Часть XIX - Цикл о футуристическом мире и вечных (1/1)

Крохотная слабо освещённая платформа, подвешенная в пустоте, напоминает одну ничтожную светлую точку на чёрном небе. Потому что их тут тысячи, десятки тысяч — ровные ряды площадок со стационарным оборудованием. В стандартный набор обязательно входит видеодрон. На конвейер его швыряют безвольным телом, которое не может как-то пошевелиться. Чувство такое, будто всю ночь жевали, мяли и крутили, выплюнув под утро — костей нет, руки и ноги мягкие, неподъёмные. В голове поселяется нечто среднее между звоном и ненавязчивым шумом: последствие паралитика — никто не знает, где находится это место, потому что людей доставляют сюда лишёнными сознания, одежды и всякого права на человеческое отношение. Конвейером это назвать трудно, но своё название летающие плоскодонки оправдывают полностью. Их невероятно много, они отрываются одна за другой от края, резко обрывающегося в колоссальных размеров кубе, и двигаются вдоль опускающихся откуда-то сверху из чёрной темноты блоков питания и памяти, рядов других платформ с гигантскими баллонами, наполненными ядовитым газом. В том, что он ядовит, сомневаться не приходится. Мыслей нет. Страха — тоже, действие паралитика его подавляет, и на смену беспокойству и тревоге за собственную жизнь приходит абсолютное спокойствие. Его ресницы не дрожат. Сердце бьётся ровно. Веки поднимаются и опускаются в такт дыханию — вдох, выдох, вдох, выдох, медленно, неторопливо. Ему некуда спешить и незачем дёргаться. Он никуда отсюда не денется, пока Гидра ему не позволит. Перевоспитание опасных декадентов длится тридцать шесть часов для обычных случаев и сорок восемь — для особо тяжких. В его случае положена отдельная платформа под самым потолком куба. Пожизненно. Общемировой запрет на смертную казнь кажется очень несправедливым в этом случае. Он проплывает мимо рядов ячеек с людьми. Нижние уровни — глубоко-глубоко во тьме внизу — мелкое отребье, разномастные преступники, мародёры, чудом выжившие легионеры прошедшей войны. Средний уровень — добропорядочные граждане, изволившие заявить о том, что новый мировой порядок их слегка не устраивает. Им довольно быстро объясняют, что могло бы быть и хуже. Всё ради высшего блага. Его место — в чёрной утробе под гигантским потолком. Политический преступник. Один из основателей Сопротивления. Платформа плывёт вверх, достигает отведённой ячейки и выравнивается с ней на одном уровне. Увидеть этого нельзя, но платформа заключена в очень тонкое стекло с отталкивающим покрытием. На нём никогда не останется пылинки, отпечатка пальца или царапины. Ничто никогда не укажет, что в этом стеклянном кубе годами находились люди. Кубический купол бесшумно поднимается. Платформа мягко состыковывается с ячейкой, провода ползут среди расчерченных световых линий. Удалённое управление, стерильность, никакого непосредственного человеческого контакта — нельзя допускать даже малейшего шанса на побег или саботаж. Провода мягко поднимают его над платформой, босые стопы едва касаются холодного чёрного металла. Штекеры безошибочно находят специально вживлённые в тело гнёзда, надёжно спрятанные под кожей. Мелкие тонкие нити жизнеобеспечения опутывают его в некое подобие незавершённого кокона, основной кабель поддержания деятельности мозга вонзается в основание черепа, две основные трубки подключаются к трахее, множество дополнительных забираются под рёбра, чтобы вентилировать лёгкие напрямую. Цветок из проводов распускается, и отныне машина будет дышать за человека. Гидра собрала из осколков стекла и бетона новый мир, а вместе с ним — новые способы контроля. Перевоспитание — это контроль над разумом. Негласный. Совершенный. Тишину нарушает лишь свист — спускаются пары газа. Секунда — и высшее благо врывается в его лёгкие. Он распахивает глаза, на которых появляются слёзы — последние в его жизни, — и перед ним появляется узкая полоска света. Видеодрон нависает сверху, в любой позиции позволяя видеть бесконечные цветочные поля, горные хребты и океаны, которых больше не существует. Всё ради высшего блага. Дым, вырывающийся изо рта, напоминает сигаретный. Голос, раздающийся шёпотом из ниоткуда, становится громче, чем выстрелы. Двадцать восемь часов спустя жизнь начинает становиться лучше. Наверняка зомби живут также, смутно думает он. Ни тревоги, ни боли, ни забот. Он понимает остатками сознания, что ещё несколько часов, и химический процесс в его организме — единственный в своём роде, практически произведение искусства — запустит разрушительную реакцию. Его лёгкие хлопнут, взорвутся и обдадут стены веером крови и кислоты, которая со скоростью пожара разъест всё, до чего доберётся, вызывая каскадную порчу. Платформы рухнут, баллоны взорвутся, тысячи — сотни тысяч зомби — погибнут. Это не останется незамеченным. Может быть, это не разрушит Стены. Но точно пошатнёт их, выбьет пару кирпичей. Всё ради высшего блага.