Presto - 2. Тур шене (1/2)

СонМне нравится смотреть, как она просыпается. Я просыпаюсь раньше и смотрю - сонная греза падает на нее, как сеть на лебедя. Как колдовство, как ветер, прилетающий ниоткуда и колышащий ветви - так трепещут ее ресницы под дыханием сна. Неправда, что с нею лучше - просто с нею так, как должно быть. С нею я становлюсь целым.

Иногда мне страшно, что ветер унесет ее и у меня не достанет сил удержать - тогда я касаюсь губами трепещущих ресниц. Я бужу ее и смотрю, как темные тревожные лебединые глаза взглядывают на меня сквозь паутину сна.- Нина?- Мне сегодня снилось странное, - голос ее глух, тонкие руки обнимают меня, она застенчиво улыбается и устраивается щекой у меня на плече. Я улыбаюсь в ответ и глажу ее по растрепанным пушистым волосам. Те, словно живые, вьются у меня между пальцами, скользят, щекочут.

- Мне снилось дерево, и ветер. И какой-то неприятный человек... он говорил, что не может никому рассказать о своей слабости... - произносит она торопливым шепотом. Она говорит дальше - и чем дальше, тем больше я чувствую, как холодное и склизское разрастается в моей груди, сжимает ледяными щупальцами.

Она видела то, что прежде видел я. То, что, я думал, ушло навсегда после лечения у доктора. То, что оставило меня с тех пор, как я в первый раз остался у нее.

Она видела моими глазами - мистера Кана, сперва признававшегося мне в своей слабости, а потом отдавшего меня убийцам, убийц из числа звавшихся моими друзьями, видела, как Монти Пак смеется, сталкивая в яму ком земли. В яму, куда он прежде столкнул меня... или ее, видевшую это.

Перед моими глазами - или ее, или моими, ставшими ее глазами, - проплывают огни ночного города, проплывают, затянутые желанием мстить. Убивать. И от этого больнее всего, потому что я знаю, чем это закончится."Они избивали меня... и яма, мокрая холодная яма с какой-то глиной... и дождь, и кровь,.. но было даже не страшно, как будто так и надо... "Я лежу и уже почти не понимаю, где она, а где я. Где заканчивается она и где начинаюсь я. Мы слиты воедино, и для такого слияния люди не придумали слова. Любовь? Дружба? Нет, не то."Они падали под выстрелами, они стреляли в меня... а потом я... умерла? Это было так хорошо - тихо, спокойно. Мне никогда еще не было так спокойно... Сон!"Мое имя ее голосом - как удар плети; срываюсь, наваливаюсь на нее, погребая под собой, сжимаю ее в объятиях, целуя лицо, глаза, рот. И едва успеваю понять, что она отвечает, обнимает меня сама, раскрывается, отдается. Впитывает мой страх, отбирает... или отдает свой. Я накрываю ее собой, я ласкаю ее тонкую сильную шею, худенькие плечи с выступающими по-птичьи косточками. Я согреваю ее; и я скорее дам себя разрезать на куски, чем расскажу ей свое видение - где был деревянный пол и он же был озером в темном нездешнем лесу, озером, над которым висела вечная звездная дымка. И такой же звездной дымкой становился я сам, и это было хорошо, и так и было надо...Сегодня выходной и у нее, и у меня. Сегодня мы должны были быть вместе весь день. Но она уже готова обратиться в лебедя, улететь - и я должен заласкать, залюбить ее так, чтобы устала, чтобы уснула.

Я дожидаюсь, когда она, утомленная, снова засыпает, опускается в сны, как лебедь на воду, - и ухожу, унося с собой то, что она видела сегодня во сне. Мою судьбу. Я знаю теперь, что от судьбы не уйдешь, и не зря полицейские вынюхивали. Был бы несчастный случай, они б так не деревенели голосами. Это Кан подослал убийц к Лили Потс. Не простив ей интрижку с его дочерью. Кан вполне способен на такое, и глупо было отметать эту мысль только потому, что она отдает дешевыми боевиками. Кан будет держаться за свое до последнего, вцепится и не отдаст, а дочь - это так же его вещь, как и отель, и машины, и ручка в отделанном платиной футляре, которой он подписывается. И теперь Кан решил расправиться с Ниной - иначе зачем бы ей видеть то, что видел только я?

Я иду по предутреннему полутемному подземному гаражу к своей машине и улыбаюсь. Кану меня не провести. Я уже наперед знаю, что будет, когда отовсюду шуршат отдающиеся эхом в пустоте гаража шаги. Они набрасываются на меня, и я, отбиваясь, почти не ощущаю боли, зато понимаю, что какие-то из этих рук - не руки вовсе, а когти, не руки, а черные злые коршуньи крылья.

НинаПосле того, как мы занимались любовью - долго, страстно, почти отчаянно, - я спала без сновидений.

- Сон?Квартира отозвалась пустым глухим эхо, молчали светлые строгие стены, молчали темные деревянные панели, молчал коричневый торшер над кожаным диваном. На котором со времени моего появления тут никто больше не спал. Думаю, торшер меня ненавидит.Никого не было, когда я проснулась. Эта пустота, и то как он слушал мой рассказ о сонном видении, испугала меня, я поскорее оделась и выскочила на улицу, не понимая и не представляя хорошенько, куда и зачем я бегу. Лили... мама... Тома... имена черными крючочками, нехорошими такими крючочками, злыми, колючими, как прорастающие сквозь кожу перья, цепляются за меня и пытаются остановить.Мама хотела защитить меня.

Тома убил маму. И наверное, это Тома убил Лили. Убил, чтобы отбить меня.

А теперь Тома хочет убить Сона. И убьет, если я не найду его.

Найду... мне кажется, все в подземке смотрят на меня, мне кажется, у меня на лбу печать со вскинувшим голову черным лебедем, мне кажется у меня снова краснеют глаза и пальцы срастаются в лебединые неуклюжие лапы. Я еду и умираю от желания почесаться, я прижимаюсь лопатками к дверям и стараюсь унять зуд, стараюсь отправить перья обратно. Но мне не унять их - мне не справиться, если Сона нет. Если Тома убьет его, я убью Тома."Тома, что тебе нужно от меня? Ты Ротбард, приковавший своих лебедей к зачарованному озеру? Или ты легкомысленный Принц, который так легко меняет черное на белое и белое на черное? Тома, я могу убить тебя".Я произношу это шепотом и смотрю, как старик напротив меня поднимает брови и улыбается. Вот сейчас он изловит меня, свяжет ноги и выгнет назад - чтобы не вырвалась и никуда не улетела. Он тоже заодно с Тома, все они...Мне душно, я вываливаюсь из вагона на ближайшей станции и опираюсь о колонну, тяжело дыша. Cкорым шагом ухожу от него по безжизненному коридору метро и бегу по лестнице наверх. Мне неприятно, что наверху светит солнце, мне неприятно, как оно бьет по мне.Как в клинике бестеневая лампа - ворвалась, разорвала, помешала.