Часть 5: Страна Чудес (1/2)

"Твою мать! Да мы же сейчас опоздаем" - вопль Тео прорывается сквозь мою полудрему, рассеивая ее и возвращая меня в реальность, которая в данный момент представлялась таковой: я стоял в холле аэропорта, в моих руках была черная сумка, в которую я парой часов ранее наскоро накидал всего понемногу, а перед глазами светилось табло с расписаниями рейсов. В мой мир тут же просочились обыденные суета аэропорта: громкие голоса людей, чужеземные интонации и мелодика, лица самых разнообразных национальностей, дети, чемоданы, скрип колестележек, притянув своим магнитным полем рой вопросов и тревог. И все идут куда-то, все спешат переместиться в иную точку на карте мира, туда, где находится их цель, будь то сделка, научный съезд, встреча с родными или отпуск. Какого хрена тут забыли мы?- Адам, блять, пошли уже! – из многоликой и многотелой толпы внезапно вырисовывается хмурая физиономия Тео. Он хватает меня за рукав и тащит за собой, и я, все еще старательно пытающийся продрать глаза и сообразить, что же такое я – Адам Андерсон -, человек, который за последние лет пятнадцать видел аэропорты только в кино и который уж точно не имел за спиной пару крыльев, чтобы можно было летать куда и когда вздумается, делаю здесь. Он рассекает бесконечный, но забитый донельзя холл широкими решительными шагами, не переходя на бег, кажется, только из-за того, что ему мешается балласт в лице меня. А я просто плетусь за ним, рассеянно оглядываясь по сторонам и не решаясь задавать вопросы, потому как даже несмотря на то, что мозги мои на место встать еще не успели, инстинкт самосохранения подсказывает: сосредоточенного Хатчкрафта – явление по сути своей редкое и неестественное – раздражать не следует. Поразительно, как они умудряются делать терминалы аэропортов такими громадными, что конца и впрямь будто нет. Ухитряюсь скользнуть взглядом по циферблату крупных настенных часов – расположение стрелок указывает на то, что на дворе 4.43 утра, но в этом месте, кажется, жизнь никогда не прекращается – все вокруг оживленные и бодрые. Не помню, как он притащил мое бессознательное тело сюда, но надеюсь, что он простит мне мою беспомощность. В столь ранний час я вообще функционировать не привык, мой организм, здравие которого я знатно успел подпортить за свое недолгое пребывание на Земле, кажется, испытывал шок, сходил с ума и изо всех сил протестовал против такого поворота событий. Хотя, наверное, я излишне драматизировал, и мне просто хотелось послать все к чертям собачьим да завалиться дрыхнуть хоть прямо там – на скамье в зале ожидания. Я снова впал в прострацию и очнулся уже лишь в салоне самолета, когда Тео пихнул меня в бок со словами ?эй, чувак, говорят, чтобы мы пристегнулись?. Я сонно кивнул и начал шарить рукой под собой, пытаясь нащупать бляшку ремня безопасности. Застегивание ремня обернулось полным провалом. Кто вообще придумал этот злосчастный механизм? Тео, заметив мои страдания, громко засмеялся. Издевается, гаденыш.- Да иди ты на хрен! Лучше покажи, как это делается, - обиженно потребовал я.- Ой блин, вот вам и мастер на все руки, - хихикнул он в ответ, но все же отобрал у меня застежку и, склонившись надо мной – кажется, ниже, чем следовало -, защелкнул застежку и туго затянул ремень.Черт подери. Как же хреново я соображаю по утрам. Близость Тео, да еще и проводящего махинации в той области, где вообще все действия всегда приобретают двусмысленность,тут же заставляет меня сбросить с себя остатки сна и щедро румянит мои щеки. Еще чего не хватало.К счастью, за окном занимается рассвет, и первые лучи алого солнца заливают наши лица, окрашивая предметы и здания в неестественно яркие оттенки багрового. Природа приходит на выручку человеку, и уже в который раз за нашу многолетнюю историю существования.А потом мы взлетаем, и это вызывает у нас обоих детский восторг.- Мы летим Адам! Нет, ты только прикинь! Летим, правда летим! В смысле, не просто какой-то объект, а мы! Парим в тысячах футов над землей, выше, чем птицы. До космоса словно рукой подать! – радостно щебечет Тео, его глаза восторженно светятся.Я сижу у иллюминатора, затаив дыхание, пораженный не менее своего друга, потому что, даже несмотря на то, что панорама, открывающаяся мне из крошечного окошка, весьма скромна, для человека, который никогда доколе не летал, это действительно потрясающие впечатления. Это как одно из тех чудес, про которые все говорят в повседневной манере, но когда понимаешь, что это на самом деле правда, поверить трудно. Сказать в тот момент я не мог ничего, кроме ничего не значащего ?да?, поскольку мои зубы были до скрипа сжаты – перепад давления причинял невыносимую ушную боль. Но кто-то сверху – кто-то, до кого по повериям людей было совсем близко, наконец получил меня в свое полное распоряжение и решил вдоволь проучить за грешные мысли, решив, что физическая боль – это слишком просто. Поэтому к пыткам прибавились противоречивые чувства из-за того, что Тео сейчас буквально лежал на мне, перегнувшись через мое кресло так, что его лоб фактически упирался в стекло иллюминатора. Боже, ну за что? Сколько там еще до этой Вероны?Кстати о Вероне – а именно туда мы держали путь –, в моей памяти наконец начали всплывать воспоминания о прошлом вечере.Тео уже давно подумывал о том, чтобы свалить куда-нибудь на какое-то время, потому что манчестерское однообразие уже не наводило тоску, а вгоняло в самую настоящую депрессию. Но денег-то не было, и ничего не оставалось, как продолжать вязнуть в этом болоте.Его первым преподавателем по вокалу была оперная певица по имени Эва, родом из Европы, которой потом экстренно пришлось уехать, но обаятельный Тео успел ей настолько понравиться – как и она ему, впрочем – что контакт по скайпу они поддерживали до сих пор. Так вот, общались они, оказывается, пару дней назад, Хатчкрафт сетовал на свое бытие, и тут она возьми да и пригласи его к себе погостить. В Верону. А он сначала не решился, потому что с группой были непонятки, но теперь-то мы свободны, так что он, посчитав, что мое мнение по умолчанию будет положительным, решил побаловать наскоротким отпуском. Нам, конечно, это было необходимо – развеяться, отвлечься, перестроиться, вдохновиться. Обрести что-то новое, переосмыслить старое, сделать выводы и настроиться на работу. На этот раз уже совсем в ином направлении. Тео, который всегда был очень внимателен к знакам, предсказаниям и прочей суеверной лабуде, убеждал меня, что обнаружение ?итало-диско? нам было послано неспроста, раз тут же вдохновило нас на такую песню, а значит, нет места символичнее, чем Италия. И плевать, что прославили стиль вовсе не итальянцы – это же его родина.В общем, Тео умел убеждать, да и я не отличался сверхъестественной рассудительностью, а потому молодость снесла нам крышу и мы рванули в Верону, оставив боль от недавних событий во вчерашнем дне.Перелет длится всего пару часов, но я все же умудряюсь провалиться в сон, и Тео милосердно позволяет мне отдохнуть еще немного, так и не потревожив меня до самой посадки.Первое, что я замечаю, выйдя из здания терминала, - это разница в чистоте воздуха. В Манчестере воздух пыльный, сухой, тяжелый, а здешний воздух практически ароматен, свеж, насыщен кислородом, и хочется дышать полной грудью, один глубокий вздох за другим. Мы ловим такси и протягиваем водителю распечатку с адресом, он заводит мотор и лихо срывается с места, а мы прилипаем к стеклам по разным сторонам автомобиля, жадно вглядываясь в пейзаж по обочинам дороги, и так начинается наше знакомство с большим миром.Хозяйка встретила Тео с распростертыми объятиями – в буквальном смысле – и дружелюбно поприветствовала меня. Итальянская квартира отличались от привычных нам и размером, и интерьером, и планировкой. Она была узкая и длинная, паркет был исключительно деревянный, мебель, казалось, пережила не одно поколение жильцов. Но тут, надо сказать, было чертовски уютно.Нам вручили карту города, и мы отправились исследовать окрестности.Верона великолепна.У меня, человека, никогда не отличавшегося поэтичностью и красноречием, нет иных слов, чтобы выразить свое восхищение. Я никогда не покидал пределов Соединенного Королевства, а пейзажи там, ровно как и города, достаточно однообразны. Поэтому маленький европейский город, в котором все будто с фотографий глянцевых журналов, где все улочки пропитаны духомдревности, романтизма и высокого искусства, с первого взгляда приводит нас с Тео в восхищение. Хатчкрафт рассказывал, что в детстве путешествовал с семьей по Австралии, но то была пустынная, душная местность, где от жары все плыло перед глазами и под ногами. Верона иная. Она находится на севере Италии, поэтому климат здесь чудесный: ни холодно, ни жарко. Нам интересно буквально все: каждый закоулочек, каждый фасад, каждое маленькое кафе, каждая скульптура. Мы гуляем куда глаза глядят, непрерывно восторгаясь и тыкая во все стороны: "Ты только посмотри! Вот это да! Какой красивый дом!".Больше всего нам полюбилась Адидже. Манчестерская Ирвелл никогда не вызывала у меня нежных чувств. Это была всего лишь большая, грязная, дурно пахнущая река, в которой люди имели обыкновение топить все плохое, что вырабатывал город. Здесь же все по-другому: вода в реке чище, кое-где даже можно наткнуться на кувшинки, каменные старинные мосты соединяют противоположные берега, а на горизонте виднеются залитые солнечным светом пики гор. Трудно поверить в то, что я действительно здесь, действительно наслаждаюсь этими пейзажами вживую. Трудно поверить, что все это я делаю вместе с Тео.

День, кажется, тянется бесконечно долго. Мы умудряемся заблудиться и забрести непонятно куда, и нашему взору предстает жизнь итальянского города как она есть: школы, страстно целующиеся парочки, спагетти и пицца как обязательная часть меню каждого кафе без исключения. Люди говорят на итальянском, и сложно поверить, что они обсуждают те же вещи, которые привыкли обсуждать мы. Это словно другой мир, словно инопланетяне, у которых совершенно иные заботы.

Нам не терпится изучить особенности местной кухни, но в первый день, все же, не можем противиться порыву и съедаем по пицце, потому что ну а как иначе?Вечером добираемся до клуба на такси. По радио играет какая-то ретро песня про влюбленных – это мы понимаем по легкому звуку и просто потому что итальянцы о другом не поют.

Клуб совсем маленький и напоминает один из тех, где нам пришлось выступать в первые разы. Немногочисленная публика здесь состоит исключительно из аборигенов в возрасте "за 30". Поначалу мы чувствуем себя не в своей тарелке и даже пытаемся говорить тише, чтобы другие люди не распознали в нас иностранцев. Им, правда, дела до нас не было, да и нам стало все равно, когда мы погрузились в атмосферу, растворились в ней, и через час я забыл о том, где я, и что меня окружают иностранцы. Я больше не беспокоился ни о чем. Были только переливающиеся мягким светом огни, музыка и Тео - Тео, который танцевал, закрыв глаза и улыбаясь, разноцветные блики и плавно меняющие форму тени на его лице. Он был совсем близко, он жил этой музыкой, я мог чувствовать, как она течет по его жилам, подчиняя своему настроению. Мои веки опускаются, и я тоже отдаюсь музыке, позволяю ей овладеть моим разумом. С закрытыми глазами все воспринимается острее, и я знаю, что где-то совсем рядом, сантиметрах в пятидесяти, находится он. Хочется протянуть к нему руку. Хочется дотронуться, чтобы быть уверенным, что он и правда там.Внезапно я чувствую легкое дуновение и обжигающий шепот над ухом:- Жизнь прекрасна, не так ли?Мои глаза распахиваются, и на мгновение я оказываюсь ослеплен огнями. Внезапно музыка затихает и замедляется, а краски будто выцветают. Я только чувствую, что где-то за спиной стоит Тео, и не смею пошевелиться. Прежде, чем я успеваю повернуться голову и проморгаться, меня прошибает насквозь осознанием.Той самой истиной, которую я отвергал. Его нашептала мне музыка. Огни софитов пролили свет на правду, которую я всегда знал. С самого начала.Я же, блять, влюблен в него.И ни хрена от этого не легче. Чувствую медленно подступающую панику, как и в ту ночь в госпитале. И что теперь? Что мне с этим делать? Чувствую себя больным, которому только что поставили смертельный диагноз. Сколько мне осталось жить до тех пор как он прознает о том, какие чувства я к нему испытываю на самом деле?

И я трушу, я вновь позорно сбегаю.- Прости, я устал, поеду домой, - говорю я Тео, избегая прямого глазного контакта.- Да ты что, сейчас же только 10 вечера! – возмущается он.- Ну прости. Пойду высплюсь, и завтра будем танцевать до утра, окей?- Давай я с тобой, - предлагает он.- Не, правда, не стоит. Я приду и сразу завалюсь спать, так что не торопись. Пока, - я хлопаю его по плечу и направляюсь к выходу, не дожидаясь ответа.Конечно, домой я не поехал. Доплелся до набережной и уселся на скамейку, созерцая красоты ночной Вероны и словно видя в них воплощение своих мыслей.Город привнес в мою жизнь совершенно иные ощущения, но я был все тем же, что и в Манчестере. Я чувствовал себя недостойным этой земли, недостойным лицезреть эти пейзажи, недостойным ступать по тем улицам, которые были исхожены талантливыми людьми и храбрыми путешественниками. Я не являлся ни кем.Просто парень с задуренной головой, который сделал все, чтобы загубить свою жизнь, и теперь отчаянно старался это исправить.

Единственное, что делало меня особенным, – это моя любовь к Тео. Это сам Тео. Это сущность тех чувств, что его личность вызывала во мне. Вся моя жизнь была сконцентрирована на нем, и я верил, что уж кто-кто, а этот человек по-настоящему особенный. И это почему-то заставляло меня почувствовать себя лучше. Я знал, что, раз он так ценит меня, во мне тоже есть что-то особенное. Возможно, моим истинным предназначением было сопровождать Теодора Хатчкрафта на его пути к всемирной славе.Конечно, бессмысленно рассчитывать на ответные чувства. У меня нет шансов. Я не красив, у меня нет особых талантов, я замкнут, я скучен, я тусклый. Такому как Тео, даже окажись он геем – боже, неужели я правда к этому пришел? Гей? Я – гей? – он бы в мою сторону и не взглянул. Это просто счастливое стечение обстоятельств, что я встретил Тео еще до того, как его талант раскрылся. Я был первым, кто поверил в него, и я был единственным, кто поддержал его идеи. Пока он нуждался во мне, и хотелось надеяться, что это продлится еще долго. Я был готов на все, чтобы быть с ним рядом.Оставалось лишь разработать план, как находиться с ним около 24 в сутки, при этом не выдав себя. Ведь мы должны лгать, чтобы выжить, - мои собственные слова.Повеял прохладный ветерок, колыша гладь реки, и я прикрыл глаза, наслаждаясь моментом, наслаждаясь новым ощущением. Внезапно я почувствовал в себе силы бороться со своей болезнью. Я справлюсь. Ведь я не истеричный придурок, склонный к страданиям из-за несчастной любви. Во всяком случае, мне хотелось так думать. Пресекая развитие этих мыслей, я встал и, ведомый интуицией, направился в ту сторону, где предположительно находилось наше пристанище. Городские огни здесь сияли совсем иначе, это было уютно, как свет камина, а не враждебно. Машин почти не было, и потому среди приглушенных звуков города я смог различить тягучее пение скрипки. Оно доносилось откуда-то снизу. Я перегнулся за каменный борт и увидел спуск к пристани. На пристани горел одинокий фонарь, и в его свету сидел пожилой мужчина со скрипкой. Мужчина играл искренне, медленно, растягивая музыкальные фразы, выделяя каждый оборот, ярко обозначая акценты. Рядом с ним, прямо на деревянном полу, сидел человек. Я отыскал лестницу и спустился на набережную, стараясь оставаться в тени, чтобы не потревожить скрипача. Пошарив по карманам, я отыскал несколько монетных евро и медленно направился к мужчине, сжимая их в кулаке. Человек, сидевший на полу, обернулся, услышав мои шаги, и я пораженно замер – это был Тео. Мы смотрели друг на друга несколько длинных мгновений, а потом я все же пришел в себя и прошагал мимо друга, чтобы опустить деньги в раскрытый чехол. Скрипач даже не удосужился посмотреть на меня, продолжив играть. Я отступил на несколько шагов назад и сел возле Тео.- Ты что тут делаешь? – негромко спросил я.- Это я должен спрашивать. Не ты ли меня бросил одного в клубе пару часов назад? А ведь я мог заблудиться, с моим топографическим кретинизмом-то! – пробурчал он.- Прости, я... – я замолчал, не зная даже как себя оправдать. Но ему, похоже, это и не было нужно.- Да ладно, забей. Лучше послушай, этот мужик так проникновенно играет, - Тео прикрыл глаза, откинув голову назад.Я позабыл обо всем на свете.Если честно, несмотря на все мелкие недочеты вроде потрепанных курток, взлохмаченных волос и пьяного дыхания, сложившаяся сцена казалась мне романтичнее чего-либо, виденного мною в фильмах о любви. Мы сидели там – лишь мы двое -, освещенные тусклым желтым светом, не являясь персонажами или личностями, растворившись в ощущениях, и не было у меня никаких мыслей. Я просто осознавал, что я рядом с Тео, и что мы будем рядом всю ночь, что он никуда не уйдет и что не оставит меня, и мои мысли словно были этой рекой с легкой рябью на поверхности, которая будто разрасталась от вибраций тонкого, горького, пронзительного голоса скрипки.

Хотелось, чтобы эта ночь никогда не кончалась, хоть я и не сомневался, что впереди нас ожидают не менее удивительные события.

Потом мы как-то добрались домой и, сделав над собой усилие, стащили с себя одежду, после чего завалились спать. На разных, правда, кроватях, а жаль.На следующий день мы бы закономерно продрыхли до полудня, если бы не наша гостеприимная, но со своими тараканами хозяйка. Ей приспичило устроить распевку с утра пораньше, а когда оперные певцы распеваются спать невозможно.- Это еще что такое? - морщусь я.- Это Эва, - Тео морщится в ответ, - Надо сваливать отсюда, я не выдержу этого целый день.Эва пела всегда: по утрам, днем, во время трапезы, в ванной, в дамской. Поэтому дома мы почти не бываем.

Несмотря на то, что сейчас Март, и средняя температура в северном итальянском городке колышется в районе 10 градусов, за все время нашего пребывания там я не заметил в небе ни облачка. Мы таскаемся туда-сюда - без четкого маршрута, ведомые лишь интуитивными желаниями и привлекательными вывесками. Контраст, созданный резким переходом от серого и однообразного Манчестера к пестрой, маленькой, уютной Вероне, настолько резкий, что все дни сливаются в одну разноцветную историю под яркими, но прохладными лучами солнца. В дневное время жизнь течет размеренно, кажется даже, что время замедляет свой ход. По улицам неспешно прогуливаются синьоры и синьориты; кафе, которых тут пруд пруди, заполнены круглосуточно. Чрезвычайно радует, что туристов совсем не много, и нам удается посетить все основные достопримечательности в первые же дни. Не то, чтобы мы сгорали от желания знать про Верону все, просто Европа был намв новинку, это был новый мир, который взбудоражил наши ограниченные скудным опытом путешествий по планете сознания. Хотелось посмотреть и на то, и на это, узнать, как на итальянском звучит "ты об этом еще пожалеешь!", попробовать еду, о которой в родной Англии никто и не слыхал, понять, о чем думают люди, которые традиционно посреди дня устраивают сиесту, когда мы привыкли работать до упаду в буквальном смысле. Когда мы понимали, насколько разнообразна жизнь за пределами родной дыры, все недавние проблемы казались ничтожными. Особенно хорошо это чувствовалось, когда мы гуляли по набережной в мягком рыжем свете фонарей, а вдали виднелись темные массивы гор,чьи пики, казалось, утыкались в небосвод. В такие моменты хотелось чего-то большего, чем жизнь.Начинало вериться, что существует нечто возвышенное, нечто куда более важное, наполненное смыслом - нет, что само по себе смыслом и являлось, - чем все то, чем мы привыкли жить. Мы были двумя мальчишками, наивными и глупыми, еще ничего не умеющими, которым открылся огромный мир, огромная платформа для развития, мыслей, творчества. Было стыдно и немного обидно, ведь мы свято верили, что уже немалое собою представляли, а тут все было опровергнуто враз, но с другой стороны мы были настолько восхищены перспективами, что раскрыли себя нам в этом особенном городе, что знали, что не остановимся, пока не докажем, что это было сделано не зря.

По ночам, когда улицы пустели, мы спускались к берегам реки, садились на пристани и вглядывались в воду, периодически задирая голову к небу, с которого, несмотря на засвет, исходящий от домов, всегда светили звезды. Это было не морское побережье, и здесь невозможно было прочувствовать бескрайность небосвода. Наоборот, отовсюду мы были окружены стенами, жизнью и огнями, словно были постоянно на всеобщем обозрении.И все равно умудрялись чувствовать себя наедине.Мы тихо переговаривались о чем-то, приглушенно смеялись, обсуждали будущее - теперь уже смело и дерзко, не стыдясь строить какие-то грандиозные планы. Однако все равно по большей части молчали. Это были одни из тех моментов, когда разговоры лишь все портили, отнимали таинственность и делали все приземленным, тривиальным.Однажды мы припозднились и вышли из клуба только к четырем утра. Сознание было взбудоражено, и ноги сами привели нас к берегу Адидже, на который мы приземлились и пустились в безмолвное созерцание.Мысли текли неспешно, было хорошо, спокойно и радостно. Заботы завтрашнего дня казались бесконечно далекими и хотелось, чтобы ночь не кончалась.Тишину прервал жалобный голос Тео.- Мне страшно.Я удивленно обернулся на него.Он смотрел на меня так печально, отчаянно, с мольбой во взгляде. От него несильно тянуло перегаром, а контуры его лица высвечивали многочисленные огни, которые не покидали Верону даже в столь поздний час.- Ты чего? - недоуменно спросил я.- Ты знаешь... ну, то, что тогда... ну, давно... сказал. Я не справлюсь. Не знаю. Мне кажется, я не смогу. Прости, Адам, - заплетающимся языком пролепетал он и всхлипнул.Я не понимал, о чем он говорил. Скорее всего он просто расчувствовался под воздействием алкоголя.Я придвинулся ближе и обнял его, притягивая к себе, успокаивая.- Ты все сможешь. У нас уже все получается. Ну полно, полно, как ты вообще можешь сомневаться в том, что все будет хорошо?Он, вызвав у меня еще больше недоумение, постарался меня оттолкнуть.- Нет, ты не понимаешь! Я не могу, не могу, не могу. Блять... - он не плакал, но его дыхание было прерывистым и несколько истеричным. Словно из него рвалось наружу что-то.- Тише, - я вновь увлек его в объятия, - Хватит. Успокойся. Мы справимся. Я с тобой.А потом я, словно уносимый течением реки, словно следуя дуновению ветра, поддался порыву и осторожно коснулся губами его виска.Вот до какого безумия доводит людей алкоголь.А Тео успокоился. Просто враз перестал трястись и уткнулся мне в шею.В который раз я взмолился о том, чтобы эта ночь не кончалась. Я готов был целую вечность сидеть вот так – в обнимку в Тео, на берегу реки в Вероне. И ничего больше не было нужно в целом свете.Мы досидели до самого рассвета, лишь пару раз сменив положение, потому что конечности, хочешь-не хочешь, начинали затекать. В отель мы возвращались, держась за руки, наблюдая, как солнце поднималось над горизонтом, провозглашая начало нового дня в Вероне.Было поразительно проживать все это с самым дорогим мне человеком в мире, знать, что в эти мгновения он думает со мной в унисон. Мы оба взрослели не по дням, а по часам, проведенным в Вероне, и делали это вместе, словно у нас была одна жизнь на двоих. Поездка сплотила нас еще больше, довела наше душевное единение до максимальной отметки. Я не думал и не беспокоился о нем или о себе, о том, что говорю, как отвечаю, как выгляжу и что выбираю - не было нужды. Тео принимал меня любым: трезвым и занудным, пьяным и безрассудным, молчаливым и затерявшимся в собственном лабиринте сознания, - любым. Моя вера в него была настолько колоссально велика, что я был глубоко убежден:мы вместе навсегда.Под конец нашего путешествия произошло нечто, что мне отчаянно хотелось бы назвать поворотной точкой, днем, который изменил все, ну или хотя бы отнести к одному из тех воспоминаний, от которых сердце начинает биться чуть быстрее, и хочется переживать его снова и снова.На деле это была всего лишь нелепая шутка.Дом Джульетты мы намеренно обходили стороной – Тео притащил в Верону ?Ромео и Джульетту? и перечитывал, чтобы вдохновиться. И вот, день таки настал, он захлопнул роман и объявил, что готов отправиться в ?одно из самых романтичных мест на планете? по его словам.Лучше бы он не успел дочитать до конца поездки, ей богу.Уже подходя к музею, он внезапно подхватил меня под локоть и, хлопая ресницами, кокетливо спросил:- А давай притворимся, что мы – парочка? Ну просто такое место символичное, меня точно на романтику пропрет.- Найди себе самку, чувак, - попытался отшутиться я, надеясь, что он не заметит того, насколько фальшиво это прозвучало и как сильно я на самом деле хотел бы, чтобы его предложение было настоящим.- Ты меня вполне бы устроил, знаешь ли, - Тео надул щеки.- Ну что поделать, природа наделила меня кое-чем, что будет мешать тебе делать из меня жену, - какой я молодец! Защитная реакция работает на все сто: выставь свои переживания напоказ, чтобы они казались шуткой. Никто ни о чем не догадается.Мы смеемся и на время забываем о ?гейских шуточках?.А потом бродим, вспоминаем отрывки из шекспировской пьесы, и, наконец, выходим на балкон Джульетты.- О! – Тео оглядывается вокруг и потирает ручки. - Я всегда, всегда хотел это сделать!Он прочищает горло и всплескивает руками, после чего громко, эмоционально, профессионально манипулируя интонацией зачитывает:- Что значит имя? Роза пахнет розой,Хоть розой назови ее, хоть нет*.Затем он замолкает, хмурится и качает головой.- Не то, не то, не в тему. О! Вот это будет в самый раз.Меня перенесла сюда любовь,

Ее не останавливают стены.