"Нигде" и всюду. (1/1)
Если бы «нигде» имело вес.. если бы оно имело форму и силу – то непременно раздавило бы собой повелителя грома.И если бы причина стала необходимостью, назвать её не составило бы труда.
Уставший, изнуренный утомительными поисками, Тор загибался. Не от бессилия или злобы. Не от страха или печали. Он чах под гнетом одного-единственного «нигде».Именно оно, это пустое слово, и выражало горечь, ставшую в горле сухим терпким комом. Локи пропал. Исчез, растворился, скрылся из ведома Хеймдалля, Одина, Иггдрасиля и космоса.
Нельзя сказать, что змеиного Бога не было. Локи был. Но он был нигде.
Мрачный отблеск свечей многое окрашивал паршиво-оранжевым цветом: стены и канделябры, стулья и столы, кровати и асов, шторы и окна. И лишь Луну не зацепило. Её серебро, лучом света в царстве темного чертога, настойчиво делило тени на было и стало: на новый день, и вчерашний. Полночь. Еще один день, бесплодный и, кажется, напрасно прожитый, канул в небытие. Должно быть, он ушел туда, где Локи, смеясь, рассказывает судьбе о том, как провел он Отца всех отцов, и своего глупого сводного брата.Перехитрил тех, кто предпочел бы видеть ложь.Оставив попытки уснуть, Одинсон бесцельно смотрел в потолок. Без Мьёльнира, конечно, было несладко, но еще хуже было без брата. С ума сойти, как на самом деле можно привыкнуть к кому-то.Даже в свете произошедшего, Тора не покидало вяжущее чувство ожидания: вот сейчас откроется дверь, и Локи в своих непременно изумрудных одеждах проскользнет в комнату. Мягко ступая по полу, так тихо, что шаги его покажутся шорохом штор, он приблизится, нависнет над кроватью, и едва различимым, вкрадчивым шепотом спросит…- Скучаешь, братец?Тор дернулся, резко усаживаясь на своем ложе, и осмотрелся слабо сфокусированными спросонья глазами. Когда только успел заснуть?Чертог был пуст, слабо колыхались в лунном свете дымчатые клубы от огарков свечей – а в остальном картина предстала недвижимой. Но этот голос..- Здесь я, сын Одина. Не напрягайся, - насмешливые интонации, родные и колкие, переполнили тишину и сознание, а от мрачной тени противоположной стены отделился вполне отчетливый и легко узнаваемый силуэт.- Локи?!Громовержец собрался было кинуться к нему, слабо представляя себе: то ли чтобы обнять, то ли чтобы поймать, и отдать на праведный гнев Одина, но сын Лафея отмахнулся коротким жестом, и неспешно подошел со стороны соседней половины кровати.- Ох, я устал, - пожаловался он, неторопливо отстегивая плащ, и постепенно избавляясь от доспехов, - сдерживать могущество Мьёльнира все сложнее. Он охоч до разрушений, ты знал? – оставшись в исподнем, и провожаемый осоловелым взглядом Тора, змеиный Бог присел на матрац, склонил голову, и снял с нее свой рогатый венец. Тряхнув волосами, лжец небрежно отбросил его, и, постанывая от удовольствия, растянулся на постели.
- О, я мечтал об этом.. – поделился он довольно, и вскоре, обнаглев окончательно, устроился головой на груди брата, поглаживая по коже ледяными пальцами. Бога непогоды, надо сказать, происходящее ввело в ступор. Его трясло от каждого размеренного выдоха Локи, собственное дыхание стало отчетливо хриплым – ощущение нереальности нагоняло страх, глубоко похожий на панику, а мозг с трудом хоть что-то соображал.- Локи.. – позвал сын Одина, надеясь, что не услышит в ответ ничего, и вместе с тем, искренне желая обратного.- М? – лениво-сладкий звук лезвием кинжала полоснул по перепонкам, и Тор решил, что окончательно сошел с ума. А чокнутым ведь положены некоторые поблажки?- Где ты? Я с ног сбился, пытаясь отыскать тебя.Локи хмыкнул, и закрыл глаза, - как это «где»? Я здесь.
- Думаешь, я поверю в это? – устало вздохнул громовержец.- Думаешь, мне интересна твоя вера? – мгновенно нашелся змееокий, оставляя на груди Бога непогоды за пальцами бегущие ручейки мгновенно застывающего льда. Тор только шипел. Хотя большая часть его разума напрочь отказывалась воспринимать ситуацию, одна из четвертин его все-таки понимала: если Локи действительно здесь, значит, он пришел за чем-то конкретным – ухо нужно держать востро, и вместе с тем, не упустить шанса прояснить хоть что-нибудь.- Локи..Лживый Бог только усмехнулся, и, приподнявшись, заглянул брату в лицо.
- Тор.. а ведь ты присягал мне на верность.- Что? – не успел громовержец даже извилиной шевельнуть, как руки и ноги его налились свинцом, тело будто потеряло способность шевелиться, но вместе с тем обрело небывалую чувствительность. Такую, что даже движение воздуха, возникшее когда Локи сел на колени, вызвало содрогание в каждой мышце.- Ты пойми.. я вынужден, - наиграно-печально пообещал маг, доставая из небытия грубо скрученный кожаный хлыст. Однако, прежде, чем исполнить угрозу, он добавил сладким полушепотом, - и если ты закричишь, я уйду.Тор едва было собрался воззвать к благоразумию брата, но оружие пытки хлестко разрезало воздух, и соприкоснулось с кожей секундой раньше. Сжав побелевшие губы, Одинсон дернул головой, и, часто моргая, возвел глаза к потолку.- Больно? – Локи улыбнулся, чуть высунув язык от предвкушения, и снова замахнулся. Свист перекрыл собой все звуки в голове Тора, исключая биение сердца, и снова горячая боль, запертая внутри, и не находящая выхода, вспыхнув, распространилась по телу.- Видимо, нет? – и лживый Бог вложил в очередной удар куда больше злости. Но тщетно. Громовержец не издал ни звука, только выдохнул шумно, а по груди его растекалась кровь из вспоротых лоскутов кожи. Снова и снова бил змей своим хвостом, пытаясь вырвать из горла брата хоть единый стон.Напрасно. В очередной раз Локи проиграл, пусть и в такой глупости.
- Кричи, ну! – воскликнул он, вскакивая на ноги, отчего замах получался длиннее, а удары – резче, - кричи!Тор, прокусивший губу, вдруг улыбнулся и поднял до этого плотно сомкнутые веки, - такое чувство, словно больнее всех здесь тебе, - чем привел ледяного сына Лафея в бешенство. Он откинул хлыст, и уже кулаком приложил по лицу Одинсона. А тот, почти не сморщившись, и даже попривыкнув, вдруг спросил, - ты пришел за свободой?С ненавистью глядя в теплые лазурные глаза, Локи зашипел, уцепился пальцами за челюсть Тора, и почти вгрызся в его потрескавшиеся губы злым, отчаянным поцелуем. Громовержец и теперь не сопротивлялся – принял. Не как приказ, а в дар. И оттого лжец совсем обезумел.- Ненавижу тебя, - прохрипел, сжимая пальцы до боли в суставах , - отпусти, тупое ты отродье!
Тор вскинул брови на мгновение, а после прошептал едва различимо, - разве я смог бы удержать тебя? – протянул ладонь, разрушая порядком ослабевшую магию, и коснулся щеки брата, - это твои собственные оковы.Змееокий Бог завопил от злости, вцепившись в свои черные, сродни сердцу, волосы, зажав руками голову, и распался углями по родной некогда постели. Обжег Тора не в последний раз, но в один из многих. Маг, великий и могущественный, потерял сам себя, и пути назад у него не осталось.Луна, поддавшись воле Солнца, зашла за горизонт, но пришедшие сутки не принесли с собой лучей света – одну лишь тьму.**Хеймдалль никогда не покидал своего поста. До этого дня, когда Радужный мост содрогнулся, и ветви Иггдрасиля пошли больными трещинами, по стволу, от самых корней.Небо Асгарда никогда раньше не выглядело так мрачно и жестоко, словно все червоточины девяти миров единым порывом взвалили на него всю грязь и копоть собственных чресл.Страж тоннелей и переходов, моста и крошечных тропинок, напрягся всем нутром, крепко сжимая скользкими пальцами рукоять меча. Хеймдалль не склонен был бояться – ни Одина, ни Мимира, ни Хель с её бессмертным войском, но сегодня отчего-то сердце зашлось тревожными ударами, и леденящее душу предчувствие с хрустом надломило несокрушимое спокойствие.Тишина перестала быть родной – она, хрипящая и страшная, расцвела в голове и стала мощным барьером, гнетущим маломальский свет.Ас замер, стараясь не воспроизводить шума, но собственное дыхание предательски оглушало, и когда небеса над головой стража разверзлись, озаряя окружающее пространство яркой изумрудной вспышкой, он лишь запоздало выставил перед собой оружие. Что, впрочем, его и спасло.Звон металла эхом прошелся по складчатой ткани воздуха, и замер шепотом на изогнутых в усмешке, тонких губах.- Хеймдалль, мой старый друг.. – Локи улыбнулся, почти не прикладывая усилий к тому, чтобы колени мужчины дрогнули, гнетомые чудовищным весом Мьёльнира, - как сильно я..Страж зарычал, сопротивляясь невероятной силе, но твердо осознал: контратаковать не получится. Неподъемный молот завис над его лицом, и стоило сдерживающей опоре дать хотя бы чуточку слабины – все будет кончено.- Зачем ты вернулся? – быть может, удастся отвлечь лжеца? Уход в сторону, нырок под руку.. быть может..
- .. тебя ненавижу, - и мягкая ласка голоса меняется на шипение, истинно змеиный говор – юркий и всепроникающий. Давление становится почти невыносимым, и Хеймдалль, взмокший от натуги, слышит, как трещит под ногами Радужный мост.- Взаимно, - все же бросил он, надеясь вывести Локи из себя. Но тот внезапно остановился, преисполненный спокойствия, и насмешливо кивнул головой, с целью привлечь внимание стража за его же спину.
- Я похож на.. – Хеймдалль не успел договорить, и лишь краем сознания уловил тот момент, когда мелькнули в поле периферийного зрения тонкие пальцы – бледные, с невообразимо острыми когтями, а следом за этой секундой тишину оплела боль. И пронзительный крик, натужно вырванный из груди, оповестил Локи о том, что всевидящий ас теперь слеп и удар в спину, подлый, осуществленный проекцией, достиг своей цели.
Лишних доказательств не нужно было: в рассветных отблесках первых лучей росой блестело лицо стража, и зеницы, некогда бесценные, неумолимо и стремительно текли по его щекам.Руки дрогнули, выпуская меч из переломанных пальцев, и какофония жуткого треска, злого смеха и последнего вздоха становится увертюрой невиданной в Асгарде пьесы. Её имя – Смерть.Сын Лафея, брезгливо сморщив нос, пнул недвижимое тело Хеймдалля носком ботинка, и его проломленный череп безвольно качнулся, настырно отрицая собственную гибель.- Вот мы и дома, - змееокий счастливо улыбнулся, закинув Мьёльнир на плечо, и не глядя на то, как стекает по бесценному оружию багровая вязкая жидкость, бывшая (странно подумать: еще совсем недавно!) священной кровью аса.Молот источает ледяную энергию. Теперь холод – его амплуа, и, кажется, будто иначе быть не может.Триумфальное шествие Локи по мосту было недолгим. Он даже усмехнулся, когда увидел на своем пути всю «королевскую рать». И троица бравых воинов, надо же, вот она! В их движениях и воплях – ненависть, непонимание, немного страха для разнообразия, и бесконечное презрение. Забавная смесь, нужно признать.- Ты склизкое ничтожество! – голос Сиф показался таким высоким, что лживый Бог скривился, и молот снова перекочевал в плен изящных ладоней. Ядовитая улыбка, исказившая самоуверенностью красивое лицо, предзнаменовала не бой или войну, а жестокое истребление.Пути назад нет и никогда не было.