Глава 16. Пламя и лёд (1/1)

Роуз блуждала в тумане собственного сознания и никак не могла из него вырваться. Ей было так холодно, но она чувствовала, как всё её тело горит нестерпимым жаром. Она задыхалась от боли, застрявшей где-то между рёбрами отравленной стрелой, и ей казалось, что наконечник этой стрелы при каждом вдохе ранит её и так окровавленное сердце снова и снова. Она слышала голоса и шорохи рядом с собой или за дверями, а потом снова проваливалась в беспамятство, теряясь между сном и реальностью. Но вот кто-то вошёл, и, щёлкнув замком, неслышно приблизился к кровати. Она не видела этого, но ощутила на себе чей-то взгляд. Роуз на мгновение утонула во мраке забытья, и ей привиделось, будто она снова маленькая, а в комнату, как обычно бывало по утрам, вошёл отец, принёсший ей свежего чая с молоком, и, улыбаясь, сказал: – Вставай, соня! И хватит притворяться. Я вижу, что ты подглядываешь... Шторы распахнулись, солнце залило светом всю комнату, Роуз зажмурилась, а когда открыла глаза, то увидела, что отец уже сидит на краю её постели, но лицо его почему-то совсем невесело. Он молча протянул ей чашку чая, и она послушно выпила всё до последней капли. Вдруг сердце её сжалось от внезапно нахлынувшей печали. – Прости меня. Я больше не уйду, – сказала она, глотая подступившие слёзы и глядя на отца сквозь застелившую глаза влажную пелену. Свет померк, и вместо голоса Генри она услышала чей-то другой, но мучительно знакомый: – Ну конечно не уйдёшь. Я никуда тебя не отпущу. Коротко вдохнув, она вынырнула из туманного небытия и почувствовала, как кто-то опустился на кровать рядом с ней, прямо за её спиной. Его холодная рука скользнула по рёбрам и устремилась прямо туда, где невидимая стрела терзала измученное сердце. Роуз неосознанно прижала холодную ладонь к себе, и боль медленно начала отступать. Когда она совсем исчезла, девушка, не открывая глаз, повернулась к своему спасителю лицом, прижалась к нему, вцепившись пальцами в его рубашку, будто боясь, что он вдруг исчезнет, а она не сможет его удержать. Облизнув пересохшие губы и отчего-то почувствовав на них странную горечь, она прошептала: – Останься. Исцеляющий холод накрыл её полностью, но чьи-то горячие, требовательные губы покрывали лицо и шею жадными поцелуями, и ей показалось, что жар, который до этого мучил её, теперь перекинулся на неведомого избавителя, который метался, объятый смертельным огнём. Его пальцы впивались ей в кожу и тут же ласкали, будто заглаживая вину, он что-то шептал, и в этих бессвязных обрывках его лихорадочного бреда Роуз различала слова: ?не отдам?, ?никто не посмеет забрать?, ?моя?. Какая-то часть её сознания в панике попыталась отвергнуть смысл этих слов, которые накладывали на неё тяжёлую печать собственности, оттолкнуть того, кто их произнёс. Не слушая голос страха, мисс Джекилл, почувствовав вдруг необходимость спасти того, кто избавил её от страданий, осторожно запустила пальцы в его шёлковые волнистые локоны, накрыв молящие о помощи губы своими, делясь с их обладателем всей своей нежностью. В плотных сумерках комнаты она не видела его глаз, но поняла, что он прикрыл их в облегчении. Его руки медленно и почти невесомо опустились вниз по её спине, и, остановившись на талии, уверенно притянули ближе. Роуз, доверившись им, не сопротивлялась... Полностью отдавшись во власть ощущений, она воспринимала происходящее урывками. Мороз по коже от ощущения собственной наготы... тихие стоны и нетерпеливые прикосновения... разлившееся внутри тепло и умиротворение... лунный свет, пробившийся сквозь шторы и просочившийся в его серебристо-серые глаза, которые она видела над собой... и затем обволакивающая бархатом темнота...*** Утро разбудило её согревающими солнечными лучами. Она подумала сначала, что это лишь продолжение её странного сна, но потом открыла глаза и поняла, что она действительно проснулась. Приподнявшись на смятой простыни, Роуз некоторое время задумчиво оглядывала комнату, а затем к ней пришло осознание того, что вчера случилось. ?Папа... господи...? – её сердце снова сжалось от невыносимой тоски. Его больше нет. И ей нужно готовиться к прощанию с ним. Она медленно поднялась, ожидая, что это будет слишком тяжело. Но вопреки ожиданиям, ни усталости, ни разбитости она не почувствовала. ?Как странно?, – подумала девушка, – ?был такой тяжёлый день, и...?. Ночь. Что было ночью? Она смутно помнила, что что-то произошло, но вот что... ?Или это был сон??. Роуз в замешательстве остановилась посреди комнаты и позвала Софи. Ответа не последовало. Компаньонки здесь не было. Приведя себя в порядок, Роуз вышла из комнаты и сразу увидела Хайда, поднимающегося по лестнице. Он как-то странно на неё посмотрел, коротко поклонился, поднявшись на последнюю ступень, и сказал: – Безмерно счастлив видеть, что вам немного лучше, мисс Джекилл. Та в смятении огляделась, и спросила: – Вы... Вы случайно не знаете, где Софи? Его губы дрогнули в улыбке, и он, слегка помедлив, ответил: – Не имею ни малейшего представления, где она. Может быть, я могу вам чем-то помочь? Роуз, всё ещё сомневаясь в своих воспоминаниях, замялась, но взяла себя в руки и задала мучающий её вопрос: – Скажите, вы были в моей комнате сегодня ночью? Взгляд его был бархатным, словно у кота, но он не улыбнулся, лишь спокойно ответил: – Да. Я приносил вам успокоительного. Вы слишком обессилели от горя, вам нужно было отдохнуть. Мисс Джекилл приблизилась к нему и посмотрела в глаза. ?Они казались бы серебристыми при лунном свете?, – мельком подумала она и спросила: – Что ещё было, кроме успокоительного? Он внимательно посмотрел на неё, и губ его снова коснулась лёгкая усмешка. Роуз догадалась, что Хайд понял, о чём она говорит, но он лишь уклончиво ответил: – Самая малость снотворного. Только и всего.