Любовь, ревность, алчность... (1/1)

Если отъехать на несколько лье в любую сторону от замка Барсучий Горб и деревни с тем же названием, то не так уж много людей можно встретить на этих все еще спорных землях. Зато много в этих дремучих лесах непуганой дичи и старых развалин, поросших травой и диким кустарником. Волчицы с детенышами нередко устраивали там себе логовища на лето. Были здесь и тихие лесные озера и заводи, в спокойной глади которых отражались то кудрявые белые облака, то колышущиеся ветви деревьев, то пролетающие птицы. Ночами олени и кабаны приходили сюда на водопой. А вот человек пришел к одному из таких озер днем. Долго пил воду, а потом лежал на том же месте, восстанавливая силы. Вот снова склонился над озером. Прозрачная вода отразила лицо, покрытое грязью и синяками до такой степени, что никто не смог бы разглядеть его черты. Вот уже второй день блуждал Тьерри по лесным чащобам. Ночь провел в хижине-времянке каких-то углежогов. Поживиться тут было нечем, но хоть не пришлось спать под открытым небом. Добыть еду летом в лесу не трудно. Пойманного зайца он убил об корневище дуба и съел полусырым, невмоготу было дожидаться, пока мясо, насаженное на самодельный вертел, прожарится на костре.Теперь надо было?подумать о будущем. Оно казалось туманно. Париж и его хозяина теперь до конца жизни придется обходить десятой дорогой. И от Кривого Локтя не жди прощения, а значит, не предложишь свои услуги и Фульку.Опять желание иметь все и сразу сыграло с Тьерри злую шутку. ?Почти разбогател?— не считается,?— говаривал граф Каталаунский. —?Ты либо разбогател, либо нет?. Хоть и вероломный этот Готфрид, а иногда от него можно было услышать дельные вещи.Куда же теперь податься? Оружие, возвращенное Тьерри при обмене, осталось при нем, хоть в этом повезло. Но ни коня, ни денег не было.Что-то подсказывало ему, что из этих мест надо как можно быстрее убираться. Наверно, это был голос еще сохранившегося разума. Но алчности у него было больше, и ее противный визгливый голосок твердил в самое ухо: ''Ты же знаешь, где взять деньги, Тьерри! Пойди и возьми их!?Да, он пойдет и возьмет. Не для того он спасся от проклятой ведьмы-графини, ее бесноватых вилланов и проклятого обманщика Готфрида Каталаунского, чтобы теперь голодным блуждать по лесу и подохнуть от какой-нибудь болотной лихорадки.Он пойдет и заберет деньги! Он видел, уже держал их в руках, слышал приятный звон. У него снова будет конь, доспехи и все, что он захочет, и пусть тогда его поищут.Эд только что прочел письмо жены. Графу оставалось два конных перехода до Компьеня, когда встретил ее вестовых. Их путь, как и его, оказался длинен из-за размытых дорог. Получалось, что его послание, отправленное с Авелем, Азарике не доставлено. И ни в Париже, ни в новой резиденции Компьень ее сейчас нет. Беспорядки во владении Барсучий Горб заставили ее пуститься в путь. Но почему она решила ехать туда сама, имея под рукой достаточно сил, чтобы просто отправить воинов? Ехать именно теперь, когда его жена так нужна ему в Компьене… и везде, просто нужна. Теперь, когда она должна, просто обязана беречь себя и ребенка! Он много слышал о причудах будущих матерей, и был совершенно не против вскакивать ночью, чтобы принести ей копченый окорок, а потом сразу апельсиновое желе. Но ехать в такую даль, по ужасным дорогам, во владения, граничащие с землями Кривого Локтя! Зачем? Это был очередной вопрос без ответа.Он скрипнул зубами и отдал приказ разворачиваться в сторону Барсучьего Горба.Говорил себе, что потратит совсем не много времени, погода снова установилась солнечная, земля просыхает, и с каждым днем ехать все легче. Не это беспокоило его по-настоящему. Что-то другое, вызывавшее глухое раздражение. И в глубине души он понимал, что именно. Семейство Эттингов. Земляки его жены. Ее друг Винифрид. Тот самый упрямый лучник, когда-то осмелившийся бросить ему в лицо: ?Не нужны мне твои подачки! Это ты разбойничал в нашем краю! На тебе кровь невинных!? Что ж, смелость всегда нравилась ему. Как и умение говорить открыто. Потому он и не стал мстить за неосмотрительные речи, и не бросил парня на произвол судьбы после ранения, а отвез в Урочище Морольфа…Эду и Азарике часто нравилось одно и то же. Эд знал, что храбрость и честность по сердцу им обоим. И тут еще жалостливость, так свойственная его жене… А Винифрид совсем молод и уже вычеркнут из жизни своим увечьем.Нет! Все это чушь. На всем свете не найти другой такой, как она?— доброй, верной, искренней. И предназначенной только ему. А какой шаловливой и страстной она становится, как только он задувает свечи в их опочивальне и опускает ее на ложе!Даже ее ревность приводила его в восторг. Сам Эд никогда раньше не испытывал ревности, ни к одной из женщин. Но познал ее хмельной, сводящий с ума вкус с тех пор, как в его жизнь вошла эта худенькая черноволосая девочка.И зачем какая-то чертовщина лезет в голову? Он ведь не сомневался, что она любит только его. Так почему же сейчас всплыли в памяти слова брата Роберта: ?Сколько времени она нам лгала… Она из простонародья, а простые живут страстями, сиюминутными желаниями… порой сама не понимает, что делает…?Нет, хватит об этом. Как только он приедет в Барсучий Горб, тут же подхватит ее, посадит на коня впереди себя, как когда-то после их свадьбы, и увезет домой. Она принадлежит ему, и никакие другие мужчины не смеют даже поднимать на нее взгляд!Агата второй день лежала, почти не вставая, на широкой лавке напротив окна. Куталась в одеяло из овечьих шкур. В доме было тепло, но ее все равно знобило. После освобождения Агату охватило какое-то тоскливое безразличие. Разумеется, ее сразу же вымыли, переодели, распутали волосы. Молодая женщина покорно позволяла делать с собой все, что было нужно, но ее равнодушие ко всему было слишком заметно и внушало опасения.Одвин наготовил лекарственных настоек и потчевал ее то одной, то другой.Видимо, благодаря этому у нее теперь ничего не болело, но с того момента, когда она узнала, что именно Тьерри их похитил и держал в подвале, в ней словно бы что-то сломалось. Не хотелось ни говорить, ни думать, ни есть. Иногда выпивала немного воды и снова откидывалась назад, бледными худыми пальцами натягивая одеяло повыше.Смутно слышала, что Альду уложили за перегородкой. Та была совсем плоха. Одвин готовил какие-то отвары и для нее, и старуха уже меньше стонала, сон ее стал более спокойным.Винифрид подолгу сидел возле жены, пытался говорить что-то утешительное, гладил по волосам. Будет ли он горевать, когда ее не станет? А что ее скоро не станет, Агата была уверена. Как она сможет продолжать жить, если жив Тьерри? Он не даст жить ни ей, ни ее ребенку. Где бы не оказывалась Агата, он являлся туда, и ее зыбкому благополучию тут же наступал конец. Нет смысла бороться, если он все равно всегда возвращается. И с каждым разом причиняет еще большие муки, и нельзя ничего с ним сделать, словно бы это был сам дьявол.—?Винифрид! —?позвала она. Она так долго перед этим молчала, что одно лишь произнесенное едва слышно его имя заставило его сердце радостно забиться.—?Что, Агата? Скажи, что для тебя сделать?—?Я хочу, чтобы нашего сына звали Винифрид, как и тебя.—?А если будет девочка?—?Я не знаю. В честь матери дочь не надо называть, плохая примета. Ты назови, как захочешь, только не Агатой.—?Почему я? Давай вместе выбирать имя!—?Умру я, Винифрид.—?Но почему? —?в страхе воскликнул он. —?Ты вернулась домой. Вон дядя Одвин говорит, что с тобой все в порядке, а ему можно верить.Агата вновь закрыла глаза и надолго замолчала.Одвин хмурился, слушая Винифрида. Он знал, чем и как можно исцелить телесную боль, но гораздо труднее с болью душевной. Такие раны рубцуются дольше. Да, именно рубцуются, а не проходят без следа. Оставалось надеяться, что рождение ребенка и заботы о нем займут все время молодой женщины, и некогда будет вспоминать о страшном. Но сначала она должна благополучно родить!—?Что ей нравится? —?спросил Одвин. —?Может быть, у нее есть подруги? Ее отвлекать надо, было бы неплохо ей с кем-нибудь поговорить. С человеком, которому она доверяет.—?Да, такой человек есть!Азарику долго уговаривать не пришлось. Вместе с Гислой она отправилась к Эттингам. На этот раз графиня все же сделала по-своему?— поехала верхом. Правда, не на коне, а на муле, но так ей было приятнее, чем в носилках. Мул был самый спокойный, да еще его вели под уздцы двое воинов. Гисла ехала рядом, тоже на муле.Агата и в самом деле оживилась, увидев их. Даже хотела встать и накрыть на стол. Но это было пока непосильно для нее, да и гостьи удержали ее рвение, сообщив, что их слуги принесли угощение с собой.Появление Гислы, с которой они не виделись с монастырских времен, оказалось очень кстати. Та уже успела родить троих детей. Сидя на краешке лавки возле Агаты, рассказывала о каждом из них.—?А ты все-таки стала знатной дамой! —?проговорила Агата, слабо улыбаясь. —?Помнишь, многие не верили, что все это закончится добром? Признаться, и я не верила.—?Ну, значит, не было среди моих подружек ни одной ясновидящей! —?рассмеялась Гисла. —?Альберик взял меня в жены. Но не подумай, что после венчания сразу началось безоблачное счастье! Замковая челядь презирала меня и не хотела подчиняться, ведь я была в глазах этих людей такая же, как они, и вдруг столь вознеслась. Пока муж был дома, еще куда ни шло, но стоило ему отлучиться, как мне начинали дерзить. Каждый считал своим долгом сделать прямо противоположное тому, что я приказывала! Вместо горячей воды приносили холодную, в очаге вечно были сырые дрова, еда была пересолена или вообще без соли, мои вещи намеренно портили. Ох, сколько я плакала! Но никто не видел моих слез. А потом я решила: все, хватит! И начала действовать методом кнута и пряника. За хорошую работу и вежливое обращение всегда хвалила, но уж грубиянам и лодырям от меня стало доставаться день ото дня все больше. Вот когда пригодились уроки нашей матушки-настоятельницы! Выявила зачинщиц среди служанок и парочку выдала замуж за крестьян, выбрав самых бедных вдовцов с детьми! А смирных, добрых девушек, наоборот, выдала за молодых и красивых воинов, еще и дала приданое. По примеру настоятельницы, я поощряла тех, кто помогал мне, что же касается злостных нарушителей спокойствия в замке, то тут я научилась пускать в ход плеть. Не скажу, что это было легко, зато теперь они признали меня хозяйкой.—?Какие вы обе красивые! —?тихо проговорила Агата. —?Помните, я раньше тоже была хорошенькой.—?Ты скоро поправишься, родишь и станешь лучше, чем была,?— заверила Гисла.—?Конечно! —?подхватила Азарика. —?У тебя прекрасный дом, Агата. В таком только жить и радоваться! Где у тебя будет люлька для малыша?—?Я не знаю,?— слабо проговорила та. —?Нас в монастыре этому не учили!—?Зачем этому учиться, глупенькая! —?рассмеялась Гисла. —?Всем ясно, что люлька с ребенком должна быть рядом с матерью, чтобы та и ночью могла его качать.Они все вместе поужинали, а потом Винифрид и старик Евгерий показывали гостьям новую усадьбу.Одвин все время был где-то поблизости, но, верный решению не выдавать пока свое родство с Азарикой, держался с гостьями почтительно и отстраненно.Иное дело?— Винифрид, радовавшийся приезду Азарики, как ребенок. То и дело подносил ей попробовать то спелое яблоко, то чашку творога, то мед.В замок Азарика и Гисла вернулись лишь поздно вечером.—?Что ты думаешь о возвращении домой, в Компьень? —?без обиняков спросила Гисла, проводив Азарику в ее покой. —?По-моему, цель поездки сюда выполнена, и было бы разумно…—?Да, Гисла, завтра мы едем,?— улыбнулась Азарика.—?Слава Богу!—?Тебе уже не терпится ехать к детям?—?Да! Я еще ни разу не оставляла их надолго. Да и мужьям не следует долго быть без присмотра!—?Ты о чем?—?О том, что твой муж, а с ним и мой, приедут и не застанут нас дома! А ты думаешь, мало кругом вертихвосток?Она прошлась по комнате, затем остановилась напротив сидевшей в кресле графини.—?Послушай, Азарика, извини, что я так прямо говорю, но я из простых и не сильно изменилась, став госпожой. Мне показалось или этот Винифрид, муж Агаты, относится к тебе… не совсем так, как надлежит подданому относиться к госпоже? Он выглядел, как влюбленный!—?Думаю, ты ошибаешься! —?Азарика немного растерялась. —?Он просто был гостеприимен, да и простое чувство благодарности… Винифрид любит Агату.—?Может, и любит… по-своему,?— не стала спорить Гисла. —?А все-таки хорошо, что завтра мы отсюда уезжаем.Это только в сказках злоумышленник проникает ночью в чужой дом, берет все, что захочет, включая дочку хозяина, и спокойно уходит, а хозяева все это время спят, и даже собаки не лают. На самом деле всем известно, что приходить надо днем. Особенно если речь идет о крестьянской усадьбе. Хозяева встают рано, и сразу в поле, в огород, на пасеку, в лес проверять силки… да мало ли еще дурных занятий у людей, которые слишком трусливы, чтобы мечом себе все добыть!Тьерри прекрасно помнил, где эта их усадьба. Раньше на этом месте была землянка, а теперь?— добротный дом с хозяйственными постройками. Хорошо, что деревня далеко. Тьерри поежился от воспоминаний о последней встрече с ее жителями.Он с удовольствием поджег бы все это, когда сделает дело, но придется отказать себе в развлечении, ведь пожар привлекает слишком много внимания.Расчет его был верен. С утра трое работников?— двое молодых и старик?— направились в поле.Высокий седой старик, про которого мошенник Хурн говорил, что это вроде знахарь, углубился в лес.Вскоре вышел на своих костылях и Винифрид. Взобрался на коня.Все это Тьерри видел, затаившись в укромном месте близ усадьбы Эттингов.Потом надо будет проверить, нет ли на конюшне еще лошади или хоть мула.Ну кто там мог еще остаться в доме? Нигде не было видно Гермольда, но этот старый безумец часто бродит по деревням со своей арфой. А если он и дома вместе с бабами, не велика помеха.И, уже ничего не опасаясь, он вошел в дом.Агата сидела спиной к двери. Складывала в короб какие-то пучки зелени. Скрипнула половица.Женщина обернулась и оказалась лицом к лицу со здоровенным бродягой. Наверно, мало кто смог бы узнать Тьерри под слоем грязи и засохшей крови, но Агата узнала его сразу.—?Ну, здравствуй, Агата! —?осклабился Тьерри, подходя ближе.—?Что ты хочешь, Тьерри? —?вскрикнула она, заслоняясь руками, будто он уже занес над нею нож.—?А ты не догадалась? Ну пораскинь мозгами. Не стал бы я ради тебя, убогой, приходить сюда! Ты отдашь мне деньги. Это справедливо, Агата. Они уже давно должны были достаться мне. Отдали бы сразу, и жили бы спокойно, без неприятностей и увечий. Но и сейчас не поздно это сделать! Давай, тащи деньги, и я обещаю, что сразу уйду.—?И ты не придешь больше? —?жалобно проговорила она.—?Ну, если у вас еще заведутся деньжата… —?куражась, сказал он.Тьерри становился сильнее и наглее с каждой секундой, даже сам это чувствовал. Видно, страх беспомощной жертвы наполнял его этой силой.Впрочем, не надо доводить ее до обморока, лучше пусть скажет, где деньги.Он повторил этот вопрос.—?Ты уйдешь, если я отдам их тебе? Навсегда?—?Уйду, не тут же оставаться! Ну, где они?Она дрожала, как лист. Еще и правда грохнется в обморок.—?Я обещаю тебе, Агата,?— сказал Тьерри так мягко, как только мог,?— что сразу уйду, если отдашь деньги. Я бы не стал у тебя их забирать, но сама посуди, в каком я положении! Без денег, без коня далеко не уйду. Значит, придется тут, в окрестностях, еще долго промышлять…На лице Агаты отобразился еще больший ужас. А Тьерри, поняв, что задел нужную струнку, продолжал в том же духе:—?А с деньгами мне это незачем, уеду далеко, может, даже за море, только вы меня и видали.Он опасался, что эти тупые крестьяне уже снова где-то закопали свой клад, и придется тащиться туда с Агатой, чтобы показала.Но кошелек, тот самый, что он видел в руках Хурна, оказался здесь, в доме, под половицей.Он высыпал монеты на ладонь, пересчитал.—?Ты всегда была славной девчонкой, Агата,?— сказал он, окончив счет. —?Была бы мне ведома жалость?— пожалел бы тебя. Ну, прощай.—?Винифрид! —?успела крикнуть она, прежде чем огромные руки сдавили ее горло…Каждому, даже начинающему знахарю, известно: всякое лекарственное растение надо собирать в свой срок. Иначе отвар и настойка из него окажутся бесполезны, а то и вред принесут. Середина лета?— хорошее время для заготовки многих трав, они наливаются доброй силой и не одного больного поставят на ноги. А вот к концу лета многие растения день ото дня утрачивают лечебные свойства.Все это Одвин знал с детства, когда в родной Бретани помогал матери и сестрам делать запасы на зиму.Глухи и дики были те края, сурова и полна опасностей жизнь людей. Часто жизнь зависела от умения владеть оружием, пропитывать соком ядовитых растений наконечники стрел и устраивать хитрые ловушки для незваных гостей. И не менее часто?— от ведунов и знахарей, умеющих готовить отвары и мази, останавливать кровь, заговаривать боль, извлекать цепкие наконечники стрел и копий из живой плоти…Сегодня Одвин надеялся, что листья и побеги брусники, которые он собрал для Агаты, окажут свое целебное действие. Они ведь не только плоть исцеляют, но и тревогу изгоняют, и хорошему сну способствуют, а для бедняжки Агаты сейчас это особенно важно. Но нельзя терять времени, надо сразу же, пока листья не привяли, начинать готовить отвар.Утром, уходя в лес, он видел Агату сидевшей у стола. Она пыталась что-то делать по хозяйству, и это был добрый знак. Наверно, встреча с подругами ее немного расшевелила. Чем быстрее вернется она к своей обычной жизни, тем лучше. Но и перетруждаться не следует. Об этом и собирался ей сказать Одвин, подходя к дому. Он старался двигаться как можно тише, ведь молодая женщина могла спать. Но, взявшись за ручку двери, понял, что это не так. В доме было слышно какое-то движение. Может, кто другой и не заметил бы его, но Одвин, изведавший и бродяжьей, и отшельничьей жизни, привык улавливать малейший звук. И понимать природу этого звука. То, что он слышал сейчас, не было шагами женских ног!Он распахнул дверь, держа наготове массивное полено… и через секунду опустил его на голову Тьерри. Тот застыл на мгновение, а затем рухнул на пол. Злополучный кошелек выпал из его кармана и теперь лежал между Тьерри и его бесчувственной жертвой. Несколько высыпавшихся монет поблескивали на полу.Во дворе замка Барсучий Горб Азарика только что уселась на мула, чтобы в окружении свиты и воинов пуститься в обратный путь. Здесь не было епископа Анскерика и командующего Эбля, а всем остальным уговорить ее ехать в носилках оказалось невозможно.—?В них трясет и укачивает! —?убеждала она своих дам. —?Ну вот вы, Клаудиа, или ты, Гисла, сами бы хоть раз так проехали! Тоже сразу захотели бы сесть верхом!Едва отряд миновал мост, как со стороны деревни раздались женские и детские крики:—?Убили! Помогите! Убили! Всех Эттингов вырезали!—?Вы слышите?! —?вскрикнула Азарика.—?Не бойтесь, мадам! —?главный вавассор, возглавлявший ее воинов, по имени Астульф, решительно положил руку на холку ее мула. —?Сейчас все узнаем.Это могла быть специально устроенная ловушка, и он подал знак загородить госпожу со всех сторон. Воины тут же прикрыли ее щитами.Да и замковая стража все слышала и приготовилась к обороне.Но выяснилось, что обороняться не от кого. Астульф и Бушар, тут же вылетевший из замка в сопровождении воинов, выехали навстречу завывавшим от страха крестьянкам и расспросили их.Выходило, что какие-то разбойники явились из леса, напали на усадьбу Эттингов и убили тех, кто оказался дома?— Агату и Одвина. А может, и еще кого.—?О, едем скорее туда! —?крикнула Азарика.—?Госпожа, вам лучше остаться в замке,?— возразил Астульф. —?Пока я отвечаю за вашу безопасность, я не могу допустить…Одновременно с этим, несколько сильных рук вцепились в поводья ее мула, и Азарика поняла, что вырываться бесполезно. Но как же ее отец? Не могло быть, чтобы, едва обретя отца, она вновь его лишилась!—?Тогда скачите туда немедленно,?— приказала она. —?Узнайте, что случилось и кто пострадал.—?А вон и еще кто-то скачет! —?раздался голос одного из воинов. Он был совсем молод, иначе не сказал бы ?кто-то? при виде небольшой кавалькады, которую возглавлял высокий воин в позолоченном шлеме и алом плаще. Увидев только его, можно было даже не смотреть на штандарт в руке знаменосца.Азарику сняли с мула, и она бросилась навстречу мужу.Еще минута, и он, соскочив с коня, подхватил ее в объятия.Дети все одинаковы?— хлебом их не корми, дай только увидеть или послушать что-нибудь удивительное. А уж если дети живут в замкнутом мирке, вдали от городов и больших дорог, то каждая новость превращается в событие, о котором потом вспоминают годами. Любая история сразу же обрастает подробностями, и получается уже совсем иная история, новая!Так было и теперь. Озорные местные мальчишки, наслушавшись рассказов древней бабки Сунхильды о колдунах и чародеях, решили проследить, куда ходит старый Одвин. Уже одно то, что он чужак и пришел откуда-то из-за дальних лесов, будоражило воображение. Всем ведь известно, что за далекими лесами и холмами не может быть людей, таких же, как мы! Там могут жить лишь колдуны и ведьмы. Уж не один ли из них этот старик? Ведь колдун какой угодно может принять облик, а кто под ним таится, как узнаешь? Сунхильда говорила, что не может колдун или оборотень принять чужой облик навечно, надо ему иногда свое истинное обличье возвращать. А для этого он должен, уйдя подальше в лес, найти там осиновый пень и перекувырнуться через него. Вот и ждали любопытные дети, когда же вместо Одвина предстанет перед ними жуткое лесное существо.В то утро долго за ним ходить не пришлось. Старик быстро нашел какую-то траву, собрал ее и повернул к дому. Но не напрасно же они так рано встали, придется проследить за Одвином до самого дома!Вот там, возле дома Эттингов, ребята и услышали душераздирающий женский крик, а затем?— еще и еще.Слух о том, что в новой усадьбе случилось убийство, зародился молниеносно, и уже через несколько минут его повторяли все.В действительности же Одвин, поняв, что Тьерри с проломленной головой не опасен, бросился к Агате. Она была жива, но перенесенный ужас вызвал преждевременные роды.На крики прибежали с поля работники. Кто-то привел Гермольда, возвращавшегося из соседней деревни.Воины из замка привезли повитуху, присланную графиней.Винифрида к жене не пускали, роды?— это дело женщин. Он стоял, словно потерянный, прислонившись к стене.Остался бы дома?— не напал бы проклятый Тьерри на Агату. Теперь и она, и ребенок могут не выжить, и он в этом виноват. С утра оседлал коня и поехал к замку. С Азарикой, хоть бы издали, попрощаться хотел. Вот увидел ее вчера, такую добрую и прекрасную, и вновь всколыхнулась былая любовь в сердце, и забыл о том, что есть у него любящая жена, и что Азарика?— жена чужая!