Глава 6. Любимая песня Тони Бальзама (2/2)

И девочка, всегда с особым интересом и трепетом наблюдавшая за хором – для нее пение этих удивительных талантливых детей было главной причиной возвращаться в Ред Черч снова и снова – обрела себя, став одной из солисток. Руководитель хора отметил её приятный голосок с проскальзывающими пронзительными нотками. До этого Руби никогда не доводилось заниматься пением, и от того способности девочки приводили его в еще больший восторг.Кларетта в глубине души была рада, что ее внучка нашла себе отдушину, и с тех пор с большим удовольствием сопровождала её в церковь. Ей было приятно, что окружающие хвалили её пение, когда Руби случалось вступать посреди хорового исполнения со своими небольшими сольными партиями.

Девочка общалась с детьми и потихоньку смирялась с жизнью. И – несмотря ни на что, она все же была ребенком, а в душе детей, как известно, раны заживают немного быстрее, чем в душе взрослых.***- Ты знаешь, я люблю хорошую музыку.Привычным движением – но в то же время очень плавно и бережно – Тони положил на граммофон одну из пластинок, лежавших на вершине той кучи, что валялась на нескольких поставленных вплотную друг к другу табуретках. Гараж, в котором стояли три автомобиля Тони – служебный, повседневный и его ?маленькая? прихоть и сокровище – до блеска отполированный быстроходный спортивный кар цвета ярко-красной розы – был для мужчины особым местом. Здесь он проводил как минимум треть своей жизни, и ни одним роскошным апартаментам не по силе было соперничать с этим храмом, где вместо благовоний пахло машинным маслом, а в качестве фона звучали раритетные пластинки.

- Роберт Джонсон, ?They're Red Hot?, 1937 года, - с нескрываемым удовольствием прокомментировал он песню, дерзким блюзовым мотивом ворвавшуюся в пыльное пространство гаража. – Ты ведь слышала о нем?- Задорно. Однако пусть я могу и не разбираться в музыке так хорошо, выбор нетипичный для такого…- Пришибленного криминального авторитета, как я, ты хотела сказать? Можешь не стесняться в выражениях – если, конечно, передо мной не юная леди, - неприкрытый сарказм мужчины заставил Эмили раздраженно встряхнуть плечами.

Она прошлась вдоль стены, и, встав напротив граммофона, бросила взгляд на Тони. Прикрыв глаза, он перебирал пальцами струны на воображаемой гитаре и задорно вторил хриплому напеву: - Hot tamales and they're red hot, yes she got'em for saleHot tamales and they're red hot, yes she got'em for saleMe and my babe bought a V-8 FordWell we wind that thing all on the runnin' board, yesHot tamales and they're red hot, yes she got'em for sale, I meanYes she got'em for sale, yeahГубы девушка тронула насмешливая, но при этом теплая улыбка.Тем временем музыкальный скоростной заезд сменился безмятежным и слегка ленивым фоном для голоса, хрипловатость и дерзость которого, испарившись, уступили место протяжно-вальяжному напеву.- Я далек от голливудского гламура и той музыки, что может предложить белая половина человечества. Куда интереснее, если так можно выразиться, ?темная сторона?. Если ты понимаешь всю прелесть этой игры слов.В музыке, как ни пытайся утверждать обратное, но чернокожим равных нет. Кинг Оливер, Дюк Эллингтон, Луи Армстронг – невозможно представить американскую сцену без этих парней. Думаю, и прошлые, и будущие поколения еще позавидуют нам, ведь именно мы – современники этих титанов. Что было до них и что станет после них? Этот парень, - Тони махнул рукой в сторону граммофона, из которого по-прежнему доносился Роберт Джонсон. – Он так быстро вспыхнул и так же быстро угас. Чертяга, возносивший молитвы чернокожему дьяволу. Ты знала, что блюз для ?благопристойных? афроамериканцев – это музыка греха? Ходили слухи, что блюзмены продают душу сатане и взамен на право стать гениями в своем деле. А после они скитаются по всей стране, соблазняя и уводя во тьму тысячи людей. И если это даже так, то пусть. Я плюнул в небеса гораздо раньше того момента, когда увиделживого Роберта Джонсона. Парень, у которого за душой не было ни гроша, путешествовал по Америке и останавливался здесь, в Эмпайр-Бэй, в тридцать третьем. Черт возьми, как же молодя еще был тогда…Тони запрокинул голову к потолку и мечтательно улыбнулся, будто в этот самый момент перенесся на добрый десяток лет назад.- Сначала он прожигал драгоценные дни своей жизни в Хантерс-Пойнте, играя для кучки ниггеров, но потом все же совершил маленькое шедевральное турне по самым злачным местам всего города – и однажды мне повезло пересечься с этим сынком дьявола в кабачке для докеров. Пьяные носильщики и матросы – что ни говори, а порой это гораздо лучшие слушатели, нежели расфранченная публика верхушки. Он знал, в какие массы нести свое искусство. Этот парень, внешне ничем не примечательный, на самом деле был гением и приводил в восторг тысячи людей. Но все же пока что его не оценили по достоинству – возможно, это сделает более поздняя публика. А сейчас эта самая пластинка – настолько огромная редкость, что я лишь благодаря невероятному везению сумел ее заполучить. Конечно, это лишь отголосок той живой музыки, что когда-то поразила меня прямо в сердце. Но, увы, лучшие уходят раньше всех, и этот парень не стал исключением.

Придвинув к граммофону один из пустых табуретов, беспорядочно сгрудившихся в углу, Тони присел и закурил. Эмили, все это время терпеливо и даже заинтересованно слушавшая излияния мужчины, воспользовавшись перерывом, вставила свою реплику:- Весьма любопытно, что за все время твоего монолога я услышала слово ?ниггер? лишь раз, и то по отношению к отбросам общества из самого опасного района черных.- Тонкое наблюдение, - не вынимая сигареты изо рта, отозвался Тони. – Все потому, что лишь бомжары-торчки заслуживают такого прозвища. Ты удивишься, насколько тебе повезло с наставником, но я никогда не был расистом или сексистом, так что я и женщин считаю людьми, в отличие от очень многих. Пожалуй, мне не понять разве что только тех парней, у которых из какого-то грязного прошлого произрастает склонность трахать в жопу других парней.

- Ты и впрямь совсем не считаешь меня леди и тем более не являешься сексистом, - покосилась на него Эмили. – Что ж, многое становится понятным. И все же… ты вез меня в такую даль на служебной машине и пустил в ?святая святых? лишь для того, чтобы слушать музыку и травить байки о любимых певцах?Тони,вначале не обратив внимания на ее вопрос, продолжал курить, склонившись над граммофоном и беззвучно подпевая.

- Не терпится научиться всем мерзостям, которые я для тебя приготовил?- В чем же мерзость? Ты же меня не совращать тут будешь. Я полагаю и надеюсь.- Представь себе, я даже к феминисткам неплохо отношусь. Как невыносимо было бы жить в мире без чернокожих блюзменов и дерзких женщин. Все равно что вино всегда было бы безвкусным. Цени в себе ту часть, что сделала тебя бунтаркой и воровкой. Тебе повезло смотреть на мир несколько с другой позиции, нежели простые обыватели.

- Иначе я бы никогда так и не посмела взглянуть на криминальные банды, выросла примерной дочкой полицейского, вышла замуж за его молодого коллегу и стала типичной американской женой и матерью, - с долей иронии сказала Эмили.

- И в мире стало бы на одну свободолюбивую женщину меньше, - весело подхватил Тони. – Думаю, твоему мужу повезло бы, если бы ты с таким же усердием и талантом, с каким приноровилась держать в руках пистолет, научилась готовить и шить. Однако ты предпочла первое. И раз уж так, то стоит узнать, что владеть пушкой в мире, который ты избрала, недостаточно даже для взрослого мужчины, что уже говорить о слабой девушке. Если ты хочешь остаться и побыть полезной для самого босса, который, к слову, не разделяет моих либеральных взглядов, но сделал для тебя исключение, то научиться предстоит многому. Зато, если в итоге мне удастся вырастить тебя и развить твой талант, я буду горд собой до конца жизни.- Тебе отчаянно не хватает собственных детей, - заключила Эмили.***?Автомобильный храм? стал тем местом, куда Тони приводил Эмили, чтобы рассказывать ей о будущем, которое ее ждет, а заодно и делиться частью той мира, что принадлежала ему. Во дворе его дома, за высоким забором, он учил её самым разным боевым приемам и техникам стрельбы, но воспитание Эмили проходило среди запчастей и граммофонных пластинок. Спустя пару месяцев она знала о его жизни и музыкальных пристрастиях больше, чем кто-либо другой.Все это время она жила в его доме и старалась отблагодарить Тони хотя бы тем, что взяла на себя обязанности по дому. Мужчина был прав – её усердия хватало на то, чтобы развить любой талант, в том числе и кулинарный. В отсутствие хозяина Эмили училась готовить традиционные блюда как итальянской, так и американской кухни. В гостиной была спрятана небольшая и не менее раритетная, чем собрание пластинок в гараже, книжная коллекция, и довольно скоро Эмили привыкла проводить время за чтением американских классиков вроде Ирвинга и По.Но больше всего она ждала тех дней, когда возвращался Тони. И она не просто сидела в пустой комнате с книгой или готовила, а училась драться или вела такие же ироничные и несколько циничные беседы о чем угодно – об обществе, криминальных семьях, социальных слоях, однако преимущественно Тони все же любил говорить о музыке. За вечер Эмили могла узнать пару интересных слухов о враждебных Фальконе кланах, но гораздо дольше и с большим энтузиазмом он рассказывал об истории современного джаза.А еще все-таки признавал, что и среди белых выделяется особый народ, которому подвластен талант создавать настоящее искусство в исполнительстве. И уже без всякой иронии он с гордостью отзывался об итальянской половине, набиравшей обороты в шоу-бизнесе.- Карло также любит хорошую музыку. В том же ?Эдемском саду? не раз выступали звездочки из Лос-Анджелеса, пресыщенные вниманием богатой публики. Но он любит подать, так сказать, руку и молодым никому не известным дарованиям.

- Ощущение безграничной власти. А ведь, если подумать, все те, кому он поможет сегодня, рано или поздно отплатят ему сторицей. К тому же, коль я правильно тебя поняла, нынешняя репутация Фальконе как солидного филантропа настолько непоколебима, насколько и весь его авторитет в городе, - глаза Эмили забегали по обстановке. – Ты знаешь, хоть я и выросла в семье полицейского – причем принципиального – я никогда не питала иллюзий по поводу этого мира.

Тони выдержал паузу.- Дорогая Эмили, вот уже на протяжении нескольких месяцев ты живешь в моем собственном доме как принцесса – в безопасности, уюте и периодически проводя время в приятной компании, коей я считаю себя. Ты научилась готовить, а также уже неплохо машешь кулаками. Да и выглядишь весьма неплохо – гораздо лучше, чем потрепанный щенок, который однажды попал на порог дома нашей ?семьи?. И, конечно, глупо было рассчитывать, что спустя некоторое время ты, как тот же щенок, станешь послушной и преданной, но все же – мне хотелось бы знать: на что ты готова сейчасради того, чтобы оправдать вложенное в тебя добро? И сумеешь ли ты быть деликатной и приветливой, а не порывистой и дерзкой? Непосредственность привлекает, но не так долго, как тебе могло бы казаться. Рано или поздно придется взрослеть и поступками доказывать, что сделанный нами выбор был правильным.Эмили без тени улыбки на лице кивнула и, протянув руку вперед, положила ладонь поверх грубой испещренной линиями и мозолями руки Тони.- Конечно. В свою очередь, я рассчитываю в скором времени вырваться из этой прекрасной, но пустой и темной холостяцкой клетки. Ты мне не отец, Тони, и никогда им не будешь. Я благодарна тебе за все, что ты для меня сделал, и докажу это делом.

Он настойчиво убрал руку и взглянул поверх стола.- Завтра вечером жди гостей. У тебя будет шанс поразить их и словом, и делом. Твое первое задание – не оплошаешь?- Как это понимать? – насторожилась Эмили.- Маленькая Эмили Флауэр окончательно перестанет существовать. Ты же помнишь, как давала обещание, что навсегда перевоплотишься в новую и уверенную в себе Гарнет?***11 марта было воскресенье, и детский хор в католической церкви разучивал новые партии.

В городе расцветала весна, и жители, вероятно, наполненные тем особым настроением, что дарит пробуждающаяся природа, устремлялись в храм. Звонкие мальчишеские и девичьи голоса разбивали тяжелую для многих тишину пред алтарями и вселяли радость и надежду.

В этот же день Руби Флауэр исполнилось двенадцать лет. И для нее главным подарком в этот день были сияющие лица людей, взиравших на нее со скамей. И среди них одно лицо – особенно.

***Дирижер кивнул и взмахнул руками.Из уст детей полилась плавная и слаженная музыкальная река, обдавшая всех присутствующих свежестью и умиротворением. Лишь пение совсем юных еще существ было способно приводить в трепет и заставить задуматься людей взрослых, потрепанных жизнью и просто резких циников. Простая ничем не омраченная искренность стучалась в закрытые ворота, и те распахивались, будучи не в силах устоять.Держась за руки и объединяясь духовно, прихожане составляли собой тот цельный организм, что способен был дышать лишь в пределах храма. За его границами – там, где оттаивал город, и снег от плюсовой температуры лужицами растекался по дорогам – люди спешным шагом пересекали улицы, направляясь каждый по своим делам. Эмпайр-Бэй расцветал, подобно оранжерее, волшебным образом пробудившейся от анабиоза. ?Самая холодная зима в истории? отступила так же стремительно, как и накрыла город в середине ноября сорок четвертого.***Высокий и статный, в новом кожаном пальто и элегантной бежевой узкополой шляпе, из-под которой едва выбивались угольно-черные пряди – не изменяя сложившемуся имиджу, Генри Томасино шел вдоль Мидтауна, приближаясь к Ред Черч. Припаркованный автомобиль ждал его за пару кварталов от церкви. Каждый раз, отправляясь на воскресную службу, Генри останавливался там, словно стыдясь того, что этот роскошный отполированный Lassiter насыщенного цвета маренго окончательно довершит образ богатого и со вкусом, но беспринципного бандита, для которого появиться на публике при всем параде гораздо важнее, нежели действительно прийти в храм и просто исповедаться.При всей его необычной жизни – связанной с жестокими и подчас аморальными законами – он все же никогда не забывал о том, что когда-нибудь настанет конец. И придется отвечать за все, что он сделал. И перед кем же? Для себя Генри выбрал Бога.Он вырос в семье сицилийского дона, молодость потратил, стараясь заработать положение и статус на криминальной лестнице Эмпайр-Бэя – города, приютившего его после приезда в Америку. И, в частности, добивался расположения Альберто Клементе – человека, распахнувшего перед ним эти самые ворота в криминальный мир, подаривший ему деньги, известность в определенных кругах и несомненный авторитет. Но что все это для человека, который всегда искал нечто большее, пусть и дорожа определенными материальными благами?

Ему было тридцать три, и после очередного убийства или грабежа он не мог спокойно отправиться спать.

Беседы со священником и пение маленьких земных ангелочков приносили умиротворение. Много лет назад Беттина могла подарить ему такого же крохотного ангела, но ему было не до этого – он был тогда слишком молод и легкомыслен.А теперь для него стало ритуалом, отворяя калитку, стоять несколько секунд перед дверями, чтобы вспомнить молитву, а затем осторожно входить в церковь и сталкиваться с другой действительностью. Спокойной и мирной.***Стук каблуков лаковых мужских туфель на минуту внес дисгармонию в наполненное чистым детским пением помещение храма.Пройдя вперед по проходу между скамьями, Генри остановился у ряда, на котором лишь в самом конце на противоположной стороне сидела пожилая супружеская пара, и, не производя лишнего шума, приземлился почти на самый край.

Он не страдал завышенным самомнением и не подумал, многие ли обернулись, чтобы взглянуть на него. И не подозревал о том, что прямо в эту секунду на него воззрились ясные глаза девочки из хора, что стояла во втором ряду и от накатившего волнения вперемешку с восторгом чуть не сорвала свою партию.Его глаза скользили по всем детям – спокойно и без какого-либо трепета. Однако в душе у него вновь заиграли светлые чувства.Кто знает, был бы его первенцем мальчик, или же все-таки крохотная, как та певунья в первом ряду, девочка? И была бы она примерно такого же возраста, разве что чуть старше. В Сицилии отцами становились очень рано – разве что чуть позже, чем матерями. Беттине было всего шестнадцать, когда их венчали – и многие поговаривали, что она могла стать женой и раньше.

Пение приближалось к концу. Наконец, все, кто сидел на скамьях и слушал, встали со своих мест, чтобы выстроиться в очередь на исповедь.

Пропустив вперед женщин и стариков, Генри стал почти в самом конце очереди и приготовился ждать.Мимо него вихрем пронеслась девчушка в одеянии с белым воротничком, накинувшаяся с объятиями на седоволосую женщину лет шестидесяти с тенями, залегшими под глазами.

- Аккуратнее, так и снесешь ненароком, - притворно ворчливо отозвалась женщина, поглаживая девочку по голове. – Прекрасное выступление, как и всегда. Надеюсь, теперь душенька довольна. Куда теперь именинница прикажет отправиться?- Бабуля, не забывай, где мы сейчас, - звонкий смех донесся до ушей Генри, - Вот выйдем, и можно будет говорить о мирском.В ответ раздался еще более громкий смех. Некоторые невесело покосились на ?нарушителей? спокойствия.- Разговаривать и гоготать лучше всего в тех местах, для которых неприличный смех обыден и привычен. Но никак не в храме божьем, - возмутилась женщина, стоявшая впереди Генри.- Вы что-то сказали? – ощетинившись, откликнулась бабушка маленького ангела со звонким смехом.- Какая семья – такие и дети. Грубые, шумные, невоспитанные. И если вы даже не собираетесь стоять в очереди на исповедь, то будьте добры не омрачать духовное настроение никому из присутствующих. Покиньте храм.Столь явная грубость сварливой женщины не пришлась по душе даже Генри, предпочитавшему пропускать возникавшие словесные прения мимо ушей.- Спокойно, дамы, давайте не будем разводить дрязги в церкви, - громко обратился он к ним, надеясь положить конец неудобному разговору.Ангел в белом воротничке обратил на него пристальный взгляд. Бабушка взяла девочку за руку и настойчиво повела ее прочь из храма – с достоинством, присущим далеко не всем женщинам.Шепот пронесся по цепочке стоявших в ряду людей. Генри хмыкнул и отвернулся от женщины, окинувшей его презрительным взглядом.Он забудет об этом инциденте ровно в ту минуту, когда зайдет к священнику. И не вспомнит ни разу за весь день, пока будет ездить по злачным местам, выполняя поручения босса. И уж точно столь незначительное воспоминание не всплывет в его голове, когда ночью, лежа в объятиях куртизанки, он закурит очередную сигарету.А Руби об этом не забудет никогда.***Эмили стояла на пороге дома – тоненькая и изящная, в хлопчатобумажном платье цвета спелого перуанского винограда.

Тони пожимал руки двум одетым с иголочки джентльменам. Один из них, в синем костюме, с сединой, едва пробивавшейся в волосах и пышных усах, прошел вперед и оказался ровно напротив девушки.

- Добрый вечер, Эмили.

- Я не…- Пока что это не так принципиально, как может оказаться через некоторое время. Так вот какая вы настоящая, - усмехнулся мужчина. – Я – доктор Лестер. Будем знакомы.- Настоящая? – недоуменно воззрилась на Тони Эмили.- Доктор Блумберг, - вмешался второй джентльмен. – Мне также приятно познакомиться.- Пройдем внутрь, - твердо сказал Тони, широким жестом приглашая всех в дом.Эмили задержалась, чтобы поравняться с Тони, и тихо зашипела:- Он знает меня, что ли? И что означают эти странные слова?- Имей терпение дождаться ужина.- Ну уж нет, - Эмили прошлась вперед и встала прям перед входом в гостиную, загораживая путь всем трем мужчинам. – Мне надоели эти недомолвки, будто я несозревшая девица, которую совсем необязательно посвящать в чьи-то ?взрослые дела?. И все бы ничего, только эти дела напрямую касаются меня. Так что либо сейчас, либо я благополучно выброшу курицу из духовки на уличный асфальт. И ужин не состоится.- Да вы девица с характером, - присвистнул доктор Лестер. – Впрочем, есть в кого.А второй переглянулся с Тони и аккуратно начал:- Дело в том, Эмили, что мы – не просто доктора. Мы – хорошие друзья семьи, которые исключительно по доброй просьбе согласились заняться тобой. Вначале кое-какие дела уладил доктор Лестер, и сделал он это в высшей степени профессионально – не подкопаешься ни в коем случае. А теперь черед за мной.

- Однако я непременно хотел видеть тебя, девочка, - прервал его Лестер. – Если ты хочешь знать, кто я такой, то я скажу. Я оказываю кое-какие услуги твоему боссу, а моя официальная работа – центральный следственный морг.По спине Эмили пробежался холодок.

- Вы – тот, кто подделал мое свидетельство о смерти, а заодно и мой хладный труп?Доктор Лестер пожал плечами.- А я буду тем, кто подделает Гарнет Уиллфул – кажется, так зовут новую воспитанницу Карло Фальконе? – вмешался доктор Блумберг. – Раз маски сброшены, то предлагаю пройти на кухню и, наконец, узреть источник великолепного аромата, который я слышу уже из этой комнаты.

Эмили стояла ровно, и ни один мускул не дрогнул на ее лице.- Конечно. Приятного аппетита, мистер Патологоанатом и мистер Хирург, - иронично отозвалась она, освобождая проход. – Предоставляю вам честь разделать испеченное куриное тельце. А скоро у вас будет возможность изуродовать и меня.

- Не все так плохо. Зато вскоре вы сможете выйти на улицу, не опасаясь быть узнанной. И даже поступить в колледж и завершить образование. Насколько я знаю, вы успели только окончить школу? – сказал Лестер.***За столом джентльмены болтали на разные отвлеченные темы, громко хохотали и уплетали угощения, приготовленные Эмили. А сама девушка сидела на краю стола, опустив руки на колени, и ждала завершения вечера. Настал момент, когда она поняла, что окончательно угодила в сеть, из которой уже не выбраться. Глупая девчонка, она шла за указкой взрослых дяденек и надеялась на то, что собственная твердость духа и непоколебимая уверенность в себе помогут ейпреодолеть любые тяготы. Но сейчас никакого характера не было и в помине. Она ерничала и возмущалась, а все они лишь смеялись над ней. Ведь кто она такая на самом деле?Лишь кукла, которую можно дергать за ниточки. И еще изменить форму носа. Или полностью перекроить весь облик.Странная жалость к самой себе охватила Эмили. А особенно жаль было собственного лица, которого ей в скором времени предстояло лишиться.