Глава 6, или На шаг ближе к видению (1/1)

— Значит, с мышатами я вожусь? И полуживую новенькую довёл? И меня насколько презирают, настолько и считают жалким? Ну, Гораций!.. Юноша с особым злорадством смахнул с гладкой поверхности стола пустую стеклянную банку. Крупные прозрачные осколки остались лежать кучкой на обшарпанном паркете, мелкое же стеклянное крошево разлетелось во все стороны. Потревоженные страшные куклы зашевелились, окружили Еноха. Под многочисленными ножками хрустело битое стекло, всё новые и новые марионетки упрямо двигались по направлению к своему создателю. Енох оглядел свою почти-живую армию, коротко взглянул в сторону полок с органами, похлопал по столешнице. Несколько кукол отделились от остальных и с тихим стуком передвигаемых ножек засеменили к нижним полкам большого шкафа. Вскоре, стремясь обогнать друг друга, марионетки, держа вдвоём небольшую банку с крохотным сердечком, с раболепной покорностью передали сосуд Еноху.— Мои прекрасные куклы, идеальные создания. Кто, как не вы, меня понимаете? — Юноша подцепил пинцетом мышиное сердце, поднял на уровень глаз, разглядывая. — Знали бы вы, как я их всех ненавижу... Ненавижу за то, что они ненавидят меня, — Енох тихо рассмеялся, склоняясь над новой, мерзкой, обездвиженной куклой. — А теперь они будут считать меня слабым и спятившим окончательно. И жалеть начнут, — добавил он, скривившись. — Таким я был бы удобен им. Хотя, что с меня вообще взять? И что же мне остаётся делать? Не дать им окончательно вывести себя из строя. Я не такой жалкий, каким они меня видят, верно?.. Принцесска за сутки сделала то, чего я пытался достигнуть десятилетиями. Они все, все приняли её. Гораций с Эммой вообще от неё не отходят. Рука чуть дрогнула от излишних эмоций, но аккуратно, совершенно точно опустила сердце в зияющую дыру в груди.— Они не нужны мне. Мне никто, никто не нужен. Вы же — всегда будете рядом, пока я этого хочу. Вы — мои творения. Вы лучше, чем все они. Правда? Уродливая кукла шевельнулась и открыла глаза. Енох, ухмыльнувшись, опрокинул вторую банку со стола. Хрупкое стекло рассыпалось сотней осколков, и юноша коротко хохотнул.***— У тебя всё в порядке? Выглядишь уставшей, Рисса. Эмма, проснувшаяся намного раньше обычного, стояла у окна в своей комнате, когда заметила сгорбленную фигурку девушки, медленно бредущей по тропинке со стороны озера. Заинтересованная девушка сразу же спустилась, столкнувшись с Риссой на кухне — всё равно сон не шёл. Сама Рисса действительно выглядела не лучшим образом. Под глазами залегли уже довольно заметные тени, кожа слегка побледнела.— Я — ладно, — отмахнулась девушка, — для меня важнее было бы знать, всё ли в порядке у Еноха.— У кого?! — Удивилась Эмма. — А с ним-то что не так? Ему, по-моему, вообще лучше всех живётся: существует в своём микромире на третьем этаже да кукол собирает. Рисса наклонилась к девушке, положив руки ей на плечи.— Я слышала, как он... Смеётся. Один. Ночью, — доверительно прошептала девушка, оглядываясь, будто кто-то мог их подслушать в половине седьмого утра. Эмма в странном жесте подняла бровь.— Да он уже крышей едет от одиночества, наверное. Не обращай внимание. Или... Он мешает спать, да? Поэтому ты такие ранние прогулки устраиваешь? Рисса широко распахнула глаза, от удивления даже пропустив вопросы мимо ушей.

Как можно было так легко говорит о том, что он одинок? Неужели все его совсем перестали за человека держать? И пытался ли хоть кто-то понять его чувства?— А если ему нужна помощь? — Предположила Рисса, пока Эмма нагревала руками блестящий чайник.— Да что ты всё заладила? Может, поговорить, может, помочь — а может, просто перестать думать об этом? Он с самого начала отгородился от нас, а теперь с ума сходит.— Но ведь должна же быть причина такого его поведения! — Не унималась девушка.— Просто ищет способ обратить на себя внимание, — отрезала Эмма.— Важнее то, что он не даёт тебе покоя. Надо сказать мисс Перегрин.— Не надо! — Воскликнула Рисса, тут же испуганно зажав себе рот. Помолчали. Прислушались. В доме царила абсолютнейшая тишина.— Не надо рассказывать мисс Перегрин, — шёпотом повторила Рисса. — Она его накажет.— И правильно сделает, — нахмурившись, тихо ответила девушка. — Если что — можешь ночевать у меня в комнате, пока Енох не перебесится. Такого давно уже не было — перед тобой рисуется, наверное.— Вряд ли.— Точно-точно, — уверенно сказала Эмма. — Может, специально тебя доканывает. Мы-то все уже привычные, даже Джейк, а тут ты так удачно подвернулась — вот и прощупывает почву, так сказать. Проверяет тебя. Перетерпишь или покажешь характер? Пожалуешься мисс Перегрин или в ответ будешь по потолку шваброй стучать?— Пожалуйста, Эмма, — взмолилась Рисса. — Не рассказывай мисс Перегрин. Я просто узнать хотела, всегда ли он так себя ведёт, и можно ли с ним поговорить? Эмма приглушённо засмеялась, и смех её потонул в бульканье закипающего чайника.— Поговорить?! — Всё ещё широко улыбаясь, громким шёпотом переспросила девушка. — Да скорее я начну видеть пустот, чем он выслушает твои пожелания. Он всегда, сколько его помню, жил для себя и только для себя, на нас фыркал и изощрённо издевался. Нет, ты только послушай: то, пока мы обедаем, вывернутые наизнанку мышиные тушки в стеклянных банках пронесёт, как бы невзначай проходя мимо каждого из нас — и никакое ?приятного аппетита? после увиденного не поможет! — то малышам рассказывает какие-то мерзости по анатомии; а когда-то давно придумал совсем уж дикость, на мой взгляд: от скуки заговаривал кукол своих страшных. То они внезапно на голову с лестницы падали, то под столом на колени заползали, то ночью в кровать. Спасибо хоть, что то были не те марионетки, у которых лезвия вместо конечностей, а обыкновенные — хоть и изуродованные — пупсы, но всё равно, как понимаешь, приятного мало. Когда у себя на подушке эту чертовщину впервые увидела — думала, всё, удар хватит! Мисс Перегрин тогда была действительно зла. Рисса еле сдерживала смех, слушая про пакости Еноха. Некоторые его забавы показались девушке действительно стоящими нехорошей репутации.— В любом случае, Рисса, мне не нравится твоё бездействие. Сколько бессонных ночей у тебя уже было? Это вредит тебе, я не хочу, чтобы с тобой что-то случилось только из-за того, что тебе по какой-то неведомой причине захотелось покрывать издевательства Еноха.— И всё же, со мной, пока что, ничего не случилось, — заметила девушка. — Всё равно у меня выдаётся за ночь два-три часа относительно спокойного сна.— Конечно, — ядовито согласилась Эмма. — А потом ты уходишь на озеро досыпать, великолепно. Почему ты так яро его защищаешь? Он что, тебе... Нравится?! — Голос девушки сквозил таким неподдельным удивлением, словно говорилось о симпатии не к молодому человеку с вредным характером, а, как минимум, к Лох-Несскому чудовищу. Рисса от такого неожиданного предположения опешила.— Вовсе нет, — просто и честно ответила она. — Мне кажется — я надеюсь, — что если не буду создавать ему неприятности, то он будет мне доверять. Моё мнение может не сходиться с вашим, но я считаю, что Енох не так ужасен, как мне о нём говорят.— Потому, что он намного хуже, чем о нём говорят, — Эмма усмехнулась, но тут же вернула серьёзное выражение лица, устыдившись своих слов. — Конечно, всё совсем не так. Енох действительно удивительный. Он обладает совершенно уникальным, хоть и жутковатым, даром. К тому же, он, в глубине души, любит всех нас, мы ведь одна семья. Когда на нас напали пустоты, он сражался за нас, и если бы не он и его сердца — мы бы не смогли победить. Мы любим его, — совсем тихо добавила Эмма, и взгляд её потеплел. — Но он сам нас отталкивает. Енох делает всё возможное, чтобы его избегали. С ним тяжело, он нестандартен в общении — так что мы уже оставили попытки наладить с ним отношения. Так что мы не сможем с ним общаться, пока он сам этого не захочет, — заключила девушка. Рисса задумчиво рассматривала чашку перед собой, подперев щёку кулачком.— Знаешь, мне не понять твоего желания, но если тебе так хочется — то попробуй. У тебя больше шансов, ведь ты у нас совсем недавно и ещё не успела надоесть Еноху. Ничего дурного не произойдёт, если ты хотя бы попытаешься подружиться с этим ворчуном, — мягко сказала Эмма, и добавила шутливо-серьёзным тоном: — Надеюсь. Рисса спрятала довольную улыбку в фарфоровой кружке.***— Ты сегодня тоже какой-то уставший, Гораций, — заметила Эмма за завтраком. Рисса взволнованно повернула голову к мальчику, коря себя за невнимательность: Гораций действительно был задумчив, отрешён и даже тише, чем обычно, а она — Рисса — не заметила этого, хотя негласно стала его другом. А какой она друг, если не видит очевидного?— Сны, — коротко ответил Гораций, помешивая ложкой липкую кашу.— Кошмары? — Взволнованно спросила мисс Перегрин, хмурясь. Даже разговаривать на тему ужасов из будущего, которые предвидел мальчик, было страшно. Гораций чуть улыбнулся, развеивая жуткие догадки.— Нет-нет, скорее, наоборот. Мисс Перегрин, я бы хотел почитать литературу с описанием людей со схожими с моей странностями. Хочу знать максимальные границы своих возможностей.— Что всё это значит, Гораций? — Допытавалась имбрина.— Хочу уметь фильтровать и обрывать видения, — невнятно пробормотал мальчик, стараясь спрятать пунцовые щёки. Старшие дети засмеялись, — даже спустившийся ровно к завтраку Енох позволил себе улыбнуться! — в отличие от малышей догадавшись, что такого мог увидеть Гораций. Мальчик, сам того не желая, подкинул пищи для размышлений всем детям на целый день: одни гадали, что видел мальчик, а другие - кого.— Я не уверена в успехе этой затеи, но вся библиотека в твоём распоряжении, —предложила мисс Перегрин, укоризненно глядя на смеющихся детей. Рисса помогла Эмме с уборкой в столовой, хотя девушка удивлялась такому рвению и считала Риссу на кухне лишней, указывая на Джейка и уверяя, что они и сами справятся. В конце концов Риссу перехватил Гораций и предложил составить компанию в поиске полезной информации о его странности. Девушка с радостью согласилась и заодно решила утолить свой интерес, впрочем, не надеясь на развёрнутый ответ.— Ты не расскажешь мне о своих снах, верно? — Предположила Рисса, устроившись с Горацием в библиотеке. Мальчик уже успел предупредить, что сон вовсе не переступал границы приличия, и Гораций мог рассказать девушке, что же там увидел, но, кажется, просто не хотел этого делать. Рисса уже сгорала от любопытства и появившихся идей, надеясь услышать хоть какую-то подробность, но мальчик упорно держал оборону, не спеша сдавать позиции. Определённо, там было что-то очень необычное, раз Гораций так загорелся желанием научиться выныривать из своих видений.— Я не думаю, что тебе было бы интересно слышать это сейчас, — только и отвечал он, лукаво улыбаясь. Рисса обиженно дула губы, но сидела тихо, не мешая мальчику и наслаждаясь его присутствием. Времени до занятий с мисс Перегрин оставалось совсем чуть-чуть, и девушка не отвлекала Горация, чтобы он успел найти и прочитать как можно больше.*** В этот раз Фионы не было — девочка в компании Хью и Бронвин выращивала овощи и фрукты в своём удивительном саду. Эмма, получившая разрешение пропустить занятие, отправилась на прогулку с Джейком — в последнее время им редко удавалось пробыть более получаса наедине. Зато всё время, отводимое на занятие, полностью принадлежало Риссе, и девушка надеялась на то, что проведёт его с пользой.— Твои способности телекинеза неплохо развиты, но, конечно же, нет предела совершенству, — говорила мисс Перегрир, улыбаясь. — Одно из направлений телекинеза — так называемый ?сдвиг взглядом?. И сегодня мы попробуем его тренировать. Ты когда-нибудь пробовала это делать? Рисса отрицательно помотала головой, разглядывая лежащую перед ней монетку.— Как видишь, начнём мы с малого. Раньше ты подвергала предмет воздействию с помощью направленного потока энергии, исходящего из твоих ладоней. Наша цель — научить тебя тому, чтобы ты умела так же перемещать предметы одним лишь взглядом, то есть силой мысли. Для этого тебе требуется та же концентрация, ясность ума и, конечно же, гармония с самой собой. Давай же: смотри на монетку и представляй, как она медленно, но уверенно движется. Не думай о том, что у тебя может не получиться, не думай о посторонних вещах. Не думай вообще ни о чём, кроме как о предмете и о том, что он должен переместиться. Рисса уставилась на монетку, изо всех сил концентрируясь. Она тяжело и медленно дышала, впиваясь ногтями в ладони и вытаращив глаза с полопавшимися от усердия и недосыпания сосудами. Через несколько минут её плечи затряслись от перенапряжения, как при лихорадке, глаза заслезились, и девушка раздражённо утёрла их манжетой серой рубашки. Монетка даже не дёрнулась.— Не получается, — нахмурившись, разочарованно сказала Рисса.— Ничего страшного, попробуй ещё, — подначивала мисс Перегрин. — Разве получается у всех всё с первого раза? Однако, ни со второго, ни с третьего, ни даже с пятого и десятого раза монетка не переместилась. Однажды, правда, когда Рисса окончательно разозлилась, фунт подпрыгнул и задержался на пару мгновений в воздухе, но стоило девушке отвлечься на это — монетка снова упала в короткую траву.

Примерно в тот же момент Рисса почувствовала сильное головокружение, и занятие было решено немедленно прекратить. Мисс Перегрин предположила, что у девушки упало давление, и попросила Горация проводить Риссу до столовой и приготовить для неё сладкий чёрный чай с лимонным соком. На месте взволнованный мальчик сделал всё необходимое и даже больше.— Тебе уже лучше? Хочешь что-нибудь ещё? — Без конца спрашивал Гораций, присаживаясь подле Риссы.— Ненамного, — честно призналась девушка. — Я не очень хорошо сплю в последнее время, устаю быстрее.— Может, тебе стоит подняться к себе? — Предложил мальчик, сверяясь с часами. — До обеда ещё достаточно много времени. Рисса покачала головой, отставляя пустую чашку.— Я чувствую себя неловко от того, что приношу вам столько неприятностей, и сама начинаю ощущать себя немощной развалиной, — смущённо призналась девушка и, не давая Горацию времени для опровержения её слов, предложила: — Ты же, вроде, хотел ещё раз посетить библиотеку? Если ты не против, я бы посидела с тобой. Заодно сама расслаблюсь — может, полегчает. Гораций придирчиво оглядел девушку, раздумывая, точно ли ей не станет хуже от этого.— Я не против. Уже через час мальчик упал духом, а спустя ещё некоторое время — окончательно признал провальность затеи.— Кажется, у меня нет шансов, — Гораций глубоко вздохнул, захлопывая очередной пыльный фолиант. — Я не нашёл ни одной записи о том, как развить в себе способность ограничивать видения. А ведь разные ситуации бывают! Иногда я не только из-за собственного нежелания не хочу видеть некоторые вещи. Рисса понимающе кивнула, прислонившись к огромному шкафу, у которого стоял мальчик.— Это очень сложно, да? — Печально спросила девушка.— Очень, — ответил Гораций, вновь тяжело вздыхая. — Я вижу разные вещи, хочу я этого или нет. Это даже не похоже на то, когда ты сидишь в первом ряду партера. Скорее, я нахожусь в своём сне, но будто наблюдаю за действиями со стороны. Это ужасно, — признался он. — Мне приходится лицезреть чужие беды и радости, расставания и встречи, войны, потери, смерть... Даже особенно личные сцены, в которых я — невольный свидетель. Иногда я вижу несколько вариантов развития одного и того же сюжета, хотя я даже не могу быть уверенным, где — просто сны, а где — пророческие. Порой приходится выбирать самому из нескольких вариантов, подталкивая людей определённым свершениям, и это особенно страшно. От моего выбора может зависеть жизнь дорогих мне людей, ведь я так или иначе способствую перенесению сновидения в реальность. И, конечно, за мой дар меня могут недолюбливать. Мне приходится проецировать все свои сны, какого бы содержания они не были, иначе я начинаю плохо себя чувствовать. Ребятам может не понравиться то, что они о себе увидят. Они не говорят мне об этом, но я-то это вижу. Не все мои сны столь же безобидны, как Бронвин и Олив, играющие в саду за домом, — Гораций усмехнулся. — И если во время проецирования видение ещё можно остановить, то в своей голове я этого сделать не могу. Вне зависимости от моего желания видения никак не обрываются, а иногда именно этого мне хочется больше всего. Мой дар — моё проклятье. Рисса не знала, что и сказать. Она смотрела на хрупкого бледного мальчика перед собой, но видела сильного волевого человека, для которого ночь является самым страшным мучителем. Он не мог знать, когда увидит что-то доброе, а когда — страшные кошмары, от которых нигде нельзя было укрыться. В общем-то, все обычные люди, странные и даже животные видят сны, но ряд отличий между Горацием и всеми другими разумными существами был в том, что он не мог забыть то, что увидел, не мог знать, где проходит граница между сном и вещим сном, не мог даже проснуться, когда ему было очень нужно. Рисса, слушая его рассказ, даже забыла о своей слабости — она казалась такой незначительной после мучений Горация!— Боже, — девушка потянулась к мальчику, прижавшись к нему и обвивая руками, словно пытаясь защитить его от его же кошмаров. Гораций тихо вздохнул, пряча лицо в воротнике её рубашки и утыкаясь носом в слегка отдающую красными яблоками и, кажется, корицей ткань — результат смешения лёгких духов и неповторимого природного запаха кожи, удивительный нежный и пряный запах Риссы. Риссе действительно было нечего сказать, но здесь это и так было ненужно — слова были бы лишними.

***— Я точно, железно, абсолютноне обижаюсь, Эмма! Ничего страшного в том, что ты провела время со своим молодым человеком, нету!

— Мне так стыдно перед тобой, — сокрушалась девушка, театрально приложив руки к груди и, кажется, совсем не слушая. — Я сегодня почти не виделась с тобой, и вот уже снова ухожу.— За два часа со мной ничего не случится, Эмма, не переживай так, — настаивала Рисса. — Иди же, мисс Перегрин с детьми ждут тебя, а ты передо мной уже десять минут распинаешься.— Точно? Рисса закатила глаза, поудобнее перехватывая тяжёлую стопку книг в руках.— Я, как видишь, сама тороплюсь, так что беги уже!— Я найду способ загладить свою вину, обещаю! — Донеслось уже по другую сторону хлопнувшей двери. Рисса снова закатила глаза, едва ли не наощупь направляясь к лестнице. Тяжеленные сборники сказок, книг на тему ужасов, детективных и фантастических романов разных времён почти полностью перекрывали обзор, и девушка уже успела пожалеть, что решила взять столько книг за один раз. Девушка, в общем-то, понятия не имела, какую вину будет заглаживать Эмма. После обеда дети уговорили мисс Перегрин сходить на прогулку в какие-то луга, находящиеся примерно в получасе пути от дома. Как Рисса поняла, дом и близлежащие к нему территории были совершенно не обжиты людьми, и современные технологии двадцать первого столетия ещё не коснулись этих мест. Кажется, они были единственными людьми на паре гектаров вечнозелёной земли, что было ещё одним плюсом к расположению дома. Рисса должна была пойти со всеми, но её состояние не улучшалось и не располагало к длительной прогулке. Поэтому решено было оставить девушку дома, разрешив запереться в своей комнате с книгами. Мисс Перегрин посчитала, что чтение не навредит здоровью и не усугубит ситуацию. Тем более, что если что-то произойдёт с Риссой, то ей сможет помочь Енох, хорошо смыслящий в медицине и который из чувства благородства не оставит девушку в беде. Эмма не сдержала смешка, когда имбрина со всей серьёзностью говорила это. Енох, правда, был решительно не согласен с этим, горячо утверждая, что никакую клятву Гиппократа он не давал, благородным себя не считал от слова ?совсем?, а девица в случае внештатной ситуации сможет и сама заварить себе крепкий чай. А то, что Енох останется дома — даже не обговаривалось, так как было ясно, как день. Юноша с завидной периодичностью пропускал необязательные совместные прогулки и любые мероприятия в принципе, требующие контакта с внешним миром и людьми, а сразу после короткого диалога с имбриной закрылся в своей комнате и затих. Вероятность того, что эти двое за два часа хоть раз пересекутся в доме, была ничтожно мала, но странности случаются даже в странном мире. Никто не мог предположить, что нагруженный банками, как Рисса своими книгами, Енох в это же время будет осторожно спускаться по лестнице с третьего этажа, уверенный в том, что ничто не помешает ему провести этот вечер в спокойствии, тишине и комфорте. Вот и Рисса, ковыляя по лестнице на подгибающихся ногах и периодически смаргивая цветные круги и звёздочки, мельтешащие перед уставшими глазами, не могла предположить такого. Столкновение произошло на площадке второго этажа и было неизбежно. Словно в замедленной съёмке Рисса видела, как слетают одна с другой книги, открывая всё больший и больший обзор, как распахиваются тёмные глаза напротив и как выскальзывают стеклянные банки из разжавшихся от неожиданности рук... И как они — штук семь, не меньше! — зависают в воздухе над самым полом, сверкая в золотистом свете ламп. От такого небольшого потрясения в Риссе открылась новая грань её странности. Она даже успела пожалеть, что не столкнулась с Енохом раньше. Никто не мог предположить, что именно он станет катализатором для её новых достижений. Однако радость Риссы длилась недолго и со звуком сдувающегося шарика улетучилась, напоровшись на острый взгляд юноши, не предвещающий ничего хорошего.— Енох, — ахнула девушка, окончательно освободив руки от книг, продолжая рассматривать то одну левитирующую банку, то другую, чаще, правда, возвращаясь к колючему взгляду напротив. Молодой человек, за пару мгновений оглядев пустые парящие банки и не найдя никаких видимых изъянов, вернул себе способность говорить и анализировать, с неясным удовольствием вглядываясь в красноватые напуганные глаза с бегающими зрачками.

— Что ты, чёрт тебя дери, творишь? Рисса резко опустилась на пол, торопливо подбирая разбросанные книги и снова их, впопыхах, роняя. Енох, неуверенно коснувшись пальцем банки в воздухе, стал аккуратно и быстро складывать их у себя в руках, как только удостоверился, что они не бьются током и не рассыпаются от прикосновений.— Прости, мне очень жаль, — неясно бормотала где-то внизу Рисса, ползая по ковру на коленях и собирая на чёрные джинсы так хорошо заметную на них пыль. — Я не хотела, так получилось...— Так бы не получилось, если бы ты не решила вынести за раз половину библиотеки, — злобно процедил Енох, едва не выронив хрупкое стекло снова.— Если бы ты не набирал своих склянок выше головы, то этого тоже можно было бы избежать, — парировала девушка, моментально прикусив язык. Она хотела добиться его расположения, а не рассориться с ним окончательно. Енох медленно оскалился, недобро прищурившись.— Ну-ка повтори, что ты там сказала? Рисса замерла, уставившись на ботинки юноши перед самым её носом. Она медленно подняла голову, посмотрела на него снизу вверх и ответила так чётко, как только смогла:— Я сказала, что в этом тоже есть часть твоей вины, и тебя точно не будет красить отрицание этого факта. Глядя на вытянувшееся от такой нечеловеческой наглости лицо Еноха, девушка снова себя одёрнула.— Прости, — снова извинилась она, быстро поднимаясь вместе с охапкой книг и тут же коря себя за такое небдуманное действие. Голова закружилась, перед глазами на несколько секунд всё потемнело. Это не укрылось от цепкого взгляда Еноха, но он ровным счётом ничего не почувствовал, задумавшись над несовершенностью человеческого тела и его хрупкостью. Енох даже не сразу понял, что Рисса стоит к нему непозволительно близко, а осознав это — резко отшатнулся, опять выронив самую неустойчивую банку. Девушка стремительно выставила вперёд руку, предотвращая падение стеклянного сосуда, но вновь выронила книги.— Иисус, — прошептал Енох, запрокидывая голову назад. Рисса шагнула в сторону, открывая дверь своей комнаты, и переправила по воздуху тяжёлые тома, мягко приземлившиеся на кровать девушки.— Позволь мне помочь, — попросила Рисса, сжимая в руках блестящую банку.— Нет, — жёстко отрезал Енох, отворачиваясь от девушки и продолжая спускаться по лестнице.— Но ты же не сможешь перенести их все, их слишком много, — твердила она, пристраиваясь за юношей и идя за ним.— Сам справлюсь, — отозвался он раздражённо.— Не упрямься, — девушка обогнала его на середине лестницы, остановившись прямо перед ним, и, подумав, добавила: — Пожалуйста.

Рисса вложила в последнюю просьбу всю себя, и голос её не подвёл: это её ?пожалуйста? вышло таким нежным, чувственным и настойчивым, что Енох даже слегка опешил, ища подвох в этом неистовом рвении помогать, но, не найдя его, выдохнул небрежно:— Как хочешь. Рисса в душе уже отпраздновала первую маленькую победу над холодностью Еноха.— Разреши, — она аккуратно подняла три верхних банки. Они повисли в воздухе, выстроившись в ряд и поплыв по воздуху в направлении кухни. Енох, увидев, что у них оказалось по четыре банки, забрал себе пятой ту, что Рисса всё ещё крепко сжимала в руке. Девушка покосилась на него, неопределённо пожав плечами в ответ на многие вопросы, крутившиеся в её голове в тот момент.— Так зачем ты несёшь их вниз? — Спросила Рисса, чувствуя себя неуютно в абсолютной тишине. Енох смерил её снисходительным взглядом, переступая порог кухни.— Отношу лишние, — нехотя пояснил он, когда девушка уже и не надеялась услышать ответ. — Птица говорит, их в хозяйстве мало, так как большая их часть хранится у меня, и если есть те, которые я не использовал — я должен возвращать их обратно. Она не жалует те, в которых уже плавали органы или побывал формалин. Они вдвоём быстро расставили всё по шкафам.— Откуда у тебя столько раствора формалина? Ты где-то его покупаешь или производишь сам? Насколько я знаю, формальдегид, входящий в его состав, весьма токсичен. Енох долго безэмоционально рассматривал девушку, прежде чем спросил.— И? Рисса нервно заломила пальцы, не понимая, к чему отнести это странное "и".— Э-э... Пары веществ, с которыми ты работаешь, могут вызвать хроническое отравление ими при постоянном контакте. Это серьёзно вредит здоровью и, что хуже, действует на центральную нервную систему.— И? — Повторил Енох, ощетиниваясь. На этом моменте следовало бы оборвать свой поучительный рассказ, но Рисса намёка не поняла, или же только сделала вид.— Большую часть дня ты проводишь в своей комнате. Ты просто травишь себя. Раздражительность, головные боли, плохой сон, потеря веса... — Енох, злобно прищурившись, надвигался на незамолкающую девушку, слегка пригибаясь, точно дикий кот перед прыжком.— Достаточно, — нетерпеливо прошипел он, больно хватая девушку за предплечье и таща к лестнице. Рисса даже сквозь одежду чувствовала, насколько ледяные у него руки, но насколько горячее тело, находящееся чуть ближе к девушке, чем Еноху хотелось бы.— Температурная асимметрия, — добавила Рисса, стараясь выбраться из болезненного захвата. Енох сам отпустил её, напоследок подтолкнув к первой ступени лестницы.— А теперь, будь любезна, потрудись запереться у себя в комнате и не маячить у меня перед глазами, — процедил он,ещё больше прищурившись. Риссе подумалось, что помимо всего прочего у него ещё и расстройство зрения, что также бывает при работе с этими химикатами.— Но...— Просто. Оставь. Меня. В покое, — чётко произнёс юноша, выделяя каждое слово. — Ты не мой лечащий врач, так что кончай умничать. И сними эти чёртовы штаны, — вдруг добавил он. — Сидят, как вторая кожа. И чёлку убери. Выглядишь неприлично и неухоженно.

Девушка едва не открыла в изумлении рот.— А ещё — вульгарно, безвкусно, растрёпанно, — продолжал Енох, и на лице его выразилась некоторая злая насмешка. — Не то, чтобы я был старомоден, но некоторые стандарты конца девятнадцатого века и до середины двадцатого я считаю классическими эталонами женской красоты. И ты в них явно не вписываешься, — заключил юноша, уже не не скрывая самодовольства. Рисса от таких заявлений выпала в осадок, начиная закипать и раздумывая, а стоит ли расположение Еноха этих унижений.— А ты внезапно модельером заделался? — Парировала девушка в ответ. — На оскорбления мог бы не переходить, — процедила она, глубоко вдыхая и подавляя волну справедливой ярости. Рисса уверенно развернулась к Еноху спиной, вытянувшись в струнку и плавной походкой поднимаясь наверх.— Это не оскорбления, а констатация фактов, и чем скорее ты это поймёшь — тем легче тебе будет жить, — холодно ответил Енох и, подумав, выпалил: — Совершенно непривлекательная. Девушка обиженно развернулась, но тут же приняла гордый вид и ответила тихо:— Кто бы говорил. Еноху было всё равно на её детский лепет, но то, каким взглядом она него посмотрела, стоя на середине лестницы и снисходительно разглядывая его, как букашку под ногами, вызвало не просто волну горячей ярости. Это был практически Девятый вал.— Принцесска, — противно протянул Енох, вложив всё презрение в это прозвище.— Ты правда так считаешь? — Усмехнулась девушка. — Не вижу ничего обидного в том, чтобы быть особой королевских кровей.— Вот только такой как ты точно не суждено иметь высокий статус в обществе, — съязвил Енох, тут же от досады прикусив губу, как только всплыла в памяти биография и родословная Риссы. Возможно, он должен был внимательнее слушать девушку за столом, чтобы точно знать, с кем он имеет дело и куда при случае можно было бы надавить, чтобы сделать больнее. Хотя...— Мне совершенно, абсолютно всё равно, кто ты, кто твои предки и во что ты одета, ясно? — Окончательно разозлился Енох. — Если ты не захотела отстать от меня — твои проблемы, потому что теперь я уже точно не оставлю тебя в покое. Видеть, как ты каждую ночь мучаешься — лучшая награда для меня. Интересно, насколько вынослив твой организм?— Его губы расползлись в змеиной усмешке. — И когда ты побежишь к мисс Перегрин, прося её переселить тебя?— Такой радости я тебе не предоставлю, — уверенно произнесла девушка, в пару прыжков преодолев лестницу и хлопнув дверью своей комнаты.— Мерзавка, — прошипел Енох ей вслед, мгновенно теряя запал.*** Стоит ли говорить, что ребята так мастерски делали вид, что никакого разговора не было, что не то что мисс Перегрин с детьми ничего не заметили, но и даже они сами едва не поверили в то, что всё это им привиделось? И, пожалуй, совсем не обязательно говорить, что эта ночь была у Риссы бессонной. Более того, следующая была такой же, а практически весь день до отбоя девушка провела в кровати, отказываясь от пищи и безуспешно пытаясь уснуть. Напряжённый мозг, несмотря на страшную усталость, никак не хотел отправить разум в мир грёз, но периодически отключался, стоило Риссе выйти из своей комнаты. Мисс Перегрин давала девушке по паре таблеток снотворного, но от них делалось только хуже: девушка отключалась не дольше, чем на пятнадцать-двадцать минут, а потом просыпалась от усиливающейся тошноты, ещё более слабая, чем засыпала. Гораций и Эмма приносили Риссе лёгкую пищу, аргументируя это тем, что без еды организм совсем ослабнет, но девушка не могла даже смотреть на блестящий поднос. Мисс Перегрин, места себе не находившая, но успокоенная Горацием, — который просто утверждал, что такое бывает и проходит само, — или ребята, когда Рисса просила, сидели с ней, что-нибудь тихо рассказывая, и пару раз такие беседы имели наилучший исход: убаюканная приятным голосом девушка проваливалась в короткий, беспокойный — но сон. Хотя, сном это можно было назвать с натяжкой. Скорее, это было глубокое беспамятство. Рисса не видела нормальных сновидений. Это была чудная и выматывающая фантасмагория, и часто после таких видений девушка просыпалась уже уставшая от того, что видела. Ещё Рисса удивлялась самой себе. На её памяти с ней никогда не случалось ничего подобного. Она и подумать не могла, что пара ночей без сна сотворят с ней такое. Хотя, на самом деле, Рисса никогда не была здоровым ребёнком и росла крайне болезненной, к тому же, накануне она пережила много часов пути, и это, возможно, дало свою почву для будущей болезни. И всё же, резервами её истощённого организма можно было восхищаться. Более же всего девушка была поражена малодушием Еноха, который хоть и не знал всех подробностей того, как она себя ощущает, но должен был догадаться, что не так хорошо, как могла бы, если она уже вторые сутки не ходит дальше душевой! После всех предупреждений Эммы он притих, но своей деятельности не прекратил. Острый слух девушки по-прежнему резало лязгание металла, частый стук ножек и глухие падения. Хотя, Рисса почти не винила его: нормальный человек не будет обращать внимание на такие мелочи, и в своей особенности была виновата только она сама. Енох и так уже перестал буянить по ночам, за что ему можно было воздвигнуть памятник. Гораций, поглаживая холодные руки девушки, говорил, что совсем скоро всё закончится, что нужно потерпеть ещё совсем чуть-чуть. И это случилось на утро четвёртого дня, когда Эмма по обыкновению зашла в незапертую комнату девушки, справившись о её самочувствии и предложив сладкой каши, но в ответ получила тишину. Сначала девушка подумала, что Рисса наконец-то уснула, но на просто спящую она не была похожа. До синевы бледная, отощавшая и застывшая, и, что главное — открытыми, слезящимися, красными глазами.— Рисса? — Недоверчиво прошептала Эмма, едва не выронив серебряный поднос. — Рисса!