Часть 15 (1/1)
Слово ?использованность? таяло мороженым во рту, оседало пыльцой на небе, и на душе было так скользко и горько, что хотелось разрыдаться. Он проснулся один, когда солнце уже купалось в облаках. Он презирал себя, не впервые, но все же. Наверное, так себя чувствовали жители тех маленьких городов-островов под натиском жестоких конкистадоров. Так, будто увидели большое на слишком близком расстоянии.Он смахнул с себя шлейф ответственности, пока тот его не ошпарил и он не пустился в нервный пляс, как будто его ловко пришпорил ездок. Кровать под ним была не больше чем кусок застывшего мела или пены, и он встал полный и пологий с отвращением к жизни. С отвращением к себе. В махровых тапочках утонула левая, а затем и правая ноги. Собственный шаг, намеренно тихий и шелестящий был чужд ему всецело. Только тьма, всепоглощающая тьма для карминовых глаз и никакого едкого света. Если бы можно было одним выстрелом, чистым и искристым решить проблемы и снять маску вместе с лицом. Но он был трагически труслив.В комнату белея, вошла с елейной улыбкой мать. Твердой рукой усеянной с некоторых пор кольцами она прошлась по корешкам книг и вздохнула, будто ей не хватило воздуха. Будто сквозь толщу пыли и книг невозможно было банально надышаться.—?На прошлом собрании клуба мы решили, что нам стоит контролировать пристрастия наших детей в области литературы. Теперь в нашем доме есть ?запрещенка? и то, что читать можно и нужно, дорогой,?— она внимательно осмотрела старенький книжный шкаф Ларкина-младшего. Ногтем подцепила старую, полуотклеювшуюся наклейку с полуголой девицей и фыркнула.—?Мерзость. —?Она взяла торчащую, с порванным корешком книгу,?— Так-так, Стивен Кинг. Кинга я, пожалуй, заберу, он не для детской психики. А кто разрешал тебе читать Буковски?! —?на пол с грохотом посыпались все книги. Их полет напомнил, чем-то взлет раненых птиц, так стремясь ввысь, они были обречены на холодные сухие губы земли, -Юноша, вы не в том возрасте, чтоб читать подобное! Да как… Да, что ты себе воображаешь! —?она принялась горячиться попутно махая руками. Ее крик разом заполнил всю комнату,?— Эта пагубная макулатурная литература, развращает твой умишко. Все! Налагаю запрет и на интернет. Надеюсь, это хоть чему-то тебя научит. Контроль, контроль, контроль важен всенепременно.И за ее узкой наряженной в платье спиной с грохотом прикрылась дверь. Но лишь на секунду:—?А вот сын госпожи Беннет, обожает классическую литературу! Тебе бы стоило у него поучиться. Он, между прочим, интересовался твоим самочувствием и спрашивал, не зайдешь ли ты сегодня. Ах, конечно зайдешь! Иначе я тебе голову оторву.Наконец ручка с той стороны двери дернулась, и сама дверь печально скрипнула. Энди обхватил голову руками. Его мать, прекрасная и донельзя либеральная, сошла с ума. С появлением в ее жизни псевдоинтеллектуального развлечения она вся как-то съежилась, превратившись в холодный целлофановый пакет. Ее некогда простые руки (минимум лака и сверкающих солнечно-золотых безделушек) просто готовили, просто убирали и просто ласкали дочь и поддерживали сына. Теперь же перед ним оказалась холодная донельзя, напомаженная женщина, с крайне скудным словарным запасом, но зато с цензурной брошюркой в правой руке и с телефонной трубкой в левой руке. Обожавшая некогда мужа, она вдруг и с ним стала холодна. Теперь ее немолодое лицо носило следы утренней косметики, а ее наряды все больше походили на наряды дамочек из журналов из 50-х, донельзя яркие и пригламуренные, неестественные под неестественным углом собственной бесстыдной фальшивости.Неожиданные вопли из комнаты Джейн подтвердили его худшие опасения. Ее мать, вооружившись целым пакетом, принялась выносить на веранду целые стопки девичьих журналов с томными качками и прочую дрянь, водившуюся у Джейн в избытке. Истерика снова накрыла этот дом, но теперь это была сама Фрида. Размахивая книгой и ступая бравой солдатской походкой, она зычным голосом стала зазывать всю семью на совет. За ней рыдая и размазывая тушь, ступала его сестра. На ее правой щеке горел след от пощечины.—?Как вам это нравится! Вы посмотрите, ЧТО я у нее нашла. Малолетняя шлюха. Сначала она читает такие пасквили, а потом дает направо и налево! Не так ли, дорогая? ?"Исповедь монашки?, сука ты тупая читают только малолетнии шлюхи. Не знала, что моя дочь, МОЯ дочь может принадлежать к их числу.Задыхаясь от вспышки праведного гнева, она опустила град пощечин на лицо старшей дочери. Театр абсурда рождался, расцветал и усыхал, сквозь толщу ваты, бесконечно движущийся ритм лиц, ртов, так будто сидишь, обдолбавшись под ?neighborhood?. Он знал это состояние, три месяца назад на запыленной вишневой веранде дома Муша, он курил косяк, и его рука кровоточила, потому что он порезался об красоту той, которая была бесконечно очаровательна и имела для одного вроде преданное начало, а для другого предательский конец.Холодную шумовую простынь разорвал крик. Будто ночь натянули на кол и неожиданно разорвали ей брюшную полость.—?Ее живот! Господи Эл, она ранена. Эл, сделай блять, хоть что-нибудь! Позови, позвони! Пиздец, пиздец, господи. Какая я теперь мать.Он вошел в кухню и замер, и застыл, как жертвы застывают перед хищниками. По полу растекалось багряное море и не найдя берегов, оно лизало ноги Энди, пачкало чулки его матери и делало вишневыми ее трясущиеся руки. Она набрала воздуха в грудь и заорала. Потом затихла.Джейн лежала белая, как лилия меж листов молитвенника. Из ее рта тек по подбородку, медленно струясь до кафеля поток вишневого, как ему показалось, сока. Из белого и холодного живота торчал, сверкая черной ручкой нож. Казалось бы, он должен был останавливать кровь, но она шла сильнее и сильнее. Джейн в эту секунду была похожа на океан, и от ее живота шли реки.Фрида стояла перед ней на коленях. От запаха и вида крови ее стошнило и теперь дрожащее-дергающейся рукой она пальцем водила по луже крови. Наверное, ей тоже показалось, что это театр абсурда.В коридоре показалась фигура Эла и он быстро зашагал по комнате дергая, как в конвульсиях телом. Он пытался более стойко переносить травму дочери. Трубка в его руках дрожала и норовила выпасть, однако он бессмысленно повторял лишь одно ?да?, а потом, наконец, назвал адрес их дома.Энди пошатываясь, вышел из кухни и, схватив мимоходом телефон и кроссовки, выбежал из дома. Ему хотелось бесконечно бежать неизвестно куда, главное подальше от ночи, гвоздем приколоченной к его дому.