Часть 3. Два ствола (2/2)
Перекись пенилась, вата жгла ладони, я старалась не материться сквозь плотно сжатые зубы. Несмотря на лёгкий запах алкоголя, исторгаемый при каждом выдохе, действовал мужчина на удивление ловко. Зря я на него грешила.
— Ёжик тебя побери! – наконец я всё-таки не сдержалась и попыталась отдёрнуть руку. Но Томушка мне не позволил: крепко сжал мою ладонь в своих ледяных пальцах.— Больно? – он улыбнулся уголками губ и подул на опухшую разодранную кожу.Мозг, закатив глаза от восторга, всё-таки упал в обморок. Летающий Макаронный монстр!Но, к сожалению, я была трезвее Хиддлстона и посему смогла различить отеческое тепло, с которым он на меня смотрел. К сожалению – потому что моя внимательность только что разрушила наш домик на берегу моря и убила трёх наших будущих возможных детей. А Джо, Моника и Рэйчел были ни в чём не виноваты!Когда с экзекуцией было покончено, я была готова съесть бедного Тома целиком. Не за муки, причинённые мне перекисью, а просто потому, что у меня во рту не было ни крошки уже почти двенадцать часов. Ну, наверное, всё же за то, что он с британской аккуратностью слишком уж тщательно и долго возился с моими коленями, обрезая маникюрными ножничками ошмётки кожи, когда даже боль уже не могла заставить меня думать ни о чём другом, кроме большого бутерброда.
— Где здесь кухня? – стоило Хиддлстону зачехлить ножницы, я уже была на ногах.
— Сиди, я принесу, – он усмехнулся, собирая аптечку. Но, заметив мой теперь на постоянной основе косящий в сторону окна взгляд, смилостивился: – Ладно, пошли вместе, маленький зайчишка-трусишка. А то ты скоро в стекле дырку прожжёшь.***Пить я не рискнула. Не потому, что сторонница этого чёрт-бы-побрал-его-и-всех-его-любящих ЗОЖ (об этом красноречиво говорил здоровый сэндвич, бессовестно собранный из трёх кусков хлеба и копчёного мяса, ветчины, сыра и странного кисло-сладкого соуса с кусочками чего-то резинового), а из соображений безопасности. Кто-то этой ночью должен был полностью контролировать своё тело, и Том лишил демократичности этот выбор.
Конечно, его понять можно. Это, вообще-то, его чуть не задушили проволокой. В таком случае человеку из европейской страны предполагается идти к психоаналитику и не вылезать от него годик-полтора. А тут никакой помощи – только истеричная девчонка, отрубившаяся на соседнем сидении. Ни поговорить, душу излить, ни поддержки попросить. На его месте любой бы к бутылке потянулся. И надо отдать должное Хиддлстону – он не надрался в сопли. И даже, как уверяет, думал о моей безопасности.
Тем не менее, времена сейчас наступили опасные, и позволить коллективную пьянку мой ещё странным образом живой после всех пережитых передряг инстинкт самосохранения не мог. Поэтому пришлось довольствоваться плотным ужином всухомятку.Том лениво поковырял неаккуратно порезанные овощи, но толком так и не поел. Сказал, что уже ужинал, но что-то заставило меня засомневаться в правдивости его слов.
Криками, уговорами, мольбами, всеми правдами и неправдами, голося то о страхе, то о логике, мне таки удалось загнать мужчину в угол. Он согласился, что лечь на втором этаже, где окно занимает гораздо меньше всей стены, будет чуточку безопаснее. Правда, пробурчал что-то о паранойе, но да и пусть. Это же не он будет всю ночь сидеть в обнимку с топором и трястись, всматриваясь в темноту, вздрагивая от каждого шороха.— Кроватка, – Том блаженно улыбнулся, упав на просторную двуспальную кровать по диагонали и медленно утопая в белом взбитом покрывале. – Наконец-то нормальная кровать...Такое впечатление, что он ортопедических матрасов больше года не видел. Вот как человека одна ночь в машине может вымотать.
Но моё внимание приковала белая дверь с золотой ручкой, ярким взрывом расчленяющая тёмно-синюю стену на две неравные части. За такими обычно располагались ванные комнаты с санузлом. Последний был бы просто подарком – искать удобства по полям да лесам порядком надоело.
Внутренняя борьба – следить за ситуацией или окунуться в пучину чистоты и прочей вакханалии – продолжалась считанные секунды. Не успел Хиддлстон засопеть, уткнувшись носом в пахнущее на всю комнату свежестью покрывало, как я, заперев первую дверь изнутри, уже стояла у второй, вцепившись в золотистую ручку грязными пальцами, которыми ещё десять минут без зазрения совести сжимала бутерброд к яростному негодованию санэпидемстанций и прочих подобных заведений. Мозг уже набрал себе ванну и радостно плескался в тёплой водичке, играя с пеной.Дверь в ванную я не запирала из чисто практических соображений безопасности – почему-то была на сто процентов уверена, что Том не проснётся и не бросится искать меня по всем закоулкам.Светлый кафель задорно блестел в крохотном огоньке лавандовой свечи. Летающий Макаронный монстр, прошу тебя, пусть вода будет!
Мои молитвы были услышаны. По неведомой мне причине (видимо, насосы ещё работали, запасы энергии ещё оставались) водопровод, отгроханный римлянами и усовершенствованный британцами, работал как миленький. Завершив все насущные дела, я принялась ковыряться в многочисленных ящичках, полочках и шкафчиках. Грубо, конечно, будто могилу раскопала и с трупа последние украшения снимаю. Но... загипнотизированному хомячку, которым прикинулась моя совесть, введя моральные принципы в искусственную кому, было, мягко говоря, по боку. Поэтому на край ванной уже была выставлена целая армия самых разных пузырьков.Обладательницей всего этого богатства была дама бальзаковского возраста, поэтому бесчисленные крема мне пришлось с долей сожаления отложить. Зато пены, шампуни, бальзамы для волос и всё прочее, на что хватило моего знания английского, должны были бы быть использованы, если бы... если бы была горячая вода. Хитрые англичане, любящие экономить, вешают у себя электронагреватели. В массовом порядке. Ладно бы колонки газовые! Так нет, электрические. Которые теперь не работают, чёрт бы их побрал.
Ванна с пеной отменялась. Стараясь не визжать, я как можно быстрее покончила с ледяным душем, холодной же водой вымыла голову и застирала обе майки и, вспомнив, что феном теперь тоже не воспользоваться, в отвратительном расположении духа вернулась в спальню. Томас по-прежнему дрых по диагонали. Свечка, оставленная мной, чтобы мужчина, проснувшись, не забоялся темноты, ещё не спалила занавеску. Всё было замечательно спокойно. Если, конечно, забыть о миллионах зомби, заполонивших Великобританию.Чужой халат колол плечи. В носу свербило – сладковатый, мерзкий запах разложения настойчиво раздражал обоняние. Мозг пытался обмануть сам себя, но, тем не менее, даже после признания этого ощущение того, что я сняла эту махровую феерию цвета молочного поросёнка с невинно убиенного, не исчезло. Вопреки всякой логике, я распахнула чужой шкаф. Если рассуждать адекватно, любая одежда, найденная здесь, должна была вызывать у меня чувство отторжения. Но поздно – я уже рылась в пахнущих сладкой отдушкой вещах. Кроме на удивление нормально севшего белья агрессивного красного цвета (вот тебе и чопорная британская леди!), там ловить больше было нечего. Я морально была не готова нацепить на себя износившиеся треники и майку с надписью ?Лучшая мама?. Джинсы в гардеробе дамы отсутствовали как класс.Взгляд снова скользнул по сопящему мужчине. Он где-то откопал эти модные шмотки. В этом доме жил молодой человек.
Оставалось решить, чего мне хотелось больше – красиво выглядеть или не выходить из комнаты. А, чёрт с ним, я же девочка.Проверив периметр (кусочек газона, который было видно из окна), я, мысленно попросив Макаронного монстра об очередной индульгенции и милости, тихо повернула ключик в замке. За дверью полчищ голодных зомби также не наблюдалось, и это воодушевляло. Инстинкт самосохранения заморозил меня на пороге и заставил с минуту вслушиваться в гробовую тишину, царившую в доме. В тусклом пламени свечи был виден контур ещё одной двери, ровно напротив спальни. Она была чуть приоткрыта, и сквозь широкую щель задувал холодный ветер, кусавший голые лодыжки.
?Человек ссыклив и тосклив?, – совсем некстати всплыла в памяти строчка из последней книги Глуховского. Резко, но метко. Отхватила себе экземплярчик с автографом на презентации прямо перед поездкой. Так и не дочитала, том мёртвым грузом в рюкзаке теперь болтался. За что я и боготворила Глуховского, так это за умение коротко и точно описать саму суть. Но ?Метро 2035? я, похоже, так и не дочитаю. Постапокалипсиса стало неожиданно много и в реальной жизни.Половица тихо скрипнула под босой ступнёй – предательница. Дверь неслышно распахнулась от одного только касания.
Небольшая комната была пуста. ?И слава Макаронному монстру!? – выдохнул голос в голове. Дверь за собой и прикрывать не стала, топор прислонила к стулу и отправилась разорять большой платяной шкаф. Джинсы оказались мне не по размеру (?А я давно говорил, что жрать меньше надо!? – подлил керосинчику голос.), но парой футболок-маек я всё же разжилась. А потом и вовсе наткнулась на вполне себе симпатичные джинсовые шорты, которые оказались даже чуточку великоваты, к тихому моему удовлетворению. И всё это – косясь на вход, то и дело замирая и вслушиваясь в мерещившиеся шорохи-стуки. А ещё на столике я нашла чужой телефон. Он был ещё жив — три процента напряжённо вспыхивали красным, но над привычными палочками сети горел значок 4G. Был интернет — была надежда.Никогда в жизни ещё я так быстро не переодевалась. А потом – на второй космической в спальню, к Тому (здесь, если хорошенько прислушаться, можно услышать истерический смех внутреннего голоса), запереть дверь на ключ и вспомнить, что топор остался в другой комнате. Снова возня с замком, топот по площадке и – с оружием обратно. Запыхалась, потом вспомнила ещё и про оставленный халат, но теперь уже возвращаться не стала – невелика потеря.Хиддлстон все мои ?приключения итальянцев? проспал. Это и радовало, и огорчало. Очень уж хотелось заполнить эту всезаполняющую тишину звуками голоса, прогнать её прочь из головы, разогнать душащие облака смрадных воспоминаний, которые она возвращала к жизни. Но – увы. Один на один с трупом мужчины, вырисовавшимся в туманной дали в этом своём белом костюмчике как привидение. Справляйся сама, Лорушка. Том же сам справлялся. И не нашёл ничего лучше, чем залить в себя горячительное. А ты?А я займусь делом. Нужно ведь думать уже, как дальше жить. Хозяйство там, огородик, коровки-козочки. Продукты ведь в магазинах уже почти все испортились. Консервам сроку – пара лет. А дальше? ?А дотянем мы до этого ?дальше??? Заныло сердце. Нашёл больную струну голос.Вспыхнувший экран смартфона прорезал полумрак как взрыв сверхновой. Интернет ещё работал, но зарядка была на нуле. Если верить Google Maps, сейчас мы были где-то в районе Манчестера. Не так далеко, около четырёх часов от Фарнема, – я думала, за вчерашний день мы уехали куда севернее. Телефон выдюжил последний, очень важный запрос и умер у меня в руках. Вероятно, теперь уже навсегда.Большое, уютное кресло заглотило меня. В блокноте, найденном на туалетном столике, появилась пара пометок. Переходим на ручную запись. Может, ещё дневник начать вести? Дневник последних выживших. Только кому он нужен будет, если мы – последние?***— Доброе утро, принцесса! – я устало улыбнулась зашевелившемуся на кровати мужчине.За ночь я исписала почти весь блокнот и хорошенько так изнасиловала собственное зрение. Но вырисовавшейся картиной я в целом была довольна. У меня ведь родился план!— Доброе, – Том улыбнулся своей прежней доброй, чуть наивной улыбкой.—Как себя ощущаешь? – я не смогла сдержать ехидной усмешки; мужчина нахмурился.— Я что-то не так сделал? – он изящно изогнул одну бровь. Он, конечно, помнил весь вчерашний вечер, но моя излишняя весёлость, похоже, заставила его засомневаться в своей памяти.Я прыснула. Не потому что он накосячил, – просто так странно стало разговаривать с живым человеком. Ночь для меня была вечностью, и сейчас я чувствовала себя чёртовым Робинзоном, который нашёл своего Пятницу. Звук человеческого голоса, который не принадлежал мне, вмиг рассеял грозовые тучи над макушкой – сразу стало легко и хорошо. И чёрт с ним, с этим Апокалипсисом! Мы ведь живы. Живы ещё.— Нет. Всё в порядке. Просто у меня появился план. Вставай давай, за завтраком расскажу, – улыбаться было легко и приятно.