Часть XVI - Project Pitchfork (1/1)
— Что ты видишь? — тихо спрашивает Шойби. Питер прикрывает глаза. За закрытыми веками, среди бархатной мягкой темноты, появляются образы. — Ночные волны. Стены из ночных волн. — Море? — Нет. Как... как облака, лёгкие сгустки чистой ночи. Ничего, кроме ночной темноты. Тёплые ветви дерева, ты сидишь под ним, прислонившись спиной... И фонарь. Оранжевый. Шойби молча кивает. Затем сам прикрывает глаза, воображая себе этот образ. Питер лежит рядом; они разместились на жёстком полу, вытянувшись в противоположные стороны. Висок к виску. Словно таким образом можно обмениваться мыслями. Передавать их в непосредственной близости. И это не игра, знает Дирк, это единственно правильное, что нужно действительно ото всех прятать. Настоящую близость. — Нас обволакивает белый туман облаков. Весь мир — соткан из этих облаков... Ты обнимаешь меня, — ещё тише говорит Питер. — И я прижимаюсь щекой к твоему плечу. — И ещё ты в платье, точно, — улыбается Дирк, не открывая глаз. Лёгкий возмущённый вздох рядом заставляет его улыбнуться шире. — В том самом идиотском платье, — продолжает Шойби, и насмешливая улыбка превращается в тёплую. — Тебе отчего-то грустно, и ты устало обхватываешь меня за руку. Потому что уверен, что тебе станет легче... Что ты видишь? Питер склоняет голову к нему, прижимаясь лбом к скуле. Несколько минут молчит, подбирая слова, которые, как знает Шойби, всё равно не передадут свей полноты образов. Он открывает глаза и смотрит в тёмный потолок, рябящий в темноте, оживающий лишь в отсветах фар проезжающих за окном машин. Ему хотелось бы помочь, но слова — точно не его стихия. Питер — существо тонкое, чувственное... и остаётся лишь лежать, пытаться всё это себе представить, отпуская сознание с ментальных цепей, и быть проводником, держащим за руку. — Нам тепло, — шепчет он. Шойби поворачивает к нему голову — Питер не закрывает глаз, наоборот, смотрит, смотрит... Видит не что-то там, в образах, эфемерное и недоступное, а здесь и сейчас. И рассказывает, что видит. Что рядом друг с другом им тепло. — Нам тепло, — он щурится в темноте, пытаясь разглядеть лицо Дирка, — потому что та ночь совершенно не холодная. Она пропитана синим, лиловым, чёрным, но ты обнимаешь меня, и от этого нам обоим тепло. Я прижимаюсь к тебе, и я... Шойби молчит. Не потому что не хочется перебивать, а потому что чувствует — сейчас что-то должно произойти. — И я, — Питер вдруг отводит взгляд, — я люблю тебя. Дирк, не мигая, смотрит на него. Он так и не может подобрать слов для нормального ответа, чувствуя, что нормальный ответ будет попросту неуместным, разрушающим и таким ненужным. И вместо каких-либо пустых и неловких слов Шойби целует его — он знает, что Питер всё поймёт. — И я тебя, — слова всё равно рвут тишину на части.