Глава 10. Дорога на Сноудон (2/2)
Элинед помолчала.
- Если желаешь, я могу провести отряд таким путем, где мы в это время даже пастухов не встретим, - сказала она. - Так будет длиннее, зато безопаснее. На многие мили окрест - каменистые пустоши и руины.- Что ж, прекрасно.Нед горько усмехнулся про себя: стараниями обоих принцев в Уэльсе теперь было гораздо больше пустошей, чем полей и поселений, и гораздо больше руин, чем поместий и замков. Уж куда как прекрасно!- Одна беда, - добавила Элинед, - для лошадей будет недостаточно корма. Трава там едва растет. А они и так недоедают последние дни.- Как-нибудь дотянем до гор, - ответил Каред, уже не так уверенно.- А в горах будет не лучше. Но если дашь мне еще одного человека, мы сможем достать несколько мешков овса. Думается, хватит. Нам все равно нужно запастись провизией.- И как ты собираешься все это везти? Или прихватишь заодно и телегу?- Не глупи. Куда нам с телегой. Хотя торопиться мы, конечно, не будем, но все же.
- Часть можно разделить и везти в седельных сумках, - предложил Каред.- Так много не увезешь... Вот если… - она задумалась, потом недобро усмехнулась. - Можно навьючить одну из лошадей.- Предлагаешь кому-то идти пешком?- Почему бы не англичанину? Даже если и собьет немного ножки, вреда не будет. Вряд ли они ему после понадобятся. Да и конь у него слишком прыткий, как бы чего еще… Вот его и навьючим.Нед похолодел, слушая эту беседу. Он до последнего надеялся, что Каред не согласится. Однако командир эту мысль одобрил.- Пусть пробежится, - сказал он. - Ему это только на пользу пойдет, потом опять всю ночь лежать связанным.Правда, предложение Элинед набросить Генриху аркан на шею Каред все-таки отверг, ограничившись лишь обмотанными веревкой запястьями. Сначала принца вела на привязи сама Элинед, но из этого толку не вышло. Она то и дело рывками натягивала веревку, заставляя его спотыкаться и падать, и если он не успевал тут же подняться, волокла по камням и грязи. Даже Каред сообразил, что пленник так долго не протянет, и после короткой перепалки с Элинед взялся сам вести его.
Когда его перестали сбивать с ног, Генрих смог идти достаточно быстро, однако к концу дня совершенно выбился из сил. Элинед, громко сетуя на то, что у нее нет кнута, подгоняла его ударами рукоятки меча в спину. Нед пытался внушить себе, что это не его дело. Но не сдержался и напомнил, что Оуэн приказал доставить Генриха в Сноудон живым. Элинед надулась, однако о том, чтобы продолжать путь подобными образом не могло быть и речи.
Нед думал, они могли бы все же уступить принцу одного из коней, которого можно было бы по очереди вести под уздцы. Или посадить Генриха к кому-нибудь за спину. Это было бы самое разумное. Но он опасался, что и так уже проявляет о принце излишнюю заботу, поэтому промолчал.
На следующее утро Каред распорядился привязать руки Генриха к упряжи двух коней, так чтобы он мог идти между ними и держаться за них одновременно. Когда он изнемогал, его подхватывали под мышки и некоторое время тащили. Таким манером преодолели оставшуюся часть пути до самых гор.
Разводить на ночь костер на открытом месте или даже в лесу было небезопасно, но другого способа провести ночь ранней весной на воздухе просто не было. Один раз им, правда, повезло переночевать в развалинах замка, другой - в пустой пастушьей хижине.
Каред на ночь выставлял дозорных: по двое вдалеке от костра, на случай если кто-то окажется поблизости. Дозорным приходилось меняться несколько раз за ночь, и на сон оставалось не так много времени. Невозможно было приставить еще и отдельного сторожа к принцу. Хотя Элинед следила за ним с особым тщанием, но и ей приходилось иногда спать или отлучаться в дозор.
На ночь Генриха обычно связывали ремнями, а не веревками, чтобы он мог немного шевелиться и не закоченеть окончательно. За ночь он мог бы суметь освободиться от таких пут, однако Элинед приставляла к нему надсмотрщиком своего коня. Конь был, по всеобщему мнению, зачарованный, Элинед беседовала с ним как с человеком и была к нему добрее, чем к кому бы то ни было из людей. Конь, даже спящий, оказался на удивление чутким сторожем - стоило пленнику приподняться или особо активно задвигаться, тут же реагировал беспокойным ржанием. Но все эти меры предосторожности были, скорее, ритуальными - вряд ли кто-то и в самом деле предполагал, что пленник попытается освободиться.
И только Нед знал его достаточно хорошо для того, чтобы понимать: он не может не попытаться. Генрих слишком верил в свою избранность и в своего ангела-хранителя, чтобы даже на краю гибели почувствовать себя обреченным. Он уже столько раз скользил по этому краю… Да и самому Неду казалось: что-то должно произойти. Что-то непременно случится в пути, что позволит принцу и на этот раз избежать неизбежного. Ангел ли хранитель, рука ли судьбы, но что-то должно было уберечь его...
Он убедился в своей правоте почти сразу же, внезапно заметив, что веревка, которая привязывала правую руку принца к упряжи, перетерлась и растянулась. Нед вспомнил, как во время предыдущей недолгой остановки Генрих обессиленно повис на веревках, привалившись к одной из лошадей. Наверно он сумел дотянуться до узла зубами, немного его ослабить или слегка погрызть саму веревку. Теперь он ногтями продолжал незаметно теребить пеньковые волокна, прикрывая рукой поврежденный участок, в то же время вращая кистью, и все сильнее растягивая веревку.
Нед заметил это, потому что никто не наблюдал за принцем так пристально, как он. Заметил, но ничего не сказал. В конце концов, он должен был заманить Генриха в ловушку, но не обязан был стеречь него. И если он сумеет освободиться и бежать, это будет не его, Неда, вина. У них не двадцать пленников, за одним могли бы и уследить. Непонятно, конечно, на что принц рассчитывал: даже если бы ему удалось избавиться от веревок и как-то сбежать - измотанный долгим переходом, со стертыми в кровь ногами, он бы все равно далеко не ушел. Странно, что вообще был еще способен помышлять о побеге.Хотя, мысленно соглашался Нед, если представить, что его ждет в горах, то неудивительно, что он цепляется за самую призрачную надежду на спасение. А может, не такую уж призрачную. Если бы ему удалось освободить правую руку во время очередной остановки и очень быстро развязать левую, если бы удалось застать похитителей врасплох и отнять у одного из них оружие… Возможно, у него появилась бы надежда хотя бы не даться им снова в руки живым. Нед уже достаточно хорошо успел его узнать, чтобы понимать насколько это осуществимо.
Возможно, Генриху и в самом деле удалось бы освободиться, если бы не вернулась из очередной разведки Элинед. Она-то с первого взгляда разобралась, что к чему. И в сердцах ударила несостоявшегося беглеца по голове рукояткой меча так сильно, что рассекла ему кожу над бровью, и по лицу потекла струйка крови. И Каред даже не одернул ее. Его, как видно, поразила сама возможность того, что пленник еще не окончательно покорился судьбе.
Каред по-своему заботился о Генрихе, - не из доброты или милосердия, конечно, а чтобы сберечь важного для господина пленника, - но все же заботился:кормил, перевязывал стертые ступни и запястья, во время переходов обтирал с лица застилающий глаза пот, добросовестно отогревал у костра на привалах. Не был с ним груб или язвителен. И оберегал от чересчур разошедшейся Элинед.
Та свою ненависть к Генриху перенесла и на его коня, нещадно подгоняя его всю дорогу. Нед с грустью думал, что любимец принца этого путешествия точно не переживет, падет от переутомления и недоедания. Из того овса, которым его нагрузили сверх всякой меры, ему самому не перепадало ни зернышка. Нед смутно догадывался, что Элинед на самом деле весьма приглянулся принцевский конь, хотя она в этом ни за что бы не призналась. И раз уж ей самой гордость не позволяла оставить себе столь прекрасное животное, то она решила, что оно не достанется никому.Как бы там ни было, попытку, пусть и нелепую, Генриха освободиться, Каред воспринял как личную обиду, неуважение и неблагодарность за свое отменно предупредительное отношение. И стал обходиться с ним гораздо менее деликатно.