Смысл (1/1)
—?Тысяча извинений, но ваша встреча и без того затянулась…Мотоко и Амамия синхронно оглянулись на человека, стоявшего в дверях палаты. То был мужчина лет пятидесяти, седоватый, худощавый, среднего роста, в целом достаточно непримечательной внешности, врач. Изаки тут же опознала в нем одного небезызвестного хирурга.Он с улыбкой обратился к Амамии.—?Ваш организм слишком ослаблен, не стоит его перегружать. Рецидив, я думаю, никому из нас не нужен.На лице Такаши отразилось некоторое непонимание; он сделал странную попытку сильнее сжать руку Мотоко. Та, наоборот, начала аккуратно высвобождаться; слова врача в некотором роде вернули ее в реальность.—?Амамия, рецидив?— действительно лишнее, отпусти, будь добр. Я же не навсегда ухожу, даже могу обещать заходить каждый день…Но разум больного, похоже, дал сбой. Побледневший сильнее прежнего Амамия, с помутневшим взглядом, всеми силами цеплялся за руки Мотоко. Та, в свою очередь, все более лихорадочными движениями пыталась высвободиться, периодически кидая резкие, почти панические взгляды в сторону хирурга. Этот истукан в белом халате имел такой непринужденный вид, что начинало казаться, будто происходящее?— полнейшая норма.Изаки, поняв, что помощи ждать неоткуда, решила предпринять новую попытку докричаться до разума все еще невменяемого бойца.—?Амамия! Амамия, что происходит?! —?голос очень невовремя сорвался.Он вдруг остановился и поднял на нее глубокие, полные любви и заботы глаза. Это болезненное выражение было слишком знакомо. Именно так он смотрел на Мотоко вечером седьмого июля, когда она отбивалась и слала его ко всем чертям, а он…—?Я хочу тебя спасти.Вот. Именно то, чего не хватало для дежавю. Изаки стоило больших усилий собраться и заставить наконец голос не дрожать.—?Уже не от чего. За эти полгода много что изменилось,?— несколько прохладно заявила она.Амамия честно подумал, что ослышался.—?Полгода? —?снисходительная улыбка.Такая реакция Мотоко несколько удивила.—?Полгода. Сегодня двадцать пятое декабря,?— рассеянно сказала она.Такаши посмотрел сначала на нее, затем на врача, видимо, ища признаки розыгрыша. Их, соответственно, не было. Повисло на редкость тягостное, вязкое молчание; по позвоночнику Амамии пробежал острый холодок, в голове воцарилось странное ощущение невесомости. Еще раз окинув недоверчивым взглядом присутствующих, Такаши медленно, не веря самому себе, развернулся к окну.Снег.За. Стеклом. Шел. Снег.Зима.Более того, Рождество.Обратно он развернулся мгновенно, неизвестно где взяв силы. В мечущихся полубезумных глазах бился немой вопрос: ?Что произошло?!? Картина была воистину страшной: лицо, осунувшееся, остро-угловатое, со слишком, пожалуй, крупными для такой конфигурации чертами, слилось по оттенку с больничными стенами; пульс, согласно приборам, взлетел; пальцы нервно дергались; дыхание стало не в меру глубоким и резким. Длился этот кошмар всего несколько секунд, но успел в клочья разорвать всё нутро Изаки. Притом она даже не смогла бы рассказать, почему. Просто было больно смотреть на панику (да, откровенную панику!) этого сильного и, без сомнения, смелого человека.Вечность схлопнулась с грохотом разрывающейся гранаты, пространство разлетелось на осколки, когда Амамия вдруг захлебнулся вдыхаемым воздухом и согнулся, будто ударенный под дых. Хирург в одно мгновение оказался рядом и начал аккуратные попытки разобраться.—?Больно?Побелевший как смерть Амамия, забывший моргать, кивнул.—?Где?Он приложил трясущуюся руку к левой стороне груди, туда, где шестью месяцами ранее прошла пуля.Хирург выдохнул.—?Как и ожидалось… Не бойтесь, это не сердце. Только лишь межреберная невралгия. Подобное случается при травмах, схожих с Вашими. Потерпите, скоро пройдет.И правда, спустя что-то около минуты, Амамия, все еще более бледный, чем должно, осторожно разогнулся.—?Отпустило? —?по-доброму спросил хирург.—?Да… Было страшно,?— сознался Такаши, бледненько улыбнувшись.Изаки за это время успела осознать полный размер собственной никчемности. Она, привыкшая смертельной опасности в бою, без малейшего страха бросавшаяся на штурм, под пули преступников и террористов, с легкостью нажимавшая на курок, знающая, как выглядят свежие раны, оказалась абсолютно беспомощна перед этим невидимым, неизвестным врагом, подлым, бьющим изнутри. Захотелось сбежать, сославшись на что угодно, лишь бы не признавать поражение.Мотоко очнулась, натолкнувшись на зеленовато-карие, внимательные и даже несколько встревоженные глаза.—?Все хорошо? —?осведомился их обладатель.—?Это должны быть мои слова,?— невесело ухмыльнулась Изаки.—?Шутишь?— значит, цела,?— Амамия улыбнулся, но улыбка эта продержалась недолго. —?Полгода… Расскажешь, что произошло?Так смотреть умел только он: грустно, с решимостью и надеждой одновременно. Не согласиться было невозможно, так что Мотоко кивнула.—?У вас еще будет время на разговоры, но уже не сегодня. Изаки-сан, пойдемте.На сей раз Амамия промолчал и просто проводил врача и любимую женщину долгим, нечитаемым взглядом.***Тяжелее Мотоко было разве что после объявления о смерти Такаши. Хотя нет: тогда было просто ощущение пустоты. Сейчас же где-то в районе солнечного сплетения лежал тяжеленный валун, не дававший даже свободно вздохнуть. На каком-то автопилоте она вышла из палаты и закрыла за собой дверь. Тут лимит сил и кончился. С выражением застывшего раздражения, покрытого налетом досады, она прислонилась спиной к стене. Заметивший это хирург остановился.—?Хоть с ним сейчас и непросто иметь дело, но Вы должны. Ему жизненно необходима поддержка. Самое страшное, поверьте, еще впереди… —?вздохнул он.Изаки провела рукой по лицу, силясь собрать сумбурные чувства (одно неприятнее другого) во что-то, хотя бы издали напоминающее систему.—?Вы очень неправы, док, если думаете, что я его сейчас брошу. Пройдем как-нибудь,?— натянуто улыбнулась, изображая уверенность в себе и в будущем.—?Рад, что не ошибся в Вас,?— ласковая улыбка врача.Но кое-что Мотоко задело.—?В каком смысле ?не ошибся??.. —?ее аж вся рефлексия отпустила.Хирург вдруг странно напрягся и пометался немного взглядом, затем ухмыльнулся, признавая поражение.—?Пришло время рассказать… —?вздохнул он. —?Видите ли, я имею самое прямое отношение к исповедующим Новый Мировой Порядок. Погодите бить!.. Мы занимаемся спасением людей!Мотоко опустила занесенную руку.—?Кто это?— ?мы??—?Нас здесь трое,?— доктор все еще бросал опасливые взгляды на руки Изаки. —?Я, мой сводный брат-главврач Судзуки-сенсей и зять-директор больницы Ёшиока-сан. Мы уверены в честности друг друга.—?И что из себя представляет спасение? —?вопрос прозвучал холодно и с подозрением.—?Это Вы имели счастье лицезреть в той палате, откуда мы только что вышли.—?Хотите сказать, вытаскиваете с того света еще пригодных для этого противников группировки? —?лицо Мотоко исказилось насмешливой ухмылкой, отражавшей, однако, едва заметные проблески доверия.—?Именно так.—?И как этого еще никто не заметил?—?А вот как…С этими словами врач развернул Мотоко лицом к двери палаты Амамии. Первые несколько секунд Изаки упорно не могла понять, что она должна тут увидеть, и, наконец, до нее дошло… Имя. ?Ямада Цуёши? вместо ?Амамия Такаши?.—?Под настоящим именем его во всей больнице знают только четыре человека. Четвертый?— ваш знакомый медбрат, парень проверенный и надежный. Более того, нарочно был пущен слух, что Ямада-сан пострадал в разборках якудзы… Как Вы понимаете, дальше никто ничего и знать не хочет. И даже обходят пациента стороной.—?Вот оно что… Неплохо,?— одобрительным тоном сказала Мотоко.—?Так что будьте за него спокойны,?— доктор двинулся к выходу, Изаки последовала за ним. —?Приходите завтра. И крепитесь. Этот боец потерял спокойную жизнь, физическую форму, все вещи и средства, но это все не важно. Важно то, что он потерял смысл.—?Смысл?..—?Да. Смысл жизни, как бы высокопарно это не звучало. Возможно, сейчас Вы всего ужаса не поймете, но это дело двух-трех дней. Советую искать ему новый смысл существования уже сейчас. Он сам едва ли сможет. Попомните мои слова, Изаки-сан, Вам придется его спасать…Мотоко, более задумчивая, чем обычно, рассеяно кивнула, кое-как поблагодарила и покинула для многих спасительную, уже ставшую в некотором роде милой сердцу, территорию больницы, прорезав шумом мотора ночную тишь.