Часть 3 (1/1)

* * * Ну что сказать? В конце концов мы договорились до невозможного. Рожденная совместными усилиями идея, к которой мы пришли, выглядела достаточно дикой, чтобы дерзнуть. Но хоть, слава кому угодно, привычные некромантам сделки с Той Стороной в этом мире выглядели совершенно иначе. По утверждению аматьи?— единственного среди нас представителя касты жрецов,?— потусторонним, включая ад, здесь заведовали Боги в своих особых, специально для этого предназначенных ипостасях. В частности, теми существами, которыми я повелевал в своей прошлой жизни, в Бхарате ведал, ни много ни мало, сам Верховный Бог Шива в форме Бхутапати?— Повелителя нежити. Впрочем, сейчас мы намеревались обратиться не к Нему. Самое удивительное, обряд, описание которого заставило меня передернуться всем моим заимствованным телом, был крайне редок, но отнюдь не относился к каким-то страшным и тайным деяниям, совершаемым исчахшими во зле колдунами под покровом ночи. Если верить местным легендам, последний раз его совершал какой-то герой, настолько праведный, что аж тошно. С благословения и по настоянию официального святого, воплощения кого-то из Богов. А жертвой был его собственный сын! Что несколько смущало: в обмен они просили победу над врагами, Богиня обещала, но выиграть честно эти деятели все равно не смогли[1]. Это ставило действенность обряда под некоторое сомнение. К сожалению, Ракшас не знал, просили ли в тот раз Богиню именно даровать победу, или просто не мешать. Оставалось надеяться на лучшее. …Надо сказать, Чанакья, прозванный Каутильей, то есть ?лживым?, на этот раз не обманул бывшего друга. Костер для покойного императора сложили достойный, даже не поленились сколотить для него какой-то восьмиугольный помост, видимо, означавший нечто сакральное, но я не вникал. Сейчас я торжественно возлежал на вершине этой конструкции, притворяясь трупом и ожидая условного знака от аматьи. Притворялся я, видимо, не слишком хорошо, потому что претендент торчал рядом и неотрывно пялился на меня. Таким взглядом, словно явился в мою опочивальню умолять о королевской благосклонности. Раздражал?— слов нет! Сильнее бесил только сам Чанакья, закативший длиннейшую речь о победе добра и дхармы, наконец-то завершившуюся словами о том, что душа Дхана Нанда не найдет покоя, если костер зажжет он сам или его верный ученик Чандрагупта. Совершенно верно сказал, я бы тоже не обрел покоя, приведи судьба невзначай сдохнуть, оставив королевство... ну дяде Марку хотя бы. Но все к лучшему?— злость подогревала Дар, после долгих лет заброшенности обретший настоящего хозяина. Наконец факел, кажется, перебрался в руки аматьи, и я услышал его голос, произносящий условленную фразу: ?Мой государь! Очнитесь, не покидайте Магадху!? Я ?очнулся?, открыл глаза и сел. Вышло впечатляюще. У обоих вождей мятежа челюсти отвисли. Несколько очень долгих секунд они пялились на меня, не сразу обратив внимание на то, что творилось вокруг помоста, где щедро разлитый мною Дар валил их солдат и поднимал вновь?— но уже моими. Особенно разбираться, кто есть кто, нужды не было?— воинов, верных прежнему императору, в живых не оставили, а пленные бойцы Селевка сильно отличались от местных внешностью и одеждой. С ними было просто: караулившие их стражи просто упали. А потом встали и принялись развязывать тех, кого охраняли мгновения назад. — Я всегда говорил, что вы демон, Дхана Нанд! —?обвиняюще выдохнул Чанакья, безуспешно пытаясь вырваться из рук мертвых телохранителей поднявшихся за его спиной. —?Чандра… Чандра своему учителю ничем помочь не мог, ибо пребывал в том же положении, схваченный собственными солдатами, отдавшими души Ямараджу, а тела?— Дольфу Некроманту. — Верно,?— говорю. —?Разница в том, что сейчас ты не врешь, брамин. Убрать это! Последний приказ адресовался мертвым солдатам, а ?этим? был погребальный костер. А вот помост пришелся очень кстати. Чанакья сам воздвиг жертвенник для нашего обряда. — Вам… понадобится помощь? —?осторожно осведомился аматья. Чувствовал он себя не в своей тарелке. Ну еще бы! — Не надо,?— говорю,?— лучше помогите Селевку успокоить его солдат. Яваны могли кинуться на нас просто со страха, а мне не хотелось убивать еще и их. Тем временем помост расчистили, убрав прочь дрова. Смысла тянуть не было. Я оглядел пленников, выбирая, кого меньше жаль. На свое счастье, сестрица короля, его супруга, матушка претендента и ряд иных занимательных лиц догадались околеть раньше, без моего вмешательства, так что на выбор оставались сам претендент и его духовный наставник. Впрочем, как я и думал, из духовного в наставнике были только жреческие тряпки, и слава Богу. Не создаст лишних затруднений. Мне тут заклятия упокоения не нужны. А вот принц… Точнее?— самозванец. Памятью Дхана Нанда я помнил его якобы маменьку?— чтобы этот сгусток аристократической спеси назвала сына именем, которое дают ремесленникам и купцам? Сандалии мои не смешите, она бы скорее удавилась[2]. И потом, Мура ведь прекрасно знала, что собой представляет Чанакья! Любая нормальная мать костьми бы легла и вампиром восстала, но не подпустила к своему ребенку это хитрое чудище. Однако доблестной махарани было плевать на все, кроме мести. Я понимаю, что в здешней культуре муж для женщины?— бог, но все же чудом обретенный единственный сын?— как-то слишком уж крутая жертва на любой алтарь. Хотя, возможно, это мне, не ведающему нравственности некроманту, так кажется, а ей не казалось. Однако я был почти полностью уверен, никакая она нашему прекрасному принцу не мать. Подозреваю, что сам он под занавес пришел к тому же выводу?— уж больно лихо скормил ?маменьку? правительственным войскам. А что до пресловутого Пиппаливана, я сделал бы с ним ровно то же самое, что и Дхана Нанд. Знавал я всяких ?не умеющих сражаться в поле, но несравненных в тайных нападениях?. Монарх, который терпит такое у своих границ?— враг собственному народу. Было бы интересно спросить узурпатора, как он сам-то планировал действовать, случись такое в его правление?— взять хоть спешно отложившуюся Калингу[3]! —?но я не хотел о чем-то с ним говорить. Чандрагупта… Чандра… Его я тоже помнил. Юным шестнадцатилетним воришкой, из королевского каприза взятым ко двору и ставшим роковой любовью своего повелителя. Сколько же раз Дхана Нанд отпускал его живым, когда следовало просто и незатейливо прикончить? Даже сосчитать не получалось. Что ж, теперь мятежнику предстояло горько пожалеть обо всех своих несостоявшихся героических смертях. А ведь красив… Он был совершенно не в моем вкусе, этот нахальный самоуверенный павлин, мне нравится холодноватая северная красота, но хорош! Даже сейчас он смотрелся неплохо, а тогда?— и вовсе. Нежная, почти девичья красота, южная, смуглая, яркая, как тропический цветок. Изумительные черные глазищи, губы?— темно-розовый бутон. И такая потрясающая плутовская улыбка… Хотя с возрастом поблек изрядно, упыренок. ?Я готов служить вам и сердцем, и телом, мой государь!? Предатель… Я с усилием отогнал воспоминания императора о прикосновениях к этой атласной смуглой коже, черным локонам, о милой лукавой улыбке и ласковом взгляде ярких темных глаз… Право на эту память принадлежало только Дхане, и мне не следовало подглядывать. Хотя ничего грешнее, чем я с Нарциссом, император с ним не делал. Берег. Когда-то я тоже называл Нарцисса ?своим Сокровищем?… Что ж! Надеюсь, Богиню устроит мой выбор. Нет, лично мне не за что было ненавидеть Чандрагупту, а Дхана, кажется, по-настоящему не смог бы этого и сейчас, что бы он себе ни думал, но этот самозваный принц всем своим существом осквернял мою память о Нарциссе и Питере одновременно, осквернял так, что впору было подозревать прощальный привет с Той Стороны. Но Дхана-то с Ними никакого договора не заключал, за что же его здешняя Предопределенность, или, как тут говорили?— карма, этак приложила? Я попробовал представить, что меня предала бы Магдала… не смог, не хватило душевных сил. Я поспешно отмел мысль, до которой даже Те Самые в свое время не додумались, и почти брезгливо повернулся к Чанакье. Того, похоже, совершенно занесло на почве своей исключительности и неуязвимости, потому что он тут же гордо выпрямился и понес что-то о ?доблестных сынах Бхараты?. Этого ему делать не стоило, потому что у меня тут же всплыли в памяти ?честные сыны Междугорья?. Я-то намеревался просто воткнуть клинок Дара в грудь этого ?светоча истины? и покончить все разом, а тут захотелось его придушить, совсем как Роджера. Но стоило мне изменить решение, как этот деятель брякнул что-то о мученичестве… Да чтоб тебя! Даже без памяти Дхана Нанда я прекрасно знал эту породу ?мучеников?, умудряющихся пережить всех, кого они посылают на страшную смерть, и сгрести с свои закрома плоды их гибели. И что они вытворяют с теми, кто им доверился. Меня передернуло от омерзения и ненависти, и я просто влил в него Дар, как некогда в своего богоданного братца. Только побольше и покрепче?— Людвиг подыхал семь дней, а ачарья убрался за семь минут. Сперва катался по земле и орал угрозы и проклятья, потом просто орал. Но труп выглядел абсолютно так же. Ни дать ни взять?— прокаженный, неделю пролежавший без погребения. Верный ученик согнулся пополам и чуть не извергнул собственные потроха. Селевк отвернулся и последовал его примеру, вот только в желудке у яванского генерала почти ничего не было. Ракшас старательно смотрел куда-то ввысь, словно считал коней в колеснице Бога Солнца. Проблевавшийся претендент выпрямился и уставился мне в глаза перепуганным детским взглядом, совсем как юные защитники добродетели, порывавшиеся зарезать меня на кладбище, когда я был в том же возрасте, что он сейчас. Я скептически рассматривал его, пока в уголках его губ не задрожала неуверенная заискивающая улыбка. Никак решил, что опять помилован? Придурок. Мне просто обряд внове, никогда такого раньше не делал. Я собрал Дар тонкой иглой и воткнул ему в горло, лишая голоса. А то еще его болтовни под руку не хватало для полного счастья. Двое мертвецов подхватили несостоявшегося царя под руки, сорвали доспехи и одежду и растянули нагим на восьмиугольном помосте. В его глазах не было страха, скорее напряженное ожидание: парень был уверен, что сейчас придется вытерпеть что-то неприятное, болезненное или унизительное, но не ждал настоящих пыток и смерти. Хотя?— понятно. Он же видел перед собой Дхана Нанда, и даже сейчас не мог уложить в голове, что самрадж способен убить его. Я огляделся и сделал знак принести четыре копья с подходящей формы наконечниками?— длинными и узкими. Наконечники я снял. И вбил в его запястья и лодыжки, приколачивая к помосту, как гвоздями. Губы несчастного предателя приоткрылись безмолвным стоном. Тридцать две благие части… Господи, ну и фантазия у местных! — Вот! —?выпрямившись и сложив ладони, возгласил я, как надлежало по обряду. —?В этом теле есть: волосы головы, волосы тела, ногти, зубы, кожа, мускулы, сухожилия, кости, костный мозг, селезенка, сердце, печень, диафрагма, почки, легкие; толстый кишечник, тонкий кишечник, содержимое желудка, кал, желчный пузырь, желчь, лимфа, кровь, пот, жир, слёзы, смазка, слюна, носовая слизь, суставная жидкость, моча, мозг… Как можно разъять человеческое тело на все перечисленные составляющие, не превратив его при этом в труп, я не представлял. Одно утешало: о крови, слезах, соплях и некоторых прочих менее почтенных жидкостях можно не беспокоиться. Когда начнется жертвоприношение, их будет в достатке без всяких дополнительных усилий с моей стороны. Но сердце, печень и прочее? Видимо, эту часть придется выполнять символически. Вообще допущений было столько, что я всерьез опасался за результат. К финалу жертва должна иметь вид головы на практически очищенном скелете. И быть при этом живой. М-да… Утешала сообщенная Ракшасом подробность, что в прошлый раз от жертвы просто отрезали тридцать два куска, но все получилось. …Голова должна была остаться нетронутой, так что там я просто срезал прядь волос, а на теле?— сбрил. Рука просила любимой бритвы, доставшейся от предков-цирюльников, но та, видимо, потерялась, и я работал боевым ножом. Узураптор мой на что-то надеялся до момента, когда я надрезал кожу на его груди и осторожно снял первый кусок, замораживая кровотечение прикосновениями Дара. Только тут до него дошло, что все всерьез. Его глаза распахнулись и стали… точно как у Розамунды, когда мои мертвые гвардейцы тащили ее к пентаграмме, к демону, ждавшему своей платы за то, что мое королевство не досталось пошлому кобелю, влезшему в постель моей жены и примерявшемуся из нее перебраться на мой трон. В голову полезли мерзкие воспоминания, в ушах почти отчетливо звучал ее голос: ?Дольф. Ты не можешь убить меня. Ты должен меня простить…?. …Когда я закончил, его тело и впрямь выглядело очищенным скелетом. Под конец я просто срезАл части мышц и откладывал в нужном порядке, символически нарекая сердцем, печенью и прочим. В его полных слез глазах сперва стояли ярость, боль и неверие, потом?— все та же боль и отчаянная мольба, потом осталась лишь кромешная мука, а потом не отсталось ничего. Мне уже было отчаянно его жаль, и я не мешал ему время от времени терять сознание. А потом взор его ожил вновь, наполнившись изумлением и какой-то тихой радостью. Он неотрывно смотрел куда-то мимо моего лица, в точку за моим плечом. Я на миг покосился туда… и второй раз в жизни увидел, как плачет призрак. Первый раз такое случилось, когда я взял на службу моего первого шпиона, замковое привидение, Бернарда, составив о том положенную грамоту по всем правилам. Но старик тогда прослезился от счастья и умиления, а тут… Нет, Дхана, тебя точно наказали этой любовью! Я произнес заключительные слова обряда и вонзил нож в горло жертвы, освобождая душу несчастного предателя. Земля под помостом содрогнулась, вокруг оглушающе взвыл ветер. Аматья сложил ладони, шепча какие-то мантры. Селевк просто стоял столбом, не зная, чего ожидать, но готовый ко всему. Деревья вокруг мотало, как султаны на гвардейских шлемах. В небе всклубились облака… А потом облачный полог раздернулся… Я застыл от небывалого, никогда прежде не испытанного восторга! Видимо, нынешнее приключение было наградой за что-то. Я говорил, что люблю стихию? Свободу, грозу, метель, ураган… Пустяки это все, пустяки! Передо мною была Она. Неподвластная Сила во всей мощи, красе и славе! Истинно несравненная, ибо сравнивать Ее было не с чем ни в моей прошлой жизни, ни в писаниях древних авторов. Совершенный иссиня-черный лик, исполненный ярости стихии. И не кровь, а алые капли энергии капали с хищно высунутого языка. Бесконечный восторг! Хорошо, что здешним божествам не нужны души, а то не знаю, как бы я стал спорить с Ней. Да я бы Ей вообще ни в чем отказать не смог. Но за достойную жертву местные Боги рассчитывались честно. Вот только сочтет ли Она моего самозванца достойной жертвой? Проделывать то же самое заново, да еще над кем-то невинным?— это было бы уже слишком. Если так выйдет, я просто возьму Паталипутру армией мертвецов и посажу на трон Ракшаса или Селевка, а Дхана, при всей моей к нему симпатии, пусть валит к своим Богам до нового воплощения… — Я удовлетворена,?— Ее голос был криком ветра и гулом земли. —?Какой плод своего жертвоприношения ты хочешь получить, заклинатель мертвых? Назови! Я слегка повернул голову, указывая взглядом на повелителя Магадхи. — Плод этой жертвы я уступаю Дхане из рода Нанда, о Величайшая Владычица! — Что ему нужно кроме Освобождения? —?мне показалось, что Богиня усмехнулась. — Ты властвуешь над временем, Кали-дэви, Излучающая Ярость, Заключающая в Себе Вселенную, Конец и Начало,?— проговорил Дхана, бесстрашно глядя в лицо Богини. —?Верни время. Жертва и весь мой тапас за исполнение этого желания! Я вновь оглянулся на него и замер. Призрачная фигура короля Магадхи полыхала, словно Дхана был готов превратиться в еще одного Бога Солнца. Господи! Да он же все муки своего любимого предателя через себя прогнал! — Достаточно,?— приговорила Богиня,?— чтобы сбылось несбыточное и явилось требуемое. Назови день. — Верни тот день, когда Чандра сорвался в водопад! —?крикнул Дхана. — Да будет так,?— благосклонно кивнула Кали. —?Но память о том, что сделается небывшим, будет оставлена. Дхана Нанду. Ракшасу. Селевку. И Чандрагупте! Мир дрогнул и бешено завертелся в обратную сторону. И в том дне, где он должен был остановиться, присутствие короля Междугорья, Дольфа Некроманта, более не требовалось. Вокруг была пустота и лик Богини, от которого я по-прежнему не мог отвести взгляда. — Неужели тебе ничего не нужно для себя, Дольф? —?благосклонно спросила меня Неподвластная Сила, и мощь всех стихий звучала в Ее мелодичном голосе. — А я могу чего-то желать? — Многого. За великую и страшную аскезу твоей жизни, о отдавший счастье за благо своей страны. За безупречно исполненную дхарму царя, о защитник своих подданных. Я вижу твои заслуги, они сияют ярче тапаса Раваны. Неужели ты не желаешь ничего? — Желаю,?— признался я. Она улыбнулась, и я знал, что не забуду Ее улыбки, пока существует моя душа. А потом исчезла. …Впереди была сияющая звездами тропа, и по ней мне навстречу ехала на белом крылатом коне моя Магдала, и Нарцисс вел за узду ее чудесного скакуна, а у стремени, улыбаясь чуть растерянно, словно не понимая, как его угораздило оказаться в столь блестящей компании, шел мой милый Питер…