Часть 4: Страхи (1/2)
От автораУважаемый читатель! Хотелось бы сделать пару оговорок по поводу части, которую Вы собираетесь прочитать. Во-первых, в ней проскальзывает нецензурная лексика, чего раньше, если мне не изменяет память, не случалось. Во-вторых, часть двойная, и по объему может показаться пугающе длинной. Я честно пыталась разделить ее надвое, но, увы, не вышло. Пора уже заканчивать этот период их жизни и двигаться дальше.
Также предупреждаю сразу: нет, никто из участников Hurts никогда не проводил параллели сюжета фильма со смыслом "Wonderful Life". Это исключительно моя фантазия. Кстати, очень рекомендую фильм к просмотру - он действительно чудесный ;)На этом все. Приятного прочтения и спасибо, что заглянули!Ваша SupernovаВ последнее время я стал реже прожигать часы в барах, клубах и прочих увеселительных заведениях. Раньше мне казалось, что это - наилучший способ расслабиться после трудовых будней, отвлечься, развеять негативный настрой, который неминуемо скапливался к вечеру как результат многочасового нахождения в вязком болоте каждодневной рутины.Теперь же я настолько выматываюсь всеми этими бесконечными репетициями, работой, с которой всегда, всегда проблемы, что нет никаких сил на то, чтобы тащиться в бар, сидеть там с отсутствующим видом, теряясь в ерундовой по большей части болтовне остальных членов компании, слепнуть от света люминесцентных ламп и смаковать вопросы без ответов, острота которых притупляется и все кажется бессмысленным и далеким. Нет, я, вероятно, уже перерос тот возраст, когда эта забава казалась веселой. В отличие от Тео, который, после мучительных и длинных разборок с бумажной волокитой, добился пособия по безработице, и которому было хоть бы хны. Он активно - хоть и реже, чем до увольнения - продолжал шляться по тусовкам и интенсивно пытался утянуть меня за собой, а получив отказ только фыркал и шутливо упрекал меня, мол, ну что ты как дед старый, мы молоды, красивы, надо наслаждаться, пока можем.Впрочем, Тео не просто бесцельно шатался из бара в бар. Именно ночная жизнь была главным источником его вдохновения - за неимением особой трагики в собственной жизни он зачастую обращался к морально искалеченным личностям, выслушивал их истории и не переставал восхищаться неиссякаемым разнообразием судеб, существующих на свете. Чего стоила одна лишь русская проститутка, которая перебралась в наши края в поисках славы, потому как ей предрекали становление великой актрисой, но все, конечно же, пошло не так, а та уже успела распрощаться с прошлой жизнью. Ее история даже побудила его на написание песни, которая снискала наибольшую популярность среди наших слушателей.
Ему так отчаянно хотелось стать подобным романтичным героем с нелегкой судьбой, сложными выборами, которые меняли бы ход истории, он всегда мечтал иметь возможность, слушая песни о глубокой и трагичной любви, видеть в них себя. Я не разделял этих его стремлений, но и ребячеством их назвать язык не поворачивался - пожалуй, я просто слишком приземленный, чтобы представить себя в роли человека, который ради неземной любви был бы готов сложить свою голову. Я вообще не уверен, что способен так сильно полюбить.
Как выяснилось, высказавшись об отсутствии трагики в наших странных, но не до криминальности жизнях, я погорячился. Все было впереди.Как правило, Тео всегда возвращался домой, пусть даже и заполночь. А еще обычно он удосуживался предупредить меня. Уж не знаю, с чего он вел себя так совестно, но это, определенно, был жест вежливый, который я ценил.И вот однажды он исчезает. На город уже опустился поздний вечер, а сообщений от него все не приходило. Я не решался написать первым - не хотел показаться назойливым. В конце концов, не мать же я ему. Он взрослый парень, который вполне способен распоряжаться своей жизнью.Но я все равно тревожусь. Ничего не могу с собой поделать.Телефонный звонок раздался, когда стрелки циферблата вот-вот норовили встретиться в области цифры "11".
- Алло? - как можно более равнодушно произношу я, не желая выдать свое беспокойство. А кто еще может звонить мне в такое время, если не он?- Мистер Андерсон? - в трубке послышался женский голос, и я сразу понял, что что-то не так.- Да? - я нервно сглатываю.- Вам звонят из North Manchester General Hospital. Мистер Теодор Хатчкрафт недавно поступил к нам и назвал Вас как своего ближайшего родственника. Он сейчас на—Я бросил трубку и кинулся в прихожую, где наскоро нацепил на себя какие-то ботинки и куртку — рассматривать не было времени. На улице шел дождь, но добежать до больницы было все равно быстрее, чем ехать на метро с пересадкой или брать такси. Подошва ботинок оказалась скользкой, и я трижды едва успевал сгруппироваться, чтобы не шмякнуться хорошенько о землю. Ничто из этого, тем не менее, не имело значения; только бы с Тео все было в порядке.Когда в холл больницы ворвался промокший насквозь долговязый парень с безумным мечущимся взглядом — он же я — и направился к стойке регистратуры, в мою сторону не смотрел только ленивый, словно все ожидающие враз позабыли о своих бедах.- Мне нужен Теодор Хатчкрафт, он поступил к вам минут тридцать назад. Что с ним?Регистраторша, грузная дама среднего возраста с волосами цвета ржавчины, пробуравила меня неприязненным взглядом и принялась лениво перелистывать какой-то журнал. Быстро пробежав глазами по краткому описанию, она скривилась и сделала мне, наконец, одолжение:- Палата пятая, этаж шестой, - и, когда я уже направился в сторону лифта, тихо прошипела мне вслед: - Чертова молодежь.Едва ли мне было дело до скверной тетки.Треклятая больница была спланирована так, что разобраться в ней без навигатора представлялось невозможным. К счастью, меня перехватила медсестра.- Вы что-то ищите? - поинтересовалась она. Это оказалась совсем молодая девушка с ярким макияжем. Из-под рукава халата выглядывала немалых размеров татуировка.- Да. Я ищу палату номер 5, не подскажите, где она?- А Вы случаем не к тому парню, что поступил недавно? Да? Удачно Вы успели, мы через полчаса закрываемся для посещений. Пойдемте, я провожу.Со слов девушки, Тео хорошенько отделали в ходе пьяной драки, но к счастью урон ограничился лишь синяками, парой порезов, ну и легким сотрясением мозга.- Но это все такая фигня, - заверяет меня компетентная особа. - Вот я однажды видела, как в такой же драке одному пареньку живот вспороли...Мы подходим к палате, и она приоткрывает дверь в темную комнату. Палата общая, больничные койки разделяют лишь тонкие пластиковые шторки. Внутри аншлаг, все кровати до единой оккупированы пациентами, тут и там раздавался тихий свист, храп и шмыганье. Время от времени доносились стоны и всхлипы. Жуткое местечко.
Девушка подводит меня к одной из коек и отодвигает шторку. На кровати бездвижно лежит фигура, накрытая тонким покрывалом, а небольшое окно прямо над нею распахнуто настежь. Он спит как убитый, не издавая даже тихого сопения, и это пугает.- Когда его привезли, он был в отключке, а сейчас спит, - шепчет медсестра.- Вы бы хоть окно удосужились закрыть, - произношу я так же шепотом. - Подойти к нему можно?- Ой! Точняк! Да, пожалуйста, только вы его не будите. Ему отдыхать надо.Мои глаза привыкают к темноте, что позволяет мне различить профиль Тео, распознать форму его носа и изгиб бровей. Верхняя часть его головы перемотана бинтом. На его скуле темное пятно – то ли ссадина, то ли синяк. Но он жив, и это чертовски хорошая новость.Медсестра внезапно оказывается у меня за спиной.- Ну, вот видите? Живой, вполне себе здоровый. Ну чего вы все так волнуетесь? Все будет путем. А он еще в таком ужасе был, чуть ли не в истерике, испугался очень, будто в госпиталях раньше не лежал.Могу себе представить.Эта болтливая юная леди начинает выводить меня из себя.- Пожалуйста, разрешить остаться с ним, на случай, если он проснется и начнет голосить. Весь люд перебудит ведь!
- Не-не, так нельзя, у нас запрещено на ночь оставаться. Вы теперь только утром прийти сможете, - качает она головой.- Послушайте, мисс... - я очень стараюсь не повышать тон. Правда стараюсь.- Эмили Монкс, - подсказывает она.- Да. Мисс Монкс, - я роюсь в карманах и – о да, мне повезло; это та самая куртка, в которую я несколькими часами ранее спрятал полученную зарплату – извлекаю оттуда полсотни фунтов, после чего вкладываю ей в руку, - Я вам обещаю, что ничего не случится. Я и сам по образованию медик, как-нибудь управлюсь, только скажите, что где, - врал я, не краснея. На что только не пойдешь ради спасения друга.Эмили больше не ломается и общедоступным языком разъясняет мне, что да как.- Ему дали снотворное, он проспит еще часов 6. Я буду заходить время от времени, если что - зови, - подмигнула мне та и была такова.В пространстве, ограниченном тонкой шторкой, больше походящей на душевую занавеску, остаемся только мы с Тео. Я сажусь у изголовья койки и оглядываю друга.
Могу себе представить, как он испугался. Попасть впросак, получить побои, быть доставленным в городскую больницу, оказаться в общей палате - в одной из таких, где одна лишь атмосфера настолько подавляет позитивные мысли, что выздоровление кажется чудом и избавлением. Да еще и в одиночку.На меня накатывает чувство вины. Я отдаю себе отчет, что это глупо, что я не его нянька и не могу всегда следить за тем, как бы что не случилось. Но, черт возьми, я ведь мог хоть через раз составить ему компанию. Мы же всегда вместе. Я должен был быть там, рядом, должен был вступиться, должен был предотвратить. Он ведь не конфликтен по своей природе, и просто так бы в драку не влез, значит, на то был повод. Возможно, подвернулась дурная компания. А ведь, если бы я пошел с ним, ему бы не пришлось ввязываться в новые связи...Я чувствую ответственность. Тео дал мне все, что я имею, я счастливо и беспечно принимал, и мне казалось, что мы живем в некоем симбиозе, что мы постоянно обмениваемся чем-то. Но что же на самом деле давал ему взамен я? Чего мне стоило всего лишь пойти проветриться с ним сегодня вечером - мелкая, незначительная просьбочка?
Я хочу оберегать его. Если раньше я просто опасался того, что кто-то позарится своими грязными лапами на его душевную чистоту, то теперь я отчаянно хочу защитить его от этого. Мне физически больно оттого, что я позволил подобному случиться с ним. Ведь это человек, который подарил мне целый мир. Какой же я эгоистичный идиот!Легко, одними кончиками пальцев дотронувшись до его бледной ладони, вглядываясь в его лицо, я клянусь, что впредь никогда не оставлю его, не позволю обидеть и уж тем более - покалечить.
Внезапно его ладонь несильно сжимается вокруг моих пальцев. Он слегка морщится и кашляет, словно пытаясь напрячь мышцы, чтобы проверить их дееспособность.- Кто это? - тихо и хрипло спрашивает Тео. Его глаза все еще закрыты, и мне тяжело судить о том, осознанный этот вопрос или же часть его сна.Решаю смолчать.- Кто? - тихо повторяет он свой вопрос.- Тео, - шепчу я, - Твоя медсестра Эвелин разрешила—- Эвелин...И он снова откидывается на подушку. Его дыхание выравнивается, он засыпает.Засыпает, все так же не выпуская моей руки.А я погряз в мыслях. Я пытаюсь расставить по полочкам стеллажей своего разума множество устоев и убеждений, разлетевшихся от дуновения холодящего жилы осознания:Тео не просто подарил мне причину, чтобы жить. Он и есть эта причина.
Мне становится немного дурно. Мысли сбиваются, я начинаю нервничать. Когда же это успело перерасти на новый уровень? С каких пор вся моя жизнь посвящена одному лишь Тео?Я знаю лишь одно: я никогда больше не хочу покидать его. Хочу всегда, всегда быть рядом, чтобы он знал, что не один, что я готов его защищать, что он может положиться на меня в любой ситуации. Хочу, чтоб между нами было безусловное доверие. Хочу, чтобы он был моим.Мечущиеся мысли вводят меня в состояние, близкое к истерике. Дыхание учащается, голова начинает кружиться, и я понимаю, что нужно срочно куда-то бежать.
Ночь проходит как в тумане. Осознание, окатившее меня, словно ледяной ливень, вызвало состояние легкого шока, и я, к собственному стыду, сумел заставить себя досидеть в палате лишь до прихода Эвелин. Эмили. Какая разница. Думается мне, я выглядел очень жалко, умоляя ее о том, чтобы она не рассказывала Тео, что я приходил. А потом я позорно сбежал. Сон не шел, и я провел остаток ночи нарезая круги по району, в котором находилась больница. Затарившись сигаретами в круглосуточном магазинчике, я вышел на обочину шоссе и, пристроившись у столба, закурил. От ветра глаза слезились, и изображение становилось размытым, но я все равно продолжал смотреть на проносящиеся мимо машины, вслушивался в шум моторов, вдыхал никотин. Утренняя прохлада и желтоватые огни фонарей фар действовали успокаивающе, и мыслительный процесс замедлился. Остались только притупленные эмоции. Я жду до рассвета, с каким-то внутренним удовлетворением убеждаясь, что чем светлее становилось небо, тем больше автомобилей заполняло автостраду.
Потом я еду домой и переодеваюсь. Привожу себя в порядок, чищу зубы и вновь еду в больницу. При свете дня мои переживания несколько часовой давности кажутся отчасти наигранными, но при этом то самое сдавливающее внутренности чувство никогда не делось; сейчас, к примеру, чувствую себя так, будто легкие сведены спазмом, потому что мне тяжело сделать вдох.
Я не знаю, какого черта тут творится. Я не знаю, что случилось, и почему эта ночь так повлияла на меня.Я робко стучусь в приоткрытую дверь и выглядываю из-за щели.- Можно? Я к мистеру Хатчкрафту.- А, да, заходите, - медсестра - не Эмили, эта на десяток лет постарше - кидается ко мне и тащит в сторону койки, на которойвосседает Тео, - Составьте ему компанию, он что-то совсем загрустил.Я подхожу ближе и он резко поворачивает головуна меня, так, что наши взгляды пересекаются, и, когда я гляжу в его глаза, на меня волнами накатывает то чувство, которое мне пока сложно идентифицировать, но которое заставляет меня желать развернуться и убежать прочь.- Привет, - неуверенно начинаю я.
- Привет, - негромко отзывается он и почему-то опускает глаза.- Эм... Как ты себя чувствуешь? Я волновался, но, когда мне позвонили, время посещений уже закончилось, - правдиво вру я, изо всех сил стараясь заставить поверить свое сознание, что так все и было, чтобы звучать убедительнее.- Нормально. Я в порядке, - по его интонации я понимаю, что он сейчас совсем не расположен к беседе, и вообще желает остаться один. Мне бы стоило оставить его, мне даже хочется это сделать - вообще, все, чего я сейчас хочу - это свалить домой и улечься спать. И не просыпаться подольше. Но, чего уж таить - ради Тео я готов засунуть свои глубокие переживания неизвестного происхождения куда подальше и улыбаться ему как ни в чем не бывало. Я не хочу покидать его в не самый светлый период в его жизни. Я не хочу, чтобы он закрывался в себе и пытался разобраться со своими страхами сам. Не хочу, чтобы он закрывался от меня. Я не смогу жить с осознанием того, что он доверяет мне не полностью – не так, как раньше.- Ты хочешь, чтобы я ушел? - в лоб задаю ему вопрос. В моем вопросе нет вызова, обиды или чего бы то ни было еще. Просто вопрос. Но если он только скажет "да", то, кажется, я буду вдребезги разбит.
Он широко распахивает глаза и поспешно возражает:- Нет!.. Стой. Расскажи мне про... Про... Ну, я не знаю. Про последний матч "Юнайтед".Я усмехаюсь и опускаюсь на стул, в котором я не так давно провел несколько часов, после чего начинаю свое повествование, а Тео рассеяно улыбается, кивает, и снова становится легко. Я расслабляюсь и, кажется, мы сумели выплыть.Его продержали в больнице еще четверо суток. И я каждый день приезжал к нему и проводил с ним все свое свободное время. Он подкалывал меня, интересуясь, неужели мне больше нечем заняться, кроме как просиживать свой зад возле его немощного тела, за что получал подзатыльники и показательно резкое "Да мне все равно делать нечего". На деле же я просто с ума сходил, размышляя о том, как он там, в этой жуткой больнице, не случилось ли чего, не заскучал ли. Я чувствовал себя идиотом, но меня необратимо тянуло к нему, и в эти дни, когда он был слаб, мне казалось, что ничто в целом мире не может сравниться по степени важности с тем, чтобы быть рядом с ним.
После этого случая у нас наступает своеобразный кризис. Говоря о "нас" я подразумеваю все, глобально: меня, Тео, группу. Хатчкрафт после инцидента одомашнился, и теперь целыми днями отсиживался в нашей квартире в компании книг и ноутбука, боясь высунуть нос наружу в одиночку. Даже на репетиции ходил исключительно в моем сопровождении. Иногда это доходило до абсурда; однажды, к примеру, в нашем доме иссякли запасы съестного, и он так до моего прихода и проголодал, не удосужившись выйти в супермаркет. Его можно понять, учитывая то, что он действительно испугался, но, как ни крути, он высокий широкоплечий парень 23 лет отроду, и это была не первая драка в его жизни. Я имел свою теорию относительно его резкой смены поведения: мне казалось, что теперь настал его черед устать, разочароваться в клубной жизни. Ведь у него мозги есть, да еще и весьма неплохие, а без конца быть навеселе рано или поздно надоест даже дураку. Ему хотелось немного домашнего тепла, даже немного одиночества, которое необходимо каждому человеку на том или ином этапе. Так что я не корил его в безответственности или тонкости пищеварительных органов, а наоборот, потакал ему, выдумывая какие-то небылицы в качестве оправдания его отсутствия на разных мероприятиях. Он был очень благодарен мне, я видел это. Ради него я бы и не на такое пошел.Собственно, именно здесь проблематика пускала свои корни, а перерастала уже в самого меня: я не мог находиться рядом с Тео. Он заметил это и успел затаить на меня тихую обиду, и в одном разговоре даже сболтнул, что специально пошел на жертвы, чтобы проводить больше времени со мной. "Ну и какой ты мне друг после этого? - обиженно выпячивал он губу, - Бросаешь меня, значит, когда я нуждаюсь в моральной поддержке... Вот знаешь, когда припрешься домой бухим в следующий раз - не жди, что я тебя в кроватку уложу да аспиринчику поднесу! Так-то!". Мне порой и правда хотелось напиться до беспамятства, но, припоминая эти его угрозы, рисковать лишний раз не хотелось.Те чувства, которые одолевали меня, когда он находился рядом, пугали. Еще как. Я все не мог смириться и поверить в то, что это случилось со мной. Именно так я к этому относился: напасть. Сразившая хвора. Обрушившееся лавиной бедствие.Я привык слышать собственные мысли и внутренний голос, знал себя, как мне казалось, со всех сторон, и уж никак не ожидал такого удара ножом в спину. Из запутанного клубка невменяемых мыслей я изредка умудрялся выудить одну-другую, которые отличались четкостью, и уже лучше бы я этого не делал, потому как все они сводились к "У Тео потрясающая улыбка" и "Как же мне хочется обнять его".Я на полном серьезе заподозрил, что на меня навели порчу. Возможно, я случайно толкнул какого-то темного мага на улице и не извинился, а тот затаил обиду и проклял меня. Или, быть может, мой далекий предок сжег на костре ведьму, а перед смертью она завещала своим последователям отомстить нашему роду. Наличие подобных мыслей также укрепило во мне веру, что у меня развилось психическое заболевание - какая-нибудь шизофрения, например - потому что это был бы чудесный вариант избавления ото всех проблем разом. И страдать не придется, и заботиться обо мне будут другие, и все ошибки будут прощены.Но куда уж там. Последние здравые мысли сдерживали меня от того, чтобы отдать кучу денег какой-нибудь гадалке-шарлатанке, чтобы та сняла с меня заклятье, или от того, чтобы добровольно сдаться на заключение в белые стены психушки.
В общем, Тео фактически выжил меня из дома. Мы с ним вступили в идеальную противофазу, потому что теперь, когда он оккупировал нашу квартиру на 24 часа в сутки, шляться по городу допоздна приходилось мне. Я возвращался лишь когда в окнах гас свет, потому что я не мог спать, когда он бодрствовал по соседству. Бесшумно пробирался в спальню, садился на свою раскладушку и вглядывался в его умиротворенное лицо, пытаясь встретиться со своими страхами лицом к лицу, храбрясь сделать усилие и добраться до самого ядра понимания, причины.
Мне отчаянно хотелось разобраться в себе, вернуть внутренний покой, но стоило начать копать в направлении того, что же со мной такое происходит, и приходилось тут же гнать от себя мысли прочь. Я не был готов к истине.Поэтому в конечном итоге все оборачивалось тем, что я в бессилии падал на раскладушку и мысленно вопрошал: Господи, за что мне это? Господи, за что?И, когда во мне больше не оставалось никаких сил терпеть эти душевные терзания, меня милостиво настигал сон.Помимо всего прочего, кризис не обошел стороной и группу.
Мы застряли. Не было идей. Вид полупустых клубных залов, где нам приходилось давать концерты, который раньше казался временной неприятностью, стал откровенно удручать, ведь мы были на сцене уже два года, у нас был именитый продюсер, чудом откликнувшийся на наше письмо, материал, которого скопилось достаточно, и ничто из этого не давало должного результата.
Мои опасения подтвердились: Тео, равно как и я, начинал тихо ненавидеть всю эту темную атмосферу, которой мы себя окружали, свои костюмы и песни, которые писались не от всего сердца. Все чаще в студии между членами "Daggers" повисала неловкая тишина, когда вроде бы и стоит что-то сказать, но даже напрягаться не хочется, все реже концерты воспринимались как волшебство.
Энтузиазм мерк. Прогресс отсутствовал напрочь. Кажется, мы начали терять популярность даже не успев прославиться.А репетировать все равно приходилось. На нас все равно давили сверху, запрещали расслабляться, и мы понимали, что это, в целом, и правильно. Всем нам хотелось верить, что это просто неудачная полоса, и за ней последует светлая. Так что мы собирались вновь и вновь, играли песни сотни раз и изо всех сил напрягали извилины в попытках придумать что-то свежее, креативное, новое. И, как назло, музы обходили нас стороной, а мы все глотали ибупрофен, борясь с участившимися в связи с перепадами давления и необычайно активной мозговой деятельностью головными болями, да силились верить в хорошее.Одним осенним вечером мы с Тео, измученные и эмоционально истощенные, вальяжно разваливаемся на диване и включаем телевизор. Именно этот вид деятельности мы сочли максимально расслабляющим и доступным одновременно. Нам сейчас нужно что угодно, способное немного разгрузить задуренные головы, дать перенапряженному мозгу, который запрограммирован на решение проблем, на подбор идей, немного воли. Отвлечься, сбежать.Даже решаем на один вечер изменить собственным предпочтениям и промениваем выпивку на чай с бергамотом.Так что мы листаем каналы ровно до тех пор пока не находим фильм, который кажется мне смутно знакомым.Фильм называется "Знаменитые братья Бейкер", и Тео он импонирует уже тем, что главными героями выступают два музыканта.Мы сопровождаем пылкими комментариями каждую реплику и каждое действие персонажей, а также сходимся на мнении, что Мишель Пфайффер очаровательна.По окончанию фильма взбудораженный Тео, нахмурившись и активно жестикулируя, продолжает вести обсуждение только что просмотренной кинокартины, которое, по правде говоря, больше состоит из его собственных высказываний.- Нет, ну вот эта Сюзи, да? Эта талантливая шлюха, как она в него вцепилась-то! Вот так и бывает в жизни - находится человек, пусть и не всегда самый достойный, и меняет весь твой мир! А этот напыщенный придурок, он же своего счастья не понимает. Они бы с ней столького добились! Надо уметь отпускать прошлое.
- Ну, ему просто повезло, что в его жизни вообще появился кто-то, кто был по духу сильнее, чем он сам.
- В точку, Адам! Он же сам был слишком труслив, чтобы смотреть правде в глаза, чтобы менять течение своей жизни. А тут - на те! - такой шанс! Как такое можно упускать? Уф, надеюсь, у них все стало хорошо в итоге, - выпалил он.
Затем он задумчиво шагнул к окну и оперся на подоконник, глядя куда-то вдаль, куда-то в глубину ночи.- Сюзи - это не просто персонаж, - уже тише говорит он, - Это целое событие. Символ. Когда в твоей жизни случается нечто такое, что переворачивает все вверх дном, одновременно расставляя все по своим местам. Это шанс, упрятанный за испытанием на выносливость. Как ты думаешь, Адам, всем ли доводится повстречать Сюзи? Или же она является только тем, кто в ней отчаянно нуждается? - он обращает взгляд на меня.А я все это время не отвожу от него взгляда и диву даюсь тому, как скачут его мысли. Вот ведь он фантазер!Едва ли сценаристы подразумевали нечто настолько возвышенное, скорее он просто слишком проникся сюжетом, словно эта ситуация, этот персонаж затронули что-то глубоко личное. Вероятно, Тео проводит параллель с его собственной жизнью, с тем, каким он был, и что изменилось.
Если вдуматься, то он говорит вещи правдивые и дельные. Все мы чего-то боимся, не решаемся совершить какой-то шаг, который бы мог изменить наши жизни. И в моменты осознания этой простой истины, когда слепящая пелена благополучия спадает с глаз, нам необходимо присутствие некоей персоны, которая будет сильнее нас самих, которая твердо заявит: "Все будет хорошо. Не смей сдаваться, в жизни есть, за что бороться". И тогда все, что тебе нужно - довериться этому человеку.
- Кто знает, Тео. Кто знает… - на выдохе произношу я, потому что едва ли у меня есть ответ на столь философский вопрос. Нуждался ли я в Тео? Не то слово. Страшно подумать, где бы я был сейчас, не встреть яего тогда. Обледенел бы на улице, помер бы с голоду, подхватил бы какую-нибудь трудноизлечимую болезнь, спился бы с горя - вариантов тьма, один безрадостнее другого. Он подарил мне надежду, подарил мне мечту, поспособствовал становлению моей личности. И пускай пока ничто не предвещало грандиозного успеха в скором времени, я не сомневался в том, что мы сможем. Потому что Тео был моей путеводной звездой, и я знал: до тех пор пока мы держимся друг за друга, мы сможем преодолеть все препятствия.Тео продолжал молча смотреть на меня, пока в его глазах не загорелся лукавый огонек и он не произнес весело, однако вовсе не шутливо:- Ты моя Сюзи.Мое сердце пропустило удар. А за ним и второй, и даже третий. С самого знакомства наша дружба никогда не предполагала каких-то сентиментальностей и нежностей - да, мы очень близкие друзья, но мы мужики, и всегда вели себя очень сдержанно по отношению друг к другу. Поэтому такое откровение, трогательное и сокровенное, становится совершеннейшей неожиданностью.
Что это было? Он только что сказал, что я изменил его жизнь? Или он только что сказал, что не может без меня жить? Завуалированное признание в любви? Что же?Как я должен был реагировать? Господи, огради меня от искушений, не дай мне сейчас все истолковать неверно и разрушить собственное счастье. Я ведь выдумываю все, он наверняка от чистой души стремился показать то, как глубоко он ценит нашу дружбу, а мне мерещится всякое. Я болен, точно болен. Как же я дошел от этого?Я был и счастлив, и растерян, и чувствовал, как меня начинает обволакивать паника. Молчал дольше, чем надлежало, пытался совладать со злосчастными мыслями и предательски трепещущим сердцем.Тео наблюдал за моей реакцией, в то время как лукавые искорки в его глазах разгораются все ярче, а я не могу выдать ровным счетом ничего - любая четкая эмоция была бы сейчас фальшью. Поэтому я просто пожимаю плечами, разводя руки, и немного виновато, но широко улыбаюсь. И Тео заливается радостным смехом - спасительным смехом, к которому тут же присоединяюсь сам я. Слава Богу, что все так разрешилось.Мы оба знаем, что все будет хорошо. Возникнут идеи. Наступят светлые времена. Мы сможем.Видимо, за ночь Тео переосмыслил свой образ жизни и приоритеты, потому как наутро проснулся в совсем ином настроении. Он цвел, сиял, словно начищенный пенни и напевал себе что-то под нос. Он покинул дом рано утром, и нам не довелось увидеться вплоть до вечерней репетиции.