Часть I. Глава третья. ?Что ни делается, — все к лучшему? (1/1)

?Я с тобой запью??— набрал смс Басманов.И сделал глоток непонятной хуйни, вроде как абсента, прямо из горла. Поперхнулся, но не от градуса, а от прозвучавшей трели?— привет, смс-ка. ?Я тебя уебу??— гласила короткая, но ёмкая депеша. От царя, владыки Грозного всея театрального поприща. Сиречь, Иоанна. —?Зачем? —?грустно вопросил Федя. И снова отхлебнул из горла.На хате у какого-то левого Сашки-хорошего-мужика-он-еще-с-молоденькой-преподшей-спал-знаешь было шумно и жарко. Федька отжал у зачинщика данного праздника жизни кровать и тихо спивался, испытывая при этом смертную скуку. Или желание кого-то убить.А вокруг прыгали, орали, пели, зависали компашками. Федька с закрытыми глазами мог рассказать все обо всех и заранее предугадать, что вон те упьются и пойдут отвоевывать сокровища у дракона (ночь закончат в кутузке); те укурятся в хлам; те просто наглотаются кислоты и тоже уйдут (не факт, что вернутся); а эти замышляют, как минимум, оргию.Говорить о том, что если бы Федька сделал хоть что-то кроме подтверждения статуса ?я алкаш, недоношенный ребенок попойки?, то сам бы кого хочешь оттрахал, не хотелось. Он вообще потерял интерес к всяческим радостям жизни. Кроме тех, разумеется, которые ему обеспечивал Грозный. Которые, точнее, Федька обеспечивал себе сам, прибегая к помощи непосредственно Иоанна.Он вообще, что называется, маленько зажрался. ?Да, не, ахуел просто??— говорили о нем одни. ?Совсем ебнулся??— твердили другие. ?Еще бы, но лучший ученик потока!??— вступались некоторые преподаватели. ?Алкаш и дебошир!??— хинно припечатывали их коллеги.То, что Федька?— алкаш, тайной не являлось. Весь институт не уставал повторять историю о басмановском пьянстве. Чаще всего вспоминали, как на третьем курсе… ебнуться, год назад, считай! —?Федька не просыхал полгода, был отчислен, но загадочным образом вышел сухим из воды и смешался с толпами смертных.С четвертого курса он пил только по случаю, в компании, но так, будто по трезвости и глядеть на людей не хотел.Зато, опидорасился окончательно. Отрастил себе патлы ниже плеч, без шпаклёвки и хайлайтёров на ебле в свет не являлся, носил серьгу в правом ухе?— короче, пиздец, приехали. Пидор как есть.Да ладно бы, если просто пидор. Так он же ещё был и красивым до ужаса! И именно за эту его красоту, да ещё за расцветшее яркими красками самомнение, Федьку Басманова поедом ели. Оно и понятно. Такие как он на сцене вытеснят всех остальных, даже если просто будут молча стоять. Но в остальном они непревзойдённые мастера деятельности: и диплом получить, и роль отхватить, и по головам во имя целей пойти… ?Ага, конечно,?— зло шипели девицы, зачастую, варькины подруги. —?Роль отхватить. Конечно…?Потом они искали глазами саму Варьку, и если она не слышала, добавляли: ?Вперед всех по чужим постелям побежит?.Федька, которому все было до одного места, только желчно улыбался и шел себе дальше. Никому бы и в голову не пришло, что он ?уже?. И что его будущее распланировал вдоль и поперек сам Грозный. Он давно жил на ?два мира?, если это так можно было назвать. И отдавал предпочтение, как ни странно, именно тому, где была роскошь и… царь.Где Федька мог страдать любой ерундой и периодически сраться со своим Нареченным, чтобы потом опять придти к миру… А как иначе? Все равно им никуда друг от друга не деться. Ему, к слову, совсем надоело студенчество. Надоела съёмная квартирка с воющим холодильником и узкой кроватью, с широкими окнами, которые пожизненно не открыть было?— так несло машинными выхлопами с улицы. Надоело Басманову жить как все, рядом со всеми. Без Грозного он бы концов с концами не свёл, на одну стипуху и каторжные подработки-то. А с Грозным возникал щекотливый вопрос: ?Почему бы тебе царь-надежа, не начать меня содержать?? Раз уж все получилось так ахуенно. Проснулась в Федьке старая память, конкретно подпитанная ласкою Грозного. Ему пожизненно было мало. Всегда хотелось получить больше, лучше, полнее. Устроиться поудобнее и смеяться в лицо неудачникам, у которых сил хватает только на злобу, ненависть, сплетни. Как-то выходило, что с новым существованием этот расклад не поменялся, напротив. Федьку Басманова по-прежнему окружали одни льстецы и завистники, не без исключений, но все же.И потому он даже несколько обрадовался, когда колокольным набатом дал по ушам начальный аккорд мэнсоновского ?Born Villain?. При всей ироничности данного эпизода. —?Ты где, Феденька, свет мой? —?приторно-ласково вопросил Грозный.Басманов хмыкнул. —?Давай пропустим эпизод взаимного обсирания, угроз и обещаний закопать меня заживо в Подмосковье, ок? Вань, че снова не так?Грозный молчал подозрительно долго. Федька умудрился пару раз хлебнуть из разных бутылок и забыть про зажатую у уха трубку. —?Ничего.Федька плюнул абсентом, создав в своем кроватно-подушечном ареале пьяные ливни. —?И какого ху… —?Засветишься где-нибудь?— на порог не пущу. А пока, просто поживи на свою стипендию. Раз тебе подобное улыбается. —?Так, стоп,?— Федька потёр переносицу и насмешливо-понимающе улыбнулся. —?Вань, ты чё, ревнуешь? —?С чего бы это? —?равнодушно откликнулся Грозный.Но от Федьки уже было не отвертеться?— все понял, сученыш. —?Вань,?— ласково начал он, кисло наблюдая как вокруг него вьются подвыпившие однокашники. Пока хоть внимания не обращают, и то хлеб. А то с них станется…всякое. —?Вань, год прошел… А статус наших с тобой отношений?— мрак и тайна за семью печатями. Ты… Это, разберись, Вань… И в себе, и во мне, и в планах. Или я тебе мальчик на поебаться и тебе, в общем-то, плевать… разве что позволяешь запускать лапу в свой кошелек?— это одно. Тогда отъебись, Вань, по-хорошему. Тебя не колышет моя жизнь и репутация… Я тихо спиваюсь и живу в таких условиях, в каких…у тебя…эти…тараканы…не живут. Ты мою квартирку видел, Вань? Там не жить…удавиться. Или…хлебало завали! Я скажу…я договорю… Вот, или у нас с тобой это… официально, любовь до гроба?— дураки оба, ты открытый бисексуал, у тебя есть красивая молодая пассия с камелиями наперевес… Она ебет мозги всем, только ты ебешь ей зад… Блядь, короче! Если так, то я чёт… не понял чёт: где моя новая квартира со всеми удобствами, машина и дорогие подарки?Грозный молча нажал на отбой.Ну и пошел он нахуй. —?Ну и пошел ты нахуй! —?повторил вслух Федя и потянулся к бутылке. Параллельно отпихнул ногой лезущую к нему деваху. Не до тебя, блядь, родная. Мозги у него все ещё слишком хорошо функционировали. Для пьяного в щи. —?Федечка, ты чего? —?донеслось до него вроде как с нескольких сторон. —?Федечка, ты куда?Басманов сполз с кровати, усилием воли подавил желание сблевануть на старый ковер и по стенке выстроил маршрут до двери. —?Туда,?— буркнул он. —?Где тепло, шикарно и раздают новые мерсы… Чао! … Вот чего меньше всего ожидал обнаружить у себя на пороге Иоанн Васильевич, страх живых, Грозный, так это едва стоящего на ногах, мокрого до нитки, но просто лучащегося светлой наглостью Федьку. Басманова.В дорогих апартаментах, за глаза названных ?рабочей студией Грозного?, где тот реально мог жить месяцами, загруженный кучей работы, было слишком светло. И возможно из-за этого, но Федька?— воплощение полунищего, но разбитного студенчества, смотрелся дико. Он был настолько чужеродным и иномирным, что невольно хотелось спросить: ?А че за херня? Откуда ты, мальчик??Но у ?мальчика? на лице была написана такая несусветная наглость, такая зубодробительная уверенность в собственном превосходстве, что вопрос сразу же превращался в абсурд и гас. Да, именно подле Грозного было место для Федьки Басманова. Место это было законным?— не дай боже? кто на пути встанет. Да и сам Федька в любом виде был скорее принцем, переодетым на время в нищего, чем наоборот. Это была его, так сказать, пожизненная роль.И если Грозный был просто рождён правителем (который раз им рожден), то Федька был просто создан для пурпура. Веселой насмешкой природы. —?Я в ебанину?— гордо объявила ?насмешка?.И тут же отхватила в хлебало. —?Это тебя не спасет,?— зло процедил Грозный, замотанный очередными проектами и не спавший уже ночи четыре (о, муки творчества!). —?Иди сюда, Феденька, сука, блядь.Федька попытался было бежать, но по пьяни от вздрючки не бегают. И потому, он удачно вписался в дверной косяк, давая Грозному возможность нагнать его и отходить со всей дури, как заслужил. Федя был в состоянии, когда убьют?— не заметишь, и потому особо не понял, что бьют его куда попало и в полную силу. А ещё, что с таким обилием синяков и отметин, да ещё и с похмельем, он и шагу за порог ?рабочей? не ступит.Без блефа, хотя, кто бы расстраивался. —?Ты, щенок, почаще думай и поменьше языком трепи,?— посоветовал Грозный, хватая Басманова за волосы и вывозя за дверь. —?Не нравится?— съебывай нахуй! Я тебе не обязан. А ты мне?— вполне. —?С ху...хуя ли? —?буркнул Федька, вяло трепыхаясь.Грозный как раз вышвырнул его на площадку. —?Потому что живёшь на мои деньги,?— неприятно осклабился тот. —?По сути, на правах забавной зверушки. Поэтому жри че дают, скачи на задних лапах и не выебывайся, падла.Он заломил вырывающемуся Федьке руки за спину, дёрнул назад, до больного.? — Слышь сюда,?— шепнул Грозный в самое ухо. —?Ещё раз тебя в таком состоянии увижу?— можешь быть свободен и строить свою будущие из доступных говна и палок. А теперь пошел нахуй, ну!И он хотел было спустить пьяного Федю с лестницы, но тот, всё ещё сверхъестественно хорошо ориентируясь для ухрюкавшегося вдрызг, взбрыкнулся и метко лягнул Нареченного. Тот охнул и ослабил хватку, а Федька нырнул опять в квартиру и рухнул на пол. —?На выход! —?рявкнул Грозный, влетая следом за ним. —?Меня блевать тянет от твоей бухой рожи!Басманов замотал головой. —?Не пойду.Федьку повторно попытались отодрать от пола. Все это слишком напоминало плохую комедию.А ещё, его, Феденьку, действительно ожидала незавидная участь оказаться на улице под дождем бухим и побитым. И нельзя сказать, что в мыслях не рисовалось иное?— отоспаться в теплой постели, под боком Иоанна Васильевича, которая пахнет им. Нареченным.Федьку дёрнули повторно, но он перестал брыкаться. Вместо этого весь как-то обмяк и жалобно пискнул. Сменил тактику. —?Вань, больно!Грозный так удивился, что разжал пальцы. Он-то готовился к бою без правил.Федя разом весь подобрался, взглянул на Грозного пронзительно-чистыми глазами и тихо всхлипнул. —?Я из-за тебя, ирода, сопьюсь,?— фыркнул он, постепенно усиливая нотки трагизма в голосе. —?Живёшь тут себе… Тебе-то хорошо, все есть! Подумал бы хоть раз о Федечке, а? Мне ведь больно, клеймо твое паскудное огнем жжет. А ты бьешь. Опять бьешь! Тебе же все равно, один раз сгубил?— и второй сможешь…Он помолчал, а затем набрал в грудь побольше воздуха и выдохнул: —?Давай, гони меня как пса, как привык, гони на холод, под дождь, ты же не думаешь, что я без денег и живу в жопе мира, что я просто не дойду… Я уже чихаю! Почему, черт возьми, ты меня ненавидишь?! Что я сделал-то тебе, Ваня?!Грозный в звенящей тишине прошел к двери, с секунду помедлил и потом быстро запер ее. —?Пойдем,?— сказал он как-то вроде виновато, протягивая Басманову руку. —?Проспишься. Но второй раз я тебе в таком состоянии выкину вон. Запомни.Федька поднялся и не спеша направился в спальню, слабо покачиваясь.Слезы высохли в долю секунды. На красивом лице играла удовлетворенная улыбка профессионального манипулятора.***Федька сидел на столе и раз в секунду дёргал ногой. —?Ты меня бесишь?— как бы между прочим объявил Грозный, не отводя взгляда от документов. —?А ты не бесись?— легко улыбнулся Басманов.Однако ногой болтать перестал.За окном медленно смеркался холодный, февральский вечер. Больше похожий на ночь. Уже загорались огни фонарей, а нескончаемая вереница машин, схожая с сосредоточенно бегущими, цветными муравьями, резала пространство гудками м фарами.В кабинете Грозного было тепло и тихо. Феде хотелось спать. —?Почему раньше не приходил? —?спросил Иоанн Васильевич, спустя пару минут. —?Где четыре дня шароебился?Федя стиснул пальцы в замок, потянулся. —?Занят был,?— ответил он наконец. —?У меня долгов накопилось… Помереть можно.Грозный кивнул, выводя на листе размашистую подпись, и взял следующий. Ответом остался доволен. —?Опять? —?иронично сказал он.За прошедшие пару дней Федька успел все обдумать.Во-первых, подумал о своей жизни, о которой теперь точно волноваться не следовало. Но которую стоило поменять в уступку желаниям Иоанна. Пусть порадуется. Во-вторых, о Грозном. В его характере многое изменилось, хотя сравнивать Грозного современного с Грозным средневековым было, как минимум, тупо. В-третьих, опять же, о нем, о Грозном. По отношению к Федьке он стал трепетнее и нежнее. Исключая те моменты, когда неконтролируемый гнев мешался в пьяный коктейль с проклятием Нареченности. В такие минуты Иоанн Васильевич совершенно зверел, а для Федьки это заканчивалось новыми пиздюлями. Но это вполне можно было контролировать, цинично играя на чувстве вины.В-четвёртых, только в присутствии Грозного федькина боль уходила.Басманов провёл ладонью по лицу, ощущая как пульсирует под слоем тоналки проклятое клеймо. Замазать шрамы и синяки было плевым делом по сравнению с этой ежедневной практикой в многоуровневой шпаклёвке.И словно бы уловив ход мыслей своего визави, Грозный добавил, чуть повернув голову в его сторону: —?Федь, умойся.Каждый раз, смывая с себя слои макияжа, Федька буквально чуял, как его кожа орет: ?НАКОНЕЦ-ТО МОЖНО ДЫШАТЬ?. И громогласно рыдает.А ещё видел как выступают все эти синяки-гематомы-рубцы-капилляры. И ему хотелось рыдать следом. —?Ты что с моим лицом сделал, деспот? —?громогласно возмутился Басманов в который по счету раз. —?Мне теперь это все пожизненно на лицо мазать, так? А какая кожа была… Девкам на зависть! —?Ты же актер… —?хмыкнул Грозный, но в интонациях голоса отчетливо прозвучала заминка. —?Вот и привыкай.За окном пронеслось нечто, стреляющие по окнам ослепительными лучами белого света. Федя зажмурился и наморщил нос. —?Ты, Вань, конечно ахуевшая сволочь, но я не хуже,?— тихо усмехнулся он, накручивая на палец крупную прядь. —?Уясни: шутить над абсурдносью ситуации могу только я. Не ты. Я! Конечно, в нашей связке я не был и не буду несчастной жертвой твоего произвола?— ты этого себе не простишь, да и меня Господь-Бог наделил чересчур сучьим характером. Но ты ведь от меня и не отделаешься, заметь.Федя медленно, словно крадучись, приблизился к Грозному со спины и нагнулся, опуская тонкую руку на чужое плечо. —?Я ведь кара твоя, Вань,?— тихо усмехнулся он в самое ухо последнего. —?Я же тебе житья не дам. Я же с тобой за все, за все расквитаюсь. Да и кто ты без меня, а? А что ты чувствуешь каждый раз, когда я сбрасываю звонок, когда не прихожу, когда ты на меня злишься? Ты ведь боишься, тебе ведь кризис среднего возраста в ебало плюет. Скажи, Вань, как это?— иметь любовника лет на двадцать моложе?Грозный вслепую ухватил Федьку за руку и дёрнул к себе. —?А кто ты без меня, Федюш? —?неприятно осклабился он. —?И куда ты пойдешь? С твоим-то образованием и отсутствием связей тебе даже панель не светит. Ты ведь мой, Феденька, привязан намертво к своему старику вместе со своими амбициями и из всех щелей лезущим самомнением. Или хочешь посмотреть как живётся без денег? —?Блефуешь,?— серебристо засмеялся Баманов и уткнулся губами в жёсткий затылок. —?Иди нахуй, Вань. Я на одну тоналку половину стипендии трачу.Грозный резко повернулся к Федьке и жёстко поцеловал его в замершие на полуслове губы, больно кусая, слизывая терпкий, кровавый привкус. —?Завали хлебало, пока я добрый. Будет жаль, если я тебе что-нибудь сломаю. —?Будет жаль, если лечение выйдет долгим и дорогим. —?Иди нахуй,?— сказал Грозный, возвращаясь к бумагам. —?Свет очей моих.Федька змеёй скользнул к столу и уселся задницей на ворох бумаг. Глядя, как равнодушие на лице Иоанна Васильевича сменяется праведным гневом, Басманов едва подавлял рвущийся наружу хохот. —?Что?Федя вытянул длинные ноги и опустил ступни на подлокотники кресла Грозного. —?Ну я же интереснее, Вань. —?Ты? Ты ахуевшая мразь.И отложив в сторону ручку, Грозный провел пальцами по ещё влажной после умывания щеке. —?Клеймо воспалилось,?— заметил он, осторожно проводя большим пальцем по зудящим сетям капилляров. —?И цвет ярче стал.Федька резко перехватил за запястье жёсткую ладонь Грозного и прижал к своему лицу. С минуту висела потрясающая тишина?— Федька чужой ладони не отпускал, озадаченный Грозный насильно забрать не пытался. Слышно было саму тишину, звеняще бьющую по ушам, в контрасте с которой шелест шин казался звучным и громким. —?Как хорошо,?— прошептал Федя, вжимаясь щекою в ладонь. —?Держи так, ок?Грозный, по-прежнему не отнимая руки, обхватил федькину шею рукой и притянул к себе. Вздернул подбородок и вгляделся в блесткие глаза. А потом поцеловал их поочередно. —?Какие нежности нахер?— фыркнул Басманов и сам остранился.Грозный хмыкнул, но внезапно понял, что в лице Федьки произошла перемена?— клеймо сжалось и подсохло, черные нити капилляров были еле-еле заметны и напоминали рубцы. Во всяком случае, лицо больше не портили. Об этом он тут же сказал Федьке.Тот пулей сорвался с места и минут шесть вертелся перед зеркалом, разглядывая свою очистившуюся мордашку. —?Ну и где тебе краше меня найти, а? —?наконец изрёк он, оборачиваясь и повторно накручивая локон на палец. Этот жест в реальности Грозного занял место привычной неизменчивости. —?Хорош?— согласился Иоанн Васильевич, одним глазом кося в бумаги.Федя в два шага оказался рядом и грациозно опустился на пол, у ног Грозного. Усмехнулся и вдруг потерся лицом о его колено, как котенок. —?Ты чего это? —?ошалел Иоанн.И даже лист из рук выронил. —?Харе,?— откликнулся Федька и толкнулся носом в мягкую ткань брюк. —?Весь вечер тут торчишь как проклятый. Может, хотя бы, устроишь себе перерыв? —?Перерыв на что?.. —?выгнул бровь Грозный, бережно раскладывая бумаги по стопочкам. —?Перерыв на еблю,?— залыбился Федька. —?А что, есть идеи получше?Тон у него был тот самый, которым он втюхивал Годунову пути проникновения из неизвестности на большую сцену. —?Федь,?— Грозный открыл записную книжку, принялся что-то выписывать там. —?Займись чем-нибудь, а? Весь вечер глаза мозолишь.Басманов надулся, встал на ноги и поплыл к двери. —?Трахать себя сам будешь, понял? —?огрызнулся он на выходе, повернув голову к Иоанну. —?Или девкам своим звони, пидор, блядь.И улыбнулся, но уже так, чтобы Грозный не видел. Плавно провел ладонью по ручке?— размах истинно царский?— приоткрыл тяжёлую дверь и скользнул в темноту коридора.Но именно в этот момент прямо за ним послышались тяжёлые шаги, и крепкие руки буквально втащили его назад в комнату. Грозный зарылся ледяными пальцами в густые смоляные кудри, оттянул голову назад, к себе. И с мстительным наслаждением впился в сухие горячие губы. —?Резвый какой, погляди?— хмыкнул он, пробегая языком и губами по мягкой щеке. —?Пусти! —?взбрыкнулся Федька и замотал головой. —?Ага, пущу,?— шикнул ему в ухо Грозный. —?Натяну разок и сразу пущу. В ту же минуту.И оторвав тощего Федьку от пола, потащил к письменному столу, в лучших традициях своих же привычек. Или гейской порнухи. Кому что ближе.Сгрузил встрепанного и конкретно так возмущенного Федьку на пол, сам же грузно плюхнулся на стул. Обычный стул, стоящий в кабинете, очевидно, для воспитания силы воли.Грозный с новой силой вцепился в многострадальные патлы Басманова. —?Ахуевший, блядь,?— хмыкнул последний, облизывая тонкие губы. —?Больной ублюдок с комплексом неполноценности, епта…Федька добавил ещё несколько крепких оборотов, так, для лучшего колебания воздуха, не иначе. А затем хитро прищурил свои кристально-голубые глазищи и обнаглел окончательно. Хотя, вряд ли это было возможно. —?Ну, раз притащил, еби теперь давай.И выдав сие откровение, вновь улыбнулся.Грозный молча наклонился к нему и грубо укусил нижнюю губу, медленно спускаясь россыпью острых укусов вниз, по шее. —?А все-таки Годунов прав. —?В чем? —хмыкнул Федька, едва переводя дыхание. —?Блядь ты, Феденька, каких мало.?Феденька? дёрнул губами: то ли ухмыльнулся, то ли поморщился?— не разобрать было. —?Вот и давай, прояви инициативу,?— желчно сказал он. —?Выеби меня как я того заслуживаю… А не разговоры веди!Грозный приподнял лицо Федьки и погладил по векам двумя пальцами. —?Сучка с зубками?— не разжимая губ, хмыкнул он.Басманов мотнул головой, убирая кудри с лица. В голове у него было пусто и звонко, и вертелось что-то вроде: ?И только попробуй не дать мне, когда я хочу, сука?. И он по-прежнему улыбался свой приторно-наглой улыбкой.Звонко щёлкнула пряжка ремня под резвыми пальцами. ?Сигнал дан, начало положено??— решил для себя Федька. ?Максимально тупая мысль??— добавил он позже.Вообще, Федька по праву мог считать себя почти профессионалом в этой области. Да он и считал. Во всяком случае, именно в отношениях с Грозным. Все прошлую жизнь на этого гада потратил. ?Первый блин всегда комом??— говорят умные люди. Вот и у Федьки Басманова первая связь с его Нареченным пошла по пизде. Но уже тогда, в полудикой средневековой Руси, Федя мог в подробностях рассказать как охмурить мужика с гадким характером (даже если мужик?— царь жестокий), как его ублажить и к себе привязать. А на второй раз стало получше. И грех больше не грех, и люди дальше, и смерть за спиной не ходит. Грозный, так тот вообще?— познал весь пиздец связи с собственным Нареченным и убивать Федьку раздумал. Да и не по-людски это стало. Вовремя.Тонкие, ласковые пальцы Басманова свободно пролезли под плотную ткань брюк. В четыре руки они с Грозным стянули ненужные тряпки, проявляя при этом редкое и почти сверхъестественное единодушие. Федька вновь подтянулся, упираясь локтями в широко расставленные колени Грозного, ловя мокрый, мимолётный и почти жёсткий поцелуй. И даже расщедрился на мечтательную улыбку?— Иоанн Васильевич, и тот давно позабыл, что Федька может так улыбаться.Грозный властно ухватил Федьку за плечи, подтянул к себе как тряпичную куклу, обжёг дыханием щеку. —?Соскучился? —?цинично хмыкнул он. —?Вань, заткнись,?— поморщился Федя, пытаясь одновременно ластиться. —?И просто трахни меня, ага? Я заебался тебя уговаривать. Целый вечер жизни в пизду.Грозный вскинул густые брови. Казалось, от выпадов Федьки даже он порою хуеет. —?Ну и как душа моя хочет, чтобы ее трахнули? И главное, что она для этого сделает? —?Ебало тебе начистит, блядь. Головой подумай. Достану смазку и ещё раз скажу, что ебаться желаю. Надеюсь, до тебя дойдет.И Басманов чуть отстранился, гипнотизируя прищуром фосфорирующе-синих глаз. Грозный как сквозь тонкую пелену видел стройного Федьку, растрёпанного, зацелованного, но от этого настолько пленительного и дорогого, что невольно забывалось куда вдыхать, куда выдыхать и как остановить безумное сердце. Басманов, скорее всего, об этих чувствах догадывался. Во всяком случае, двигался он аки Сильфида по водной глади (или же, театральной сцене)?— девки из порнороликов могли дружно завидовать, а Иоанну Васильевичу предлагалось по-быстренькому выпасть в осадок. Ну или хотя бы, по-человечески возбудиться. Что последний и сделал.Федька обошел стол и принялся рыться в ящиках с такой методичностью, будто заранее знал где и что надо искать. Наконец (как показалось, спустя целую вечность!) он нашел тюбик, покрутил его в руках и пошел назад, держа находку двумя пальцами. И судя по выражению лица, (а может, по тому, как он в процессе поиска отбросил в сторону презерватив) Федька сегодня был далеко не за безопасный секс. Ну и пожалуйста. Жалко что ли? По врачам сам побежишь.К слову, Иоанн Васильевич, сраженный как и в прежние времена бесстыдной сексуальностью Федьки, немного выпал из реальности. Назад он вернулся только лишь с искрометным ощущением, когда Федя бодро и уверенно обхватил губами пышущий жаром ствол. А затем, всадил чужой член себе в глотку. Ощущение вышло каким-то чересчур ярким и крышесрывательным, как у подростка. Хотя, казалось бы, минет ему делали не впервые, да и все предыдущие были не хуже федькиных начинаний. Но тело как-то иначе отзывалось на ласку Басманова, как-то особенно остро стремилось к нему. Будто, их давняя разлука была мучительной и далёкой, слишком далёкой. В их прошлый раз чувствовалось то же, но тогда все действительно можно было списать на разлуку. Теперь же стоило признать очевидное?— тело реагировало на Нареченного. И реагировало так, будто стремилось загладить вину за перечеркнувшее все убийство. И так было раз за разом. Уже очень и очень долго. ?А что чувствует Федька рядом со мной???— непременно заинтересовался бы Грозный, но конструктивно размышлять ему мешал влажный язык и узкий, бархатисто-ласкающий рот.Федьке же анализировать ситуацию банально мешал чужой хуй в глотке. Поэтому он желал лишь одного: чтобы Иоанн Васильевич Грозный запихнул свои выебоны подальше и хорошо трахнул его. Федька вообще не разменивался. на пространственные рассуждения, когда жизнь пропихивала нечто осязаемое и вне сомнения нужное. И потому направил все свое старание в одно конкретное русло. Чтобы когда в очередной раз понадобились бы деньги, а за полгода совместного поебывания мозгов выяснилось, что они нужны часто, не возникало вопроса за какие-такие заслуги. За все хорошее, Вань. И не более.Во всяком случае Федька, насаживаясь горлом на чужой член до саднящей тошноты и старательных слез, вслушивался в хриплые полустоны, более похожие на рык, ощущал чужие пыльцы, до больного закрывающиеся в спутанные кудри, и все понимал. Понимал, что в ближайшее время можно будет продолжать жить как живётся: за чужой счёт, в чужом доме, не афишируя отношения. И замазывая последствия дорогущей тоналкой.Басманов чуть отстранился, проводя языком по горячей уздечке, как издеваясь, поднял хитрющий взгляд затуманенных глаз. Поглядел на Грозного так, как умел смотреть один только Федя. Так, чтобы его захотели, захотели до дрожи и животных инстинктов, захотели до конвульсий и воя. Что-то, а пробуждать ?греховные? мысли Федька умел. В этом он был себе верен. Как богобоязненная монашка.Басманов мотнул головой, одновременно выпуская чужой член изо рта и заправляя за ухо чуть дрожащими пальцами свалявшиеся кудри. Пульсирующая головка коснулась его щеки, мазнула, оставляя влажно-блестящую полоску. Федька как-то особенно улыбнулся, будто на время сдаваясь, и тут же с новым азартом заглотил мужское достоинство Грозного. Вновь отстранился, переключая внимания на поджавшиеся яички, и вновь засадил, разрешая любовнику вцепиться себе в волосы мертвой хваткой и долбить так, чтобы на следующий день резко потерять возможность не только двигаться, но и говорить.Грозный кончил с гортанным, нечеловеческим рыком, зажмурившись и судорожно вцепившись в федькины кудри. —?Вань, ты ахуел! —?возмутился Бассанов, как только сглотнул солоноватый комок спермы и смог говорить. —?Ты мне чуть все волосы не повыдирал, больно же! Ты знаешь сколько их отращивать, Вань?!И тут же получил звонкую пощечину. —?Захлопнись и не порть удовольствие,?— миролюбиво огрызнулся Иоанн. —?Дай хоть выебать тебя в тишине и спокойствии… Иди сюда, ну.Федя тут же сменил гнев на милость, улыбнулся по-прежнему нагло и недвусмысленно. А затем, поднялся на ноги и с грациозностью маленькой кошки запрыгнул на письменный стол. —?Тебе надо, ты и иди,?— хихикнул он. —?Я говорил, что люблю тебя? —?Ни разу?— отозвался Иоанн Васильевич, ловя за запястья его тонкие руки. —?Вот и я не припомню.Федька откинулся назад, отчего спутанные кудри беспорядочной, но роскошной волной полились по его плечам и спине. Грозный насмешливо вздернул бровь и с азартом раздразненного хищника стянул футболку с тощего тела. Федька хмыкнул в ответ, вроде бы одобряя, и обвил одной рукой шею своего ненаглядного ебаря. И жадно потянулся к губам, сливаясь с Грозным в агрессивном, воинствующие поцелуе. Казалось, эти двое находились в постоянной, безумной борьбе друг за друга, и за свою жизнь, и за превосходство над высокомерным соперником, чье ЧСВ давно пробило высокие небеса.Грозный привычным движением ухватил Федьку за подбородок и, поглаживая подушечкой большого пальца, вдруг оттолкнул от себя. И тут прильнул к бледной коже, покрывая множеством сильных укусов шею и плечи. —?Ты меня съесть решил? —?насмешливо улыбнулся Басманов, вцепляясь пальцами в стриженный, ?царский? загривок.Он хорошо понимал, что очень скоро вся эта агрессивно-кусательно-целовательная деятельность расцветёт голубовато-пунцовым и ее придется прятать от любопытных глаз всеми известными способами. Ещё же и болеть будет, сука. Но в тот момент он забил болт на все мыслимые последствия и просто тихо постанывал, откинув назад голову.А затем настойчиво оттолкнул от себя Грозного и подтянулся на руках, сел поудобнее. Что-то в его позе, да и всем внешнем виде, приобрело ленивую, расслабленную обворожительность. Сиречь, сексуальность. Басманов снова мотнул головой, в который раз поправляя пушистую шапку волос и медленно, играючи, раздвинул ноги. Улыбнулся. Особенно, и со значением.У Иоанна Васильевича язык чесался заметить, что в области ебли Федька?— именно что дорогая проститутка без грамма совести и чувства. Только меркантильный интерес, ничего лишнего. В конкретно федином случае, ещё и возможность получить удовольствие.Но он промолчал. Не хватало ещё послать все в жопу и выяснять отношения.Язык Грозного снова прошёлся по влажным, полураскрытым губам, толкнулся внутрь, буквально насильно проникая в чужой рот. Цепкие, как ястребиные когти, пальцы сомкнулись на тонкой шее, где уже заливались синевой огромные синяки. —?Федь, ты ахуенный?— горячо выдохнул он куда-то в ключицу Басманову.Федька вытянул руку и нащупал отброшенный в сторону тюбик. —?Жги, Вань! —?криво осклабился он.Грозный властно ухватил Федьку за плечи и вновь прильнул к его шее, спускаясь укусами к плечам и груди. И в это же время плавно скользил руками по гибкому телу, ловая его изгибы ладонями, упиваясь короткой властью над ним.Возможно, если так посмотреть, в их союзе каждый ебался за власть, каждый за свою. Но неизменно любимую.Федька издал тонкий, хрипловато-дрожащий звук и раздвинул ноги сильнее. Откинулся на спину, буквально ощущая позвоночником твердую поверхность стола, махнул рукой. И сшиб стойку с канцелярией, которая посыпалась на пол, грохоча и звеня. Длиннющие ноги Басманова обвили бедра любовника, плотно-плотно прижались к паху. Федька в бессчетный раз за последнее время обворожительно и приглашающе улыбнулся, притягивая Грозного к себе и потираясь о него бедрами. В затуманенным синих глазах было столько лукавства и игривого смеха, что Иоанн Васильевич мог заранее считать?— он продал душу своему нежному демону с характером хитровыебанной суки первого сорта. И тот, как заворожённый, проводил пальцами по выступающим рёбрам, оглаживал между лопаток, прикасался к тазовым косточкам, давил сильнее, царапая кожу ногтями. И все никак не мог насытиться, перестать желать прикасаться к обманчиво хрупкому телу.Федька приоткрыл глаза, ещё раз призывно проехался вверх-вниз по чужому паху, и когда особо активных действий не получил, недовольно поднялся. Улыбка погасла как лампочка в перегоревшей гирлянде, капризная линия губ искривилась. —?Вань, ты там заснул что ли? —?цинично вопросил он. —?Или старый уже для ебли, а?И поймав мелькнувшую злость в темных глазах, красноречиво вручил Грозному тюбик с гелем. —?Действуй тогда, Вань!Иоанн Васильевич стиснул в пальцах комок спутанных, черных волос, дёрнул назад, так, чтобы по-сучьи красивое, федькино лицо задралось вверх. —?Кончай выеживаться, голубь сизокрылый.И сплюнул с деланным пренебрежением.К слову сказать, злые басмановские слова подействовали лучше любой таблетки, которые и так были без надобности. Федька очень быстро остался лежать на столе голышом, восхитительно, призрачно-белый в мягкой полутьме кабинета. Вообще, он весь сам, его тело, синие глаза, влажные губы и спутавшиеся в единый комок волосы, были отдельным произведением искусства. И Грозному это ?произведение? хотелось кусать, пробовать на вкус, трогать, сжимать, подмять под себя, вдавить в поверхность стола… И трахать, трахать, трахать.Иоанн Васильевич, к слову, тем был и занят. Голый Федька под ним так соблазнительно извивался, так вздрагивал, так хрипел и стонал, выдавая абсолютно потрясающие по своей высоте и тональности ноты, что слов не оставалось. Одно болезненное, тугое возбуждение в паху, одно желание, одна страсть. Разделенная поровну на двоих. Да и что скрывать, входить в его жгучие тело, буквально натягивать, драть, дико, безжалостно драть, особо не интересуясь чувствами своего партнёра.В подобного рода вещах и открывалась глубина иоанновского эгоизма. Что раньше, что сейчас?— его интересовал только он, только о нем, только его удовольствие. Всем остальным предлагалось смириться и перетерпеть. Федьке?— в особенности.Но тут же вылезало аж две оговорки.Во-первых, Федька терпеть и смиряться априори не умел. И если эгоизм своего любовника выносил, то только по доброте душевной. Которой не имелось в заводе. Зато имелась совершенно неприличная любовь к роскоши и власти. Меркантильный, так сказать, интерес.А во-вторых, Федька был мазохистом. И там, где другой бежал бы сломя голову, и ещё долго потом лечил нервы, поминая Грозного садистом и сумасшедшим ублюдком, Федьке море было по колено. Его было не переломить: хоть обсирай, хоть с грязью мешай, хоть бей, хоть насилуй. Казалось, даже если бы его убили, он бы продолжал являться в виде наглого приведения и мотать нервы незадачливому убийце. И потому, со склонным к садизму Нареченным ему было ?вообще заебись?. Он нашел на Грозного управу. Один из всех. Единственный. Уникальный.Федька Басманов стал его истинным наказанием.И у этого самого ?наказания? ужасно болел позвоночник. Он лежал на столе, распластанный, измотанный, полностью вывернутый жёсткой долбежкой и оглушительным, как вода из ушата, оргазмом. Пульсирующие, кровоточащие, распухшие губы, усыпанные устрашающими чернеющими синяками шея и плечи. Слипшиеся завитки смоляных кудрей липли ко лбу, притухшие голубые глаза смотрели устало и непривычно расслабленно. Грудь тяжело вздымалась. А над ним, в одной расстёгнутой, еда ли не поданной в лоскуты рубашке, нависал Грозный, весь мокрый от жаркой старательности. И также тяжко дышал, всё ещё ловя в своем теле отголоски крышесносного секса. —?Если ты думаешь, что на сегодня отделался?— зря так думаешь,?— лениво объявил Федька, смаргивая слезинки с ресниц. —?Перекур, и по новой.Грозный хмыкнул и неспешно отстранился, мимоходом потрепав Басманова по щеке. Отошёл к окну, как был, в одной несчастной рубашке, достал сигарету. —?Делись.Федька, аки Венера Милосская, сверкая мраморным телом и полным отсутствием одежды, хромающий, залюбленный, оказался рядом в мгновение ока. Элитными сигаретами ему хоть к чертям в оргию заманить можно было.И много чем ещё.Грозный снова фыркнул, попытался презрительно?— не вышло. И потому просто протянул пачку.А потом смотрел, чуть скосив глаз, как по-девичьи тоненький Федька, чернокудрый, синеглазый Федька Басманов, его Федька… Короче, как он, Федька, затягивается, глядя прямо перед собой. Тусклый свет падал на его светлое лицо, очерчивал горделивый профиль, истинно царственную осанку и позу, точеные запястья. Федька курил не спеша, словно делая одолжение Грозному, миру и даже дорогим сигаретам. В нем было столько горделивого самомнения, что как-то подзабывалось истинное положение дел. Грозный не мог смотреть на Федьку спокойно. Да и никто не мог. В Федьке, как и в Грозном, многие отмечали породу, ту, которая даже современных людей заставляет вставать на колени. И перед этим блекли и гасли гадкие выщерблины характера, одежда из секонд-хенда… Да даже элитные сигареты шли ему до безумия, шли так, как априори не могут идти человеку, живущему на прожиточный минимум. —?Ты красивый?— зачем-то сказал Иоанн Васильевич.Федя приподнял бровь, все так же не меняя позы и не переводя взгляд. —?И к чему это? —… Пока молчишь, блядь.Федька криво осклабился. —?Есть такое дело, признаю.Он докурил сигарету так, будто играл особо сложную роль на сцене Большого. Федька вообще все делал в особой манере, как жить стремился. А дым выдыхал через нос, ровными струйками, так лениво и медленно, будто каждый день скуривал по пять пачек от Lucky Strike. —?Прикольные сигареты,?— сказал он равнодушно. —?Но мне такие не особо заходят. Помнишь, я у тебя месяц назад какую-то пачку спиздил? Пряные такие, ну? —?А, так вот куда она делась,?— хмыкнул Грозный, тоже затягиваясь. —?Помню. Бабские какие-то, сладкие?— что пиздец. —?Закажи мне таких.Грозный присвистнул. —?Феденька, ты зажрался, свет жизни моей. —?Ванечка,?— Басманов в момент ощитинился, развернулся лицом к Иоанну Васильевичу, дико сверкая глазами. —?Любовь моя, Ваня! Тебя, пидора старого, кроме меня мало кто вытерпит. Тебе и дают-то за деньги и роли… Когда голодная смерть под дверью стоит, и только! Ты же эгоистичная тварь, и садист каких мало. О твоих зверствах притчи во языцех среди прошаренных ходят. Кому ты нужен, мерзкий и старый? И где ты найдешь такого как я? Да в принципе, кто ещё хоть близко со мной сравнится? Я же молодой и красивый, Вань, я же такой камень в твой короне, что от зависти сдохнуть! Я же тебе так образ дополню, что ахуеть и не выхуеть… Кончай выеживаться, Вань.Он помолчал, выражая крайнее возмущение и самоуверенную непреклонность. Уголок тонких губ невротически дёргался. —?Давай без срачей, Ванюш,?— ласково сказал он, поворачиваясь и призывно сверкая глазами. —?Закажи сигаретки. А я тебя как захочешь порадую. И даже вести себя хорошо буду. Мы договорились, Вань?Он придвинулся к Грозному, тонкий и соблазнительно-гибкий. Ещё и взгляд своей природной красотенью мозолил.Иоанн Васильевич Грозный, не славящийся особым терпением, перехватил Федьку за талию и оттолкнул от себя. Да так, что тот рухнул на пол и тонко вскрикнул, когда пальцы Грозного вцепились ему в глотку и хорошенько сдавили. —?Убить бы тебя, тварь?— выдохнул Грозный прямо Федьке в лицо.И сдавил пальцы сильнее. —?Ну так убей,?— задушенно хмыкнул Басманов. —?Если тебе не хватило.Грозный сплюнул сквозь зубы ему прямо в лицо. Специально, с умыслом. Пытаясь задеть федькино самолюбие.Но оно от этого даже не вздрогнуло, так только, повело бровью. Точнее, Федька бровью повел. И повисла зубодробительная тишина.А потом Басманов расхохотался. Звонко и серебристо, будто впервые искренне радуясь непонятно чему. Он хохотал, откинув назад голову и задыхаясь от смеха, хохотал так, что даже Грозного проняло. —?Смешной ты, Ваня,?— произнес он, вытирая с лица слезы и плевок рубашкой последнего. —?Но придержи лошадей.И тут же красивое лицо охладело, превратилось в жёсткую маску. —?Ну и кто от тебя подобное стерпит? —?вроде игриво, но с явной издёвкой пропел Федька. —?Да ещё не сломается, не надоест зашуганной покорностью? У тебя ведь были такие, я прав? Кого ты разрушил своей ебанутостью, Вань.Он чуть отстранился, высвободился из хватки жёстких рук и кокетливо заправил локон за ухо. —?Ты ведь нужен мне, а я нужен тебе. И главное: у нас иммунитет на мерзотность друг друга. —?С чего ты взял? —?жёстко спросил Грозный, сощурившись. —?Потому что это так, Ваня. Потому что у нас ебанутые чувства.Федька мотнул головой и коснулся раскрытой ладонью груди своего Нареченного. Там, где под смуглой кожей билось безумное сердце, а сверху рисовало болезненный узор чернеющих капилляров жуткого вида клеймо?— свидетельство о преступлении. Басманов буквально ощутил, как забился под ладонью черный рисунок, выпирая под кожей. И как расслабился Грозный, едва-едва поспевая дышать. —?Чувствуешь, да? —?Чувствую?— медленно отозвался Иоанн Васильевич.И улыбнулся.Басманов молчал, думая о том, как же странно устроено. И как тупо было сводить вместе двух ебанутых невротиков с паскудным характером и самомнением до небес. А ещё награждать клеймом, которое как в насмешку означает ?преданность и любовь?, но обличает предателей и убийц среди Нареченных. Ну и конечно, этим же клеймом доказывать их Нареченность друг другу?— вселять в душу нежное тепло и домашнее спокойствие от обычного прикосновения… —?Ты не мёрзнешь? —?вдруг обеспокоился Грозный. —?Сколько пачек-то тебе заказать?И мимолётно поцеловал Федьку в висок, от чего клеймо сжалось и перестало болеть.