3.1. Panic Room (1/1)

Welcome to the Panic RoomWhere all your darkest fears are gonnaCome for you, come for youYou'll know I wasn't jokingWhen you see them too, see them tooЭто была очередная мелкая вечеринка, устроенная очередным не таким уж и мелким квотербэком под конец учебного года.Она ходила на них, чтобы… Она и сама не знает. Ей они никогда не нравились, это были те вечеринки, под конец которых невозможно было не провести ночь на чьём-то пьяном теле: уже-нет-но-пока-да-подростки набивались в пустое родительское гнёздышко как сельди в бочку, и даже танцевать было сложно, не отдавливая кому-то ноги и не потираясь о чьё-то тело слишком двусмысленно. Первый этаж превращался в одно большое, бесконечное море человеческих голов и тел, захваченных или алкоголем, или легкими наркотиками, или просто напросто толпой. Это были самые простые и примитивные вечеринки, не сравняться с тем, что она проворачивала. Даже сравнивать было слишком. Отвращение встало в горле остротой проглоченной гордости и самоуважения.Это было куда ниже её и она это понимала.Умные девочки шли сразу наверх, подальше от давки и бьющего в голову не хуже алкоголя шума, в узкий коридор на втором этаже. Точнее, одна умная девочка и кучка хипстеров-интровертов с худыми ручонками и большими слезливыми глазками, которых сюда затащили (не)доброжелательные, более общительные друзья, чтобы хоть немного этого университетского духа, немного популярности сползло на них с этих стен, в которые они вдавливаются спинами, и не вышло вместе с алкоголем на ковер, а хоть немного, на самую малость задержалось внутри.Виктория сама упирается лопатками в стену до боли, и чувствует, как биты вибрируют снизу, волнами поднимаются, сотрясают её кости, эхом разносятся где-то в внезапно опустевшем теле, заставляя тонкую кожицу вибрировать, словно нет в ней ничего, кроме натянутой на кости кожи и давления воздуха изнутри. Ей бы оторвать ноги от земли?— и она полетит как шарик вверх, перевернется, позвонками упрется в потолок, будет пусто смотреть на маленькие головы и слушать биты, рождающиеся в пустом её животе…Она почти проскальзывает, почти-почти челюсти наркотического бреда смыкаются на её тонкой шее, разум тонет в блестящем белом шуме, и в ушах ему вторит то ли далёкое море, то ли шорох ткани, словно её кто-то трогает за плечо, обнажая кожу, но она в последний момент момент выныривает, вдыхает шумно, раскрывая ребра словно крылья, словно утопленница, словно секунду назад тонула в вязкой, горячей жидкости. Холодный, обжигающий, живой воздух змеями пролетает по коридору из открытого окна. Она чувствует его объятия на лодыжках, как кандалы, но ловит влажными губами его лёгкий поцелуй и провожает его взглядом в окно напротив. Здесь жарко, душно, воздух плотный и застывший, как пар, пахнет потом и людьми, людьми и потом и от этого кажется и спрятаться никуда невозможно. Дышать невозможно?— только кусать этот чертовый воздух, слушая как сердце бьётся где-то в горле вместе с гордостью.Соберись, Виктория.Она сжимает в слегка онемевших пальцах пластиковый красно-белый стаканчик, в котором плещется, недовольно выгибая волны, и шипит кола, словно черная кобра, сворачиваясь в кольца в белом пластике, а в тонких ядовитых зубах у неё мелкие капельки виски.Пьешь и она путается, кусается в горле, а потом расползается тысячами змеек и кусает уже где-то в венах, но не травит. Нежно тыкает шприцами и гладит спиртом мелкую лунку, как раздвоенным языком.Викторию пробирает крупная дрожь и ком в горле почти добирается до её зубов.Нет.Шприцов больше не будет.Успокойся.Виктория делает глоток и специально концентрируется на жгучей жидкости внутри, чувствуя волной покалывания от горла по пищеводу куда-то вниз.Это придаст ей хоть немного сил.Говорит она сама себе и чуть прогибается назад, упираясь поясницей в стену, чтобы её ноги могли почувствовать весь вес её тела. Она тянет себя вниз, прижимает к земле насильно, чувствуя ногами как дерево под её каблуками бьётся, словно сердце.На дне стакана песками Сахары поднимаются бури пылевые, пронизывают дешёвыми кристалликами жидкость колы и она становится гораздо опаснее яда алкоголя.Господи, что она тут вообще делает.Ей становится чуть лучше, зрение проясняется, под ложечкой сосёт чуть меньше и даже ноги не так затекли от стояния на месте. Она смотрит в пучину темной колы, неосознанно покачивая стакан в руке и закручивая уставшую газировку в последний танец, в тугой смерч.Она чувствует себя старой.Что же ты будешь делать, Виктория, когда твои клыки выпадут окончательно, а у других они станут лишь острее?Да ничего, на самом деле.Она меняет группы в колледже как кольца и браслеты, на завтрак, обед и ужин всегда новые, берет академический каждый раз, остаётся позади, остаётся именем в альбоме и парочкой фотографий на стендах. Удаленным из телефона номером.Сначала она старалась, честно. Но уважение к себе возводиться не один день, а жизнь Виктории как неспокойное море?— чем больше она старается плыть вдаль, чем сильнее её на скалы швыряет. Она кусает метко и остро, но какой смысл, если не сможет насладиться судорогами жертвы и уважением других? Выборы оказываются вовсе не правильными или неправильными.Они оказываются не значащими ровным счётом ничего.Кровью на парте она выписывается себе академ опять, опять связи разрываются, опять силы впустую. Цикл продолжается, уходя в спираль.Виктории интересно, есть ли конец.А теперь она здесьВечная и незаметная, блестящая и бестолковая.Она наблюдает за новыми поколениями, лица сменяются новыми, улыбки всё шире, идей всё больше, сердце стучит сильнее, в такт ритму, качая отравленную алкоголем и травкой кровь прямо в мозг. Они молодые и бесстрашные, гламурные сучки и завсегдатаи полицейских участков, задроты и ботанки, спортсмены и чирлидерши, взятые в разных пропорциях.Разница между ними то год, то два, то три.Виктория среди них?— лишь бледная тень, лишь жёлтое пятно на этих белых обоях, на которые она плечами повесилась, которое просто так появилось. От старости.От времени.Она пробила социальное дно и это душит её похлеще всех таблеток, гордости и самоуважения, что намешались там, в горле, но в то же время она не может ничего изменить.Потому что года идут, а Виктория не меняется.Виктории не хватает тупой кожанки на плечах, чтобы совсем вписаться в свою новую роль мрачной девчонки, которая видела всякое дерьмо и которую все обходят стороной, да вот она всё равно не вписывается, теребит кашемировый рукав длинными ноготками, новые бусы бьются друг о друга под воротником блестящей рубашки.Биты мешаются под её подошвами, непонятно сбиваются, она слышит редкие, но тяжёлые, ритмичные удары носком по полу рядом с собой. От шагов словно идут круги по воде, подминают под себя волны музыки, нарушают тонкий строй и это одно уже её раздражает. Она пытается настроиться, вновь поймать этот ритм, но шаги всё ближе и она почти чувствует присутствие рядом.—?Хэй.Виктория поворачивается резко, чувствуя как мышцы в шее отдают лёгкой болью. Она прищуривается почти сразу, пытаясь успокоить плывущий коридор в своих глазах. По стене ползут разноцветные фигуры с первого этажа.Да вы издеваетесь.А перед ней стоит девочка лет 18, в каком-то пухлом, как она сама, свитере, цвет которого в полутьме невозможно было разобрать, с милой зверюшкой и с раскрытыми, бесконечно невинными глазками.Сверкающими голубоватым в полутьме. Прямо как у неё.Она осматривает её шею, опускается взглядом к скрытым ключицам, но к счастью, они пусты.Как будто бы это что-то изменило.Девочка же дёргается, слегка отступает, резковато прижимая руки чуть к груди, словно ей махнули по руке тонким бумажным краем, оставив тонкую, но саднящую ранку.Виктория тихо кашляет, но звучит это как противный ядовитый смешок. Всего лишь привычка.—?Почему бы тебе не найти кого-нибудь из своей весовой категории для общения, м?Внутри неё что-то победно клокочет, связывается в узел и разливается почти что спокойствием по всему телу, когда она ловит, как дыхание девушки сбилось. Она не видит больше этой девушки, но слышит быстрые и лёгкие её шажки прочь от неё, как удары капель по лужам. Пусть бежит, пусть хмурится. Пусть бежит в свой тихий теплый кружок, который не защитит, но хотя бы утешит. Только на утешение и приходится рассчитывать в этой дыре. Утешение и надежда, что это всё закончится.Спираль сделала ещё один виток.Виктория снова не учиться на своих ошибках.Чейз переходит поближе к небольшому окошку, вдыхает вечерний прохладный воздух всей грудью, чувствуя дымные нотки, но не от сигарет и травы, просто так. В носу чуть щипет от него, но она всё равно вдыхает этот кисловатый запах и смотрит как на тёмно-синий асфальт проливаются рыжие лучи фонарей, а далеко-далеко, за верхушками черных деревьев, за длинным извилистым шоссе сверкает белизной Спейс Нидл, заменяя луну этой ночью, горит подсвеченная белым светом изнутри стеклянная футуристическая крошечная фигурка, а вокруг неё разбросаны крошечными белыми осколками окна небоскребов. Музыка замедляет свой ход, биты становятся тише, лишь вибрации тихо ползут по её коже мурашками, а она всё смотрит в бесконечность за окном, огороженную лесом и почти что чувствует плеск черных волн где-то далеко.Прямо под окном горела мелким пламенем мусорка, собирая вокруг себя бездомных.Она не видит, но знает, что где-то там, далеко-далеко, даже в Сиэтле, он существует. И почти чувствует соль океана на своих щеках.Она запрещала себе думать о Аркадии. Она запрещает себе думать о Кейт. Сначала и не хотелось, совершенно не хотелось, но время, как всегда, точило воспоминания нещадно, раз за разом оставляя только лучшее, то, что было приятно вспомнить, а плохое Виктория и сама хотела забыть. И её родители хотели, чтобы она забыла. И её терапевт хотел. И в колледже тоже все хотели. Потому что это сделает Викторию снова нормальной, снова обычной. Всё станет как прежде. Оно почти стало, если не смотреть правде в глаза.Они могли уменьшить страх Аркадии Бей. Но не могли уменьшить её важности.И теперь она смотрела вдаль, на плоский город и плоское, грязно-рыжее небо, где почти незримой пылью от Спейс Нидл рассыпались звёзды и чувствовала как ответы на несуществующие вопросы лежат где-то на этом далёком шоссе, что скрывается за черными елями, уходя дальше загород.Она знала всю историю от начала до конца, знала все материалы дела и новости. Знала спортивный зал с десятками обеспокоенных и перепуганных родителей. Она знала всё, что могла на данный момент. И всё же её не отпускала эта тупая сентиментальность и отсутствие страха.Была лишь какая-то важность. Глупая, но противно ноющая в груди, мешающая дышать ровно: железным кольцом она стискивала ребра, холодом какой-то непонятной тревоги путала мысли и от этого становилось ещё хуже.Чейз не боялась.Просто не понимала.Что-то не сходилось в идеальном пазле, и она не могла понять, правда ли тут есть какая-то ещё тайна или ей просто хочется, в очередной раз, разломать эту тупую идеальность надвое.Она боролась с этим как могла, как всегда делала, но её туда тянуло, всё равно, как в дешёвых фильмах. Это было глупо, это было тупо. Это было бесполезно. Просто тупые мысли, которые она уже давно научилась затыкать так, чтобы они не вылезали на свет.Но ей хотелось многого и сразу.Идти на поводу своей низкой сентиментальности не хотелось, но использовать её никто не запрещал.Да.?Использовать? звучит определенно лучше.Она смотрит на своё едва-едва заметное отражение в оконном стекле при свете рыжего фонаря и привычно немного играется с выражениями, склоняя голову чуть влево.Врать себе она научилась ещё раньше, чем использовать.Ей хочется бежать.Виктория нетерпеливо делает пару глотков выдохшейся газировки, от которой уже и не пахло алкоголем и ставит полупустой стакан на мелкий подоконник. Она была в этом обществе неприлично долго и ей пора бы вновь вернуться в этот водоворот бесконечных тел и продолжить быть самой собой.Это было всё ещё безумием и она корила себя за слабость и за то, какое тупое успокоение ей приносило её решение.Но кажется, что с этого витка она наконец-то видит конечную точку.