Allegro maestoso - 1. Двойное па-де-де (2/2)

- С вами все в порядке? - участливо спрашиваю я, отсчитав десять секунд. Он с трудом поднимает голову, оскаливается в страшноватой вымученной улыбке.

- Спасибо, все хорошо, - выдавливает он из себя, силясь выпрямиться.Снова случайность, думаю я, просматривая видео - доктор Гэмблер не любит использовать для работы с пациентами гипнотический транс, но тут вдруг решил, что это не помешает. Ему надоели бесконечные "я не помню" и "я не знаю".

"Вспомните тот день, когда вас постигло первое большое разочарование".И хрупкое тело на кушетке вдруг корчится в болезненном спазме. Я смотрю на время, почти зная уже, что как раз в тот же момент в коридоре почти так же корчился черноволосый парень.***

Во мне растет протест против этой несносной красноносой птицы, несущей на крыльях случайность. Чего уставился, черный? Тебя не должно быть, тебя долгое время вообще не знали, и римлянин-сатирик о тебе писал - что черный лебедь есть птица наиредчайшая, поскольку ее не существует. Так что же тебе нужно, что смотришь ты на меня своими красными глазами?

Связать - даты, судьбы, знаки. Найти данные о людях для серой мыши не так сложно, как можно подумать - недаром вечно дергается по ветру подвижный тоненький нос.

Когда ему было пять, она только родилась. Когда ей было четыре и мать отвела ее в балетную школу, он заканчивал начальную.А вот когда он впервые провалился в небытие на работе и застыл не менее чем на десять минут, не слыша, не видя ничего вокруг, - когда же это было? Не тогда ли, не в тот ли же день, когда она впервые увидела срастающиеся по-птичьи лапы?

Да полно, полно - это все случайности. То, что его скрутило - ведь случайность же, да?

По-мышьи вынюхиваю, выискиваю - не убегут! Никто не убежит, не скроется, числа и даты схватить да приволочь за воротник, двумя пальцами за крахмальный важный воротничок - сидите тут, рядом, чтобы сравнить можно было. Когда прорезались перья? Когда сон прорвался явью? Когда впал в ступор и едва не вылетел с работы - да ведь как раз тогда же, когда падала со сцены белая лебедь с расплывающимся на животе пятном крови.Мне нужно было знать больше, я была голодна, как змея после линьки. Чертов лебедь, чертова черная птица, спустись ко мне! Спустись, слышишь? Мой голод вспухал теми же назойливыми "Что?" и "Почему?" шестнадцатых, солнечных и тоскливых, теми же, что складываются в первую часть моцартовской сонаты №8.

Подспудные, подводные течения, я искала вас. И я нашла.

Нехорошо, конечно, привлекать родственников без согласия самого клиента. Но доктору звонили, доктора очень настойчиво просили вернуть приму в норму. Прима должна танцевать, говорили ему. Доктор после таких звонков жаловался на мигрень и просил меня заварить чай с имбирем. И охотно принял предложенную помощь - с тех времен, как он оставил работу в клинике, говорил он, у него не было более странной пациентки. "Неудобной", хотел он сказать - разумеется, Нина с ее симптомами далека от богатой домохозяйки, диагностирующей у себя клиническую депрессию всякий раз, когда у нее ломается ноготь.Доктор разрешил мне поехать и встретиться с матерью мисс Сейерс. Серая мышь снова добилась своего. Черный лебедь случайности - да, пожалуй это был он....Мать, ведущая в балетный класс крохотную дочку, девочка переступает маленькими ножками в башмачках, останавливается поглазеть на играющих ровесников."Мама, можно я..? - У тебя занятия, Нина"."Что это? Снова эта мерзкая привычка! Идем!" Руки матери сжимают руку дочери, снова разодравшей спину до кровавых лохмотьев, с суеверным страхом - "С моей девочкой все хорошо. Я подстригу ей ногти и она не сможет больше царапать себя. Моя девочка не больна, нет. Я подстригу ее ногти, я буду следить за ней и все будет хорошо".

Я сижу в маленькой гостиной, она же столовая, она же мастерская Эрики Сейерс.

"Я рисую портреты", - говорит хозяйка. Портреты, судя по количеству, никому не нужны. Кто именно должен был быть изображен, понять несложно - это либо сама Эрика, либо ее дочь.

Эрика рассказывает, рассказывает - мягким, как льющаяся карамель голосом. Потом говорит, как незадолго до премьеры Нина порвала и выбросила часть ее работ. Потом с улыбкой, которая ей самой кажется мягкой и всепрощающей, говорит, что Нина повредила ей руку дверью. От фарфорового оскала Эрики делается не по себе.

"Я отдала ей все, а эта маленькая бездарная дрянь..." - начинает она.

"Ее отец такого же мнения?" - спрашиваю я, и Эрика осекается. Целыми днями она рисует портреты, говорю я себе, и не нужно быть детективом, чтобы догадаться, откуда у нее деньги на оплату квартиры и все прочее. До недавнего времени Нина не была примой и едва ли могла так содержать себя и мать.

Визит в отель "***" не санкционирован доктором Гэмблером, но я не сочла возможным терять вторую сторону этой великолепной пары. Узнать меня было некому, особенно в том нехитром маскараде, к которому я обратилась. Деньги? О, что вы, серые мыши умеют копить по зернышку.

Фойе и интерьер ресторана сразу навели на мысль о том, что психологический комфорт часто приносят в жертву стильности - черно-индиговые стены и потолок, белесые столики и обивка на, надо сказать, уютных диванчиках напоминает голландские изразцы. На стенах вдобавок ко всему панно с какими-то огромными женскими головами в стиле живописи Возрождения, но в черно-белом варианте. Депрессивно, меланхолично и сплинно. Я бы не смогла есть в таком интерьере.Однако заказала "Космополитэн" и устроилась неподалеку от барной стойки - не лучший столик, но рецепция видна хорошо.

О, посетители, о, уважаемые гости, видели бы вы со стороны свои свиные рыла, когда вы тыкаете вилкой в бифштекс, когда нагребаете салат или высасываете устрицу! Когда жалуетесь на слишком кислое или слишком сладкое вино! Я люблю наблюдать, как люди едят - это сразу говорит о человеке гораздо более обычных тестов. Сразу и без прикрас показывает всю природную человеческую жадность и мерзость.

За вечер, оказавшийся довольно долгим, я не менее трех раз видела, как Ким Сона вызывали в ресторан для каких-то выяснений - не знаю, почему администратор ресторана не мог выяснить все сам. Но азиат не протестовал, напротив, старательно улаживал, утрясал, успокаивал гостей, а когда в конце концов появившийся старший администратор отругал его за отсутствие на ресепшне, лишь покорно склонил голову, бормоча извинения.

Если бы не виденное раньше, это очень удивило бы - отель принадлежал, как я узнала, каким-то азиатам, так что отношение к Сону определенно не было расизмом, кроме него там были и другие. Но я видела - старые фото, на которых увалень-подросток робко жался перед объективом, очкастый, неуклюжий, рыхлый, с поникшими плечами.

В лобби отеля и на приеме у доктора Гэмблера я видела спортивного, подтянутого красивого парня с великолепной стройной фигурой и плавными отточенными движениями... танцора? Нет, танцами он не занимался, как я скоро узнала. Но в день, когда Нина - или ее мать? - приняла решение заниматься балетом профессионально, он пошел в спортзал.

Ах, господи, нет, у меня нет доказательств, что это было ровно в тот же день! Но я знаю теперь, что это было именно так. В тот день он увидел свой сон впервые - в тот день во сне он взял пистолет и навел его, и выстрелил, и убил. И стрелял пока не рухнул сам, изрешеченный пулями, и не увидел колыхающиеся ветви ивы - чтобы затем проснуться.Я нашла зал, где он сейчас тренировался - обшарпанный, грязноватый, из недорогих, из тех, где полируют ноги и кулаки ребята с нехорошими взглядами да бегают на дорожках старающиеся подтянуть тыл и бедра выходящие в тираж шлюхи. Зал, к слову, подбросил еще одну загадку - Сон был великолепен у большой тяжелой груши, которую он обрабатывал руками и ногами в головоломных прыжках, наплевав на силу притяжения и заставив Ньютона в бессильной ярости грызть могильную землю, но я ни разу не видал его в тренировочных поединках. Он не дрался.

На одном из последовавших сеансов доктор снова попробовал гипноз - его что-то не устраивало в описании Соном его сна. Через несколько минут перепуганный Гэмблер вызвал меня - у Сона в боку оказалась колотая неглубокая рана, и пришлось останавливать кровь. Сам он, правда, был смятен не менее доктора и поспешил заверить, что накануне попал в конфликтную ситуацию. Конфликтную, окончившуюся не вполне мирно, говорил Сон, съеживаясь в собственной коже.Он врал. Я прекрасно помнила, что в его сне его били ножом именно в левый бок. Ниже ребер. Но рана оказалась неопасной и несмотря на мои предложения вызвать скорую, он просто ушел, придерживая перевязанный бок.А Нина в тот день не пришла. А на следующем сеансе вскользь пожаловалась на то, что зажившая было рана на боку снова стала кровоточить. Дубина-доктор, конечно, не знал ничего о черных лебедях и не придал этому значения.Я хранила эту непостижимость как тайну и с нетерпением ждала, что же будет дальше. Никто кроме меня и не подозревал. Никто не знал об их странной связи - мне предстояло одной быть зрительницей этого необычного человеческого спектакля.Однако недолго пришлось мне торжествовать - тонкую как яд радость у меня отняли. Дубине-доктору пришло в голову дать им обоим нарисовать дом, дерево и человека. И оба нарисовали едва не идентичные рисунки - и это с разницей в день и при том, что они никак не могли между собой договориться. Никак, говорю я вам, потому что вечером Сон был в спортзале, снова колотил грушу, снова отмалчивался на насмешливые предложения поспарринговать - а Нина была в своей квартире с Лили. И даже не спрашивайте, откуда я это знаю - серые мыши могут узнать многое. Особенно если хотят.И тем не менее на двух листах листах бумаги появились почти одинаково ветхие дома. В центре каждого находился лежащий навзничь человек - с распростертыми огромными крыльями. А возле каждого дома была нарисована плакучая ива с колыхающимися на ветру длинными зелеными плетями. Только вот крылья на одном рисунке были белыми, а на втором - тщательно заштрихованы густо-густо простым карандашом.