Часть 4 (1/1)

Когда Йошиацу вновь открыл глаза, он уже, к своему облегчению, не помнил, что ему снилось. За окном было темно. Казуки рядом не оказалось, и почему-то Йоши ощутил досаду. То ли от того, что вновь остался один, то ли от того, что противный надзиратель не сдержал слово.

Когда изо дня в день ты остаешься наедине с собой, или же со своим надзирателем – он так или иначе становится центром твоего мира. Мужчина прекрасно понимал это, и пытался пресечь любые попытки сблизиться с ним, однако не смог. Ему казалось, он все еще ощущал эти теплые прикосновения на своей коже, легкий поцелуй в щеку и тихий грубый голос. Он судорожно прокручивал в своей голове то, что происходило утром.

Он снова один, а голос собственных мыслей неумолимо начинал монолог. И все сводилось к одному – он хочет узнать о Казуки как можно больше. Всегда запертая дверь тихо открылась, и в комнату проник лучик света, послышались тихие шаги.

– Йошиацу-сан, уже проснулись? – мужчина молчал. Казалось, он испытывал какое-то странное и неизвестное доселе чувство, на самом же деле глупец боялся признаться себе, что рад. Казуки выглядел таким счастливым, что по телу пробежали мурашки. Лукавый взгляд бездонных глаз вселял тревогу, однако что-то подсказывало Йошиацу, что бояться смерти не стоит. Казуки тут же припал к любимому, рассматривая его сонное личико и усаживая меж своих ног, чтобы обнять и согреть, чтобы окутать собой это тело, этого человека. – Вы наверняка голодны, я прав? – робко спрашивал он. Но почему-то у Йоши не было никого желания говорить с ним сейчас. Когда этот безумец корчил из себя заботливого хозяина, мужчина и впрямь чувствовал себя какой-то затисканной зверушкой. – Развяжи меня. – Я не могу. – …Не доверяешь мне? – конечно, не доверял, боялся. Однако изголодавшийся по человеческому теплу и прикосновениям Йошиацу был сейчас не против объятий своего тюремщика, и даже сам облокотился на него, что заставило Казуки чуть засмущаться и ослабить бдительность. Он потянулся к чужим рукам, к тугим красным веревкам, что служили цепкими оковами вот уже несколько месяцев, и освободил мужчину от них, с волнением наблюдая, что предпримет Йошиацу.

– Только руки, – пояснил Казуки, утыкаясь носом в чужую шею, пряча смущенное лицо. От ощущения чужого дыхания на своей коже Йошивздрогнул. Он потянулся к обнимающим его рукам, робко коснулся, заставляя Казуки отпустить себя. Это произошло само собой: грустный мальчик понял, что от него требуют, и он не мог не выполнить этой немой просьбы, почему-то застыв в страхе. Пленник же повернулся лицом к надзирателю, чтобы хорошенько рассмотреть его. Без макияжа и линз Казуки и впрямь выглядел миловидно, конечно, но не как ребенок, даже на подростка он не смахивал. Обыкновенный парень, с милыми родинками на переносице и под глазом. Обычно их не видно под маской или макияжем, поэтому Йошиацу подумал на мгновение, что это очень завораживает. Неосознанно он легонько коснулся их кончиками пальцев, чем вызвал беспокойство вокалиста. Подумать только! И этот человек связывает Йошиацу, держит здесь в заточении уже столько дней! В его руках находится жизнь человека, а он так мило смущается и конфузится, стоит только Йоши коснуться его. С уст сорвался тихий неловкий смешок. При виде такого Йошиацу Казуки мгновенно расслабился. Именно такого беззаботного Йошиацу-сана он полюбил когда-то. Еще до DADAROMA, до Xaa-Xaa. Просто увидел его однажды в интернете, беззаботного, счастливого, раскрепощенного. Про таких обычно говорят – вся душа нараспашку? Потому что парню казалось, он не просто видит душу этого человека: она, будто цветочный сад, благоухает, и аромат цветов разносится на всю округу, одурманивая каждого. Казуки не знал точно, что испытал тогда, просто в одно мгновение эта счастливая улыбка затмила разум. Посетив впервые лайв еще неизвестных DADAROMA, Казуки был ослеплен мужчиной, его решительным взглядом, вокалом, что, признаться честно, был далеко не идеален. Но это казалось неважным, парень ощущал энергию, что исходила от музыканта. Она пленяла, хотелось отбросить все предрассудки, все страхи и сомнения, веселиться на полную и быть счастливым. Просто быть счастливым. Даже сейчас, в этой темной, мрачной и холодной квартире. Подавшись чуть вперед, парень припал к потрескавшимся губам Йошиацу. Так же легко и невесомо, как тот касался родинок на его лице, боясь спугнуть. И все происходящее казалось таким интимным, таким смущающим, что пленник даже не понял, что творится сейчас в этой чертовой комнате, и почему он робко целует своего мучителя в ответ. Такие детские, невинные и нежные поцелуи разливались теплом по всему телу. Они оба молчали, оба боялись разрушить хлипкий мостик, что выстроился между ними, однако оказалось, что и слов уже не нужно было. Легкие соприкосновения губ так и не сменились глубокими и страстными поцелуями. Ведь и не было никакой страсти, было лишь желание, острая необходимость в прикосновениях, что вызывали этот жар. Холодный кончик носа терся о теплую шею Казуки, пока тот несмело обнимал любимого и почему-то хотел плакать. Руки музыканта забрались под фирменную черную толстовку с надписью Xaa-Xaa, грелись о чужое горячее от волнения тело. Они скользили по спине вверх до лопаток, вновь опускались до крестца, очерчивая его подушечками пальцев. И все это уже походило на дешевую провокацию, на которую надзиратель так глупо повелся. Хотелось плакать еще больше. Парень стиснул зубы, лицо исказилось болью, и он глубоко дышал, пытаясь сохранить самообладание и контроль над никчемным разумом и телом. Такой перемены в поведении Йоши не заметить не смог. Руки тут же переместились вновь на это миленькое личико с родинками. Пленник не выражал сочувствия или какого-то поддельного волнения, его взгляд был все такой же мертвецки холодный. Но он будто пытался понять, что происходит сейчас с тем, кто владеет им и его жизнью. И все-таки это тот еще обиженный жизнью ребенок. Глупый, непривычный к ласкам, готовый разрыдаться от обычных поглаживаний или объятий. И почему-то это вызывало легкую ласковую улыбку.

– Почему Вы так улыбаетесь? – озлобленно, с обидой в тихом голосе спрашивал Казуки, который уже беззвучно плакал. – Потому что ты выглядишь мило, – отвечал Йошиацу, утирая чужие слезы, наблюдая, как удивление на лице Казуки сменялось смущением, радостью. На душе почему-то вновь стало тепло.

Это, наверное, просто защитная реакция. Да, точно. Йошиацу просто делал все, чтобы выжить, а его мозг вновь сглупил, решив, что это искреннее счастье. А на деле? А на деле – облегчение от того, что этот монстр успокоился. Он доволен, а значит, Йошиацу сейчас в безопасности. Или нет?

Если ?безопасность? подразумевала под собой соприкосновение их губ, что уже больше походило на поцелуи, то да. Йошиацу в безопасности. Если эта ?безопасность? означала ощущение чужих прикосновений к своему телу, нежных, бережных поглаживаний, то да. Йошиацу в безопасности. Если она означала тихий опаляющий кожу шепот, прикосновение к самым интимным частям тела – Йошиацу в безопасности.

Мужчина лежал на полу, тянул руки к мучителю и обнимал, пока тот ласкал языком его грудь. Йоши понял, что прежде и представить не мог, какие у мужчин чувствительные соски. Он тяжело дышал, и это дыхание граничило с тихими стонами.

– П…подожди... – слабые, покрытые татуировками руки чуть отталкивали Казуки от себя. – Ноги… развяжи их. Мне неудобно, – тихо проговорил вокалист.

Что творилось в его голове, когда он почувствовал, как слабеют веревки?Это был прекрасный момент для того, чтобы сбежать, ведь его ничего не сдерживало. Но вместо того, чтобы оттолкнуть этого безумца, а после выбежать в открытую дверь, Йошиацу вновь потянулся к Казуки, чтобы поцеловать. Он позволил себе проявить инициативу – и пути назад уже нет, открытая дверь захлопнулась сама по себе.

Йошиацу целовался требовательно, грубо, скользя языком по пухлым губам не то коллеги, не то похитителя. Казуки чувствовал, как сходит с ума от уверенных движений чужого языка. Отвечал так же жадно, будто пытался вложить в поцелуй все свои чувства, что не мог выразить словами, показывал, как сильно он нуждается в этом человеке. Ему показалось, что только так он сможет стать немного ближе к любимому. Отпрянув от манящих, соблазнительных губ Йошиацу, Казуки начал раздеваться. От возбуждения было неимоверно жарко им обоим. – Я обо всем позабочусь, – по обыкновению спокойно и отвлеченно сказал Казуки, будто бы сейчас эти двое не собираются заниматься сексом, а будут позировать для очередного постера к совместному лайву. Когда вокалист обнажился, Йошиацу наконец осознал, что перед ним мужчина, но отвращения не было, лишь интерес, с которым он рассматривал чужое тело. Йошиацу также подумал, что это не просто попытка удовлетворить желание тела, как обычно он делал с девушками: сейчас он пытался стать ближе к своему надзирателю, и если от его него требовалось такое, то он готов. Казуки также освободил своего пленника от одежды и прижался грудью к его телу. Йошиацу несмело обнял Казуки, однако тот, испугавшись, инстинктивно оттолкнул мужчину. А после почему-то его лицо вновь скривилось от грусти. Парень вновь испугался этой ласки. Он, совершенно не задумываясь, смог заточить Йоши в этом месте, но позволить кому-то быть нежным с собой ему было страшно. Он уже явно решил, что вся эта затея провальна, потянулся за одеждой, но теплые руки вновь притянули ближе. Смотреть на Йошиацу было страшно и больно. Он терпел поглаживания чужих рук по спине и поцелуи в шею, не веря, что это вообще происходит. Он собирался просто изнасиловать Йошиацу, так почему же жертва ласкает своего насильника? Казуки не мог понять этого, и не хотел. В какой-то момент он просто отдался в руки Йошиацу, позволяя себе просто насладиться происходящим. Ведь именно этого он отчаянно желал.

Он обильно смочил свои пальцы слюной. Ему нравилось видеть этот заинтересованный взгляд. Йошиацу не знал, как это происходит между мужчинами? Или же причина в другом? В любом случае, это веселило его, распаляло сильнее.

– Продолжайте и дальше внимательно смотреть за тем, что я собираюсь делать, – все так же спокойно произнес Казуки, оперевшись одной рукой о плечо Йошиацу, и приподнял бедра. Он медленно разрабатывал себя, смущался, но пытался не подавать вида, надменно глядя на своего пленника с красными щеками, и тяжело дыша. Йоши буквально парализовало от этого зрелища, и от того, как соблазнительновыглядел парень. Он и не подозревал, что будет так очарован этим зрелищем. Прозрачные капельки ниточками стекали по твердой плоти Казуки. Его голова была чуть запрокинута назад, кончики черных волос беспокойно качались, грудь вздымалась в такт движений его руки, и что-то во всем этом было чрезвычайно притягательным. Его приоткрытые губы выпускали наружу тихие выдохи. Сам не ведая того, парень буквально пожирал остатки разума и здравого смысла Йошиацу. Немного себя растянув, Казуки устремил свой взгляд на мужчину.

– Вам будет так хорошо, что Вы захотите умереть, – шепнул он своим низким хрипловатым голосом, и наклонился, чтобы хорошенько облизать член Йоши, вобрать в себя, пройтись языком по всей длине. Как только он хорошенько смочил его слюной, то цепко ухватился за плечи и медленно стал насаживаться. Казуки кусал свои губы, не хотел, чтобы стоны срывались с его уст, хотя, ощущая Йошиацу внутри себя, он был неимоверно счастлив. Счастлив, что он становится единым целым с любимым. Йошиацу же не смог сдержать стон из-за сильнейшего наслаждения, когда его поглотила упругая горячая плоть.

– Полностью вошел… – голос Казуки дрогнул. На лице смесь боли и наслаждения. Этот безумец выглядел так очаровательно сейчас. Он обвил руками шею своего пленника и медленно начал приподнимать и опускать свои бедра, не в силах больше сдерживать болезненные стоны. Руки мужчины легли на его талию. Удовольствие волнами растекалось от паха снова и снова. Йоши не мог оторвать взгляда от того, как эротично выглядел сейчас Казуки, как он пошло постанывал, и как дергался его истекающий смазкой член. Мужчина даже решил немного помочь, обхватив его орган и скользя по нему рукой, и уже инстинктивно толкался в парня, опираясь локтем о пол. Казуки вновь кусал свои губы, выгнув спину. От неровного ритма хотелось еще глубже засадить этому парню, выбить из него побольше стонов. Вокалист, ощутив, как Йошиацу и сам начал двигаться, ухмыльнулся.

– Кажется, Вам нравится? – пленник молчал. Хотя похититель и был прав сейчас, признавать этого не хотелось. Он погладил Казуки по щеке и поцеловал. Пока их языки сплетались вновь, Йошиацу пару раз с силой толкнулся, и Казуки, дрожа, бессильно упал на него сверху. Жаркое дыхание, обжигающее уши, было особенно соблазнительным. Комнату наполнили звуки шлепков кожи о кожу и тяжелое частое дыхание. – Йошиацу… – всхлипывая, шептал Казуки себе под нос, еще крепче обнимая мужчину за шею, будто боясь, что тот сейчас просто исчезнет. – Йошиацу… – находясь на грани, Казуки сжимал его еще сильнее. Йоши же, войдя до предела и продолжая стимулировать любовника, наконец выплеснул накопившееся удовольствие. Казуки кончил следом.

– Йошиацу…сан… – вновь тихо произнес он, приподнимаясь, и звучно выдохнул, когда член Йошиацу выскользнул из его тела.*** Приходя в себя, лежа на холодном полу, обессиленный, Йоши смотрел на все еще открытую дверь, на Казуки, который молча одевался. – Хотите есть? – задал парень абстрактный вопрос, чувствуя, что вот-вот провалится сквозь землю от смущения. Ему было важно сказать хоть что-то, неважно что, лишь бы не обсуждать произошедшее. Хотя Йошиацу вряд ли собирался это обсуждать. – Да, – тихо ответил он, забираясь под одеяло котацу, чтобы согреться. Глядя на это сконфуженное лицо, Йошиацу подумал: что-то изменилось. Не в нем, не в Казуки, а в атмосфере этой комнаты. Казуки улыбнулся.

?У нас еще осталось карри?