Горячо — холодно (1/2)
?стань мне вновь моими рваными джинсами.без тебя я не понимаю прозу.я забью на все свои прежние принципы -не над водой мой теперь спасительный воздух?.Элли на маковом поле — ?Пистолеты и розы? Спенсер засыпает один. Гостевая комната, в которой ночевал местный Райт до своей смерти, пришлась ему сначала по вкусу, но ближе к ночи парень сильно в ней разочаровался. Большая массивная кровать показалась ему не двух, а, как минимум, двадцатиместной, шелковые простыни кусались статическим электричеством, а дурацкий безвкусный балдахин грозился упасть прямо на голову. В том — настоящем — мире эта комната принадлежала родителям Спенсера, и издалека казалась ему идеальным местом для съёмок фильма ужасов, но перспектива жить в ней ему нравилась не особо.
Отчего-то Спенсер не решился сообщить Билли, что последние два года жил в его бывшей спальне — скорее оттого, что этот — живой — Кобра заставлял парня нервничать и смущаться так, будто они были совершенно незнакомы.
Впрочем, они действительно были совершенно незнакомы.
Спенсера до мурашек пробирало поведение Билли — он смеялся, шутил и дурачился точно также, как дурачился, шутил и смеялся бы другой —его — Билли, и Райту потребовалось больше одного часа, чтобы сознать и принять тот факт, что Кобра, живой или мёртвый, в любой вселенной остаётся Коброй.
В последний миг до засыпания Спенсер успел убедить себя в том, что утром всё будет хорошо, потому что все небылицы перестают существовать в тот миг, когда твоя голова касается подушки и уносит тебя из мира кошмарного сна в реальный, тихий и спокойный. Каждый знает — чтобы пробудиться от кошмара, нужно всего лишь лечь спать.
Парень обнимает подушку, чтобы уснуть быстрее, привычным жестом вдохнув её запах, —запах порошка и кондиционера, запах чистого ничего от постели в гостевой комнате, который, как ни странно, заставил сердце болезненно дёрнуться в груди.
Утром Спенсер проснётся под надоедливое и раздражающее, но красивое пение, доступное только его слуху, спрячется под одеялом от своего невидимого источника вечного шума, который снова сделает наиграно-обиженное лицо и начнёт щекотать сонного парня.
Утром Спенсер проснётся, а сейчас он засыпает, думая о том, как будет отбиваться от Кобры подушкой. Он определённо проснётся утром, а пока сон плавно продолжает его случайно появившуюся мысль.
Билли тыкает пальцем в бок Спенсеру, пытаясь растормошить последнего, громко смеётся и забирается на кровать, садясь на чужие бёдра — совершенно невесомый — опирается о плечи мальчишки, прижимая того к кровати, чтобы он не мог сопротивляться щекотке, и пару секунд действительно следует своему плану, пока Райт не начинает злиться и не дёргает призрака на себя за дурацкий красный галстук.
Кобра каждый раз искренне удивляется происходящему, но отвечает на поцелуй уверенно и умело, мягко проталкиваясь языком в чужой рот, заставляя щёки Спенсера мгновенно краснеть, а дыхание учащаться. Билли нравится этот момент больше всего, и он прижимается к парню ближе, запуская холодную — ужасно — руку под лёгкую ткань чужой пижамы, чтобы почувствовать биение живого и горячего сердца.
Билли ловит губами случайные слишком громкие выдохи, скользит по тёплой нежной коже, чувствуя подушечками пальцев крупные мурашки, появившиеся от внешнего холода и внутреннего тянущего жара. Спенсер отстраняется, тяжело вдыхая необходимый воздух, невольно облизывая укушенную в процессе поцелуя губу, капля эктоплазмы с которой медленно стекает к подбородку.
Парень редко задумывается о том, насколько сильно он любит Билли, и легче всего ему это даётся тогда, когда белый шум в голове перекрывает все остальные мысли. Он цепляется пальцами за чужие плечи, растекающиеся под его ногтями, как слегка затвердевшее желеобразное облако; кусается, и ему иногда кажется, что он скоро сойдёт с ума, так часто пробуя это имеющее вкус чистого ничего — абсолютно безвкусное — вещество. Спенсер мягко выгибается в спине, обнимая своего — своего — призрака ногами, сильно жмурясь и кусая себя за язык, чтобы сдержать стон.
Билли холодный — весь и везде — от кончиков длинных ресниц до головки члена; тело у Спенсера каждый раз немеет, и тяжёлое дыхание смерти обжигает его шею с помощью лёгких — призрачных — поцелуев.
Спенсер кашляет эктоплазмой — слишком долго для правды, задыхаясь и захлёбываясь, и просыпается от болезненного давящего ощущения в груди, в панике сжимая в руке шелковые простыни. Парень чувствует, что за окном уже светло, но боится открывать глаза — после такого странного сна ему точно не хочется видеть мерзкий балдахин над головой, слышать скрип огромной кровати и — самое главное — снова пересекаться с живым Билли.
Он представляет себя дома: кровать слишком узкая для двоих, но призрак всё равно прижимается к его боку, как ласковый котёнок. Спенсер проводит рукой по воздуху, чтобы привычным жестом коснуться чужих волос, но находит лишь подушку в гладкой — мерзко — наволочке. Билли ворочался большую часть ночи — от силы часа полтора — не крепко засыпал и снова просыпался, не особо вдумываясь в суть произошедшего днём, но невольно беспокоясь об этом. Музыкант не сильно контактировал с семьёй, но не отказался приютить у себя на время летних каникул недо-брата или недо-племянника в чёрт-знает-каком колене. Изначально Билли планировал дать парнишке свободу воли и возможность хорошенько поразвлечься в Лос-Анджелесе: он помнил себя в свои шестнадцать и примерно представлял, что нужно среднестатистическому подростку.
Но Спенсер оказался совершенно странным и удивительным ребёнком — он говорил мало, но если говорил, то слушать его хотелось максимально долго, а от его шуток у Билли то и дело начинал болеть живот. Парень всюду таскался с камерой, печатал что-то на своём планшете и не любил прикасаться к людям, при этом ни разу не отстранив от себя обожающего объятия Кобру.
Билли, по натуре своей являясь ужасно эмоциональным и экспрессивным, влюбился быстро и сильно — меньше чем через месяц он уже не мог отойти от Райта ни на шаг, соглашался сниматься в его глупых короткометражках и даже взял себе первый за пять лет творческий отпуск. Билли клал голову на плечо друга во время просмотров фильмов, делая вид, что ужасно скучает, и притворялся спящим. Забирался к нему в кровать, разыгрывая из себя испуганного мальчишку, только чтобы дождаться глубокой ночи и зарыться носом в чужие волосы. Билли всегда вёл себя, как вредный ребёнок, но после появления в его жизни Спенсера он стал чувствовать ещё и странную окрыляюще-печальную боль в груди, прекрасно понимая свои чувства. Но не собирался признаваться в них, ни за что на свете.
Спенсер стал — был — едва ли не единственным настоящим другом для Билли, которого последний совершенно точно не хотел бы терять.
Не так.
Не вместо себя.