Часть 7: Мираж (1/1)

Это только кажется, что мы, музыканты, порывисто творим сплошь на вдохновении, безумно сверкая глазами и сходу извлекая из инструментов шедевральные и безукоризненно гармонирующие мотивы. На деле все происходит от импровизаций и вариаций на известные и не очень треки – мы анализируем, совмещаем и бесконечно много подбираем. Это утомительно, временами даже скучно, потому что зачастую заходишь в тупик. Впрочем, грех жаловаться, потому что, к превеликому счастью, сейчас у нас есть подстраховка в лице Бифа, который умело руководит всем процессом, указывает на недостатки где нужно и подсказывает, как можно улучшить наши наработки. Потому что деятелю искусства в изоляции вообще судить о своей работе невозможно – временами кажется, что ты превзошел себя, а уже на следующий день после переслушивания творения едва сдерживаешься от того, чтобы не напиться с горя.С Бифом работается легко: нет никакого круглосуточного надзора, хоть он и требует регулярных отчетов о содеянном, потому что он нам доверяет. В Манчестере пруд пруди амбициозной молодежи, которая мечтает прорваться на большую сцену, но практически у всех есть также и претенциозное эго, которое, по мнению ?юных дарований?, сделает им образ. Одни, например, во всеуслышание вещают, что продаваться музыкальной индустрии не собираются, и что не станут себя иной раз афишировать – мол, если есть талант, слава найдет их так и так. Что ж, для этих наивных детишек всегда открыт путь в андерграунд, почитатели у которого, кстати, имеются. Но те, кто хочет по-настоящему быть услышанными и не стесняются этого признавать оказываются вынуждены терпеть превратностипубличности – хочешь взобраться на вершину, плати за проход. И мы это осознаем, пожалуй, лучше большинства, смотрим на складывающуюся ситуацию по-взрослому, с мудростью. Не раз обсуждали, спорили, продумывали эту стратегию, и не зря: когда знаешь, чего ожидать, и имеешь заранее заготовленную модель поведения, множество вопросов сами собой отсеиваются. И, должен признать, на деле все не так уж и плохо – зависит исключительно от индивидуального отношения к происходящему. Тео вон, похоже, даже удовольствие получал от большинства событий, в которые мы оказывались вовлечены. Я же безмолвно следовал по течению. Надо ответить на однообразные вопросы в десятый раз – натянем улыбки, ответим. Надо засветиться на вечеринке у какого-нибудь именитого хрена – большой рыбешки в нашем небольшом пруду – ожидайте нас там. Сказали, что когда-нибудь придется отправиться в тур по экзотичной восточной Европе – сделаем. Только одно условие мы выдвинули взамен на подобную покорность, от которой весь штаб звукозаписывающей компании был в восторге: гастролировать мы до выпуска диска ни в какую не поедем. Все должно быть без задоринки, доведено до максимальной близости к совершенству, которая вообще доступна в наших условиях.К слову, в тур нас уже гнали с небывалым энтузиазмом: после того, как мы рискнули выложить наш первый клип на YouTube, относительная популярность обрушилась нам на голову слово камнепад. Никто, право, никто не ожидал подобного: целый шквал восторженных комментариев, внимание со стороны прессы, даже несколько форумов почитания нам уже были созданы. И все равно это казалось чем-то далеким, связанным с нами лишь косвенно. Мы еще не ассоциировали себя с этими персонажами, представленными слушателям и стремительно завоевывавшими их сердца. Возможно, фактор страха здесь также присутствовал, ведь предстать перед публикой после длительного заточения в панцире нашей, ограниченной пределами дома, студии и баров, жизни, и при этом выглядеть внушительно и держаться уверенно – это, скажу я вам, то еще испытание.Клип, кстати, действительно стал отправной точкой для нашей музыкальной эпопеи, окрещенной ?Hurts?.Название странное, но весьма гармоничное. Со временем оно перестает восприниматься как глагол, становясь обособленным словом, обозначающим нас. Хитрый ход. Идея о подобном пришла к нам в голову как раз во время творческого процесса, и пришла очень вовремя; контракт заключен еще не был, но представлять собой, пусть и еще нелегализованный, безымянный музыкальный коллектив было тоскливо.- Назовемся “Hurts”, - предложил Тео, оторвавшись от просмотра записей в своем блокноте.- И почему это именно “Hurts”? – моя бровь сама собой, кажется, выгнулась вопросительной дугой.- Чтоб им всем больно было, сукам, - мстительно оскалился Тео. - Хочу, чтобы все бабы рыдали, когда слушали нас.Я усмехнулся, с каким-то азартом перенимая его настроение.- То есть, это как прямая ассоциация, да? Чтобы название прямо характеризовало чувства, которые вызывает музыка?Он тогда как-то непривычно ласково посмотрел на меня и тепло улыбнулся.– Вот за что люблю я тебя, мой дорогой друг, так это за то, что ты меня понимаешь, как никто другой.Я зарделся и мысленно вознесся к небесам. О высшей похвале и мечтать было затруднительно.В какой-то момент Тео стал куда-то сбегать по вечерам, свободным от работы. Я всеми силами старался оградить себя от назойливых и беспокойных мыслей, за которыми скрывались, опасно поблескивая, тонкие иголочки ревности, находившиеся в боевой готовности поразить мой и без того истерзанный переживаниями мозг. Пора искать себе психотерапевта, честное слово, ведь не может так больше продолжаться. Каждый день, словно по прописанному черным по белому сценарию, одно и то же: избегаю тесного контакта, отвожу взгляд, каменею, торможу, замыкаюсь в себе, сдерживаясь, чтобы не наделать глупостей, а потом, оставшись наедине с собой и толпой породнившихся мне демонов, коллективно ненавидеть себя, и каждый раз представлять, что вот сегодня все оборвется: Тео догадается, Тео уйдет, все кончится.Поэтому я все больше и больше делал упор на свою творческую деятельность – это помогало отвлечься и придавало немного веры в себя, потому что в результате просиживания около четверти суток за музыкальными инструментами ежедневно все же мало-помалу рождались стоящие вещи.

А вечера теперь приходилось в большинстве случаев коротать в одиночестве, и, несмотря на снедавшую меня скуку, я был глубоко убежден, что оно и к лучшему: в одиночестве можно и не душить свои эмоции, а иногда, если уж совсем страх небесной кары и прочих несогласных размыкал свои оковы, под которыми билось мое несчастное сердце, я даже позволял себе мечтать. Как правило, именно такие порывы, за которые я потом, правда, всегда раскаивался и ходил целыми днями как в воду опущенный, вдохновляли меня на самые удачные композиции.Как же все шатко, боже!Вот я сижу за нашим деревянным столом перед монитором ноутбука и пью чай, при этом переписываясь с одним из техников из нашей команды, параллельно сочиняя письмо продюсеру, в котором сражаюсь за право одного из наших треков – "The Water" – присутствовать на альбоме. Жду Тео, продумываю, как обсудить с ним нежелание наших работодателей включать "слишком мрачный трек", как они выразились, в издание. Стоит ему прознать о моих нездоровых, потаенных в фибрах моей души, чувствах, и я тотчас окажусь на улице – без работы, без мечты, без него. Без жизни.

А ведь для Хатчкрафта эта песня действительно многое значит – пусть у нее и не слишком тривиальный замысел, но я чувствовал, что в ее лирике заключены его глубокие личные переживания, возможно даже более сильные, чем в прочих песнях. Даже друг с другом мы не любили обсуждать идеи наших песен – их надо было просто чувствовать; надо было чувствовать друг друга, и нам это удавалось. Вопросы были ни к чему.Конечно, моя отдача, как и полагалось, была куда существеннее. Я был полностью зависим от воли Тео, а он ведь даже того не осознавал. Мне его порой становилось жалко, ведь ему приходится столько времени таскаться со мной – ну не ровня я ему, совсем нет. Если бы только ему подвернулся вариант получше, эх! Неудивительно, что он зачастил увиливать от совместного времяпрепровождения вне рабочего времени.Впрочем, если мне и есть, чем гордиться, так это как раз бесконечной преданностью по отношению к этому удивительному человеку – первому, кто по-настоящему заинтересовался мной, раскрыл мне мир и научил мечтать. И нет никого более подходящего на роль его первовременной опоры, чем я – во всяком случае, я старался верить в это и изо всех сил оправдать возложенные на меня надежды.И, вынужден признать, сейчас я счастлив. Рискующий всем, что имею, ради всего, что имею, неуклюже бредущий по лезвию, которое распарывает кожу на лоскутки, но не смеющий прервать своего пути, потому что там, вдалеке, маячит его – Тео – фигура, ласково улыбающаяся и маняще подзывающая к себе. Я добровольно принимаю эту боль, потому что знаю: если я сойду с лезвия – тут же рухну в пропасть и разобьюсь насмерть, а душе моей придется скитаться в вечной тьме. Иначе говоря, уж лучше быть рядом, пусть даже и не имея права приблизиться так, как хотелось бы, чем потерять его – мое все. Жить-то тогда уж точно будет незачем.От безрадостных мыслей меня отвлекает оповещение о новом сообщении. Оказывается, я уже минут пятнадцать завороженно наблюдаю за темно-синим небом вечернего Манчестера, мрачными очертаниями соседних зданий и ржаво-рыжими расплывающимися огнями уличных фонарей, погрязший в своей тоске.?Добрый вечер, Адам.

ЭТО надо немедленно удалить и предотвратить дальнейшее распространение – может неблагоприятно сказаться на вашей репутации. Могу заняться сам, но было бы лучше, если бы вы с мистером Хатчкрафтом сами разрулили эту ситуацию? - гласило письмо. Я с любопытством перешел по ссылке, что была приведена ниже, которая перенаправила меня на страницу какого-то видео.Вот это да!Толпа подростков пляшет на каком-то заброшенном объекте, и молодой Тео, в типичной мешковатой для рэперов одежде с длинными русыми волосами речитативом вещает фиг знает о чем. Да это бесценно, черт возьми!Как раз тогда, когда я пытаюсь успокоиться после непрерывного смеха в течение нескольких минут и вытереть невольно выступившие слезы, а еще – унять сжимающееся от умиления сердце – ведь это Тео, еще совсем юный, наивный, ветреный, отголосок прошлого того великолепного мужчины, которого я знал сегодня, этот самый великолепный мужчина возвращается домой. И, конечно, застает хохочущего меня, видит открытое видео и быстро проводит связь между этими фактами, пунцовеет и кидается к ноутбуку, пытаясь захлопнуть крышку.- Блять, только не смотри! Что, посмотрел? Твою мать! – красный, как рак, Тео прячет лицо в ладонях и капитулирует на кухню.- Да стой ты, - кричу ему вслед, поднимаюсь, все еще пытаясь унять разошедшуюся в сокращениях от смеха диафрагму, и шагаю за ним.Тео стоит, прислонившись лбом к стеклу, и всеми силами изворачивается, чтобы не показать мне своего лица.Я подхожу к нему, фактически зажимая в угол между холодильником и подоконником, и едва ощутимо касаюсь его спины. Это для него может померещиться, что жест абсолютно невинный, а для меня он сопровождается замиранием неугомонного сердца и мурашками по коже. Я ведь касаюсь его. Чувствую его напряженные мышцы. Хочется провести вдоль его спины, описать его контуры...Вот дерьмо!Отдергиваю руку, но не подаю вида, что что-то пошло не так. Благо, сам Тео все еще упирается головой в окно, а потому не имеет возможности лицезреть мои полыхающие щеки.- Да брось ты, мы все что-то подобное делали в молодости. Бифф предлагал надавить на тех, кто выложил, чтобы удалить отовсюду, тогда точно никто не узнает, - нахожу в себе силы на непринужденный тон.Он молчит еще какое-то время, а потом неожиданно резко разворачивается.- Я их всех убью к чертовой матери! Никто не должен знать об этой херне! Я и так потратил слишком много усилий, чтобы сделать себе такой образ! – восклицает он, после чего удаляется в спальню, с грохотом захлопнув дверь за собой. Я остаюсь, недоуменно глядя в том направлении, в котором он ретировался, и анализирую этот бурный эмоциональный всплеск.

И, кажется, именно в тот момент я впервые задумываюсь о том, что у Тео не только есть темное прошлое, как и у большинства людей, но, вполне вероятно, и существенные недостатки, пусть пока еще не замеченные мной.

***Время летит стремительно, один за другим проносятся расцветающие событиями дни: количество просмотров на YouTube все растет и растет, нас несколько раз узнают на улице, мы даем интервью паре журналов, и кто-то из них даже признает несколько записей, которые мы сделали доступными для прослушивания в сети, лучшими треками недели. Мы верим, что победа близка, как никогда, и уже практически конец всем печалям, а потом словно сам господь посылает нам знак: случается нечто экстраординарное.Тео очень хотелось вставить хоть один дуэт на альбом, и Биф даже разыскал ему несколько весьма голосистых певичек, но он воротил ото всех нос: у одной, мол, голос слишком писклявый был, у другой – слишком хриплый, а с остальными вообще работать невозможно – они якобы забывались, что являлись приглашенными артистами, а не солирующими.В итоге Хатчкрафт отчаялся и хотел было забросить эту идею, но подтрунивания кого-то из сессионных музыкантов наподобие ?ишь ты какой, все тебе не нравится! Так пригласи кого-нибудь из "Spice Girls" – уверен, они будут счастливы сотрудничеству с таким именитым музыкантом, как ты? подействовали на него как красная тряпка на быка.- А вот и приглашу! – вспыхнул он однажды и куда-то умчался.А потом, несколько дней спустя, когда мы с остальными сидим в студии и валяем дурака, он внезапно врывается в помещение, безумно сверкая глазами; на его лице красуется широченная и до неприличия счастливая улыбка.- Мужики, - восклицает он, - Вы не поверите, что сейчас произошло! Кайли Миноуг согласилась записать с нами "Devotion"!

Все взгляды, обращенные к нему, принимают весьма разнообразные выражения: кто-то не верит, кто-то шокирован, у кого-то это заявление вызвало лишь насмешку.- Прекращай клоунаду, Хатчкрафт. Так мы тебе и поверили, - доносится у меня из-за спины.- Не веришь, да? Вот, смотри! - Тео достает мобильный из кармана и демонстрирует раскрытое письмо. - "...сообщите мне дату и время, когда Вы желаете приступить к записи, и я постараюсь подстроиться под Ваш график", - гордо зачитывает он во всеуслышание.Сказать, что от таких новостей наша команда ошалела - ничего не сказать. Кто бы мог подумать, что наша музыка привлечет именитого артиста мирового класса? Это же, как нам не устает мечтательно прогнозировать Биф, гарантированная моментальная популярность - весь ее многомиллионный фанатский штаб прознает про нас и разнесет вести по всем своим кругам общения; таблоиды еще не один месяц будут вспоминать о том, как однажды скромному манчестерскому дуо подфартило в начале их карьеры, и одна звезда даже спустилась ради них с небес, чтобы благословить их путь.Этот случай лишь в очередной раз стал подтверждением божественного замысла насчет Тео - ему предстояло стать великим.Я часто сомневался в правильности собственных чувств, правильности своего поведения и своего отношения к Тео, но я точно знал: абсолютно все, что мы делаем вместе, было так правильно, как ничто иное в целом мире.***И только лишь когда работа подходит к концу, и остаются в основном детали, от нас не зависящие, мало-помалу начинает доходить осознание масштабности происходящего, хотя едва ли мы могли себе вообразить, что ожидало нас впереди. Но одно было известно наверняка: план работает, работает стабильно, отклонений и аномалий не наблюдается и, судя по всему, на этот раз мы попали ?в яблочко?. На горизонте виднелись поистине великие для нас события: несколько концертов, выход альбома, тур. Мы выполнили все, что от нас требовалось, и сейчас оставалось только ждать сигнала – Биф в любой момент мог позвонить и сообщить об очередном запланированном концерте, интервью или еще невесть чем. Все вот-вот готово было начаться, и мы словно замерли в ожидании глобальных перемен, мыслями находясь уже в будущем, но материально продолжая следовать за течением настоящего времени, где нам совершенно нечем было заняться. Ожидание динамики становится настолько томительным, что мы едва ли не лезем на стены. Зачастую мне доводится лицезреть одну и ту же сцену: Тео сидит, сложив руки в молитвенном жесте и прикрыв глаза, и медитирует на лежащий возле телефон.- Друг, - тереблю я тогда его за плечо, - Так и свихнуться не долго. Ты бы сходил, проветрился.- Я не могу, - остервенело ковыряет он боковые кнопки мобильного, - Как я могу думать о чем-то еще, когда вся жизнь вот-вот перевернется?Мне из раза в раз оставалось лишь вздыхать и отправляться варить ему чай, чтобы хоть как-то поспособствовать расслаблению.Но в один день,как у нас это повелось, Тео внезапно осенило и он сам потащил меня наружу. Причем ладно бы просто проветрить мозги – нет, он потребовал, чтобы мы прямо сейчас, да-да, именно сейчас и никак иначе, ехали за город, и плевать он хотел, что уже одиннадцать вечера. Он вручил мне увесистую сумку, в которой игриво перестукивались стеклянные сосуды с, надо полагать, алкоголесодержащими жидкостями. Сам же он взвалил на плечо объемный походный рюкзак и еще одну аналогичную сумку, после чего потребовал не задавать лишних вопросов и просто следовать за ним. Господи, можно подумать я не этим занимаюсь каждый день, с утра до ночи, двадцать четыре часа в сутки. Но внутри уже бурлил азарт, потому что, когда у Тео так блестели глаза,можно было ожидать чего-то абсолютно фантастического.Идти куда-то в ночь – это всегда круто. Прохладный ночной воздух, мягкий рыжий свет фонарей, пустующие темные улицы, измененные оттенки и громоздкие сумрачные фигуры высотных зданий – все это уже создает определенную атмосферу. Прибавьте к этому одного из самых удивительных людей на планете, решительной походкой проделывающего четко намеченный им же путь, и вуаля: я - на миссии, я – герой высокобюджетного фантастического блокбастера, меня проводят восхищенным взглядом случайные похожие, но никогда не поймут моих жертв во имя человечества, потому что интересы других всегда будут превыше моих собственных.А что, это ведь не так уж и далеко от реальности, не так ли?Метро еще открыто, и в полупустом вагоне мы доезжаем до самой окраины города, слишком сонные и уставшие для бесед, обремененных смыслом.От метро мы идем пешком, и я не особо слежу за маршрутом, зато замечаю, как зелени вокруг становится все больше и больше, а домов – все меньше и меньше, а вот мы уже пересекли пустынную трассу и вошли в темный лес.Откуда-то из чащи раздается гулкое уханье совы. Кроны деревьев неторопливо покачиваются из стороны в сторону, учтиво перешептываясь листвой; их вершины словно сомкнуты над нами громадным куполом уютной ночной сокровенности, не пропуская практически никакого света. Приходится напрягать глаза и вглядываться в землю, чтобы не споткнуться о какую-нибудь ветку или корень. Но все-таки, о чем он вообще думал – отправиться в лес глубокой ночью, так еще и без фонаря! Хочется возмутиться и потребовать повернуть обратно, ведь одна только мысль о теплой и уютной кровати заставляет всю сомнительную романтику этого экстремального похождения разом потерять свою ценность, но не успеваю я и рта раскрыть, как цепляюсь штаниной за какой-то торчащий сучок и падаю, успев выставить перед собой ладонь, что, конечно, предотвратило контакт моей физиономии с почвой, ноне смогло защитить от болезненного столкновения колена с чем-то твердым, да и несколько ссадин теперь будет красоваться на ладони.- Блять, - ругаюсь сквозь зубы, а Тео уже спешит на помощь.- Ты как? Ничего не ушиб? Надо было фонарик взять, я как-то не подумал...- И правда, нахера кому-то вообще нужен свет в темном дремучем лесу? Прости, но я всего лишь простой смертный, и инфракрасным зрением не обладаю.- Ой, да хватить уже ворчать, ты же ничего не сломал. Давай, пошли, - а затем он берет меня за руку и тянет за собой.И этот небольшой, незначительный жест оказывается настолько весомым и эффективным аргументом, что я тут же затыкаюсь и повинуюсь.Спустя какое-то время, за счетом которого я не следил, потому что все мысли вертелись вокруг его теплой ладони, все так же сжимающей мою – как обычно ледяную, мы доходим до опушки леса, деревья расступаются перед нами, представляя взору чистое ночное небо, усеянное крохотными блестками звезд и планет – куда более многочисленных, чем даже в самую ясную ночь в городе. Тут по команде Тео мы и делаем привал, и приходится с неохотой выпустить его руку. Мне, однако, не удается посмаковать сожаление и еще свежее призрачное ощущение тепла его руки, потому что их сменяет удивление, так как Тео расстегивает молнию на сумке и рюкзаке и вываливает содержимое в одну большую кучу. Содержимым оказывается его одежда – майки с вызывающими надписями, узкие брюки из тонкой ткани, джинсовый жилет, кожаные леггинсы и прочее. После он извлекает небольшую канистру и поливает груду тряпья бесцветной жидкостью.Мои глаза, до того момента наблюдавшие за его действиями с любопытством, округляются от шокирующего понимания:- О нет, ты же не собираешься!..- А почему бы и нет? – невинно хлопает ресницами он, одновременно чиркая зажигалкой.- Но это как-то... по-варварски, - пытаюсь образумить его я, отступая на безопасную дистанцию от сваленной одежды, в любой понравившийся Тео момент способной заполыхать.- Да плевать, - он наклоняется, поджигает брючину своих бывших джинсов, и язычок пламени тут же принимается ползти вверх, заключая все нагромождение в свои объятия в рекордные временные сроки.Костер, что ни говори, удается на славу: горит ярко, красиво, да еще и греет, так что мы быстро устраиваемся возле и наслаждаемся зрелищем. Тео также извлекает из моей сумки бутылки, в которых, ожидаемо, плещется виски, и внезапно все происходящее обретает всеобъемлющий уют, не говоря уже о романтичности: ночью в лесу, под звездным небом, у костра, вдвоем.Я разглядываю Тео, чьи веки полуопущены; оранжевые блики пляшут на его лице, придавая его профилю таинственную задумчивость. Как же он красив в этот момент.Он поворачивается ко мне, сжимая в руке уже на треть опустошенную бутылку, и произносит своеобразный тост:- Прошлое должно оставаться в прошлом. Что бы ни случилось в будущем – это всегда к лучшему. Потому что ни прошлого, ни будущего как таковых нет и никогда не существовало – существует только настоящее, а все остальное – картинки и образы, которые являются исключительно твоим воображением, но существовали они только в один миг – когда были настоящим. И это, черт возьми, хорошо, что нас не принимали такими, какими мы были, потому что иначе мы никогда не смогли бы достичь этого.Я молча вглядываюсь в его темные глаза, осмысляя сказанное им, и в груди вспыхивает некая гордость за него и за себя. За то, что он такой потрясающий. За то, что я каким-то неведомым образом все еще являюсь самым близким ему человеком – и с моей точки зрения это достоинство является превалирующим. Я тянусь к нему своей бутылкой, закрепляю его тост традиционным звяканьем и замечаю, как на его лице появляется полуулыбка, хотя глаза все так же серьезны.- Спасибо, что понимаешь меня. Кто угодно бы высмеял за такие пламенные речи. А ты, по-моему, единственный, кто воспринимает меня всерьез. Правда, спасибо.После этой его фразы нас окутывает уютная тишина, в которой неспешно и плавно дрейфуют наши мысли: мои – о Тео, как и всегда, его – о чем-то большем и прекрасном. Эта тишина совсем не удручает и не тяготит, потому что у нас уже не те отношения, когда каждую минуту стремишься заполнить чем-то особенным, чтобы испытывать довольство тем, что с этим человеком мы успели и это, и это, и даже это. Пожалуй, наша недотелепатия за все это время только усилилась, невзирая на то, что из-за своего поведения я неминуемо отдалялся от Тео. Он, кажется, отказывался это принимать - порой, когда я вновь старался замкнуться, надавливал на меня, заставляя вновь распахнуть створки моей ракушки и вернуться. Вернуться к нему.Время текло в какой-то параллельной плоскости, независимо от нашего существования, и я не знал, сколько продолжалась наша идиллия, но когда она была нарушена, мне показалось, что прошло так мало времени, и что за то, чтобы снова настолько сблизиться, чтобы вновь слиться воедино разумами, я бы отдал многое. Пусть мы и живем, и работаем вместе, это все не то, совсем не то. Один лишь сегодняшний вечер стоил нескольких месяцев практически рутинного совместного проживания.Словно в лучших традициях фильмов ужасов, из непроглядной тьмы раздается шуршание, затем - глухие шаги, и не успеваем мы переглянуться, как перед нами вырастает не высокая, но внушающая ужас фигура. С топором в руке.Свет от костра падает на лицо возникшего из ниоткуда, и черные тени ложатся под морщины пожилого мужчины, чьи грубоватые черты лица были перекошены в ярости.- Эй вы, сукины дети! Лес спалить удумали?! Вандалы малолетние, поймаю – четвертую, твари! – рычит он басом.Мы, как ошпаренные, вскакиваем и со всех ног несемся в глубь леса – туда, где можно будет спрятаться. Тео освещает дорогу с помощью подсветки мобильного телефона, что не особо облегчает ситуацию, но все же лучше, чем ничего. Не знаю, сколько за нами гнался тот мужик, но остановиться уже было невозможно – в ушах стучали восторг и возбуждение от погони, а заливистый, не прекращающийся смех Тео лишь стимулировал выработку адреналина еще больше.- Я много чего делал в своей жизни... фух... но убегать от лесника с топором по лесу глубокой ночью – это, определенно, круче всего... – смеется он, пытаясь выровнять дыхание.- И не говори... Кажется, он отстал, но давай подумаем, как отсюда выбираться.- А что выбираться-то? Вон, по прямой пойдем, в конце концов все равно на трассу выйдем.Я недоверчиво окинул его взглядом и только хмыкнул в ответ – больше ничего не оставалось, про этот лес я не знаю ровным счетом ничего, плюс ко всему – топографический кретинизм – один из моих крупных недостатков, как ни прискорбно признавать.Мы брели по темному лесу в полудреме, казалось, часами. Тео разморило, и он практически спал на ходу, так что порой мне приходилось пихать его в бок и угрожать ему пересказом сюжета ?Звонка? или ?Паранормального Явления? - Хатчкрафт очень боялся страшилок.Наконец, за деревьями показался просвет, и мы поспешили туда, но вместо ожидаемой обочины шоссе нашему взору предстала река. Уж не знаю, была ли это Ирвелл или еще какая, но она была узкая и неглубокая, а еще мелодично журчала в ночной тишине, и ее темная гладь притягательно поблескивала в лунном свете.

Тео протер глаза и двинулся к ней, и прежде, чем я успел раскрыть рот, поскользнулся на мокрых камнях и свалился прямиком в реку. К счастью, вода доходила ему лишь до колен, но, поскольку, как известно, нетрезвые люди не славятся выдающейся грацией, мой любимый друг умудрился насквозь промочить практически все предметы одежды.Первым инстинктивным желанием становится броситься ему на выручку, но я все же отдаю себе отчет в том, что река действительно не так уж и глубока, да и что толку будет, если еще и я намочу свою одежду и околею от ночной свежести?- Ну ты и придурок, - смеюсь я и потягиваю к нему руку, за которую Тео тут же хватается и встает на ноги, тихо выплевывая ругательства себе под нос.- Ой, да иди ты, - шипит он, стягивая с себя мокрую рубашку. Я тут же снимаю с себя куртку и протягиваю ему.- Держи, отогреешься, а то я с жабами водиться не желаю, - насмешки – удобные вещицы; они словно шкатулки, в которые можно упрятать искренние, но неуместные эмоции. Заботу и волнение, к примеру, - в самый раз.Тео недобро сверкает глазами, после чего в один миг выхватывает у меня куртку, отбрасывает куда-то в кусты, а потом я чувствую нехилый толчок в районе плеча. Неожиданная атака застает меня врасплох, и я неуклюже пячусь назад, пытаясь сохранить равновесие, но все тщетно – на этот раз в реку бултыхаюсь уже я.Должен признать, что беспокойство мое было напрасно – вода хоть и прохладная, но не ледяная, поэтому уже через полминуты организм начинает привыкать к новой внешней температуре.Тео у кромки заливисто хохочет над своей проделкой, что позволяет мне незаметно зачерпнуть воды и запустить брызги прямиком в его довольную физиономию. Тот вскрикивает от неожиданности, но уже через несколько секунд отважно кидается в воду и принимается шлепать по поверхности, раскачивая амлитуду волн, тем самым создавая еще больше брызг и обливая меня теперь уже с ног до головы.

- Ах ты пидорас! – не прекращая смеяться, заявляет он, когда я включаюсь в эту схватку, и теперь брызги летят во все стороны – ко мне, от меня, за меня и вверх. Как же ты прав, дорогой, если б ты только знал.Наша баталия продолжается до тех пор, пока мы совсем не выбиваемся из сил и еле шевелим конечностями, и Тео заваливается на меня, прижимаясь к моей груди, тихо, почти беззвучно хихикая. Я, чувствуя расползающуюся по сонному организму теплую истому и нежность от такого близкого контакта с мокрым, радостным, беззащитным и очень доверчивым Тео, некрепко обнимаю его за талию и помогаю перебраться на берег. Хатчкрафт отстраняется и избавляется от промокшей майки, затем опускается на землю, раскинув локти в стороны. Я всеми силами стараюсь не смотреть на него, не замечать, как лунный свет бликует на его стройном, мужественном торсе, по которому то тут, то там игриво стекают, сверкая, капельки воды. Чтобы отвлечься от мыслей, которые и мыслями даже не были – скорее образами, которые отпечатывались трафаретами на стенках визуальной памяти, я тянусь к кустам, силясь отыскать заброшенную в их недра куртку, но меня останавливает цепкая хватка Тео.- Забудь, лучше побудь со мной, - просит он. Я оборачиваюсь и натыкаюсь взглядом на его блестящие глаза, которые взирают на меня очень ласково, с какой-то теплящейся в глубине надеждой. Сердце замирает от такого взгляда - на друзей так не смотрят, уж я-то знаю. Так смотрят, когда хотят излить душу, когда слова оказываются слишком жесткими и черствыми, чтобы передать то обожание, что распирает изнутри, и приходится искать другие способы. Да быть того не может. Наверняка мне это мерещится.Как бы то ни было, я завороженно повинуюсь и опускаюсь возле друга так, что теперь мы смотрим друг другу в глаза, и нас разделяет не больше одного фута. Что происходит, что за чертовщина сейчас творится?- Подумать только: я стою на пороге становления массивной звездой, а повадки у меня как у прыщавого шестифорумника*, - задумчиво произносит Тео, слегка улыбаясь, меж тем не меняя позы, и мне тут же вспоминается его несуразный образ из того видео – именно таким он, в моем представлении, и был в школьные годы. И правда: внешне изменился, но нутро все то же. - Но это только между нами, ясно? Для всех остальных мы должны быть идеальными.- Так и быть, Руфио, твоя тайна останется со мной. Во всяком случае до тех пор, пока мне не предложат достойную сумму за ее разглашение, - я улыбаюсь в ответ, стараясь задержать дыхание, чтобы приструнить сердце, которое от этой невероятной, невообразимой близости вытворяло в моей груди какие-то безумные кульбиты.- Ах ты!.. – Тео толкает меня в плечо и обиженно поджимает губы. – Тебе обязательно было про это вспоминать?!- Не кипятись ты, я же шучу, - улыбаюсь я. Внезапно щеку опаляет прохладным не то дуновением ветерка, не то шелковистым крылом вспорхнувшего мотылька – Тео осторожно, даже трепетно дотрагивается до меня, вглядываясь, казалось, в самые далекие и потаенные уголки моей души своими практически черными глазами.

И вот тогда я впервые за всю свою жизнь забываю, зачем человеку требуется дышать.А потом он целует меня. Совсем не так, как тогда, в Вероне – на этот раз это не мазок, это самый настоящий, нежный, чувственный, восхитительный поцелуй, который столько раз представал передо мной в моих мечтах в самых разных цветовых гаммах. Но наяву это похоже на взрыв ядерной бомбы: стремительно, оглушающие, ослепляюще. Словно бы вся материя разрывается, а затем коллапсирует в одну-единственную точку, поражая меня в самое сердце невообразимым фонтаном ощущений. Неужели жизнь действительно бывает такой великолепной? Наделен ли организм человека такими характеристиками, что позволят ему устоять на ногах, когда такая громадная лавина счастья обрушивается на его хрупкие плечи?Я не знал. Я больше ничего не знал. Я даже забыл, как зовут меня – это больше не имело никакого значения. Был только он – Тео, мой мир, мое божество. И сейчас он действительно был именно моим.Я не заметил, в какой момент поцелуй прервался. Не углядел и выражения лица Хатчкрафта перед тем, как тот отвернулся и принялся натягивать все еще мокрую майку. Все так же пораженно сидел, когда тот отыскал мою куртку и, не осведомившись о моем разрешении, нацепил на себя.Меня прошибают волны крупной дрожи - не то от холода, ведь я так и не удосужился снять с себя промокшие тряпки, не то от истерики, которая начинает зарождаться внутри. Меня вот-вот прорвет, с минуты на минуту давление под пластом кожи и мышц разорвет все ткани и выплеснится наружу бурлящей плазмой неописуемых переживаний, что томились во мне так долго. Слишком, слишком долго.Неужели это произошло? Неужели это действительно только что произошло, вот здесь, именно на том самом месте, где я сижу? Не привиделось ли мне?

- Ты идешь? – окликает меня Тео, и я, наконец, оборачиваюсь к нему. Он стоит ко мне спиной и находится уже в нескольких метрах от меня; его голова опущена, и тени, словно маска, скрывают его лицо.Я неведомо зачем киваю, кое-как принимаю вертикальное положение и иду к нему, по дороге оглядываясь на то место, где еще несколько минут назад он сделал меня самым счастливым человеком на нашей крохотной голубой планете, чтобы удостовериться в том, что оно не вымышленное, не плод опьяненного таинством летней ночи воображения. И, даже когда оно скрылось из виду, мои мысли все равно возвращались к нему снова и снова, как будто время для меня навсегда замерло в тот чудесный миг, а дальнейшие перемещения по лесу и до дома, занявшие, наверное, еще несколько безмолвных часов, - вот, что было вымыслом. Просто пара предательниц-мыслишек сочла, что я не имею права быть настолько счастливым, а потому подкидывала мне тусклые пейзажи предрассветного Манчестера и удаляющуюся, немного сгорбленную фигуру Тео, который так ни разу и не обернулся.Едва ли что-то имело значение – мой мир отныне начинался и заканчивался на том клочке земли у берега лесного ручейка, где два фантома наших душ навеки слились в поцелуе.

____________________________________________* Шестой форум в британской системе образования соответствует 10 и 11 классам общеобразовательных школ русской системы образования. Шестой форум направлен на подготовку к поступлению в университет и разделен на два года: Lower 6th и Upper 6th, во время которых британские школьники изучают программу A-level. Как правило, возраст учеников этой программы составляет 16-18 лет.