Глава 4 (1/1)

—?У меня голова с утра болит, можешь, пожалуйста, не ебать мне мозги?Я засмеялся, прижимая телефон к уху. Ребекка на той стороне раздражённо выдохнула и пробормотала:—?Ты самый бесящий человек на свете.—?Не ври, эй! —?защитился я, приподнимая голову?— неподалёку уже возвышалось знакомое мне здание. —?Сегодня утром ты сказала так кому-то, с кем разговаривала по телефону, так что не надо.—?Отвали.—?Я хотел нормально поговорить с тобой…—?И ничего конкретного я так и не услышала за полчаса этого разговора,?— она снова раздражённо выдохнула, и на фоне послышались гудки машин и чьё-то грубое ?эй!?. —?Пошёл к чёрту! —?крикнула она кому-то и затем снова обратилась ко мне. —?Короче, да. Я так и не поняла, чего ты от меня хочешь.—?Я уже сказал тебе в начале разговора, а ты начала орать о том, как тебя заебал универ, а потом о том, как я ебу тебе мозги.—?Ты так невнятно сформулировал, я нихрена не поняла,?— её голос отдалился: она снова обращалась к кому-то. —?Ты можешь перестать ржать? Отвали,?— голос её снова стал слышен громче. —?Ладно, Чез, извини. Мы можем поговорить дома? Я сейчас в кафетерий пойду с другом, потом у меня ещё пара в три часа. Я, наверное, буду в пять или где-то так.—?Ладно, как скажешь,?— усмехнулся я, пожимая плечами и приближаясь к своему подъезду. На скамейке рядом с ним сидела какая-то женщина, и я, пытаясь своим плохим зрением разглядеть, кто же там сидел, пробормотал:?— Я съем всю пасту.—?Ну ты и засранец,?— фыркнула Ребекка. В этот момент женщина, сидящая на скамейке, подняла голову, и мне хватило лишь увидеть бордовую оправу очков и блеснувшую радость в карих глазах при виде меня, чтобы почувствовать, как ноги мои прирастают к земле.Блять.Чёрт.Бля-ять.Какого…—?Честер?—?Я тебе… —?я прочистил горло, не отрывая взгляда от матери, которая, поднявшись со скамьи, помахала мне рукой, сжимая в другой свою сумочку. —?Я тебе перезвоню, ладно?—?Хорошо,?— согласилась Ребекка, ни о чём не подозревая. —?Увидимся вечером!Послышались гудки, и я, на автомате положив телефон в карман, на деревянных ногах направился в сторону улыбающейся матери. В ушах у меня слегка шумело.—?Здравствуй, дорогой,?— она подошла ко мне и, протянув руку, мягко погладила по щеке. —?Так рада тебя видеть.—?Привет,?— пробормотал я, пристально глядя на неё. Сказать, что я был удивлён её приходу,?— это ничего, блять, не сказать.Я был просто в шоке.Мама дрожаще улыбнулась и, приподнявшись на носочки, прижалась накрашенными губами к моей щеке, и, как только она отстранилась, я почти инстинктивно поспешил вытереть ладонью влажное от помады место.—?Как ты? —?поинтересовалась она, поглаживая ладонью моё плечо. Её губы всё ещё дрожали, и сама она казалась очень неуверенной.—?Что ты здесь делаешь? —?отстранённо спросил я.Хватка её на моём плече стала крепче, и она, дрожаще вздохнув, тихо произнесла:—?Я хотела с тобой увидеться,?— она сжала моё плечо ещё крепче, но из-за того, что взгляд мой был прикован к её лицу, я даже не заметил того, что это было довольно болезненно. —?И я знаю, что ты не так уж и хочешь со мной говорить,?— трясущиеся руки продолжали гладить меня по плечу,?— но я правда очень хотела с тобой встретиться. Нам так много о чём надо поговорить,?— она подняла руку и убрала выбившуюся прядь мне за ухо, обводя моё лицо взглядом. —?Ты изменил причёску.Я сглотнул, глядя на неё и не зная, то ли смеяться, то ли плакать,?— противоречие эмоций внутри меня ошеломляло даже меня самого. Мама смотрела на меня с примесью надежды, вины и какого-то даже… страха?—?Ты позволишь мне зайти внутрь, милый?Я снова сглотнул и всё-таки отвёл взгляд от матери, буквально содрогаясь от мысли, что она будет находиться в том месте, которое ассоциируется у меня с безопасностью. Она не могла, она не… не сейчас, когда всё встало на свои места, когда я почти счастлив со всем, что происходит в моей жизни, она не…Но она всё ещё была здесь. И её ладонь всё ещё сжимала моё плечо.Ладно, подумал я с некой меланхолией. Ладно, Честер. Позволь ей войти в свой дом. Она всё-таки твоя мать.Выдохнув, я снова бросил взгляд на маму, и та неуверенно улыбнулась.Ладно.Медленно, но с твёрдостью отстранив руку матери от себя, я слегка сдвинул брови и кивнул.—?Хорошо.Пока мы молча поднимались на лифте, я напряжённо сжимал в ладони лямку рюкзака и смотрел куда угодно, только не на мать, которая каждые десять секунд бросала на меня виноватые взгляды.Почему она здесь? Зачем? Что ей нужно, и кто, блять, дал ей этот грёбаный адрес?Впрочем, я был бы идиотом, если бы не знал, кто. Это мог сделать только один человек, но ведь… он знал, как чертовски мне некомфортно с ней, знал, как мне больно, как несчастен я по поводу всей этой тупой ситуации, так почему дал ей этот чёртов адрес? Он видел мою боль, видел, как разбит я был, говоря о ней, видел, насколько я зол, так почему, почему позволил ей прийти сюда?Надо было знать, что Брайан не оставит это просто так и постарается наладить между нами отношения.Грёбаное помешательство на семье.Мы вошли в квартиру, и я, бросив маме вежливое ?располагайся?, спустил с плеча рюкзак и направился в сторону кухни.Сгрузив грязную посуду в раковину, я достал чайник и на автомате стал заваривать чай. Мама, неловко заглянув в кухню и получив от меня натянутую улыбку в качестве разрешения, улыбнулась в ответ, вошла и как можно тише опустилась на стул.—?Приятная квартира.—?Спасибо.—?Брайан сказал, что ты живёшь здесь с подругой.—?Ага,?— кивнул я и, не дав ей продолжить, поинтересовался:?— Ты будешь чай?—?Если ты будешь,?— она улыбнулась и продолжила с любопытством:?—?И кем она тебе приходится?—?Ну, так ты сама сказала,?— я пожал плечами, бросая в чайник пакетик и игнорируя на секунду всколыхнувшееся в груди раздражение. Если я буду злиться на каждое её слово, хорошо это не закончится. —?Она мой друг.—?Правда?—?Ага.—?Мне просто очень интересно, какое у тебя окружение,?— она потянулась, чтобы погладить меня по руке, но я отошёл, чтобы налить в чайник воды, и рука её, отвергнутая, на пару секунд застыла в воздухе. Затем, вздохнув, мама опустила ладонь и продолжила:?— Я бы очень хотела узнать, как ты живёшь.—?У меня всё нормально.—?Ты работаешь?—?Подрабатываю.—?Кем?—?Официантом.—?Это… —?она сцепила руки вместе, выглядя неловко,?— не очень серьёзная работа.Я стиснул зубы и, сдвинув брови, всё равно, несмотря на раздражение, довольно спокойно произнёс:—?Не жалуюсь.—?Я не говорю, что это плохая работа,?— оправдалась мама. —?Просто несерьёзная.—?Не видел что-то, чтобы у меня был выбор.—?Ты мог бы работать по специальности.—?Я музыкант,?— безразлично произнёс я, крутя ручку плиты. —?Какая специальность здесь может быть?—?Но у тебя есть диплом, ты можешь…—?У меня его нет,?— уже чуть резче произнёс я, осторожно прикасаясь кончиками пальцев к бокам чайника. Металл до сих пор был холодным. Я нахмурился.—?Но ты же…—?У меня его нет,?— повторил я и бросил короткий взгляд на мать. —?Я… я не закончил универ.Блять.—?О боже, как? —?она обеспокоенно нахмурилась, и я почувствовал, как в груди у меня сжимается беспомощная ярость: то ли на себя, то ли на неё, то ли на ситуацию в целом. Я так злился, что выгляжу таким безответственным разгильдяем, так злился, что мама своей реакцией поддерживает этот мой образ безнадёжного сына, который умеет лишь наркоманиться и годится только для работ в сфере обслуживания, так злился, злился, злился, что едва держал себя в руках.Я давно так не злился. Присутствие матери что-то не особо способствовало улучшению моей психики и контроля над гневом. Я не хотел быть в этой ярости, но иногда в груди скапливалось слишком много, чтобы это терпеть.—?Это наш первый разговор, мам,?— напряжённо произнёс я, снова притронувшись ладонью к чайнику,?— тот всё ещё был холодным. Раздражённо выдохнув, я снова покрутил ручку плиты. —?И ты уже поднимаешь те темы, на которые мне некомфортно говорить.—?Я не знала…—?Да что ж с тобой такое? —?раздражённо бросил я, обращаясь к плите, и краем глаза увидел, как вздрогнула мама от этого тона. —?Чёртова консервная банка! —?стукнув ладонью по плите, я едва не отшвырнул её в другой конец стола.—?Знаешь, я не очень-то и хочу чай…—?Зато я, чёрт возьми, хочу! —?я почти прикрикнул на неё. И в следующую же секунду, стоило мне осознать тон своего голоса, ужаснулся тому количеству ярости, которая была во мне. Я же не мог так разозлиться из-за грёбаного вопроса про университет?Это было так ненормально. С моей психикой точно что-то не в порядке.Мама смотрела на меня со смесью сожаления и испуга.—?Прости,?— отстранённо бросил я и отвернулся.—?Мне кажется, своим приходом я сделала всё лишь хуже,?— тихо произнесла она, и я, тяжело выдохнув, опёрся ладонями о стол и опустил голову. В голове был полный бардак.Блять.Сука.Сука!Ты можешь, пожалуйста, перестать взрываться по поводу и без?Больной, психованный придурок.Выпрямившись, я провёл рукой по лицу и, сглотнув, пробормотал:—?Думаю, в этом есть доля истины.Мама поджала губы, опуская глаза, и мы замолчали на долгое время.—?Ты на меня зол,?— наконец через пару минут снова начала мама.Я усмехнулся, качнул головой, сжимая и разжимая ладонь. Уголки губ моих дрожали.—?Боже,?— пробормотал я, снова качнув головой.Да что за чёрт.—?Боже,?— снова повторил я, почти удивляясь неверию и насмешке в своём голосе. —?Да. Конечно же я зол, мам,?— я взглянул на неё с усталостью, в голосе моём звучало отчаяние. —?Конечно же я зол. Но злость?— это даже не сотая часть того, что я чувствую,?— мама смотрела на меня с сожалением в лице, и я снова отвёл взгляд. Качнул головой и совсем тихо, почти шёпотом произнёс:?—?Я даже не вижу смысла в нашем общении.—?Но ведь я твоя мать…—?Я жил без матери большую часть своей жизни,?— с болью в груди ответил я. —?Думаю, могу прожить и всю остальную её часть.—?Не говори так,?— глаза матери покраснели, и я увидел, что на уголках их выступают слёзы. В животе у меня что-то неприятно перевернулось.—?Как? —?с болью поинтересовался я. —?Я говорю правду.—?Ты просто не знаешь всей ситуации…—?Потрудись объяснить в двух словах,?— довольно резко произнёс я, и мама, вздохнув и сцепив руки вместе, качнула головой. —?Думаю, я заслуживаю хоть мало-мальски правдоподобное объяснение всех твоих поступков.—?Я… —?мама слегка задрожала, плечи её напряглись,?— я… это сложно объяснить словами, дорогой. Я не… —?лицо её побледнело, и она, выдохнув, сдалась. Плечи её поникли, и она пробормотала:?— Я не знаю. Я… это сложно, милый.—?Ты не знаешь,?— повторил я слабым голосом.Мама, глядя на меня со всё той же неисцеляющей виной, беспомощно качнула головой.Она не знает.Она, блять, не знает.Я смотрел на неё несколько секунд в ожидании, что, может, она всё-таки произнесёт что-то, хоть что-нибудь в своё оправдание, но глаза её по-прежнему были полны слёз, а рот плотно сомкнут.Ей нечего было сказать.—?Ты даже… —?горячая ярость вдруг обожгла грудь,?— даже не пытаешься. Ты даже не можешь вытащить из себя хоть что-то.—?Дорогой…—?Не называй меня так! —?резко одёрнул её я. Меня буквально потряхивало: настолько я был зол. Эта злость была настолько сильной, что она буквально граничила со слезами: это определённо не было нормальным. Я сжал ладонь в кулак и, прикрыв глаза, выдохнул.—?Я не могу… —?голос мамы дрожал. —?Я не могу так сходу взять и сказать, дорогой, пойми…—?Я одиннадцать лет,?— я сделал дрожащий от ярости вдох, веки были плотно сомкнуты,?— я одиннадцать лет думал, ждал, пытался… пытался понять, оправдать тебя, потому что, может, у тебя были проблемы и всё было хреново, но… —?я ухватился пальцами за столешницу, чтобы дрожь в моём теле не была так сильно заметна,?— но… —?я качнул головой и, открыв глаза, уставился на застывшую мать,?— ты даже не пыталась, да? Ты даже не думала о том, что я попрошу каких-то объяснений, да? Верно?—?Это не правда…—?Если бы ты хотела сказать что-то,?— голос мой всё ещё дрожал, и я даже не мог точно сказать, от кома в горле это или от ярости. —?Если бы ты хотела извиниться, объясниться, если бы тебя действительно это волновало, ты бы уже давно всё сказала бы.—?Это сложно…—?Ты продолжаешь повторять это! —?я со всей силой стукнул кулаком по столу, и мама крупно вздрогнула. —?Я прошёл через такое дерьмо, мам, и я не хочу слышать от тебя в своё оправдание то, что это сложно, ясно?! Не рассказывай мне про то, что это сложно, я получше тебя знаю, что это такое!—?Ты не понимаешь, дорогой… —?она схватила меня за запястье, но я буквально отшвырнул от себя её руку,?— я была в сложном состоянии, я не могла… ты не сможешь понять этого…—?Я??—?едко переспросил я. —?Я не смогу понять этого? Я хотел умереть, мам! —?она качнула головой, на глазах её блестели слёзы, и снова потянулась ко мне, но я отвёл руку назад, уходя от прикосновения. —?Я кололся, пичкал себя всяким дерьмом, лишь бы забыть эту жизнь, и ты считаешь, что я не смогу понять этого?! Я не от хорошей жизни стал наркоманом, если тебе хоть капельку интересно!—?Я знаю, дорогой…—?Нет, не знаешь,?— выплюнул я. —?Вот именно, что ты ни хрена не знаешь. Если бы ты знала, этого разговора бы между нами не было.Мама лишь беспомощно смотрела на меня в ответ, и я, буквально обжигаясь от едкой горечи в груди, сжал ладони в кулаки.Этого всего было слишком.—?Знаешь, мам,?— тихо начал я слабым-слабым голосом. —?Я помню… один случай. Ты же знала, что отец выпивал? —?мама, сглотнув, кивнула, и я кивнул следом. —?Так и думал. И я считаю, ты знала, что он и психически был не особо стабилен при жизни,?— она опустила глаза, и я, дёрнув подбородком, приподнял голову. —?И он… он обожал приводить своих друзей, когда они выпивали. Это были не мирные пьянки, далеко не так, мам,?— я криво усмехнулся. —?Это была чёртова алкашня, и они сидели на нашей кухне и мешали мне спать. После них в доме стояла просто ужасная вонь, и эта вонь стояла несколько дней, я, чёрт возьми, не шучу,?— я едва не содрогнулся от этих воспоминаний. Их я редко вытаскивал из глубин своего мозга, потому что те времена были самыми ужасными в моей жизни и мне не хотелось лишний раз подвергать себя этому издевательству, но сейчас… —?И они обожали подшучивать надо мной. Они портили мои вещи. Заставляли меня пить,?— я сглотнул и снова прикрыл глаза, от слабости в коленях опираясь бедром о стол. —?А если я отказывался, придумывали мне наказание.—?О боже, милый…—?Тихо! —?жёстко перебил её я. У меня горело и зудело лицо, и ощущения были такие, будто у меня самая что ни на есть настоящая паническая атака, но я продолжал, несмотря на затруднение дыхания, говорить. —?Они придумывали мне наказания. Отец был слишком пьян и в депрессии, чтобы им возражать. Он считал меня обузой. Он ненавидел и меня, и себя, поэтому я даже не ждал от него помощи,?— я скрестил руки на груди. —?И однажды они захотели напоить меня снова. Но я закрылся в комнате. Я думал,?— ярость тошнотворной жижей сжимала мой желудок и лёгкие,?— так они отстанут. Я думал, они оставят меня в покое, но на них закрытая дверь подействовала как красная тряпка на быка. Они начали ломиться в дверь. Это было ужасно,?— голос мой слегка сорвался. —?Ты даже не представляешь, как ужасно это было. Мне было одиннадцать, мам! Я был совсем ребёнком! —?мама смотрела на меня со смесью ужаса, страха и вины, сжимая в пальцах свою сумочку, и руки её тряслись. —?Но я собрал в себе все силы, оделся, взял всю мелочь, которая была, вылез на улицу из окна и просто ушёл. У меня не было никого, к кому бы я мог пойти,?— я стал говорить глуше. —?Я был маленьким, и я шлялся поздней ночью по улицам без единой возможности с кем-то поговорить. Было чертовски холодно, но у меня даже не было куртки, потому что она висела в коридоре дома. Я замёрз. Мне было страшно, я был… —?голос мой снова сорвался, и я почувствовал, как влага от ярости и боли выступает на глазах. Горло першило,?— я был напуган. Я шлялся по городу до трёх часов ночи, потом, когда устал, нашёл телефонную будку и стал звонить тебе. Я звонил тебе до тех пор, пока в моём кармане не закончилась вся мелочь, но ты так и не подошла к телефону. И я надеялся, что, господи,?— влага наполнила глаза, и я теперь видел лишь очертания хрупкой фигуры матери,?— может, если она услышит, как мне страшно и холодно, она приедет обратно и, может, заберёт меня к себе? Может, ей не так плевать, как всё время мне казалось? Может, я не так уж на самом деле и одинок? —?я попытался сделать вдох, но у меня ни черта не получилось, потому что лёгкие буквально скрутились в узел, а желудок выдавливал из себя желчь. —?Но нет,?— с горьким смешком я качнул головой и, наклонив голову, вытер ладонями глаза. Подбородок мой был влажным от слёз и зудел. —?Я был одинок. Я всегда был одинок. Всю свою жизнь,?— я наконец более-менее сделал вдох и посмел взглянуть на маму. Та, сидя на стуле со своей сумкой в руках, выглядела совершенно раздавленной. Эта картина не принесла мне никакого облегчения. —?Никто не был там ради меня, мам,?— тихо произнёс я. —?Я вырос один, почти воспитал сам себя. Я всегда всё делал один. Отец погрузился в свою депрессию, стал пьяницей, ты погрузилась в лос-анджелескую жизнь со своим мужем и Брайаном. А я был один.Я смотрел на неё несколько долгих секунд, затем, вздохнув, опёрся бедром о стол и скрестил руки на груди.—?И я смирился с этим,?— устало произнёс я. —?Я смирился со своим одиночеством. Поэтому мне… непонятно, зачем ты пытаешься наладить связь. Твои действия не имеют смысла для меня.—?Я ведь люблю тебя,?— мягко произнесла мама. Макияж её размазался из-за слёз, и она всё ещё плакала. В груди у меня было пусто, как в пустыне. Казалось, сердце взорвалось, оставив после себя лишь рваные сосуды и кровь, облепившую рёбра, капилляры и волокна. Она стекала к животу. Я даже мог поклясться, что чувствовал привкус железа на языке.Я качнул головой.—?Я тебе не верю.—?Я знаю,?— она всё ещё плакала, пока я, скрестив руки на груди, смотрел на неё с тем ужасающим безразличием, которое часто пугало меня последние несколько месяцев. Такое безразличие можно было почти сравнить со смертью. —?Ты даже не представляешь, как мне жаль…—?Если бы тебе было жаль, ты бы попросила прощения уже давно,?— отозвался я почти безэмоционально. —?У тебя было множество шансов. Мой телефон всегда доступен, и ты всегда знала мой адрес. Я всегда тебя ждал.—?И вот я здесь…—?Но я тебе больше не верю,?— я качнул головой и взглянул на неё. Слёзы всё ещё шли из её глаз. Она, не переставая, проводила ладонью по щекам и всхлипывала. —?Извини, что заставил плакать.—?Не извиняйся. Ты не должен.—?Я не люблю видеть, как ты плачешь.—?Это не твоя вина.Я предложил ей салфетки и с меланхолией проследил, как она пытается вытереть тот беспорядок, в который превратилось её лицо из-за потёкшего макияжа. В груди у меня было пусто, моё сердце будто умерло.Я абсолютно ничего не чувствовал.—?Твой отец изводил меня,?— сквозь всхлипы произнесла мама.—?И меня.—?От его ревности можно было сойти с ума,?— голос её всё ещё дрожал, и я удивлялся тому, что в моём сердце всё ещё по-прежнему ничего не колыхалось. Я определённо вырвал себе клок нервов. —?Он мог иногда заставлять меня делать вещи, которые я не хотела делать, потом извинялся за это, обещал, что не повторится, но потом всё повторялось снова и… —?она вытерла салфеткой тушь. —?Это разрушало меня. Я не могла больше находиться с ним. Мне хотелось сбежать от него любой ценой. У меня не было сил, и он захотел оставить тебя. Я была слишком разбита, чтобы бороться с ним,?— она всхлипнула, и по щеке её снова скатилась тёмного цвета слеза. —?Мне так жаль, дорогой. Я не знала, что всё так обернётся.—?Ты знала,?— качнул головой я.—?Да, может и знала,?— признала она с ещё одним всхлипом. —?Но я была чертовски разбита, я хожу к психотерапевту уже который год, и только три года назад мне стало немного лучше. Я была слишком слаба, чтобы тащить за собой кого-то ещё.—?И ты оставила меня.—?И я оставила тебя,?— теперь по щекам скатились уже две тёмные слезы. Мама вытерла их салфеткой и часто заморгала, взглянув на меня. Губы её кривились от тщательно сдерживаемых рыданий.Я смотрел на неё несколько долгих секунд, затем снова отвёл взгляд в сторону окна и произнёс:—?Мне жаль, что отец издевался над тобой.—?И мне жаль, что я оставила тебя. Я не должна была. Это моя самая большая ошибка.—?Почему ты ни разу не навестила меня за эти одиннадцать лет?—?Мне было страшно смотреть тебе в глаза,?— мама страдальчески вздохнула. —?Я не… я не могла. Я едва смотрю на тебя сейчас. Мне очень жаль.—?Одиннадцатилетний Честер не виноват в том, что у тебя были проблемы со здоровьем.—?Я знаю, дорогой…—?Он бы не понял ни одного из твоих объяснений.—?Я знаю…—?Он просто хотел жить, как все нормальные дети. Он был не виноват. Ни в чём.—?Я знаю-знаю…Я вздохнул и, прикрыв глаза, качнул головой.—?Мне так жаль, дорогой, прости меня,?— голос матери снова задрожал. —?Мне так жаль. Я так виновата перед тобой. Никакие слова в мире не опишут, насколько мне жаль.—?Но я ничего не чувствую,?— я снова качнул головой. —?Я вообще ничего не чувствую.—?Я понимаю,?— она всё никак не могла прекратить плакать. —?Я понимаю, дорогой. Я не виню тебя.—?И я не могу тебя простить.—?Я знаю,?— она протянула руку, чтобы положить мне её на предплечье, но я шагнул назад. —?Это нормально. Я понимаю. Я просто хотела, чтобы ты знал, что мне жаль. Я ничего от тебя не прошу.Я никогда не ощущал себя более мёртвым, чем был сейчас. Казалось, во мне не осталось никаких нервов.—?Спасибо,?— тихо ответил я.Спасибо, что не просишь меня простить тебя.Сердце в груди билось так, что я едва мог уловить его стук.***—?Тебе что-нибудь купить, Чез? —?Брайан, сжимая в руке бумажник и глядя на меня с долей вины в глазах, несмело улыбнулся. —?За мой счёт.—?Сигареты,?— я вытащил из пачки последнюю и засунул в рот, игнорируя волнующиеся взгляды Эбби и матери, сидевших на задних сиденьях отцовской машины, в зеркале заднего вида. —?И крекеры, может быть. С сыром.—?Без проблем,?— Брайан улыбнулся снова и, похлопав ладонью по дверце машины, направился в сторону универмага. Он сказал что-то парню, который заправлял машину, и быстрым шагом удалился.Я щёлкнул зажигалкой и, устроив локоть на раму стекла, вытащил сигарету изо рта и выдохнул. Эбби на заднем сиденье закашлялась, и я, обернувшись, слегка виновато улыбнулся.—?Я могу выйти.—?Нет, всё в порядке,?— она покачала головой. —?Я это не из-за сигарет.—?Простудилась?—?Наверное.Я качнул головой и, игнорируя глядевшую на меня маму, отвернулся и снова затянулся, выпуская изо рта облако дыма.Я чувствовал себя таким уставшим. Мы ехали только пятый час и не так далеко отъехали от Лос-Анджелеса, но чувствовал я себя таким выжатым, что это даже пугало. Может, дело не в том, что мы ехали так долго, а в том, с кем и куда. В свете последних событий, я больше склонялся к последнему варианту.Мне не хотелось никуда уезжать. Особенно туда, где меня могли преследовать призраки прошлого, но особого выбора у меня не было. Я согласился пытаться налаживать с матерью связь, но сказал, что это будет чертовски тяжело как для меня, так и для неё, потому что?— блять, я не мог просто взять и забыть все те годы, которые до сих пор своими воспоминаниями вызывают у меня дрожь. Я не мог просто так взять и начать улыбаться женщине, которую едва знал: она, хоть и была моей матерью, была мне совершенно чужим человеком. Её не было в моей жизни последние одиннадцать лет, и я ясно дал ей понять, что уже не тот маленький десятилетний мальчик, который ластился к ней и приходил ночью, если был испуган очередным кошмаром, так что мы, вроде как… Просто пока старались не ругаться. Мама, вроде бы, приняла мой ответ о том, что я не обещаю ничего хорошего, так что… я пытался.Ладно?Я пытался.Но мне всё ещё не хотелось с ней разговаривать.Это всё ещё было больно.Первое, что я сделал, когда увидел Брайана, это толкнул и наорал на него, и он даже не стал сопротивляться и спрашивать за что?— что, конечно же, было лучше для него, потому что в ином случае это подлило бы масла в огонь. Я всё ещё был зол на него за эту грёбаную подставу, но, похоже, он действительно чувствовал себя виноватым, так что я не стал углубляться в излишнюю злость.Может, у него были свои причины давать матери мой адрес.Да даже если и не было никаких причин, я попросту не мог злиться на него долго. Он сделал мне слишком много хорошего за последние полгода, чтобы я держал на него обиду. Я знал, какой настойчивой могла быть мама, так что понимал, почему он дал ей этот грёбаный адрес. Она, наверное, названивала ему каждый день.Через три дня должно было быть двадцать пятое января, что значит, что прошёл целый год с тех пор, как умер мой отец. Его коллеги собирались устраивать поминки, и было бы ну конкретно дерьмово с моей стороны не прийти на них, поэтому пришлось согласиться на упрашивания брата и матери поехать в Айову.Если быть честным, то я был совершенно точно не готов возвращаться обратно в тот город, где болезненные воспоминания могли преследовать меня на каждом шагу, и я, вроде как, обещал себе не возвращаться сюда по крайней мере несколько лет, а прошло лишь грёбаных полгода, и раны мои только-только начали затягиваться. Я реально не был готов и отдавал себе в этом отчёт. Я дал себе обещание, что уеду оттуда настолько быстро, насколько смогу, чтобы не дай бог не встретиться с кем-нибудь, с кем мне придётся объясняться или перебрасываться фразами.Или, может, я просто оккупирую дом Джо и останусь у него на то время, пока будут длиться поминки.Всё будет в порядке, если я буду осторожен.Эбби на заднем сиденье ойкнула, тем самым привлекая моё внимание, и я, обернувшись, с почти потухшей сигаретой в пальцах, нахмурился.—?Что такое?—?Что-то кольнуло,?— пробормотала она, сдвигаясь и вытаскивая из-под себя немного измятый пергамент, и мне хватило лишь взгляда, чтобы понять, что это. —?Это фотография,?— удивлённо произнесла Эбби, с интересом разглядывая фотокарточку в своих руках. Мама наклонилась к Эбби, чтобы рассмотреть, и я, стиснув зубы, резко втянул воздух в лёгкие.Блять.Почему я не вспомнил о ней, когда мы загружались в машину сегодня утром?Какой придурок.—?Она там долго лежала,?— глухо произнёс я, затягиваясь и тем самым снова раскуривая почти потухшую сигарету. —?Ты её только сейчас заметила?—?Извини,?— зачем-то извинилась Эбби, не отрывая взгляда от фотографии. Я сглотнул. —?Я, наверное, положила на неё свой рюкзак, и она потом сместилась к моему бедру. Ничего, что она помялась?—?Ох, я его знаю! —?воскликнула мама, улыбнувшись. —?Я видела его, когда приезжала, он сидел с нами на… —?она внезапно прервалась, нахмурившись.—?На похоронах,?— закончил я за неё довольно резко. Мама взглянула на меня с сожалением. —?Я помню.—?Очень… —?мама сглотнула. —?Очень вежливый молодой человек.Я внутренне содрогнулся, игнорируя внимательный взгляд Эбби, а затем протянул руку и забрал у неё фотографию.—?Не волнуйся,?— глухо произнёс я, отворачиваясь и снова затягиваясь. Плотный пергамент жёг пальцы, и я, взглянув на фотографию впервые за долгое время, инстинктивно задержал дыхание.Взъерошенные волосы, даже лица не видно. Нежное прикосновение к плечу, моя застенчивая улыбка. Куртки, немного красные носы, близость.Мы были такими счастливыми. Такими идиотами.Я мог практически почувствовать холод, щипающий щёки. Почти мог ощутить прикосновение его подбородка к моему плечу и ладонь, ласково сжимающую второе. Почти мог ощутить жар дыхания, касавшееся моей щеки, мягкость во взгляде тёмных глаз, запах жвачки и мороза. Мог практически услышать, как мягко звучит его низкий голос.Почти мог коснуться той реальности.—?Ты не выглядишь хуёво. Перестань.Я резко вдохнул и на секунду прикрыл глаза.Сердце в груди частило, болезненно ноя.Да пошёл ты.Пошёл ты —?Будешь немного? —?Брайан, неловко переминаясь с ноги на ногу, протянул мне на тарелке какой-то непонятный сэндвич. В доме стоял небольшой гул от разговоров гостей, и я, отстранённо взглянув на брата, тем самым отвлекаясь от тяжёлых мыслей, слегка поморщился.—?Не, спасибо.—?Ты не ел весь день.—?Меня стошнит, если я поем,?— я поморщился снова, прислоняясь спиной к стене и наблюдая, как мама разговаривает с коллегой отца. Все, кто находился в доме, вели себя довольно тихо, и некоторые из коллег отца подходили ко мне и делились воспоминаниями о нём, и мне приходилось натянуто улыбаться, чтобы не мешать никому своим пренебрежением.Люди всерьёз каждый год устраивают такую херню?Я бы не хотел, чтобы после моей смерти люди каждый год собирались, чтобы поговорить о том, каким человеком я был. Как-то эгоистично со стороны мёртвого портить людям день. Впрочем, отец не выбирал эти поминки, это всё его друзья, но я всё равно считал это мероприятие довольно бессмысленным.Все снова притворяются скорбными.Всем снова не всё равно.Все снова сочувствуют.Впрочем, может, люди любят страдать. Им нравится вспоминать что-то плохое, делать из этого событие, расписывать, вкладывать в рамочку и вешать на кухне над столом, чтобы каждый день видеть и помнить, что вот, это было больно. И постепенно, чем старше они становятся, тем больше этих рамочек висят у них в доме, затем эти рамочки передаются их детям, а эти дети в свою очередь вешают уже свои.Если мне было больно, я старался забыть об этом. Я страдал от того, что не мог забыть. Я боролся с этой болью, мне не хотелось возводить это чувство в культ, делать его больше, делать его своим достоянием, гордостью. Это было глупо.Хотя, впрочем, наверно я не прав. Может, эта боль напоминала людям о том, что они справились с ней. Что если ты показываешь её, вешаешь над грёбаным столом на кухне, она перестаёт быть страшной. Напоминает тебе о том, что ты боролся, был смелым и в итоге одержал победу.Может, я могу даже почерпать из этого что-то для себя.—?Тётя Дженс меня задрала,?— пробормотал я, и Брайан выдал смешок. —?Говорит забрать мне всю посуду и остальную одежду, а мне она ну нахуй не нужна,?— я понизил громкость голоса, и Брайан выдал смешок снова. —?Да заебала она меня, серьёзно, с утра талдычит. Я говорю, да выкиньте, а она мне, как я смогу выкинуть вещи твоего отца??—?я раздражённо закатил глаза, и Брайан, жуя бутерброд, покачал головой. Проходивший мимо коллега отца кивнул нам головой, держа в руке бокал вина, и мы натянули улыбки. —?Это просто, блять, вещи. Моя квартира слишком мала, чтобы держать хотя бы треть этого барахла.—?Ну, с одной стороны я её понимаю.—?В смысле?—?Я бы не смог выкинуть вещи умершего близкого человека,?— Брайан пожал плечами, ковыряясь вилкой в бутерброде. —?Рука бы не поднялась.—?Он не был близким мне человеком, и ты сам это знаешь,?— я скрестил руки на груди. —?Это во-первых. А во-вторых, это ни хрена не практично.—?Дело не в практике.—?И в-третьих,?— раздражённо продолжил я,?— тётя Дженс ненавидела папу, окей? Я знаю это, я жил с папой больше, чем ты, я видел, как она его ненавидит. Ей было мерзко, что мы живём в её доме, но в то же время она не хотела быть уж совсем одинокой, поэтому позволяла нам здесь жить. И сейчас её эти слова про ценность вещей для меня кажутся полной хернёй,?— Брайан вздохнул и отложил недоеденный бутерброд в сторону: похоже, я имел плохую привычку портить своей едкостью всем аппетит. —?Она просто хочет переложить на меня ответственность, чтобы никто не говорил ей, что она дерьмо, раз выкинула вещи отца.?Это лицемерие, Брай,?— тихо, но твёрдо произнёс я и обвёл взглядом полный коллегами и друзьями отца зал. —?Это всё полное лицемерие.—?Кто-то в этом зале действительно его любил.—?Что ж, флаг в руки тому человеку,?— мой цинизм иногда пугал меня, но это было своеобразной защитной реакцией на стресс.На самом деле, мне было очень некомфортно находиться в этом доме и в этом городе, и в этой ситуации в целом. Я как будто оказался в эпицентре своего ночного кошмара.И он был в самом разгаре.—?Чез,?— вздохнул Брайан, и я качнул головой.—?Я имею право, ладно? —?мой голос звучал устало. —?Я имею право говорить эти вещи. Некоторые, кто здесь находится, издевались надо мной, когда мне было всего одиннадцать, и я даже не хочу вспоминать это. Если бы они правда были друзьями отца, они бы вытащили его из грёбаного алкоголизма, а не поощряли это дерьмо,?— я всё ещё говорил очень тихо, но из голоса моего прямо-таки сочился яд. Брайан, низко опустив голову и засунув руки в карманы джинс, слушал меня с нахмуренными бровями. Взгляд его был прикован к своим ботинкам. —?Они насмехались надо мной, издевались, чего только они не делали в те годы. Так что извиняй,?— Брайан, вздохнув, покачал головой и обвёл взглядом зал,?— если я, блять, не верю в эту херню.—?Ты прав,?— Брайан снова вздохнул и, подняв руку, похлопал меня по плечу. —?Пора бы мне уже понять, что все не такие хорошие, как кажется.—?Извини, что рушу картину,?— усмехнулся я. —?Я ради твоего же блага.—?Я знаю. Просто грустно… —?он пожал плечами,?— ты моложе меня, но ты видишь их всех насквозь. Я лично ни черта не вижу.—?Люди лживые,?— бросил я. —?Они были, есть и будут такими. Границам этой лживости конца и края нет. Иногда,?— я криво усмехнулся, качая головой,?— это даже поражает.—?Да,?— задумчиво согласился Брайан. Складка между его бровями всё никак не хотела исчезать. —?Это правда. Но я всё-таки люблю думать, что в мире есть добрые люди.—?Никто не говорит, что их нет, Брай,?— я похлопал себя по карманам и вытащил пачку сигарет. —?Есть.?Просто мало,?— обхватив губами сигарету, я оттолкнулся от стенки и шагнул в сторону выхода, вздыхая. —?Просто очень мало, Брай.Мне нужно было подышать.***—?Если честно, я так зол на него.Брайан, как раз затянувшись протянутой мной сигаретой, закашлялся и прижал ладонь к груди. Мы оба были одеты в куртки, сидя на лестнице около дома, и, если честно, здесь было довольно холодно.На дворе стоял январь, и мы снова были в холодной Айове, так что ничего особенного в этом не было.То, как знакомо было сидеть на этой лестнице, отмораживая себе задницу, практически пугало. Я провёл на этой лестнице бесчисленное количество бессонных ночей, когда даже не хотел переступать порог того дома, где находился отец, но и уйти не мог?— то ли был слишком трусом, чтобы уйти из дома, то ли было слишком холодно, чтобы геройствовать. Именно на этой лестнице я впервые попробовал отцовский виски, после которого, войдя во вкус, блевал в кустах несколько часов, но отец так и не заметил, потому что сам, наверное, был в хламину; именно на этой лестнице я впервые поцеловался с какой-то девчонкой, с которой курил травку. Именно здесь, почти одиннадцать лет назад Брайан и я сидели летним вечером, и Брайан, в белой майке, крутых джинсах и со стильной причёской, раскуривал сигареты и говорил, что скоро всё изменится, а я, всё ещё маленький, не совсем понимал, о чём он говорит.Возможно, он думал, что мама заберёт и меня с собой.Возможно, он тоже не ожидал от мамы, что та поступит со мной так дерьмово.Брайан, весь красный, отдал мне сигарету обратно, и я, взглянув на него с усмешкой, сделал глубокую затяжку.—?Чё, новичок, как сигаретки?—?Заткнись,?— с улыбкой пробормотал Брайан, хлопая себя по лицу, чтобы прийти в чувства. Он был одет в классические чёрные брюки и светло-голубую рубашку, которую обычно надевают либо полицейские, либо учителя, волосы были уложены гелем в классической манере?— он так изменился с того времени, как я его знал. Тот Брайан, который был знаком маленькому Честеру, хотел татуировки, носил крутые браслеты с шипами, футболки с принтами всяческих рок-групп и узкие джинсы с рваными коленками. Тот Брайан курил как паровоз, цеплял девчонок и дерзил отцу, не боясь его побоев.Тот Брайан был для меня недосягаемым. Я восхищался им в детстве. Хотел быть как он. Равнялся на него, и любая его, хоть мало-мальски добрая похвала была как признание.Сейчас же он стал совсем другим. Бывало, проскальзывал знакомый мне Брайан, матерящийся и закатывающий глаза, но в основном я теперь знал его как почти-семьянина Брайана?— хорошего сына, любящего почти-жениха и поддерживающего брата. Эбби смягчила многое в нём. Он даже не курил, только стрелял иногда, когда нервничал или просто за компанию. В его гардеробе я больше не видел никаких футболок с неприличными надписями: только рубашки, брюки, свитера, кофты с длинными рукавами, туфли, кроссовки. В нём столько всего изменилось за эти одиннадцать лет, что иногда, даже несмотря на то, что мы много общались за последние полгода, я совершенно не узнавал его. Всё в нём изменилось: от внешности, привычек и вкуса в одежде до моральных ценностей и отношению ко многим вещам.И судя по тому, с каким Брайаном я сблизился лучше, мне больше нравился тот, что сейчас сидел со мной на лестнице и качал головой на мою предложенную сигарету.Тот Брайан был недосягаемым, а этот был здесь, и поддерживал меня.Это было намного, намного ценнее, чем та холодная, но притягательная отдалённость.—?Я плохо на тебя влияю,?— улыбнулся я. —?Не кури больше, ладно? Эбби это не нравится.—?Я в твоём возрасте курил как паровоз, так что не еби мозги,?— отмахнулся Брайан. —?И я в курсе, что ей это не нравится. Просто… —?он вздохнул,?— нервничаю. Сегодня тяжёлый день.—?Это точно,?— я усмехнулся и снова затянулся, сжимая другую руку в кулак, чтобы немного разогреть мёрзнущие пальцы. Наверное, на улице было минус десять градусов, не меньше. Я не понимал, зачем мы всё ещё сидим на этой грёбаной лестнице, но мне нужно было докурить, к тому же я бы лучше отморозил себе задницу, чем ещё раз бы услышал от тёти её оханья.Она реально меня заебала.Мы помолчали.—?Ты зол на отца?—?М?—?На отца,?— повторил Брайан, грея пальцы своим дыханием. —?Ты сказал, что злишься на него.—?А,?— я с безразличием рассмотрел раскалённый конец сигареты и кивнул,?— ну да.—?Всё ещё?—?В последнее время больше,?— затянулся. —?После разговора с мамой больше.—?Она рассказала тебе что-то о нём?—?Ты знал, что он изводил её, да? —?я слегка поморщился, чувствуя в груди тухлую, безжизненную боль. Мне было то ли всё равно, то ли очень-очень больно?— трудно было уловить разницу.—?Ага,?— Брайан тоже поморщился. —?Я был тогда уже взрослым, поэтому слышал каждую их ссору. Иногда мне хотелось… —?он прервался, резко вдохнув, и лицо его исказилось то ли гневом, то ли виной,?— это не будет уместно сказать.—?Всё равно скажи. Отец заслуживает всех плохих слов.—?Ты прав, ты плохо на меня влияешь,?— Брайан фыркнул, и я выдал смешок, бормоча: ?вот видишь?. —?Но… —?он вздохнул,?— иногда мне очень хотелось его убить.Слова эти вырвались у него с дрожащим выдохом, и я, вместо этой безжизненной боли вдруг почувствовав резкий прилив страха вперемешку с яростью и адреналином, горячо, горячее, чем хотел бы, произнёс:—?Я тоже.—?Он причинял ей боль,?— Брайан сдвинул брови и стиснул зубы: на щеках его заиграли желваки. —?Почти каждую неделю. Иногда каждый день, если не было настроения. Если я пытался… если я пытался мешать, он… он бил и меня, и я, знаешь… —?он дёрнул плечом, из-за холода и нервозности это получилось уж слишком дёргано, но я понимал каждую, буквально каждую написанную на его лице эмоцию. —?Мама не хотела, чтобы я мешал. Она просто говорила мне молчать и сидеть в своей комнате. Я так его ненавидел,?— горячо произнёс Брайан?— я впервые за всю свою жизнь видел его таким. —?Я так ненавидел его. Каждую ночь мне хотелось пойти и пристрелить его из ружья. Или что-нибудь ещё. Он пробуждал во мне всю жестокость, которая только была,?— Брайан сжал ладони в кулаки. —?Я так хотел его убить, но просто не хотел, чтобы это увидел ты, к тому же мама обещала, что всё скоро закончится.—?Я не знал, что всё было так ужасно,?— почти слёзно произнёс я. —?Я ни черта не видел.—?Ты был мал,?— качнул головой Брайан, слабо улыбнувшись. —?Ты был как луч солнца в нашем доме. Всегда смеялся. Всегда пытался сплотить нас. Только благодаря тебе они иногда не ссорились.—?Меня было недостаточно.—?Ли был нестабильным,?— Брайан произнёс это со стальными нотками в голосе, и я вздрогнул?— впервые он назвал папу по имени. Это показывало, насколько они не были близки. Хотя я всегда думал, что Брайан имеет у отца больше уважения, чем я. —?Ему нужно было лечиться. У него явно были проблемы с гневом. Он не умел себя контролировать. Ты здесь совершенно ни при чём.—?Но тогда почему вы оставили меня с ним? —?в отчаянии спросил я. —?Раз был нестабилен, почему…—?Я не знаю,?— Брайан качнул головой?— ему явно было очень некомфортно вспоминать обо всём. Впервые в жизни я видел его таким: злым, отчаявшимся, раздражённым. Он тоже ощущал все те чувства, которые были во мне, но просто скрывал их, глубоко в себе. Только сейчас, наверное, под гнётом воспоминаний, он решил показать эти эмоции.Может, я был в какой-то степени даже этому благодарен. Я был не одинок в своих чувствах.—?Всё было так запутано,?— пробормотал он. —?Так грязно, неправильно получилось. Мы хотели как лучше для всех, но упустили тебя. Я не знаю, как так получилось. Отец просто не хотел тебя отпускать. Он хотел держать нас на коротком поводке, но мама так устала, что решила, будто он не тронет тебя, и так мы оставили тебя. Блять,?— он с силой потёр ладонями лицо, в голосе его послышалась дрожь. —?Мы не знали, что он просто уничтожит тебя.—?Он не уничтожил меня,?— возразил я, хотя в горле моём стоял ком.—?Разве? —?Брайан отнял руки от лица, и я заметил, что глаза у него подозрительно блестят. Он… —?Мы тебя бросили, и уже через шесть лет у тебя случился передоз. Ты весил сорок два килограмма, для шестнадцатилетнего подростка это кошмарный вес, и ты был совершенно нездоровым,?— глаза его были красными, и голос дрожал, и я, стиснув зубы, обнял себя руками. В груди у меня билось треморное сердце. —?И ты смотрел на нас как на совершенно чужих людей. Ты ненавидел нас. В ту ночь, когда мы спали в отеле после визита тебя в больнице, я просто… —?Брайан снова сделал вдох, глаза его были полны слёз, и видеть это, если честно, было чертовски болезненно. Он всегда был таким сильным, а теперь… —?мне было так плохо. Я чувствовал себя так плохо, что мне хотелось вывернуть из себя внутренности, честное слово. Мне казалось, как будто я убил кого-то, знаешь, это чувство,?— он вытер ладонью слёзы, сглатывая. —?Будто ты совершил что-то необратимое и ужасное. Потому что ты всегда был таким светлым и весёлым, но в тот день ты был самым холодным человеком, с которым я когда-либо встречался. Та ночь, она… —?Брайан качнул головой, без конца сглатывая,?— она просто в корне поменяла меня. Я был просто в ужасе от того, что из-за нашей с мамой небрежности ты прошёл через тот ад, который был твоим детством. Мне так, так жаль,?— дрожаще произнёс он. —?Я никогда не смогу избавиться от этой вины.—?Ты здесь ни при чём,?— тихо произнёс я. В горле у меня стоял ком, но глаза были совершенно сухими. —?Не вини себя.Почему все вокруг извиняются?—?Не правда,?— горячо запротестовал Брайан. —?Мама была нестабильна на тот момент, она лежала несколько недель в клинике, чтобы поправить психику, и я мог бы… мог бы отвоевать тебя, надавить на отца, сделать что-нибудь. Хоть что-нибудь,?— он на секунду прикрыл глаза, вдыхая. —?Но я ни хрена не сделал. Вот, что происходит, когда ты мог бы сделать, но не сделал. Наше маленькое ?не сделал? рушит целые жизни.—?Моя жизнь не разрушена,?— ломко возразил я.—?Я знаю,?— слабо ответил Брайан, снова вытирая слёзы. Я всё ещё не мог отойти от того, что передо мной лил слёзы мой старший брат: тот, кто всегда сильный и защитит, если нужно. —?Я знаю. Но это навсегда останется моей самой большой ошибкой. Твоя жизнь могла бы быть намного лучше, сделай я что-нибудь.—?Ага,?— в груди у меня стало тоскливо?— так тоскливо, что всё стало как будто тусклее. Казалось, всё вокруг поблёкло. —?Моя жизнь могла бы быть лучше. Но она не была,?— Брайан поднял на меня взгляд, часто моргая?— чтобы смахнуть слёзы, скорее всего. —?И с этим уже,?— я вздохнул,?— ничего не поделаешь.Брайан кивнул и, отведя взгляд, уставился на свои ноги. Он выглядел очень печальным.—?Почему ты сказал, что было весело? —?спросил я, хмурясь.—?Что?—?На похоронах отца,?— произнёс я. —?Ты сказал, что было весело и ты благодарен отцу. За что? Ты ненавидишь его так же, как ненавижу его я.—?Я просто не хотел расстраивать никого.—?Честностью ты бы ничего не испортил.—?Я просто не такой, как ты,?— вздохнул Брайан. —?Я никогда бы не смог в полном зале знакомых папы сказать, что он заёбывал меня всю жизнь. Для этого надо иметь удивительную смелость.—?Я не сказал, что он меня заёбывал,?— фыркнул я.—?Технически нет,?— улыбнулся Брайан, понемному расслабляясь. —?Но всё было и так понятно между строк. Тем более, те мудаки, которые издевались над тобой вместе с отцом, наверняка знали, о чём ты, и если честно,?— он прикрыл глаза, вдыхая, будто готовясь, а потом выдохнул и со странной злостью в голосе произнёс:?— Я надеюсь, они почувствовали себя достаточно дерьмово, чтобы им стало мерзко находиться в собственной коже. Я так рад, на самом деле,?— пробормотал он, не глядя на меня. —?Это странно, но я рад, что ты тогда был честным и сказал, что думал. Ты как будто отыгрался за нас двоих. За маму, может, тоже,?— он взглянул на меня и слабо улыбнулся. —?Когда я сказал свою речь, я не почувствовал облегчения, потому что говорил то, чего не думал. Но ты был честным. И я тебе за это благодарен. Твоя речь много значила для меня на тот момент.—?Спасибо,?— не зная, что ещё сказать, произнёс я.—?Тебе спасибо,?— Брайан улыбнулся чуть шире и, протянув руку, накрыл своей широкой ладонью мою шею, чтобы слегка потрепать меня. —?Тупо, но я так горжусь тобой. Ты такой молодец.Я смотрел на него исподлобья несколько секунд, а затем, ухмыльнувшись, накрыл ладонью руку брата и, сжав, с насмешкой произнёс:—?А ты пиздец какой ванильный.Смешок и качание головой.—?Ну и пошёл нахуй тогда.Я, несмотря на свою насмешливость, слегка подался назад, чтобы быть ближе к руке Брайана, и тот, улыбнувшись, поднял руку чуть выше и потрепал меня по волосам?— почти так же, как он сделал тогда, в ту последнюю ночь, когда мы сидели с ним на этом же месте, мелкие и глупые, одиннадцать лет назад.И в этот раз воспоминания о чём-то не приносили мне боли.И это единственное, за что я хотел держаться на данный момент.***—?Твоя приставка?— полное дерьмо,?— вынес вердикт я.—?Она у меня хотя бы есть, придурок,?— огрызнулся Джо, сжимая двумя руками джойстик.—?Да мы поняли, что ты богатенький сын богатеньких родителей,?— фыркнул я насмешливо.Джо продемонстрировал мне средний палец, и я засмеялся.—?Так реагируешь, как будто неправда!—?Я почти сам себя обеспечиваю, эй! —?бросил обиженно Джо. —?Иногда отец оплачивает мне счёта, когда я не успеваю или у меня завалы на учёбе.—?Да ну, молодец какой.—?И в начале года я работал в университетском кафетерии, так что не еби мозг, я крут.—?А почему сейчас не работаешь?—?Это мой последний год,?— отозвался Джо, откладывая в сторону джойстик и направляясь к шкафчику с дисками игр. —?Он сказал, чтобы я ни на что не отвлекался и закончил хорошо университет.—?А потом что?—?А потом… —?он показал мне диск с какой-то игрой, и я, увидев обложку, поморщился и качнул головой. Тот закатил глаза и стал искать что-то другое. —?А потом, наверное, мне придётся пойти на второе высшее образование на экономиста. Заочно,?— он нахмурился, ища что-то в огромном количестве дисков. —?Пока буду учиться, пойду на стажёра в отцовскую компанию, а потом, когда выпущусь, пройду собеседование у Клэр и стану работать.—?В папиной компании?—?Ага,?— безразлично отозвался он и показал мне наш любимый ?Quake?. Я с энтузиазмом кивнул. —?Таков план.—?А ты хочешь вообще там работать?—?Ну, я смирился с тем, что выбора у меня нет,?— Джо пожал плечами и ввёл диск в дисковод. Тот издал жужжащий звук, проглатывая круг пластмассы. —?Отец правда будет расстроен, если я не стану бизнесменом. Он говорит, что пока я сам не научусь зарабатывать и тому подобное, он не позволит мне заниматься тем, чем хочу.

Я смотрел на него немного обеспокоенно.—?И ты хоть когда-нибудь сможешь заниматься рисованием?—?Когда-нибудь, когда заработаю достаточно денег, чтобы обеспечивать три своих поколения,?— закатил глаза Джо, поднимаясь с колен и неаккуратно загружая все диски обратно в шкафчик. —?Не то чтобы мне нахрен сдались эти деньги, но к чёрту. Отцу это важно. Он возлагает на меня надежды. Он и так позволил мне поучиться на художника, я не могу жаловаться.—?Вообще-то можешь,?— тихо произнёс я, пока Джо устраивался обратно рядом со мной, беря в руки джойстик. Мой лежал у меня на коленях. —?Это твоя жизнь.—?Ты не понимаешь,?— вздохнул Джо, выбирая параметры в игре. —?У нас совершенно другой менталитет. Для нас дерзость родителям сравнима с убийством, не знаю, блять. Когда им грубишь, их взгляд?— худшее, что можно получить. Я правда ненавижу их расстраивать. Мама более понимающая, но отец, знаешь,?— он дёрнул плечом. —?Он просто держит всё в кулаке. Я не знаю, почему с таким отцом я такой разгильдяй.—?Ты не разгильдяй,?— фыркнул я. —?Ты очень умный и у тебя хорошая успеваемость.—?Я в курсе, спасибо, не заставляй меня возгордиться этим.—?У тебя есть чем.—?Да я знаю, что охуенный.—?Ой, всё, зря я тебе вообще сказал.Джо снова показал мне средний палец, и мы некоторое время молчали, играя. Затем, когда я второй раз одержал победу, Джозеф закатил глаза и, уставившись на меня, произнёс:—?У меня нет мотивации. Давай тот, кто проиграет, пойдёт в магазин и купит нам хавчик?Я откинул прядь со лба и фыркнул, соглашаясь.—?Я надеру тебе задницу.—?Вот и посмотрим.***—?Ну бля-я-я-ять,?— застонал я, накрывая ладонями лицо под победный смех Джо. —?Ну почему-у-у? Всё было под контролем!—?Пиздец, ну ты и лошара,?— Джо ухмылялся, держа в руках джойстик и победно играя бровями. —?И никто мне задницу не надрал.—?Ты меня заебал,?— обречённо произнёс я.—?А теперь одевайся, я дам тебе деньги, и ты принесёшь нам хавчик.—?Там, сука, холодно! —?пожаловался я. —?Там буквально, наверное, минус двадцать градусов!—?Ничё, не сдохнешь, цветочек,?— усмехнулся Джо. —?Ты здесь двадцать лет своей жизни жил, почему Лос-Анджелес так тебя размазал?—?Ой, иди нахуй.—?Ты стал настоящей размазнёй, даже как играть позабыл. Минус двадцать градусов?— ещё не самое худшее, что случалось в Айове, давай, руки в ноги и пошёл.Я со стоном поднялся, медленно плетясь из комнаты, и Джо, последив за мной с не очень впечатлённым выражением лица около тридцати секунд, вскоре раздражённо выдохнул, поднялся и начал выталкивать меня из квартиры.Я едва успел надеть куртку и ботинки, как мне вручили деньги и список еды, и вот, я уже стою на улице с довольно большим количеством денег в кармане и списком в руках.Ну, блять.На улице действительно было холодно. Удивительно, как за такое короткое время я успел привыкнуть к тому, что мне вообще никогда не нужно париться насчёт погоды. Максимум, что вообще было в Лос-Анджелесе?— это дождь или сильный ветер, а в такую погоду на улице можно было даже пробыть целых двадцать минут в футболке и кроссовках, не замёрзнув.В общем, я слишком привык, чтобы снова кутаться в эти куртки и сапоги. Этот холод казался мне каким-то даже острым, хотя раньше я мог стоять полчаса на улице зимой и даже не моргнуть.Всё-таки Джо прав, я стал размазнёй.Вздохнув, я засунул руки в карман и, поёжившись, направился в сторону ближайшего супермаркета.Этот город, такой унылый и тяжёлый своими воспоминаниями, такой тихий в своей меланхолии, почти чужой, удивительно чужой. Я никогда не замечал, насколько он был тёмным, пока не покинул его, заменив знакомую горечь серых улиц на волнительный жар зелёных парков. Здесь даже днём было серо, и солнце было грязно-жёлтым?— таким, будто его накрыли плёнкой из-под пивных банок, на которой всё ещё остались разводы вонючего алкоголя. Не было места в этом городке, которого я бы не знал, не было закоулка, который бы не видел меня, шестнадцатилетнего, с кудрявыми сальными волосами и в потрёпанной одежде, сидящего рядом с мусорными баками и вдыхающего кокаиновую дорожку с собственного запястья. Не было бара в этом городишке, который я бы не посетил, потому что мы с друзьями устраивали целые, блять, походы, чтобы разнообразить наши способы напиться вусмерть, и ни один бармен в городе, имеющий стаж в по крайней мере пять лет, не видел меня хотя бы один раз.Это был ужасный город для меня. Худший. Айова-сити видела все мои падения, неудачи и ошибки: не было ничего, чего бы она не видела. Если бы города имели чувства, то Айова бы презирала меня. Я был ужасным. Я спал со всеми девушками, которые давали мне, когда был под кайфом, пил так, что пару раз даже сблеванул на чёртовый пол в баре, и меня туда с тех пор больше не пускают, что, в общем-то, и к лучшему, потому что стыду моему не было предела. Я знал этот бар и все эти годы обходил его за километр, лишь бы случайно не встретить кого-нибудь, кто видел мой позор, что, впрочем, не особо помогало, потому что городок был маленьким, и я, ездя на автобусе в сторону университета, случайно мог встретиться взглядом с человеком, у которого была смена в тот день в баре, и он очень хорошо запомнил мою выходку, потому что меня буквально занесли в список тех, кому запрещается вход в их заведение.Я был ужасен. Я был худшим. Любое воспоминание в моём подростковом возрасте, начиная с тринадцати и заканчивая шестнадцатью, вызывало у меня стыдливую дрожь. Я потерял девственность в четырнадцать, когда был очень и очень под кайфом, и эта девчонка была старше меня на два года. Она не была рада, что переспала со мной, потому что тоже была под кайфом, поэтому попросила меня никому не говорить, и я, конечно же, согласился, потому что тоже был не в восторге от того, что даже не помню, как у нас всё произошло. Через полтора года я узнал, что у неё случилась передозировка и она умерла, и мне было очень грустно, потому что она всё-таки была моей первой, и я тогда впервые смешал алкоголь с героином, после чего блевал, наверное, несколько часов, и у меня два дня было такое чувство, будто я явно перешёл какие-то границы. А уже через полгода и у меня случился передоз, но из-за Томаса меня сумели вытащить, чему я, по понятным причинам, не был рад.Моя жизнь была полным беспорядком, и этот город хранил в себе каждую мою оплошность. Посетив Айову впервые за несколько месяцев, я мог ощутить это как никогда остро. Ничто, как эти улицы, не напоминали мне о том, насколько дерьмовым я был как человек.Или, может, я всё-таки не был плохим человеком. Мне всегда хотелось тепла, друзей. Я всегда хотел чего-то нормального в своей жизни, и у меня даже не было склонности к насилию, хотя с моим отцом и его жестокостью я с лёгкостью мог унаследовать все эти качества. Я всегда хотел быть хорошим, даже если это не всегда получалось, я и пальцем не трогал никого, особенно девушек. Меня никто этому не учил, и даже некоторые мои приятели били своих девушек и говорили об этом так, будто это нормально, но даже тогда, будучи тупым наркошей, я понимал, что бить кого-то, кого любишь?— это ненормально. Во мне, несмотря на мою наркоманию и беспорядочный образ жизни, всегда оставался тот наивный десятилетний Честер, который любил кататься на велосипеде и воображал, что он рок-звезда, устраивая сольные концерты на заднем дворе дома.Просто я был потерян. Просто я не знал, что делать. Мне хотелось умереть в те годы, потому что всё казалось бессмысленным и глупым. Когда ты потерян, всё остальное размывается. Всё случилось так, как оно случилось, и как бы сильно я ни жалел об этом, я не смогу поменять того, что в свои почти двадцать два года я чувствую себя на все тридцать.В моей жизни всё произошло быстрее, чем у других людей. И я жалел об этом ровно настолько, насколько и не жалел. Ребекка сказала, что это мой опыт и он уникален.По крайней мере, я мог писать об этом хорошие песни. Ребята говорили, что они очень эмоциональные по сравнению с теми, что были у них, и, наверное, это всё только потому, что я прошёл через столько и мне было, что сказать.Не знаю, честная ли это компенсация, но из этого можно было что-то черпать.Но жаловаться мне ещё никто не запретил.Уже в супермаркете мне позвонил Джо.—?Я забыл,?— произнёс он, жуя что-то. —?Купи чипсы, окей? С солью.—?А ничё больше не хочешь? —?раздражённо спросил я, рассматривая дату на упаковке молока. —?Тут вообще-то дохуя, я надорвусь.—?Там максимум четыре предмета в списке, не пизди,?— он наверняка закатил глаза. —?И вообще, чипсы нихуя не весят.—?Ты меня заебал, я подам на тебя в суд за эксплуатацию.—?Ага-ага, и я тебя обожаю. Купи ещё с сыром, окей?Я хотел послать его куда подальше, но он уже бросил трубку, и я, раздражённо выдохнув, взглянул на упаковку молока в своей руке и пробормотал:—?Он еблан, я знаю.—?Честер?Я резко повернул голову на знакомый женский голос и увидел перед собой удивлённую Фрэнки, стоящую в мужской куртке и тёмных джинсах, держащую в руке пачку какого-то сыра. Волосы её были теперь перекрашены в красный, и она явно была очень удивлена меня здесь увидеть.Чёрт.—?Э-э-э,?— я выпрямился, ставя упаковку молока обратно. —?Привет?—?Привет,?— так же удивлённо произнесла она, уставившись на меня. Она казалась очень напряжённой. —?Что ты здесь делаешь? Я думала…—?Я приехал на поминки отца,?— произнёс я, невольно сам напрягаясь от её нервозности. —?Я уеду через пару дней, думаю.—?Ясно,?— кивнула она, слегка нервно улыбнувшись. —?А я тут просто…—?Фрэнки-и-и,?— послышался недовольный мужской голос где-то за стеллажами. —?Я не нашёл то пиво, оно, кажется, закончилось.Майк.О нет.Нет-нет-нет.Только не…Фрэнки, не отрывая от меня взгляда, виновато поморщилась. Мои ноги будто приросли к полу.О боже.За стеллажами что-то звякнуло, потом послышались шаги и…Майк, как ни в чём не бывало, держа в руке бутылку пива, с нахмуренными бровями пробегался взглядом по составу, направляясь в нашу сторону. На нём была куртка синего цвета, которую я никогда не видел раньше, светло-голубые джинсы и кроссовки. Волосы были чуть короче, чем я помнил, но эта недовольная хмурость, этот голос, эта походка…Блять.Чёрт.Мне надо уйти, сейчас же, пока он меня не заметил.Я инстинктивно сделал шаг назад, и именно в этот момент Майк подошёл к Фрэнки, вручил ей её пиво, стряхнул чёлку со лба и, стоило его взгляду зацепиться за меня, безмолвно стоящего неподалёку, как он тут же застыл на месте. Пальцы его замерли в волосах.Колени у меня мгновенно превратились в воду. В горле пересохло.Чёрт.Майк смотрел на меня, широко распахнув глаза.Блять.Чёрт!—?Честер,?— произнёс Майк на выдохе, и внутри меня буквально скрутилось от ужаса, потому что этот голос…—?Мы тут просто… —?неловко прервала тишину между нами Фрэнки,?— встретились с Честером случайно.—?Ты приехал на поминки отца? —?тихо спросил он, глядя на меня. Колени мои не слушались. Его тёмные глаза, почти чёрные, смотрели на меня внимательно, с долей страха и беспокойства.Не смотри на меня так.—?Да,?— глухо ответил я, совершенно не узнав своего голоса.Майк, сглотнув, кивнул.Такой красивый.—?Надолго?Не могу дышать.Ну же, Честер, пожалуйста, дыши.—?Я скоро уеду,?— так же глухо ответил я и буквально заставил себя сосредоточиться на боли от впившихся в кожу ладони ногтей.—?Ясно,?— тихо ответил Майк и, выдохнув с некой дрожью, опустил глаза и почти инстинктивно вцепился пальцами в предплечье Фрэнки. Та явно чувствовала себя очень некомфортно.Я буквально задыхался.—?Ну, мы…—?Мне пора,?— резко бросил я и, подняв корзину с покупками, быстро направился в сторону кассы.Руки у меня дрожали, пока я оплачивал покупки. Я никогда ещё не был таким быстрым, каким был сейчас, если честно, поэтому когда меньше, чем через десять минут я уже был в квартире Джо, тот встретил меня недоумённым взглядом.—?Ебать ты скоростной.Я, не глядя ему в глаза, молча всучил ему в руки пакет, и тот, нахмурившись, но всё-таки взяв у меня покупки, направился в сторону кухни. Я на автомате разделся, руки у меня по-прежнему дрожали, и, войдя в зал, где на минимальной громкости шумел телевизор, присел на краешек дивана. Плечи у меня тряслись, и я, дабы избавиться от дрожи, обнял себя руками и постарался сосредоточиться на невнятном шуме идущего фильма, чтобы абстрагироваться от собственного тела.Дыши, Честер, всё в порядке. Всё в порядке. Ничего не случилось. Ты можешь это пережить, это просто… это был просто…Я прикрыл глаза, буквально дрожа всем телом и даже не зная, как контролировать это.Это не должно было повлиять на меня, это не так уж и…—?Ты забыл чипсы?! —?послышались быстрые приближающиеся шаги. —?Чувак, я же позвонил тебе, почему ты… —?Джо прервался. —?Ты в порядке?Я обнял себя руками крепче и не ответил. Послышались ещё шаги, и на моё плечо легла ладонь.—?Хэй, приятель, что такое? Ты в порядке?—?Я… —?во рту было сухо, как в пустыне. Я явно бежал очень быстро. —?Я встретил… Майка.Буквально на несколько секунд между нами воцарилось молчание.—?Оу.Ладонь Джо отпустила моё плечо, а затем краем глаза я увидел, как он присаживается на пол рядом с моими ногами, чтобы, наверное, суметь увидеть моё лицо.—?Эм, он… —?он звучал неловко. —?С ним всё было в порядке?—?Я не… —?я нахмурился, сбитый с толку этим вопросом. —?Я не знаю, он казался. Почему ты спрашиваешь?—?Да просто,?— Джо сконфуженно отвёл взгляд. Дрожь во мне потихоньку утихала. —?Ты в порядке?Я сжал свои плечи крепче, стараясь уменьшиться, а потом, сглотнув, взглянул на Джо и качнул головой. Тот тяжело выдохнул.—?Не надо,?— пробормотал он. —?Ты же знаешь, он здесь живёт, это не должно было тебя удивить.—?Ты считаешь, я отдавал себе отчёт в том, что увижу его?—?Я не… —?он прервался, в нём колыхалось раздражение. Оно не было сильным и не было так уж заметно, но я всё-таки уловил. —?Я не так считаю. Просто… он здесь живёт. Это не удивительно, что он… что ты… что ты его встретил.Я качнул головой.—?Но это нихрена не делает эту ситуацию легче.—?Я знаю,?— тихо ответил Джо, не глядя на меня.Несколько секунд мы молчали, а после Джо поднялся с колен и пробормотал:—?Я принесу тебе чего-нибудь попить. Сделай погромче звук и посмотри фильм.—?Ладно,?— послушно согласился я и, взяв пульт, прибавил громкость. На экране парень пытался прострелить замок, чтобы войти в дом.Я выдохнул и, качнув головой, откинул голову на спинку дивана, как вдруг телефон мой зазвонил. Я полез в карман.—?Да бля,?— это был Дэниел. —?Алло?—?Честер, здравствуй!—?Здравствуйте,?— пробормотал я вяло. —?Что случилось?—?Я слышал, ты сейчас в своём родном городе.—?Ну, да,?— я убавил громкость фильма. —?А что?—?Мне кажется, это очень хороший старт для начала.—?О чём вы?—?Ты говорил, что ваша группа была довольно известна там, да?—?Да,?— с подозрением ответил я, хмурясь. —?Мы продали где-то десять тысяч копий дисков.—?Замечательно! —?восторженно отозвался Дэниел: от его голоса буквально веяло лос-анджелеским солнцем. Мне хотелось поскорее обратно. —?Тогда, я думаю, это будет очень хороший старт, чтобы сделать себе промо и вернуть старых слушателей.—?Вы же не предлагаете мне…—?Именно это и предлагаю,?— произнёс Дэниел, явно довольный собой. —?Проведи концерт с ребятами в баре, где тебя уже знают. Дай их контакты, я с ними свяжусь, и мы всё тебе устроим.—?Но я не… —?желудок у меня скрутило. —?Я не думаю, что это хорошая идея.—?Это прекрасная идея, Честер,?— упрямо продолжал он. —?Я уверен, это будет прекрасное промо для нашей группы. Споёшь новые песни, вернёшь себе старых поклонников, и у нас уже будет маленький фундамент.—?Но я…—?Честер,?— вздохнул Дэниел. —?Не упрямься, будь взрослее. Нужно уметь уступать, особенно, когда я действую в твоих интересах. Я спросил у ребят, они все согласны приехать.—?Вы уже и с ними договорились? —?я едва не застонал, накрывая ладонью глаза и вздыхая. —?Вы явно бизнесмен, Дэн.—?Сочту за комплимент,?— хмыкнул тот. —?Так что? Согласен? Никаких проблем?Блять. Мне серьёзно придётся застрять в этом городе на ещё несколько дней?Сука.—?Ладно,?— тяжело ответил я. —?Но только один концерт.—?Хорошо, приятель, один концерт,?— послышалось шуршание. —?Замётано.Я вздохнул снова.—?Скинь мне контакты бара, в котором часто выступал, и мы потом свяжемся.—?Как скажете, Дэн,?— устало бросил я.—?Отлично. Удачи!Послышались гудки, и я, отняв телефон от уха, уставился на экран и сглотнул.Это хорошо не закончится.Это точно хорошо не закончится.