Глава 15. Ловушка для Винчи (2/2)
- ?Вернись ко мне!? - крикнула женщина за передним столиком.- Чудесно! Эта песня подходит лучше всего!- Вы правда хотите?Зал ответил Руби громкими аплодисментами.Она слегка улыбнулась и покраснела еще сильнее, но затем подала знак музыкантам и нежно запела:Ritorno a meCara mia, ti amoSolo tu, solo tu, solo tuSolo tu, mio cuore…***Сегодня он уже точно не сможет поговорить с Руби. Она в центре всеобщего внимания, а еще у нее и ее друзей особый праздник – возвращение хозяина. Господи Иисусе, а если они ничего не знают и взаправду верят в то, что Генри кристально чист?
Впрочем, чего ты хотел, Эйден. Они же не читали досье Поттса и уж точно не знают, сколько контрактов на убийство брал мистер Томасино. Теперь даже страшно представить, что случится с этим хрупким цветком, если она когда-нибудь узнает правду и поверит ей. Это будет жестокое разочарование. Особенно когда до этого был невероятно очарован. Возможно, остальные этого не замечают, но Эйден заметил сразу, как только увидел ее взгляды и красные щеки. Хотя, наверное, дело не только в этом, и ему также помогло другое чутье?- Ты влюбился, я угадала? – отвлекла его от мыслей Джессика, сидевшая напротив. Она одна из немногих не вставала, когда все пили за Генри, и не выказывала бурную радость – наоборот, вела себя, как и прежде, даже чуть более сдержанно. В общей атмосфере праздника этого, разумеется, никто и не заметил. – А теперь ревнуешь маленькую певичку к ее хозяину?
Эйден покачал головой.- Не угадала.- Ни капельки не влюбился? Я тебе не верю. Ты бы видел свое лицо, когда я представляла вас друг другу.
- Если тебе хочется, можешь думать, что влюбился. Мне все равно.Эйден демонстративно отпил из стакана.- Как вам наша кухня, синьор? – поинтересовался проходивший мимо Луиджи. – Все нравится?- Все отлично, спасибо. Особенно суп с кабачками… очень вкусно.- Это минестроне, - со слегка чопорным видом поправил его официант.
- Рыбная похлебка тоже хороша, - добавила Джессика и подмигнула Эйдену.
Как она и рассчитывала, Луиджи сразу переметнул взгляд в ее сторону.- Вы о дзуппа ди пеше?
- Да-да… жаль, я не сильна в итальянском. Но суп от этого ничуть не менее вкусный.
Как только Луиджи удалился с гордо поднятой головой, Джессика прыснула и сказала Эйдену:- Дружба дружбой, но кухня для итальяшек священна. Попробуй перепутай, как называется эта их дзуппа, и ты тот еще дурак в их глазах…Она продолжала веселиться.- Вернемся к моей ?влюбленности?. Ты знаешь, где Руби живет?- А ты берешь быка за рога. Зря Фрэнки не признал в тебе напарника, - снова засмеялась Джессика. Ее звонкий смех привлек даже сидевших за столиком неподалеку. Супружеская пара негодующе посмотрела в их сторону и вернулась к своему ужину. – А зачем тебе? Хочешь взять… показания?
- Я не коп, - без тени улыбки напомнил Эйден. – И никакие показания мне не нужны с тем пакетом доказательств, которые ты благополучно припрятала где-то в банке.- Тс-с-с, вокруг же полсотни ушей! Совсем потерял бдительность, прохлаждаясь последние полгода, а, ФБРчик?
- А ты многому научилась у моего бывшего напарника, а?
- Я видела его всего пару раз в жизни, - призналась Джессика. – Первый раз – здесь, когда его привел сюда любимый тобой мистер Томасино, а второй… когда он нашел меня сам, чтобы обременить своим грузом. Слушай, если тебе нужен адрес Руби, я раздобуду его на почте. Нужен будет адрес ее бабки – поищу и его…- Бабушки? Ты говоришь о Кларетте? – уточнил Эйден.
Джессика немедленно вскинулась.- Так ты уже знаком?..- Пока нет, но не против. Мне пригодятся оба адреса, спасибо. И еще я очень не хотел бы сегодня возвращаться в свой скучный ирландский район и был бы рад, если бы ты подсказала, где я могу переночевать неподалеку.
- Ты мог бы еще тоньше намекнуть, что хочешь остаться у меня, - хмыкнула Джессика. – Извини, мы едва знакомы. Может, в другой раз?
В конце концов, она подсказала ему маленький отель на окраине соседнего с Маленькой Италией района, где он смог бы недорого и безопасно переночевать.- Как скоро я смогу узнать адреса? – напоследок спросил Эйден.- Раньше, чем получишь свой пакет, это точно. Помни, что я никуда не денусь. Мы вместе пройдем этот путь, пока я не буду уверена в том, что моему братишке не угрожает никакая опасность. Тебе ясно?- У меня тоже есть сестры, но все-таки не понимаю, что тебя так привязывает к твоему брату-наркоману. Надеюсь когда-нибудь это узнать.- Надейся, - Джессика встала из-за стола и уже громче произнесла:- Спасибо за то, что угостил ужином, милый. До встречи!И ушла, оставив Эйдену счет целиком.***Генри встретил Руби мягким взглядом и кивнул ей, прежде чем она села напротив. Раньше он никогда не приглашал ее разделить беседу наедине, и оттого девушка смущалась еще больше, но все же старалась держать себя в руках.- Я вернулся, как и обещал. Даже раньше, чем думал. Знаешь почему?Он выдержал паузу.- Потому что я узнал, что моей семье угрожала опасность. Ты понимаешь, о ком я сейчас говорю?- Не уверена…- Прежде чем я задам тебе главный вопрос, постарайся понять, что я желаю тебе добра и не хочу, чтобы кто-то из близких для меня людей пострадал. Ни ты, ни Альфред. И я готов оградить вас любыми способами, к каким только смогу прибегнуть. Потому что я чувствую ответственность за каждого из вас. И знаю, что имею средства, чтобы вас защитить. Но вы тоже должны быть осторожны. Враги не дремлют, а особенно сейчас, когда в городе становится так неспокойно. Так что, prego, отнесись к моему вопросу со всей серьезностью. В тот вечер, когда мы встретились в церкви, ты сказала, что спешишь на свидание с одним парнем. Кто он, Руби, и как вы попали в ?Мальтийский сокол?, да еще и на второй ярус?- Откуда вы знаете? – широко распахнула глаза Руби. – Обо мне ни одна газета не писала, Бернардо сказал, что… стойте, вам же все ТОТ рассказал, я права? Я ведь права?Возбужденная собственной догадкой, она потеряла всяческое смущение и даже выпрямила спину, а затем перестала отводить взгляд.
- Значит, вы и правда с ним… Но он же сам был там. Он стрелял! Он пугал всех присутствующих вместе с остальными бандитами! Мистер Томасино!Она подскочила прямо в кресле, не зная, как удержать множество эмоций, выплескивавшихся вслед за каждым ее словом. Как теперь удастся вновь сложить воедино эту разбитую мозаику? Каким образом Генри оправдается после такого обвинения?- Успокойся, Руби, - строго отозвался он. – Давай поговорим как взрослые люди, без поспешных выводов и восклицаний. Ты же уже взрослая, правильно? Может, недавно совсем маленькая, но сейчас… Или можешь поправить, если ошибаюсь, и мы закончим на этом. Я найду этого человека сам.Таким образом, пристыдив девушку, Генри слегка привел ее в чувство.
- Хорошо. Я спокойна. Значит, вы узнали, что случилось…- И, в свою очередь, сам расскажу тебе правду, как только ты ответишь на мой вопрос.- Можно только мне выпить воды? После пения горло пересохло…Руби попыталась оттянуть момент хотя бы ненадолго.Генри сам налил воды в стакан и поставил перед ней.- Держи. И не волнуйся ты так. Мы же не на допросе. Вот если бы я тебе рассказал, как обходились со мной на всех этих допросах в участке…
Он никогда еще не видел ее столь суровой и мысленно признался себе самому в том, что и вправду только теперь понял, как же она повзрослела за последний год.
***?Я пишу это послание с глубоким уважением к Вашим годам и положению в организации. Вы – старейший дон и самый уважаемый человек в этом городе, наводненном мелкими и бесчестными преступниками. Когда я впервые приехал сюда и познакомился со своей новой семьей, прошелся по улицам, что им принадлежали, проехал на авто по заснеженным кварталам, то долгое время был глубоко разочарован увиденным. Неужели это та самая ?американская мечта?, за которой мы бежали прочь с Сицилии? Когда бежал я, у меня не было выбора. Остаться дома означало принять тюрьму или смерть. Но когда на континент прибыли Вы и те, кто был вам предан, неужели вы не хотели чего-то большего, чем жалкие интриги в подворотнях и бои с ирландцами и китайцами за куски территории? Вы и ваш друг, Лео Галанте, приплыли в Америку в начале этого века, без гроша в кармане, без влиятельных друзей, которые бы вас ждали. Вы создали свою семью с чистого листа, оглядываясь на традиции дома, но и не упустив обычаи новой страны. И Вы заставили уважать себя – за силу, за честность, за справедливость.
Когда я узнал больше о семье Винчи, то на мгновение даже пожалел, что мой отец выбрал для меня семью своего друга. Что могло ему помешать обратиться к человеку, с которым он связан кровными узами? Глубокое почтение Вашей матери, сестре моего деда. Царствие ей Небесное. Я всегда буду обязан Вам теми дружескими отношениями, что много лет связывают Винчи и Клементе. Эти отношения и наши родственные связи и позволяют мне писать Вам так свободно, как я пишу сейчас.
Спустя два года после моего прибытия в Америку город впервые начал принимать такой облик, в котором он просуществовал вплоть до недавнего времени. Этот облик был не так уж и плох. Семьи больше не воевали, а заправляли теми территориями, которые им достались по закону. И Ваш авторитет стал столь непоколебим, что Вам удалось поддерживать лицо наших семей и сохранять мир и согласие даже в те годы, когда во всем остальном мире шла война. Но когда эта война закончилась, что-то пошатнулось. У отдельных людей появилась уверенность в том, что они способны переделать всю организацию по своему вкусу. Наплевав на законы и честь своих семей, даже собственную честь, они, как черви, принялись прогрызать лазы в наших прочных фундаментах. Преследовали ли они благородные цели? Вы согласитесь со мной в том, что нет, не преследовали. Зато их корыстные цели налицо. Вы вправе упрекнуть и нашу семью в том, что когда-то мы поддались соблазну и позволили одному из них, Рокко Матоллини, ополчиться на собственного главу. Мне нечего ответить на этот упрек, так как я и сам осознаю нашу ошибку. Я не имею право винить во всем одного лишь босса – в этом виноваты мы все. Мы не сумели убедить Альберто в том, что это опрометчивый и незаконный шаг. Что хитрость всегда возвращается к тому, кто собирался ею воспользоваться. И мы получили урок, стоивший нам жизней многих наших товарищей и подпорченной репутации. Но важно то, что тогда червь умер, задушенный в собственном логове. Однако этот червь оказался не единственным.Недавно я едва не отправился в тюрьму из-за человека, чей образ еще не успел выветриться из памяти многих, кто был с ним знаком. Этот противник оказался куда более опасен, чем алчный мясник, метивший на место своего босса. Его мотивация была куда более независима от денег, жажды власти или природного бунтарства – однако все перечисленное оказалось причиной его падения. И все же в этот раз мы позволили разобщить наши семьи даже не тому, кто наравне с нами клялся на крови, а тому, кто приехал сюда, чтобы доказать нам, что мы – ?жалкие дикари?, у которых нет шансов перед их правосудием. И ему почти удалось. Возможно, если бы он был одним из наших, у него бы даже все получилось. Но ему не повезло.Что же мешает его преемнику в третий раз, как в сказке, преуспеть в своем замысле и тем самым развязать новую войну между всеми семьями и группировками в городе, из которой выйдет целой, возможно, лишь одна семья? Как Вы думаете, какая семья это могла бы быть? Если Вы читаете этот абзац с недоумением и не понимаете, какую угрозу я считаю третьей, то это настоящий путь к спасению, но вместе с тем и не самая приятная новость для Вашей семьи. Однако если Вы подозреваете, что я имею в виду, то, боюсь, оставшаяся часть письма Вам совсем не понравится. И все же я рискну – полагаясь на кровные узы и все остальное, что уже перечислил. Пишу я, действительно, с огромным уважением к Вам, но и из преданности собственной семье, которой у меня не отнять по причине хотя бы честолюбия. Надеюсь, этой откровенности хватит для того, чтобы заслужить небольшую долю Вашего уважения и внимания.Главный принцип, который я усвоил наравне с традициями родной страны, заключается в том, что нет ничего важнее, чем кровная связь. Связь с теми, кто является твоей семьей, важнее всего остального, будь это даже дружба длиною в жизнь. Дружба ничего не значит, когда перед друзьями встает неразрешимая дилемма, касающаяся их будущего. Есть традиция, есть долг, который нужно вернуть, но не существует таких обязательств среди друзей, которые нельзя было бы с легкостью забыть или разрушить. Именно поэтому в нашей среде само это понятие кажется самым неправдоподобным и неверным. Если предательства внутри семей и между семьями за последние годы можно пересчитать по пальцам, то предательства друзей случаются почти каждый день. Разве и боссы моей семьи и Фальконе не считались друзьями? Где же теперь их дружба?
Все эти годы единственным примером восхитительной дружбы длиною в полвека оставалась Ваша дружба с Вашим консильери, с человеком, который вместе с Вами приплыл в этот новый мир и все это время оставался Вашей правой рукой, Вашим соратником. Казалось, эти отношения – единственный уцелевший след из старого мира, который уже не повторится здесь, с нашими жадными понятиями и законами бизнеса. У меня и вовсе никогда не было друзей – возможно, поэтому я все еще жив. Так вот – кто бы мог подумать, что и у такой дружбы может быть срок годности, и она когда-нибудь станет похожа на старую женщину – причем с виду еще крепкую, но на деле продажную и зараженную сифилисом?
Иначе я не могу объяснить причину того, что в последние месяцы происходит с нами и со всем городом. Неужели все эти интриги, не стоящие и выеденного яйца, были одобрены Вами? Разве Вы считаете правильным то, что один за другим солдаты и капо предают свои понятия о чести и поддаются на уловки уважаемого и умного, но в какой-то момент увлекшегося человека, который считает, что имеет право распоряжаться жизнями не только своих подчиненных, но и других, и даже мирных жителей? Разве Вы, с Вашей проницательностью и опытом, не заметили, что город страдает? Сначала были небольшие перестрелки. Затем началась поочередная месть одних другим – и протекающая удивительно гладко, с подброшенными уликами, с готовыми мотивами, а что особенно умно – выбрана одна общая отвлекающая внимание причина, которая вроде как должна оправдывать все происходящее. И, приняв ее как единственную, Вы вправе разорвать мое письмо прямо сейчас, если до сих пор его читали. Но я скажу кое-что – напоследок, так как уже и так затянул предисловия и отнял у Вас немало времени. Если Вы думаете так же, как и я, что город болен не просто так, и причиной тому не только соперничество из-за торговли кокаином, то Вы воспользуетесь своей мудростью и влиянием и пресечете эту жестокую игру на корню, пока не пролилось слишком много крови. И не просто крови, а крови женщин и детей. Да, признаюсь вам на родственных основаниях – есть и личная причина моему негодованию. Вчера вечером, в ресторане ?Мальтийский сокол?, чуть не пострадала девушка, которая была виновата лишь в том, что оказалась не в то время и не в том месте. Но, кроме нее, чуть не пострадала верхушка города, с которой, зачастую, считаетесь и Вы сами. Если подобные нападения на мирные места участятся, а выстрелы в городе в дневное время не прекратятся, мы и вправду превратимся в тех животных, какими нас видел тот агент из ФБР и все его начальство. Вражда друг с другом ослабит нас всех и сделает легкой мишенью даже для местной полиции, которая так и ждет подходящего случая. Я слышал толки в полицейском участке – они не особо рады начинающейся войне, но и не будут против пройтись по сожженному полю и подобрать тех, кто останется в живых.
Фрэнк, Вы человек старого сословия и храните память о прошлом, но даже Вы не можете отрицать, что оно на то и прошлое, что уступило дорогу настоящему. У нас больше нет Сухого закона, нет партий алкоголя, нет былого влияния, благодаря которому мы вообще возникли и поднялись так высоко. Все, что мы должны делать сейчас – это выполнять условия договора с властями, зарабатывать на доступных нам видах бизнеса и наслаждаться имеющимися благами. И избегать войн. Дом, адрес которого я вложу в это письмо, является пристанищем всех опасных идей, которые я перечислил выше. И этот дом принадлежит тому, кому Вы все эти годы доверяли и к кому прислушивались не только как к консильери, но и как к лучшему другу.
Я всегда к Вашим услугам и рад принять Вас в любое время в своем баре под названием ?Сиракуза? в Маленькой Италии. И я верю в то, что мы понимаем друг друга, как понимали друг друга наши отцы.
С уважением,Генри.?
***Лео закончил читать письмо за час до того, как ему позвонила Гарнет. Весь этот час он просидел за столом, не шелохнувшись, и обдумывал свой следующий шаг, который придется сделать, если Фрэнк прочитал все до конца и поверил каждому слову, написанному его дальним родственником.
Он глубоко сожалел, что держит в руках лишь копию, сделанную уборщиком, а не настоящий клочок бумаги, который остался у Фрэнка Винчи в запертом ящике стола. Каким облегчением было бы разорвать этот клочок на мелкие кусочки и отправить прямо в камин!Лицо Лео – нахмуренное и сосредоточенное – своим выражением напугало бы любого, кто вошел бы в эту минуту в кабинет. Глаза, в которых давно выцвела голубизна, подернулись пеленой, не сулившей ничего хорошего.Через час зазвенел телефон, и на другом конце провода оказалась именно его внучка. Лео был спокоен в своем общении с ней и становился еще спокойнее, улавливая панику и нерешительность со стороны Гарнет. Он знал, что она скажет в итоге. И знал, что он прикажет ей сделать.Генри так упивался собственной проницательностью в этом письме – каким же разочарованием станет осознание, что вся затея обернулась против него самого.Зачем, кроме четверых людей Винчи, было убивать еще и тех троих, что охраняли сон Гарнет? Все просто. Двое из них в свободное от предательства время работали на Фальконе. А оставшийся не принадлежал ни к одному лагерю, однако оказывался чуть ли не важнейшей фигурой в этой импровизированной партии. Он был родственником одного из детективов, готовившихся засадить Генри за решетку до тех пор, пока Лео не дал ему свободу. Тогда он заручился помощью именно этого парня, который уже больше месяца помогал ему из личных мотивов. Лео распознал его психологию сразу. Тот был ловким карточным шулером и считал, что способен с помощью своего таланта обыграть любого противника. Однако в какой-то момент реальная действительность и карточная игра смешались в сознании паренька, и это заблуждение рано или поздно должно было привести его к печальному концу.***- Недоброе утро, синьоры, - поприветствовал Альфреда и Луиджи детектив Бернардо Геллар. – Вы уже успели прочитать свежие новости?Оба товарища недоуменно уставились на него. Сегодняшнее утро, наполненное суматошными хлопотами после возвращения Генри, выхватило их из привычной ежедневной рутины, не позволяя присесть ни на минуту. О том, чтобы открыть газету, не шло и речи. Вот и сейчас Альфред, облокотившийся на стойку, диктовал Луиджи список покупок, которые он должен был успеть сделать до обеда, а тот сосредоточенно записывал все в широкую тетрадь, обернутую коричневой кожей.
- Салют, детектив. Может, вы расскажете, в чем дело, раз уж заглянули к нам?
- Не буду лишать вас удовольствия прочесть самим, - сказал Бернардо и развернул перед ними свежий выпуск ?Эмпайр ньюс?.?В ДОМЕ НА РИВЕРСАЙД УБИТЫ СЕМЕРО ЧЕЛОВЕК. НАЧАЛО ВОЙНЫ???Минувшей ночью в неприметном особняке на углу района Риверсайд были найдены трупы членов двух мафиозных семей и еще одной фигуры, чье имя не разглашается по причине следственной тайны. В результате опознания удалось обнаружить, что четверо убитых были подчиненными дона Винчи, главы старейшей семьи Эмпайр-Бэй, а двое работали на известного бизнесмена и филантропа Карло Фальконе. Возникает вопрос: как эти люди оказались в одном месте и каким образом встретили свою смерть? Одна из версий гласит, что это заказ дона Клементе, сделанный с целью запугать своих противников и укрепить влияние в городе путем нагнетания страха в рядах других мафиозных семей. Сам дон Клементе предпочел не комментировать произошедшее, как и его коллеги – дон Винчи и дон Фальконе. Отметим, что…?- Разборки мафии. И этой новостью мы должны были насладиться, серьезно? – шевельнул бровями Альфред.- Эти звери грызут друг друга каждый день, - брезгливо добавил Луиджи, отодвигаясь от газеты.- Луиджи прав. Разборки случаются часто. Не все из них попадают на страницы газет, однако ничего удивительного в этом не вижу.Альфред вопросительно глянул на Бернардо, ожидая ответа.- Хотите знать, кто был седьмым?- Трепещем в ожидании, - кивнул Альфред.***Этим утром, как обычно, синьор Монти навестил бар, чтобы выпить кофе и позавтракать. Он занял давно облюбованное местечко, с которого было удобно разглядывать весь зал и периодически поворачивать взгляд к выходу. Ему нравилась ?Сиракуза?. Нравился услужливый и временами забавный Луиджи, который всегда с ним любезничал. За последние месяцы Луиджи заметно похудел и стал расторопнее, а также улучшил свое английское произношение. Нравился и Альфред, относившийся к нему с уважением не в последнюю очередь из-за его ?деловых взаимоотношений с хозяином?. Но теперь они оба смотрели на него как-то странно и даже растерянно. Луиджи был все так же расторопен, а вот Альфред расхаживал по залу с задумчивым лицом, будто силился осмыслить что-то невероятно серьезное и важное для всех. Наконец, он подошел к Монти и, заняв стул напротив, наклонился в его сторону и спросил:- Вы читали сегодня газеты?Глаза синьора Монти сощурились в щелки.
- Еще не успел, дорогой Альфред. Но я и без газет узнаю много новостей – достаточно послушать, о чем говорят люди.
- Значит, вы читали об этом…- Убийстве, - подсказал Монти. – Главная новость сегодняшнего утра.Альфред поджал губы.- Мы всего лишь хотим убедиться в том, что слухи, которые витают вокруг этой новости – ложь. Вы хорошо знаете мистера Томасино. И наверняка знаете… кое-что.
- Что же? – одарив его пытливым взглядом, спросил Монти. – И при чем тут мистер Томасино?- Понимаете, все - слухи… но слухи не берутся из ниоткуда, верно? Говорят, что седьмой человек, которого убили… он…он…
- Кто он?- Родственник одного из детективов, работавших с делом мистера Томасино. Говорят, что уж кого-кого, а его выбрали не случайно.
- Кто выбрал?- Тот, кто все это устроил, конечно же.- А кто все это устроил? – продолжал допытываться Монти. Он словно ждал, что в следующую минуту Альфред проколется и скажет нечто, о чем еще долго будет сожалеть.- В газетах пишут… - жалобно произнес Альфред, - Что это некий дон Клементе.- И почему же этот дон Клементе решил убить этого родственника? Он как-то связан с мистером Томасино?- Господи… я не хотел сказать, что он или вы, или… в общем, я не верю в то, что вы связаны с этими опасными людьми. Нет, это абсурд. Я понимаю… - Альфред начал запинаться. – Но об этом так много говорят…- Я тебя понял. Но что ты хотел спросить у меня?
- Что-нибудь из этого – правда?
Выпалив вопрос, Альфред уткнул взгляд в пол и замолчал, напряженно дожидаясь ответа.- Почему ты спрашиваешь у меня, а не у самого мистера Томасино? – ласково отозвался Монти.- Просто вы наверняка знаете многое, и вы сейчас сидите здесь, и… а он – придет ли он сегодня? Ведь ему может угрожать опасность.- И какая же опасность? Он погибнет под натиском слухов? Не дрейфь, парень, никто никуда не денется. Я не имею права вмешиваться в чужие дела и поэтому не стану комментировать все эти досужие сплетни, а тебе советую немного подретушировать свои вопросы перед тем, как сюда заглянет Генри. Договорились?Альфред все так же молча кивнул.- Molto bene. А теперь, будь любезен, передай Луиджи, что мой кофе остыл, а я все еще не проснулся с утра и жду, чтобы взбодриться.
***Джессике потребовалось меньше суток, чтобы достать для Эйдена обещанные адреса.Адрес Руби и адрес Кларетты Флауэр. Вест-Сайд и Маленькая Италия. Быстро родные люди разлучились друг с другом, оказавшись в разных концах города. Интересно, какая она – эта Кларетта – в жизни? Удастся ли ему узнать все, что он хотел? А если она даже слушать его не станет и сразу захлопнет дверь? Нет, этого точно не случится.
Эйден пока не представлял, по какому поводу мог бы вот так просто заявиться к Руби, поэтому отложил свой визит на потом. Сейчас важнее прояснить то, что мучило его так долго, оставляя множество вопросов без ответа. Но найдет ли он все эти ответы в Маленькой Италии? В любом случае, отступать уже некуда. Он мысленно напомнил себе о том, что неслучайно когда-то напросился именно в этот город и, пренебрегая всеми нелюбезностями Фрэнки, остался и сохранил надежду когда-нибудь найти то, что он искал.
Двадцать лет назад или около того его отец поднимался по этой же самой лестнице. Наверное, даже он не робел так, как теперь робеет сын. Казалось бы, все должно быть наоборот. Но сейчас Эйден – не храбрящийся агент ФБР, а просто юноша, который хочет сам разобраться в своем прошлом.
Табличка на двери – ?К. Флауэр?. Эйден два раза нажал на звонок и сделал глубокий вдох.Дверь отворилась через минуту, и он оказался лицом к лицу с пожилой женщиной невысокого роста, которая, казалось, слишком быстро постарела за последние несколько лет. Она смотрела на него взглядом уставшей волчицы.***У Кларетты была отличная память. Она помнила свое детство и юность в мельчайших подробностях и, если бы захотела, то могла бы написать о них целый роман. Она помнила чужие лица – да так, что узнала бы виденного человека спустя годы. А иногда не только человека, но и отдельные его черты. Ведь юноша, что стоял перед ней, не был тем молодым человеком, который однажды постучался в ее дверь, чтобы затем уйти и никогда не возвращаться. Того молодого человека звали Бенджамин МакГлинн, и он хотел увидеть женщину, ради которой его отец когда-то бросил семью и маленького сына. А потом он хотел узнать, как на самом деле погиб Барни. Он получил ответы, но никогда и ни с кем не делился ими. Возможно, если бы он рассказал все своему сыну, тот бы не уехал в Эмпайр-Бэй проводить собственное расследование. Или все равно уехал, но знал бы чуточку больше об этой странной и непостижимой Кларетте, в девичестве Аллевьяре, однажды укравшей фамилию его отца и его самого.
- Синьора… миссис… - Эйден не знал, какое из обращений будет лучше.- Просто Кларетта, мальчик. Ты от Бена?Эйден замер, пораженный ее догадливостью и пронзительным взором.- Я – его сын. Не бойтесь, он еще жив… и не так уж и стар.
- Но ему незачем приезжать сюда снова, - закончила за него Кларетта.***Маленькому Бенджамину было шесть лет, когда мама сказала, что отец больше никогда не будет с ними. Бенджамин очень любил его и за всю жизнь так и не сумел понять, как эта бесстыжая итальянка, в которой он потом не увидел ни капли красоты, отняла у них самое дорогое и оскорбила маму. Та не смогла вынести оскорбления и приняла решение навсегда покинуть город. Холодной зимней ночью 1908 года поезд увозил двоих самых одиноких на свете людей в новую жизнь, с надеждой навсегда вычеркнуть воспоминания о том, что случилось в Эмпайр-Бэй.