Утро (2/2)

Порой Шон совершенно забывает о важных вещах. Почему-то иногда выходит так, что отца потеряли ОНИ, а страдает здесь только ОН. Даниэлю так же нелегко дается знание, что папы больше нет. Может, рана бы стала меньше, если бы они могли это все обсудить. Но Шону все еще сложно говорить о таких вещах. Даже с самым близким человеком на этом свете. Для него это общая трагедия, но это не отменяет того, насколько личная она для него самого. Когда-нибудь он сможет говорить об этом открыто. Но не сейчас.

— Завтрак на тебе, — напоминает Шон, быстро целуя Даниэля в губы.— Никакого в тебе сострадания! — дуется младший. — Я вчера пока нормативы по физкультуре сдавал, чуть не умер. До сих пор ноги болят.

— А ночью ты ни на что не жаловался, — ехидничает Шон.

— Я просто был сосредоточен на удовольствии.Хороший, милый, но ужасно хитрый. Вот такой у Шона младший брат. Но все-таки он прав. Вчера Даниэль вернулся очень уставшим и измотанным. В него даже ужин не влез: поковырялся вилкой в пасте наугад и потащился наверх. Да и в постели он не проявил былого запала, не кусался и даже не пытался силой поднять весь дом в воздух, а уснул, едва кончив. Ему стоит отдохнуть. Не говоря о том, что стоит поощрить сдачу нормативов: обычно Даниэль откладывает их до последнего.

— Ладно, — сдается старший. — Сегодня готовка на мне.— Серьезно? — изумляется младший. — Я на тебя не злюсь, если что.

— Просто я тебя безумно люблю, — усмехается Шон. — А когда любишь, то всегда идешь на жертвы.

Лицо Даниэля принимает глубоко задумчивое выражение буквально на минуту, затем он вырывает из одеяла-кокона и силой раздвигает шторы, которые тут же обволакивают его нежным светом.

— Побалуешь меня как-нибудь в другой раз. Я приготовлю завтрак.— Уверен? Мне несложно. Если чувствуешь себя нехорошо, то я…— Тс, — Даниэль прикладывает указательный палец к губам Шона, заставляя замолчать. — Я знаю, что ты мне всегда поможешь. Я в порядке. Не переживай. Лучше сам отдохни. Выглядишь усталым.

Младший в очередной раз касается щеки брата рукой, а затем целует в губы. Не так как Шон. Медленно, глубоко, развратно. Как умеет только он.

— И да, с добрым утром.

На губах Даниэля растягивает самая хитрая улыбка, и он обходит Шона, собираясь, судя по всему, в душ. А старшийсерьезно задумывается над предложением отдохнуть. Кажется, ночное видение вымотало его. Да и вчера работы было много. Не говоря о том, что приперся очень вредный и надоедливый клиент, который приходит почти каждую неделю, чтобы сказать, что есть автомастерские и лучше.

— Даниэль, — окликает брата Шон, усаживаясь на кровати.— Да? — тут же разворачивается младший, продолжая все так же хитро-довольно улыбаться.

— Раз уж ты такой покладистый, то сделай мне одолжение.

— Я к твоим услугам!— Надень хотя бы трусы.

Даниэль закатывает глаза и беззвучно тянет ?зануда?. Раньше он не отличался тягой к обнажению. Наоборот даже. Он стыдился, когда выставлял напоказ слишком много кожи. В лет четырнадцать брезгливо отказывался от коротких шорт. Сейчас же он все чаще носится дома голышом. Хорошо, что странная привычка не миновала их порога. Он вполне может ходить и так. Но лучше все же в трусах.

Шон ложится на кровати, всматривается в бережно залатанный им совсем недавно потолок, который не выдержал напора стихии. Даниэль же отправляется в ванную комнату. Старший уже слышит, как тот настраивает воду. Тоже забавная причуда. Младший в плане температуры воды очень и очень привередлив.

Почему-то хочется спать. Шон удивляется сам себе, но все-таки закрывает глаза, подчиняясь непривычному желанию. Он отвык уже спать до самого обеда. Встает рано, бегает, а затем принимается за работу и так до самого вечера. Поначалу такой режим изматывал ужасно. Порой Шону казалось, что для него следующее утро просто не наступит. Он слишком измотан. Его душа ночью просто покинет тело, отправится в райские кущи, где отец, Грибочек…

Конечно, вряд ли. Шон знает, что не к раю устремится его душа.

Он не может оставить Даниэля одного. Удивительно, но именно мысли о брате придавали Шону силу, не позволяя покориться злодейке-судьбе. Было сложно. Некоторые дни были похожи на ад. Иногда Шону даже приходила мысль, что он умер там, на границе, под обстрелом копов. И все это — иллюзия, навеянная обширной кровопотерей, которая закончится трагедией. Но всегда появлялся Даниэль. Солнце за его спиной служило ему нимбом. А Шон тянулся к нему всем телом, каждой мыслью и тот всегда спасал его.— Эй, Шон, — раздается вдруг.

Старший разлепляет веки, оглядываясь по сторонам. Он, что ли, уснул? Похоже, что так. У Даниэля влажные волосы, а на бедрах полотенце. Он стоит в дверях и внимательно глядит на брата.— Уснул? — удивляется Даниэль.

— Нет, просто задремал… Чего ты хотел?

— Я хотел сказать, что ни о чем не жалею, — голос младшего звучит очень твердо, уверенно и звучно. Словно бы он много раз репетировал эту фразу. Шон так удивляется, что не сразу понимает смысл сказанного.

— В плане? — уточняется он, садясь на кровати, непрерывно глядя на вдруг засуетившегося Даниэля.

— Я рад, что ты и я здесь, — выталкивает из себя Даниэль с усилием. Видно, что он смущен ситуацией. — И вместе. Ты и я… Хм, забудь, неважно, я просто…— Волчонок, спасибо, — помогает брату Шон, чувствуя, что тому нужна поддержка. — Я тоже рад.

— Тогда… Не забывай об этом.

После этих слов Даниэль исчезает, уносясь вниз по лестнице. А Шон возвращается в лежачее положение, обдумывать слова брата. Удивительно, как младший чувствует его настроение. Чем старше Даниэль становится, тем прозрачней становятся для него люди. Еще в детстве он отличался способностью находить со всеми общий язык. Теперь же он успешно постигает души, находя те самые слова утешения, которые дарят желаемый покой.

Шон чувствует, как его накрывает волна спокойствия. Тревожные мысли и образы уже не кажутся настолько пугающими. Сиэтл вновь теряется в тумане, растворяется окончательно. А руки вспоминают еще не остывшее тело отца с пулей, оставившей ярко цветущую рану на его груди.

Все это ушло. Шон выдыхает, успокаиваясь. Образы стираются, возвращаясь в долину утраченного. Он уже все это пережил. Теперь все иначе. Так, как должно быть. Возможно, это их рай. Кусочек счастья, которое им никто и никогда не подарит. Потерянный рай, который они построили вместе, навсегда порвав с жизнью, которую любили.

?Что сказал бы отец?? — спрашивает вдруг у себя Шон и тут же отвечает: ?Разве это имеет значение??.

Тогда из глубины дома его зовет голос уже из прошлого:— Шон! Завтрак готов!