детьми снова нависнет какая-нибудь угроза — и острый на язык юноша-некромант не растеряется, не струсит, а с абсолютной расчётливостью и твёрдой решительностью будет всеми способами защищать свою семью, точно и стратегически верно подавляя опасного врага. А ещё мисс Перегрин просила быть бдительной и не подпускать Еноха к мойке, так как он ворует столовое серебро. Но, в общем-то, не о воровстве шла речь, не об идеальном-стратеге-Енохе и не о лидерских качествах Джейка, а о том, что в ближайшее время никто не будет бодрствовать, а сам ?напарник?, который должен был спуститься с минуты на минуту — в чём Рисса очень сомневалась, — вряд ли мог поделиться дружеским советом по готовке в этом доме.— Даже помощи попросить не у кого... Девушка снова обошла всю кухню, достав понемногу продуктов из каждой категории, и расставила их на длинном столе.— А дальше что?..— Убирай это всё обратно, —подсказал грубоватый голос из-за спины, заставив Риссу вздрогнуть. Енох, пришедший точно по времени, стоял на пороге кухни, привалившись к дверному косяку. Он был опрятно одет и выглядел достаточно свежо, даже если принять во внимание такие привычные залёгшие тени под полуприкрытыми глазами. Рисса почувствовала себя несколько неуютно от того, что не знала, что думать и что делать.— Совершенно всё? — для верности переспросила она, взяв со стола небольшую плетёную корзинку с фруктами. Юноша подошёл ближе, раздражённо закатывая глаза.— Не всё, — он выхватил корзинку из рук девушки, опустив её обратно.— Но ты сказал...— Неужели ты не помнишь, что обычно подавали на завтраки? — Совсем не слушая, перебил Енох. — Мясо сейчас точно не потребуется, спрячь его, пока не начало размораживаться. Рисса послушно убрала пакет с ледяным куском говядины в морозилку, замечая, что с него на блюдо, в котором покоилось мясо, уже немного натекло талой воды вперемешку с кровью. Енох тоже это увидел, недовольно цокнув.— Можешь говорить мне, что я должна делать? — спросила девушка, виновато улыбнувшись. — Я совсем не знаю, что тут да как. Было бы проще, если бы ты взял управление на себя.— То есть, ты сейчас спихнула всю готовку на меня? — Енох зло прищурился.— Я спихнула на тебя только себя неразумную,— Рисса легко пожала плечами. Енох усмехнулся, скрестив руки на груди. Ему доставляло какое-то странное удовольствие ощущение собственного превосходства над нелепо шутящей над самой собой новенькой.— У тебя просто восхитительная самокритика.— Я честна с собой. Юноша прошёлся до подвесных шкафов, доставая пару картонных коробок. Он легко пихнул девушку в бок, заставляя отойти.— Завтрак должен быть лёгким, но достаточно сытным для того, чтобы у детей хватило энергии до обеда. Лучше всего на это годятся всевозможные крупы, фрукты и молочные продукты. Риссе показалось забавным то, с какой серьёзностью Енох подходил к делу.— Другими словами, сейчас мы будем варить кашу, — перевела Рисса, вставая рядом с Енохом. Он сразу же сделал шаг от неё.— Нет, сейчас ты будешь варить кашу, — передразнил юноша противным голосом Риссу, акцентируя особое внимание на её личности. — Надеюсь, ты осилишь это? У тебя каждое мелочное дело превращается в катастрофу. Девушка чуть обиженно поджала губы, но ответила едко:— Не волнуйся, с этим я справлюсь. Енох подал Риссе большую кастрюлю и пару бутылок молока.— У нас аллергиков нет, варим на молоке. Объясняю и показываю один раз! — Предупредил он. — Итак. У каждого в доме свои вкусы и предпочтения, и наша задача — приготовить одинаковые блюда, но в то же время угодить всем... Девушка слушала и внимала каждому слову. Она широко распахнутыми глазами следила за движениями Еноха, поражаясь, с какой аккуратностью тот резал фрукты простыми кубиками и другими геометрическими фигурами, как легко и быстро управлялся с ножом, как метался по кухне от плиты до стола и от стола до раковины. В его ловких руках всё измельчалось, помешивалось, смешивалось и раскладывалось. Рисса, словно загипнотизированная, таращилась на его умелые пальцы, с большим трудом держа себя в сознании и выполняя то, что Енох ей поручал. Казалось, юноша сам получал какое-то удовольствие от того, что делал — это было видно по тому, с каким трепетом он раскладывал индивидуальные сладкие угощения для детей. Каждому ребёнку — то, что ему нравилось больше всего. Енох был невозмутим, ему ни разу не пришлось повысить на девушку голос. Он видел, как она старалась сделать всё правильно, и он был ей почти доволен. Юноша не мог также не обратить внимания на то, каким взглядом, полным восхищения, смотрела на него Рисса, и это тешило его самолюбие. О, да, Енох знал, что был чертовски хорош во всех смыслах! Один раз юноша нечаянно задел рукой неустойчиво стоящую стеклянную вазочку со всякими вкусностями к чаю, и Рисса, ловящая каждое движение Еноха, среагировала моментально, остановив хрупкую падающую посуду и не давая сладостям рассыпаться. Тогда Енох, отвлёкшийся от самоконтроля, не заметил, как озвучил свои мысли:— У тебя весьма полезная странность, Принцесска. Думаю, мы сработаемся. Девушка на это признание едва не потеряла вытаращенные глаза, ограничившись громким прерывистым вздохом. Она не решилась что-то ответить, боясь, что Енох, итак корящий себя за столь явное проявление дружелюбия и слова, прозвучавшие как комплимент, разозлится. Он явно не хотел бы, чтобы эту тему развивали дальше. И про себя Енох поблагодарил Риссу за молчание и понимание. К тому времени, как дети спустились в столовую, длинный стол уже пестрел цветастыми тарелками и ярким чайным сервизом. Одинаковая на первый взгляд пища действительно была уникальной для каждого ребёнка. Например, овсянка Хью была щедро приправлена мёдом и измельчёнными грецкими орехами, а в тарелке малышки Клэр алело большое, выложенное сочной клубникой, сердце. Также предлагалось много другой лёгкой пищи на вкус и цвет каждого человека за столом. Мисс Перегрин похвалила Еноха и Риссу за проделанную работу. Сама же девушка была рада такому хорошему началу, надеясь, что неделя непосредственного сотрудничества пройдёт также гладко и бесконфликтно, как и завтрак. Тем более, что Енох сам предположил возможность мирного сосуществования. А это определённо дорогого стоит.*** Большая семья всегда подразумевает большие расходы, требует большого количества внимания и зачастую отнимает большое количество времени и сил. Это Рисса поняла, уныло намыливая очередную керамическую тарелку. Енох, едва только дети поблагодарили его и девушку, а имбрина отпустила детей, сразу распорядился безотказностью Риссы и поставил её у мойки, аргументируя это тем, что такую работу, не требующую особой ловкости, только ей и можно поручить. Мол, с её везучестью ей вообще опасно приближаться к чему-то ломкому, хоть посуда и была достаточно хрупкой. Сам же юноша метался от столовой до кухни, прибираясь и в одном помещении, и в другом. Девушка доказывала, что обязанности поделены нечестно, ведь так получалось, что Енох делал почти всё, а Рисса лишь мыла посуду. И наплевать, что её до ряби в глазах много. Енох почти миролюбиво просил её замолчать и грозился, что добавит ей ещё работы, на что девушка горделиво поднимала голову и отчаянно просила новых ответственных заданий. Юноша поджимал губы и легко соглашался, спрашивая, чего бы ей хотелось сделать. В итоге Рисса молча отворачивалась и остервенело тёрла бесконечное множество столовых приборов. Енох был таким человеком, который и согласиться мог таким тоном, что желание требовать что-либо пропадало само собой. Когда все дела были выполнены и Рисса собиралась выйти погулять у озера вместе с Эммой, Енох что-то невнятно и сбивчиво пробормотал. Рисса вежливо переспросила юношу, но тот только раздражённо покачал головой и попросил покинуть помещение, что девушка с облегчением сделала. Ей показалось, что Енох расслабился и нечаянно её поблагодарил, и этот самоконтроль сбивал Риссу с толку. При всех своих многочисленных странностях, у талантливого некроманта были совсем уж неясные принципы, которые вызывали уже не сожаление, а лёгкое раздражение. Закипающая девушка не понимала, почему доброжелательность или вежливость были чем-то тем, чего Енох не мог себе позволить и отчаянно закапывал в себе, но в то же время эта своеобразная загадка притягивала и заставляла искать ответы. А ответы эти, конечно же, искать нужно было в самом Енохе, потихоньку вскрывая огрубевшую оболочку его, без сомнения, светлой души. Рисса с удовольствием потянулась, прикрывая глаза, и едва не подпрыгнула, почувствовав, как кто-то дёрнул её за эластичный рукав лёгкого джемпера.— Заканчивай прохлаждаться, у тебя же занятие с мисс Перегрин сейчас начнётся, если ты забыла! — торопливо сообщил Гораций, скрывшись за массивными дверями, ведущими в сад.— Но я даже не успела переодеться! — плаксивым тоном ответила девушка в пустоту коридора. Енох, с упрёком наблюдавший за растерянной девицей с высоты лестничного пролёта, только закатил глаза и отвернулся.?Хочешь жить — умей вертеться!?*** Рисса подробно и как можно точнее описала Алме Перегрин открытие новых возможностей своей странности, их действие и продолжительность. Имбрина, внимательно выслушав свою подопечную, задала довольно неожиданный вопрос: насколько хорошо девушка знала обстановку, окружающую её. Действительно, в собственной комнате, в которой Рисса могла бы достаточно комфортно обитать даже с завязанными глазами, способности проявлялись легче, чем в столовой, детали которой приходилось восстанавливать в памяти по крупицам.

Из этого вышла теория, что чтобы перемещать предметы "неглядя", девушка должна была идеально знать место, в котором находилась, но это звучало слишком странно даже для Странного мира. Если вдуматься, то тогда такая способность едва ли была бы полезной: окажись носительница такого дара где-то впервые, она не смогла бы воспользоваться им при острой необходимости, что повлекло бы неспособность защититься. При таком раскладе носителей подобных способностей было бы куда меньше. Другим более логичным объяснением было то, что Рисса за сотню лет почти не использовала свои способности. Она особо не развивала их и не прощупывала их пределы, а это могло означать только то, что вариации её дара могли преподнести ещё немало сюрпризов его носительнице. Практику решено было отложить до поры-до времени, предпочтя ей поиски информации. Мисс Перегрин предположила, что в их ?домашней? библиотеке вряд ли найдутся нужные книги, поэтому обещала связаться с другими имбринами и даже позволила выйти во ?внешний? мир, надеясь отыскать там нужные источники. А пока что уроки заменились лекциями, которые не ограничивались проблемами телекинеза, включая в себя даже курс истории Странного мира и связь с ?внешним? Вообще время в петле летело незаметно. За домашними делами проходили драгоценные часы, времени всегда казалось недостаточно. День Риссы весь был расписан по пунктам: приготовить-убрать-прочитать-о-нет-Енох-снова-зол; таким распорядком девушка должна была жить ближайшую неделю. Первый день можно было назвать не иначе как ?раскачкой?: за сутки Рисса только прочувствовала темп, которым живут обитатели Странного дома. Всё время, которое Рисса провела в этом необычном месте, продуктивным можно было назвать с натяжкой. И это правда: что она делала все эти дни? Приехала на всё готовое, пару дней провалялась в полуобмороке, регулярно стала отнимать личное время мисс Перегрин. Всё это вкупе с созерцанием закатов было похоже на пансионат с полным содержанием и нулевой отдачей. Даже в своей прошлой жизни девушке приходилось трудиться! Теперь же Риссе предстояло поработать наравне со всеми, но, привыкнув к безделью, домашняя рутина ужасала своей сложностью. От таких мыслей девушка испугалась. Рисса умела так себя пристыдить, что нередко доводила саму себя до слёз. Поэтому ужин был, можно сказать, на высоте. Девушка из кожи вон лезла, чтобы всё было идеально: блюда, сервировка, даже настроение за трапезой. Сердце Риссы трепетно сжималось, получая похвалу от детей и их строгой воспитательницы. Енох также не остался без внимания, но к нему за всё время дежурств итак никогда не было нареканий. Риссу забавило то, как юноша старался оставаться безэмоциональным, пока дети обнимали его перед сном и желали доброй ночи.— Знаешь, — негромко заговорил Енох за уборкой, — Для первого раза ты неплохо справилась. Возможно ему наскучила тишина, прерываемая лишь однообразным тиканьем часов и тихим шумом воды, или он видел пустой блуждающий взгляд Риссы, но он решил начать диалог. Девушка, подавив удивлённое ?ох?, посмотрела на своего невольного помощника. Она больше удивилась тому, что он первый начал разговор, а не тому, что не нашла в фразе ничего с привычным издевательским подтекстом. Несомненно, Рисса не считала Еноха плохим человеком — она вообще не понимала, как можно делить людей на ?плохих? и ?хороших?. Колкость Еноха девушка не считала даже маской. Такой Енох, какого можно сейчас увидеть, сложился ещё очень давно, и она перестала считать его поведение всего лишь образом. Холодный, прямолинейный, чуть грубоватый юноша перед ней — человек, характер которого адаптировался под окружающую его действительность. Возможно, он часто сдерживал себя, когда ему хотелось что-то сказать или сделать, но разве это не нормально? Легко додумать из такого закрытого человека образ романтического героя, который на людях строит из себя неприступную крепость, а наедине с самим собой прямо противоположен по образу. Рисса была уверена, что в одиночестве Енох не особо отличается от Еноха в компании. Поэтому рассуждения о его скрытой натуре она обещала оставить в покое раз и навсегда. В конце концов, даже те мысли, к каким она пришла сейчас, могли быть неверными.

— Я переживала, что что-то может пойти не так. И, если честно, вначале ничего не успевала. Девушке захотелось немного пооткровенничать. Врать Еноху и гордо заявлять, что это было просто, всё равно не получилось бы. Енох молчал.— Я прекрасно помню, как меня в первый раз поставили на дежурство, — вдруг сказал он, заметив, с каким любопытством уставилась на него Рисса. — Только не отвлекайся, тарелки сами себя не вымоют... Я за сто с лишним лет отвык от ведения хозяйства или готовки. В петлях, в которых мне приходилось жить, таких дежурств не было, так что самому мне не требовалось что-то делать. В напарники мне достался Гораций — не скажу, что это плохо, но и хорошего маловато. Он даже под возрастной ценз, так сказать, не подходил, да и поварихой был не лучше меня, — Енох снова замолчал, стягивая тяжёлую скатерть с обеденного стола. — Утренняя овсянка на воде была просто отвратительна, на неё даже смотреть было противно. Мы отставали от графика, поэтому искали, на чём можно сэкономить время.— Как Гораций позволил себе схалтурить? — Удивилась девушка, на всякий случай подавляя улыбку.— Непростые времена требуют непростых решений, — заметил Енох, складывая скатерть. — На самом деле мы пошли немного разными путями. Мелочный Гораций спихнул на меня мытьё посуды, пока начинал готовить что-то заранее к обеду; я же решил обходиться одной горячей водой под сильным напором. И, кажется, приватизировал пару вилок для личных целей. Рисса всё же не выдержала, засмеявшись, когда вспомнила предостережения имбрины.— Ты воруешь их, чтобы сделать новых кукол? — догадалась девушка, весело посмотрев на Еноха, однако тот шутку не оценил.— Я не ворую, — возмущённо парировал он. — И это не куклы! Я что, похож на девицу, чтобы ими играться?! — Енох весь подобрался и вытянулся, сверху вниз раздражённо смотря на Риссу. Длинные вьющиеся пряди съехали на его лицо, и он довольно манерно откинул их, зачесав назад. Действия не возымели нужного эффекта: девушка уже открыто смеялась, прикрывая лицо ладонями. Как бы Енох не злился, он не внушал Риссе страх. Уважение, восхищение — возможно, но бояться его не получалось. Она была достаточно с ним знакома, чтобы быть уверенной в том, что юноша ей не навредит.— Да чёрт с тобой... — Енох недовольно отвернулся, схватив тряпку и направившись в столовую. Рисса вернулась к раковине, бросая на юношу взгляды через дверной проём. Он, нахмурившись, тёр столешницу.— У тебя потрясающие марионетки, — громко сказала она, чтобы Еноху было слышно. Он, посмотрев в сторону кухни и встретившись с уверенным взглядом девушки, сдул непослушную прядь с глаз, выглядя ещё более раздражённым. — Но ты же сам понимаешь, на кого и чем ты похож, — усмехнулась Рисса, идентично сдув мешающуюся чёлку.— Зато я могу сказать, на кого и чем ты не похожа, — парировал Енох, оставаясь довольным своим замечанием. — На аристократку ты точно не тянешь. Рисса пожала плечами, отставляя в сторону чистое блюдце.— Ну да, — легко согласилась она. — С этим не поспоришь. Веснушки приходилось скрывать пудрой, широкую талию — усерднее стягивать корсетом, чёлку — закалывать.— Мне это не интересно, — юноша закатил глаза.— Я не понимаю, как вообще такая уродилась, — продолжила Рисса задумчиво.— Перестань, — настойчивее сказал Енох.— Мне вообще казалось, что я приёмная...— Боже, — он глубоко вздохнул. — Ты вообще меня слышишь? Я сам удивляюсь, как тебя могли держать во дворце. Рисса с улыбкой вытерла руки, закончив работу, и села во главе стола.— Во-первых — не во дворце, а в поместье.— Одно и то же, — перебил Енох.— Вовсе нет, — девушка покачала головой. — Во-вторых — в те времена форма правления была уже парламентская, так что дворцов да императоров не было... Но если бы я жила при дворце, меня бы, наверное, среди живых можно было уже не искать. Хотя за то, чтобы быть приближённой к величайшему роду Бонапартов, и умереть не жалко. Однако я не имела ничего общего с этой фамилией.— Ты тоже происходишь из знатной семьи, — напомнил юноша.— Да какая теперь разница! — горько воскликнула Рисса. — Я уже век как всё потеряла: глупая война забрала у меня семью, дом, сбережения.

Енох вдруг злобно оскалился, треснув тряпкой по столу.— У тебя хотя бы было, что терять, — прошипел он, глядя прямо в распахнутые глаза девушки. — Вместо полноценной семьи у меня был сумасшедший отец-гробовщик, вместо дома — старое похоронное бюро; деревянные стены ходили ходуном, а гнилые доски пола проваливались даже под весом ребёнка. Из сбережений у меня было то, что я успевал стащить из карманов покойников. Этого было чертовски мало, порой не хватало даже на краюшку хлеба... Я не был вором, нет, — его лицо исказила кривая улыбка, — я просто брал то, что было ненужным. Мёртвым уже вообще мало что требуется в этом мире.— Енох, — тихо позвала Рисса.— А знаешь, каково это, спать в гробу, на гроб же смотря? — продолжал он. — Даже летом в помещении ночами был страшный холод. Это было на руку: плоть не начинала разлагаться раньше положенного. Я не мог спать по ночам. До рассвета я сидел с горящей свечой в руках и ждал, что вот-вот мой невольный сосед шевельнётся и встанет, а я буду там один, совсем один, и никто мне не поможет. Посмотри, — Енох в два шага оказался около девушки, протянув ей ладони, — посмотри же! Видишь, сколько ожогов от капающего воска? — Рисса действительно увидела, что ладони Еноха сплошь были покрыты белёсыми пятнами и неглубокими порезами. — Боль отрезвляла, когда оставаться в сознании уже не хватало сил. А однажды мои страхи почти воплотились: трухлявый стол не выдержал веса и в одну из ночей рухнул вместе с открытым гробом. О, видела бы ты, как изогнулась сломаная шея!..— Енох! — воскликнула Рисса, сжав его ледяные руки. Ей снова не было страшно, его вспышка ярости, граничившей с отчаянием, не вызвала слёз. Ей было больно, тоска сжимала её сердце. Холодный образ идеала не рассыпался в её глазах, а лишь утвердился. То, что он стал тем, кем стал, несмотря на свою прошлую жизнь, было едва ли не чудом.— Енох, — снова повторила она тише, но не мягче, отпустив его запястья, чтобы через мгновение переплести их пальцы.— Отпусти меня, — юноша стал вырываться, тяжело дыша и скалясь.— Я разве сказала, что была недовольна своей жизнью? — холодно и совершенно спокойно спросила Рисса. Енох пытался отцепить обжигающе-горячие, не по-девичьи сильные пальцы. — Или, по-твоему, я не ценила то, что имела? Мне повезло жить счастливо, но в один момент я потеряла всё. Знаешь, в чём различие между нами? — она печально улыбнулась, окончательно усмирив сумасшедшее сердцебиение. — Мне действительно было, что терять, и ты никогда не поймёшь, каково это, также как и мне не понять того, как спать рядом с мертвецом. Рисса перевернула запястья Еноха тыльной стороной вверх — кожа выглядела нездорово-бледной, с синей паутиной вен, но была гладкой и чистой. Девушка провела по выпирающим костяшкам большими пальцами и сама отпустила чужие руки. Енох уже не выглядел безумным, он перегорел, как спичка, и опускал пустой взгляд.

— Однако же, нас объединяет этот дом и эти люди, верно? — привычным хрипловато-звенящим голосом спросила девушка, вставая рядом с ним. — Они — наша семья, и мы с тобой теперь тоже.— Ой, нет, мне такого родства не надо, — протянул Енох, отворачиваясь от Риссы и тайком усмехнувшись. — И никаких ?мы? и ?наше? тоже!— Как скажешь, — согласилась Рисса, опустившись на край стола. Просторная столовая светилась розовым и лиловым светом, льющимся из окна. Где-то стрекотали сверчки, в качающихся кронах деревьев шумел тёплый вечерний ветер и свои чудные песни пели поздние птицы.— Рисса, — окликнул Енох девушку за своей спиной. — Пойдём посмотрим на перезапуск петли?..