Часть 4. Отсутствие плана — тоже план (1/2)
— Неделя?— Уже меньше. Дней пять, плюс-минус двое суток.— А потом?— Потом – ба-бах! – я махнула руками и чуть не упала со стула под взрыв смеха мужчины. – Вот зря ты смеешься. Я же могу и мстить начать.Хиддлстон лишь хмыкнул что-то неопределённое и сделал вид, что слишком заинтересован своей растворимой овсянкой. Мне же даже прикидываться не пришлось – мои гренки с копчёным беконом лично меня интересовали просто безмерно.
Вообще-то, это была дурацкая идея – пытаться рассказать план выживания за завтраком. Особенно стараться сделать это серьёзно. Ибо выдержанного аристократа, выспавшегося и слегка оклемавшегося после всей этой катавасии, просто разнесло в пух и прах – приступ судорожного смех вызывали почти каждые мои фраза или движение. Енто хорошо. Енто стресс у него проходит. Но а с планом-то делать что?— Ты не знаешь ни одного правительственного бункера поблизости? – разговор нужно было вернуть в деловое русло.— Увы, – Том снова весело улыбнулся. – У тебя что, есть претензии к Кэмерону?— Да, хотела задать пару вопросов по поводу санкций!Знакомое по многочисленным новостным сводкам слово выкатилось из горла на язык отрезвляющей горечью. Санкции. Дикость какая – говорить о политике, когда и стран-то не осталось. Санкции. Санк-ци-и. Как привет из далёкого прошлого, которое и в Лету-то кануть не успело толком – за три дня утонешь разве? А чувство, будто вечность назад всё это было: телевизоры с мерцающими плоскими экранами, ведущие новостей в строгих костюмах, санкции, курсывалют, нефтьдешевеет, америкавиновата. Ну, и кому сейчас интересно, сколько рублей нужно отдать за однофунтовую банкноту? Бумажки теперь они, все в растопку. И сгорят все одинаково ярко. Все проблемы выдуманы, созданы искусственно в лабораториях, в кабинетах строгих людьми с постными лицами...— Эй! – сильная рука тряхнула меня за плечо, а в причёсанный поток размышлений ворвался хрипловатый голос. – Всё в порядке? Ты в одну точку уже минут пять смотришь.Я проморгалась. Сквозь плёнку мыслей Тома видно было плохо, но и размытые очертания обеспокоенного лица меня изрядно позабавили. Н-да, крышей я, похоже, всё-таки еду. Во всяком случае, раньше философствовать я могла без отрыва от реальности.— Понимаешь, нам нужно как можно быстрее найти место для укрытия. Идеально, если на возвышенности. И... – я запустила руку в спутанные волосы – на голове воронье гнездо, и в первый раз в жизни меня вообще волнует причёска. – В общем, если хотим выжить, нужно налаживать хозяйство. Найти фермы, найти семена, найти живность, найти инструменты. Скоро урожай уже начинать собирать. Сам понимаешь – всё скоропортящееся в магазинах уже отправилось к праотцам, а долгоиграющее... насколько там его хватит? Даже у сухарей есть свой срок годности. В среднем, у всех этих ?сухпайков? длина жизни варьируется в пределах пары лет. Ну а дальше? А кроме того, организму нужны всякие витамины из овощей, белки, жиры и прочее из живности. Не будешь же ты ведь одними крекерами всю зиму хрустеть? Там до цинги рукой подать. С лекарствами тоже всё плохо. Но тут я выхода не вижу. Кончится срок годности – заменить будет нечем. Придётся вспоминать бабкины рецепты и примочками из крапивы лечиться. А вот если где обоснуемся, там можно будет и электричество замутить. Наверняка где-то ещё можно найти генераторы. А там... – я поняла, что сейчас меня унесёт в совсем несбыточные фантазии. – А там видно будет.Хиддлстон внимательно выслушал невнятный поток сознания, но промолчал. Вероятно, слабо понял посыл. Или тоже только что осознал, что конец цивилизации всё-таки пришёл? У меня вот чувство было, будто мы этажей пять другу моему пианино по лестнице тягали, а на последних ступеньках оно вдруг выскользнуло и меня придавило. Первые пару дней времени об этом призадуматься покрепче не было, а тут вдруг вспомнила: санк-ци-и. И у Тома в глазах погас какой-то огонёк. Будто маленький человечек внутри головы свет выключил. Мужчина пожевал губу, вздохнул, будто готовясь к спичу, но снова ничего не сказал. Молча поднялся, взял мою и свою тарелки и ушёл к раковине. Кран зашипел, захрипел и судорожно забулькал.
Я ещё с минуту тупо смотрела на спину Хиддлстона, на которой тряпкой болталась майка-платье. Вот почему он молчит? Почему не говорит ничего? Почему не смеётся, что всё сказанное мной не то что на план – на внятный концепт-то не тянет? Неужели тоже прозрел только-только?— Том?Будто оба в один миг, прямо сейчас глаза разлепили, котята-слепыши: нет ничего больше. Нет и вряд ли появится. Всё. Разорвали уже грудью финишную ленту. Конец фильма.Тоскливо стало, хоть волком вой. И смешки, что за завтраком так легко сыпались, будто из горла обратно в грудную клетку забрались и меж рёбер спрятались. Уже и истерики нет первой, когда тело дрожит, в глазах темнеет и бежать хочется. Знание нагнало и придавило всем весом. Вот я, вот Том – и всё. Он – теперь весь мир для меня, я – для него. И погас вокруг него в ту же секунду нимб его олимпийский – не небожитель он уже, простой смертный. Такой же, как и я. Кончилась эпоха социального расслоения – сейчас коммунизм настал.И легче с этой мысли стало. Просто человек – это ведь гораздо проще, верно? А бежать ему некуда – можно не бояться ошибок налепить.
Мысли спутались. Не есть гут. Главное – не реветь. Со скольких лет я не плакала? С десяти, мне тогда тетрадку с наклейками одноклассник изорвал.
Не выдержала. Поднялась на трясущиеся ноги, подошла к мужчине сзади и что есть сил обхватила его торс. Прижалась щекой где-то между лопаток, сцепила руки в замок у него под грудью и выдохнула рвано. Главное – не переусердствовать и позволить ему дышать, а то, неровен час, на одного ходячего трупа станет больше. Мужчина только вздрогнул сильно от неожиданности и замер. Не ожидал от постоянно истерически хихикающего комочка с топором внезапной нежности. Механически накрыл влажной рукой мои запястья, второй кран завернул.— Том, – опять жалобно позвала я.Он по-прежнему молчал. ?Плачет, что ли?? – осторожно предположил голос. Но нет, дышал мужчина ровно. Слишком ровно. Вдох-выдох. Вдох-выдох. Как метроном. Раз-два. Раз-два.Влажные пальцы аккуратно сжали мои запястья и сорвали скобу замка рук. Пришлось нехотя оторвать лицо от его спины.
Выть захотелось громче.Томас медленно развернулся и глянул на меня сверху вниз. Мамочки. Ему тоже страшно.Осторожно накрыл мои плечи, притянул к груди, опустил подбородок на макушку. Не реветь. Только не реветь.
От чужой майки пахло сигаретами и сладким одеколоном. Пахло сильно, настойчиво, так, что захотелось чихать, пока не выбьешь эту вонь. Но нельзя. Нельзя прерывать ритуал.
— Слушай, – чтобы хоть как-то забыть о нестерпимо свербящем носе, я решила болтать. Говорить, говорить, говорить, чтобы только не думать и не ощущать, – а у тебя есть планы на ближайший год?— Были, вообще-то. Пара интересных проектов, – Том звучал глухо, говорил мне прямо в голову. Усмехнулся саркастично. – Но теперь, похоже, уже абсолютно свободен.— Погнали в Европу? – мечтатель во мне не умрёт никогда. – По Ла-Маншу. Ты же любишь пешие прогулки под толщей воды?
— В Европу... – мужчина долго смаковал слово: катал его по рту, растирал о нёбо, о дёсны. – В Россию, в Москву?Теперь уже промолчала я. В Россию, в Москву...Домой....И в сгустившейся тишине послушался явственный стук. Стук чего-то твёрдого о стекло.— Я что-то сказал не так? – Том растерянно захлопал глазами – я вдруг оттолкнула его и метнулась барной стойке, у которой сиротливо стоял, прислонившись к полированной стенке, топор.Решил, наверное, что я его решила на салатик порубить. Перехватил меня в пути, а я каким-то чудом вывернулась, сжала пальцы на спасительной рукояти и громко шикнула. Мужчина отшатнулся, но вдруг тоже напрягся – услышал.
Я указала глазами на ножи, ёжиком торчавшие из специальной подставки. Надеюсь, у него хватит ума взять не тесак.
— Стой!Окрик прилетел в спину – я, крепко вцепившись в ставший родным топорик, уже шла в гостиную. Говорила ведь, что это окно с выходом в сад ещё хорошенько нам нервы попортит!?Куда ты тащишь свой зад?! Вернись немедленно! – голосил в ухо хор двоих: внутренний голос призвал на помощь здравый смысл. – Хиддлстона надо было посылать! Ты баба, чёрт тебя дери! Куда лезешь, Рембо недоделанный?? А я что? А мной шило правит.
Ноги дрожали, руки дрожали. В глазах хоть не темнело, и на том спасибо. В коридоре было пусто. Я, мысленно попросив об ещё одном помиловании, заглянула в гостиную.
В прозрачное, вымытое и отполированное стекло тупо толкались два тела. Как заводные игрушки, уткнувшиеся во внезапное препятствие. Тонкие, истёртые, ободранные, они раз за разом бились лбом о невидимую преграду. Жуткое зрелище.Оцепенение спало. Стеклопакеты оказались крепче, чем я предполагала. Том был прав. Хотя если бы зомби было больше, они бы нас точно не спасли. Я плюнула и шагнула в комнату.
Идти было тяжело – мозг-то, устав кричать ?АЛАРМ!?, требовал от тела развернуться и бежать в другую сторону. Но что нам мозг, когда есть любопытство.