"Перед Богом и людьми беру в жены Азарику..." (1/1)

Свадебное платье Азарики было из тонкого нежно-розового бархата, расшитого золотой нитью. Нижнее платье, более длинное, полностью закрывавшее башмачки, было в точности в тон верхнему, но из тяжелого шелка. На стройной длинной шее переливалось рубинами и бриллиантами великолепное колье. Прекрасные блестящие волосы сейчас были распущены по плечам, но в день свадьбы их уложат в изысканную прическу, в которой тоже будут сверкать драгоценные камни.—?Изумительное платье! —?уже в который раз повторила Клаудиа, руководившая примеркой. Она обошла вокруг Азарики, оглядывая шедевры портновского и ювелирного искусства, и не нашла ни одного изъяна.—?Ну и кто мне доказывал,?— победоносно воскликнула достойная вдова, косясь на более молодых фрейлин,?— что лучшая портниха в городе?— эта неприятная девица, Габриэла? Вот, обошлись же без нее!Действительно, над платьем трудились другие мастерицы, ибо до Азарики не раз доходили ядовитые замечания Габи в ее адрес, и она не захотела доверить пошив свадебного наряда завистливой сплетнице. А может, просто сказалось желание не иметь ничего общего со своей бывшей соперницей, а ведь Аоле свадебное платье шила как раз Габриэла.С того дня, как Эд принял решение выслать Роберта с женой в отдаленный замок, Аола стала вести себя еще более высокомерно и неприступно. Видимо, не могла забыть, как была вынуждена умолять о помощи и заступничестве ничтожную нищенку.На следующий день после того случая Азарика стояла на галерее третьего этажа, глядя во двор. Уже наступил вечер, слуги зажгли факелы. Как обычно, движение не прекращалось, снова кто-то уезжал, торопясь успеть до закрытия городских ворот, а кто-то, наоборот, только что прибыл.

- Вот и вы, - прозвучал рядом холодный, с металлическими нотками голос.В задумчивости Азарика не заметила подошедшую Аолу. Мелькнула мысль, что это плохо - она потеряла бдительность и позволила приблизиться незаметно... своему врагу.Высокомерные черные глаза впились взглядом в спокойные карие, еще более прекрасные.Азарика молча и не опуская глаз ожидала, что скажет герцогская дочь. Та оказалась немного обескуражена, ибо ее надменное поведение обычно действовало безотказно даже на знатных, не говоря уж о низших. Люди терялись и чувствовали себя в чем-то виноватыми. Но в лице будущей графини ей попался крепкий орешек. Эта ведьма просто стояла в своем красном платье и ждала. Но и Аола не могла теперь отступить, и заговорила:

- Ведь это вас мы должны благодарить за такую замечательную подсказку графу - удалить нас с мужем от двора и отправить в самое убогое поместье?

- По-моему, вы сами подсказали ему это, - ответила Азарика. - Своими поступками.- Всем известно, что он теперь у вас под каблуком! - Аола зло рассмеялась. - Надо же, кто бы подумал, что он склонится перед женщиной.- Вам очень досадно, что эта женщина - не вы? - Азарике стало даже весело.Теперь ей все стало окончательно ясно с этой, бросавшей ей обвинения, затаившейся фурией. Аоле было мало иметь все, о чем можно только мечтать. Зависть и ревность руководили ею, и по-настоящему хорошо ей было, только если плохо другим.- Я могла бы добиться, чтобы тебя сожгли как ведьму, - прошипела она. - Еще тогда, год назад!- Может, и могла бы, - согласилась Азарика. - Но ты упустила момент, а другого не будет.

- Посмотрим еще! - лицо Аолы вновь исказилось гримасой ярости. - Наследников Нейстрии буду носить и рожать только я!- Если это все, что ты хотела сказать, послушай теперь меня.С этими словами Азарика выдернула ближайший к себе факел. В ее руке он резко описал дугу в воздухе, сыпанул искрами и приблизился к лицу Аолы. От неожиданности и страха та застыла, как изваяние.- Если посмеешь еще угрожать мне, отведаешь вот этого, после чего сразу перестанешь быть красавицей. Аола Жженая - вот как тебя все станут звать! Запомни, мне колдовство не нужно, чтобы раздавить ядовитую гадину. А теперь - прочь отсюда!Та и вправду кинулась бежать, беззвучно рыдая от злости.Азарика же осталась стоять на месте. Как ни странно, она испытывала облегчение, даже какую-то мстительную радость. Слишком долго она мирилась с присутствием Аолы, повинуясь чувству долга и желанию Эда, слишком долго прямо-таки кожей чувствовала ненависть дочери герцога к себе. Теперь, когда маски сорваны и бывшая соперница получила достойный ответ, у Азарики словно гора с плеч свалилась!

В свои покои она летела, как на крыльях, ведь скоро туда поднимется Эд! По обычаю, по возвращении домой господина, жена должна искупать его, и им обоим такая традиция очень нравилась.Слуги уже наполнили лохань водой, и сделали это весьма вовремя, так как шаги господина уже были слышны на лестнице. Азарика выслала всех из комнаты и выскользнула из платья, оставаясь лишь в тонкой нижней рубашке. В ней удобнее, и не пострадает любимое платье. Платье, в котором она только что совершила свой триумф!Он вошел, на ходу бросил шлем в кресло. Остальное должна была снять с него она. Привычными движениями тонкие, но сильные пальцы расстегивали пряжки и ремни его доспехов, снимали тяжелый рыцарский пояс, освобождали от пропыленной одежды...Когда все было снято, он вдруг быстро дернул завязку, державшую ее рубашку у горла. Широкая шелковая рубашка скользнула вниз, оставляя молодую женщину тоже обнаженной. Стройные ноги грациозно переступили через кусок шелка.Эд с силой притянул ее к себе и подхватил на руки.Купание в тот вечер затянулось дольше обычного, вода успела совсем остыть.Чуть позже, лежа на животе поперек кровати, он заметил:- Сегодня ты была какая-то особенно дерзкая. Мне это понравилось. Беременная женщина как-то иначе чувствует мужчину?- Может быть! - шепнула она, игриво проводя рукой по его спине и ягодицам. - А может, дело в том, что я разрешила для себя задачу, которая раньше никак не решалась!Он хотел еще о чем-то спросить, но решил, что это может подождать, и перевернулся на спину, навстречу ее ласкам...И все-таки в день примерки свадебного наряда Азарика вновь вспомнила Аолу, это все из-за разговоров о платье и портнихах! Она тряхнула темными кудрями, отгоняя неприятные мысли. Невеста перед свадьбой должна думать только о хорошем, а если она еще и будущая мама, то тем более! Единственное, о чем она могла сожалеть, это о том, что свадьба состоится не в Париже. Здесь они с Эдом столько перенесли вместе, здесь повсюду были воспоминания, и все они?— и трагические, и счастливые?— останутся в их памяти на всю жизнь.Но часть зданий в городе до сих пор не была восстановлена, тут и там еще виднелись груды камней, бывших когда-то домами. На месте сгоревшего графского дворца был огромный пустырь. И разместить сейчас в городе несколько сотен вассалов и знатных гостей, при каждом из которых будет целая свита, просто невозможно.Впрочем, для парижан по возвращении графа и графини готовились грандиозные увеселения и обильное угощение. Со всех сторон в город уже стекались бродячие гистрионы - певцы, танцоры, фокусники, карлики и прочие уроды, дрессировщики с медведями и собаками, даже заклинатели змей.После венчания и празднеств в Компендии молодожены собирались вернуться в Париж и продолжить свадебные торжества там. Но это будет потом, а завтра они едут в свою новую резиденцию.Она еще раз окинула себя взглядом в зеркале. Может быть, это было нескромно, но Азарика решила в тот миг, что из нее получилась изумительно красивая невеста.Ближе к вечеру она надела любимое красное платье, и Эд повел ее, как он сказал, на прогулку. Их сопровождали Альберик и Авель, и от Азарики не укрылось, как они время от времени перешептывались и перемигивались с видом заговорщиков. Причина стала ясна чуть позже, когда к Сторожевой башне подъехала внушительная кавалькада всадников на мощных конях и в полном вооружении. Азарика не сразу заметила прибывшую с ними красивую молодую женщину, которую воины просто заслонили. Зато Альберик разглядел сразу и так и бросился навстречу гостье, с радостным смехом снял ее с седла. Конечно же, это была Гисла. Воины довольно захохотали, видя, как супруги принялись целоваться, а Азарика даже захлопала в ладоши от радости.—?Ну подожди, милый! —?воскликнула Гисла, смущенная, что всеобщее внимание вдруг оказалось приковано к ней. —?Ты посмотри, как хорошо я выполнила поручение!Она указала рукой, куда надлежало смотреть. И тогда Азарика увидела своего старого учителя, каноника Фортуната, который только что слез с мула. О, для одного дня это было слишком! Она бросилась вперед, не выпуская руки Эда, и растроганный старик заключил в объятия их обоих.—?Какая же ты красивая, девочка! —?с доброй улыбкой говорил каноник, гладя ее по голове. —?Выглядишь, как принцесса из сказки! Ну, а ты, сын мой? Раны больше не беспокоят тебя?И старик, как в былые времена, ласково потрепал льняную челку на склоненной голове своего дорогого "мальчика", который был на голову выше его.Потом он обнял Альберика и Авеля:—?О Боже, я вас еле узнал, уехали из монастыря наполовину детьми, а теперь настоящие взрослые мужчины, воины! Оба просто молодцы!Он был так рад видеть их всех!Азарика подошла поздороваться с Гислой, и та, все еще немного смущаясь, сказала:—?Ну и город, какой огромный! Окажись я тут одна, верно, сразу заблудилась бы.—?И я так думала, попав сюда впервые! Но к нему быстро привыкаешь! Париж невозможно не полюбить,?— заверила Азарика, и они сердечно пожали друг другу руки.Чуть позже ей рассказали, как Альберик передал своей жене поручение Эда?— поехать в Эриберт и, если состояние здоровья престарелого каноника позволит, попросить его прибыть в Париж. Гисла отвезла письмо Эда, написанное им собственноручно, хоть и при помощи Альберика. Мог ли Фортунат после этого остаться на месте! К долгим сборам он не привык, и в тот же день хозяйка Веррина и старый священник пустились в дорогу. И вот теперь каноник обвенчает двух самых дорогих ему людей.Наконец Азарика поняла, почему Эд избегал разговоров о том, кто будет их венчать. Он готовил для нее этот чудесный сюрприз! Молодая женщина просто светилась счастьем, возвращаясь рука об руку с будущим супругом в Сторожевую башню. За ними следовал Авель, бережно поддерживавший под руку Фортуната, и Альберик с женой.Пожалуй, единственным человеком, кого не обрадовал приезд каноника, стал Роберт. Хотя сейчас его не радовало ничто. Близился день его отъезда в Блуа, а что он успел сделать, пока был в Париже? Рукописи своей матери не нашел. Единственного человека, который о них точно знал, отправил на тот свет прежде, чем тот успел заговорить. Завербовал ненадежную шпионку, моментально выдавшую его. Утратил доверие брата, а удаления его девки добиться не сумел. Проанализировав все случившееся, понял, что его подвела торопливость. Надо было, как Фульк, долго и тщательно плести паутину, до времени оставаясь в тени. Ну что ж, он учтет прошлые ошибки, когда… А когда, собственно? Сидя в блуаском замке, под охраной? От злости он скрипнул зубами. Оставалось уповать на какие-нибудь счастливые случайности. Ну и на людей, которые желают устранения Эда. Разумеется, действуют они никак не в интересах Роберта, а в своих собственных, но ведь ради дела можно и с врагом объединиться… на время! А там уж он сыграет свою игру.В большом зале, служившим трапезной, на специальном помосте был установлен стол для сеньора, членов его семьи, приближенных и самых почетных гостей.Ниже располагались длинные столы для гостей рангом пониже, воинов, оруженосцев и домашней челяди.Большое, но с низким потолком помещение было ярко освещено закрепленными на стенах факелами, которые немного чадили от колеблемого воздуха.Эд усадил старого каноника в самое удобное кресло с высокой спинкой, установленное слева от его собственного кресла. Справа от жениха, как обычно, расположилась Азарика. Здесь же, за этим столом, Фортунат увидел Анскерика, архиепископа, ставшего преемником покойного Гоццелина, а также гиганта Эбля?— одного из ближайших помощников Эда, по знатности превосходившего многих?— он был племянником все того же Гоццелина. И, конечно же, здесь был и Роберт с супругой.Фортунат заметил и отчуждение между братьями, и то, что Роберт почти не участвует в общей беседе. Это огорчило его, но почему-то не удивило.Впрочем, старику не хотелось думать о дурном или строить домыслы, когда рядом были его дорогие дети. Он так много времени не видел их, исстрадалось старое сердце, ибо подолгу не доходили от них весточки, да и как могли они доходить быстрее в охваченной ураганом войны, разоренной стране? Но каноник неустанно возносил молитвы об их здравии, и вот сбылась его мечта?— снова увиделись, да еще при каких обстоятельствах!—?Я вижу, ты серьезно занимаешься обустройством своих земель, сын мой,?— одобрительно говорил Фортунат крестнику. —?Дорога, по которой мы ехали, вполне сносная, а главное?— в пути было спокойно. Гораздо спокойнее, чем раньше. Я заметил, что люди перестали бояться ездить по своим делам. Раньше, бывало, дороги были пусты, не хожены и зарастали бурьяном, люди же страшились высунуть нос за дверь своих жилищ.—?Да, честным людям на моих землях скоро бояться будет нечего,?— с довольной улыбкой ответил Эд. Похвала старого учителя была ему очень приятна. —?Разбойникам же и грабителям здесь светит только одно?— петля.

—?Ну и в самом городе,?— продолжал старик,?— работы, видимо, не прекращаются ни на минуту. Ты ведь нанял испанских мастеров, не так ли?—?Не совсем так. Нанял-то их Сигурд, но теперь они служат мне. В остальном - верно, отец мой, стены и укрепления полностью восстановлены, да и новые бастионы растут, как на дрожжах. Приходится спешить, норманны ведь ушли не навсегда. Но мы собираемся, с Божьей помощью, все успеть. Вот видишь, отец, какую чудесную невесту я нашел благодаря тебе, ну и не без помощи Святого Эриберта, конечно! Во время войны не было никого храбрее ее, а теперь она стала моим лучшим советником. Не знаю, что бы я делал без нее!И он поднес руку Азарики к губам.—?Она не только умница, но еще и красавица,?— улыбнулся добрый каноник. —?Даже я, старик, и священник к тому же, не могу не сказать: твоя невеста очень хороша!Азарика зарделась от их похвал.Тем временем многие гости и вассалы насытились и захотели музыки и танцев. Майордом почтительно спросил разрешения графа и, получив его, дал знак музыкантам играть. Азарике вспомнилась другая танцевальная вечеринка, в монастыре Святой Колумбы. Там из музыкальных инструментов были только монохорд Фарисея и флейта Иова, но веселились все от души! Не танцевали только двое?— Азарика и толстяк Авель. Она предавалась девичьим мечтам об увиденном во сне красавце, Авель же поедал все, до чего мог дотянуться. Впрочем, теперь-то Горнульф из Стампаниссы вовсю наверстывал упущенное. После осады он, как и полагается истинному герою, стал любимцем женщин. Несмотря на свою полноту, пристрастился танцевать. Раньше Авель ужасно стеснялся и робел, когда его пытались вытащить в круг, и старался спастись бегством от насмешливых девиц, плотно бравших его в кольцо. Но зато теперь, если уж начинал танцевать, то остановить его было трудно. Вот и сейчас он вел в танце какую-то хихикающую красотку. Она была в ярком платье и с рыжими волосами. Видимо, напомнила Авелю его ?прекрасную даму?, измученную интригами злокозненного двора…Сейчас танцевали не менее дюжины пар, в том числе и Альберик с Гислой, уже обратившей на себя внимание многих рыцарей и воистину очаровательнойв нежно-голубом бархате.Слуги то и дело отгоняли собак, чтобы об них не спотыкались веселящиеся гости.Следующая мелодия была медленной и чарующе красивой, и почему-то вызвала в памяти Азарики спокойную ночную реку с отражающимися в ней звездами и серебряной лунной дорожкой… Пары двигались в такт музыке, медленно и плавно, держась за руки и слегка покачиваясь то вправо, то влево.И, в точности как в ее давних грезах, Он склонился перед нею, взял за талию, а она грациозно подала в поклоне руку!Они позабыли обо всем на свете, остались лишь сплетенные пальцы и две пары глаз?— стальные и темно-карие. И губы, которые так жаждали слиться в поцелуе, но этого нужно было подождать…—?Я, Эд, сын Роберта, перед Богом и людьми беру в жены Азарику. Я желаю,чтобы она была со мною в моем доме, на моем ложе, в моем сердце и обещаю, с помощью Господней, быть ей верным и любящим мужем, быть с нею в горе и радости, болезни и здравии, богатстве и бедности, пока не разлучит нас смерть. —?Я, Азарика, перед Богом и людьми беру в мужья Эда Робертина и клянусь, с помощью Господней, быть ему верной и любящей женой, я буду чтить супруга в доме его, и всем сердцем любить его! Клянусь быть с ним в горе и радости, болезни и здравии, богатстве и бедности, пока не разлучит нас смерть.Эти торжественные слова прозвучали прекрасным июньским днем, в новой двухсветной капелле, специально по случаю бракосочетания графа Парижского воздвигнутой в Компендии, его новой резиденции. Слова прозвучали в глубокой тишине, хотя здесь и собралось более двухсот человек?— наиболее знатные гости, доверенные вассалы и друзья вступающих в брак.Многие из собравшихся?— знатнейшие люди королевства?— не впервые присутствовали на подобной пышной церемонии, где бриллианты и золото слепят глаза, дурманят голову аравийские курения, звучит торжественный орган, а взволнованные жених и невеста старательно повторяют слова клятвы…И все-таки эта свадьба отличалась от всех прочих. Один из первых магнатов Нейстрии только что взял в жены простую девушку, сироту и бесприданницу, а вовсе не дочь знатного рода, как бы полагалось графу и великому воителю. Особенно если его прочат в короли, о чем люди уже говорили едва ли не в полный голос.Другая важная деталь?— венчал молодых не архиепископ, а безвестный каноник из отдаленного монастыря близ Анжера, что тоже вызывало удивление. Впрочем, каноник был не совсем уж безвестный, раз он являлся крестным отцом и исповедником графа Эда.И еще?— поговаривали, что молодая уже ожидает ребенка от своего красавца-мужа.Кто бы что не болтал, ясно было одно?— они безумно влюблены друг в друга и счастливы, пленительная и застенчивая, как лесной цветок, вся в нежно-розовом, невеста, и жених?— белокурый красавец в светлых шелках.Азарика смутно помнила, как Эд, по обычаю, надевал обручальное кольцо по очереди на все ее пальцы, а когда надел, наконец, на безымянный, каноник Фортунат объявил их мужем и женой!На улице новобрачных приветствовала целая толпа, ведь в капелле могли уместиться далеко не все. Заиграла музыка, взвились в воздух стаи выпущенных одновременно белых голубей, полетели вверх лепестки цветов и монеты… Люди восторженно вопили, славили новобрачных, подбрасывая кверху шапки, колпаки и шарфы.Многие из собравшихся по случаю праздника нарядились в лучшие свои одежды.Не была, по-видимому, исключением и сгорбленная старуха с вызывающе-ярко накрашенными губами, в великолепном парчовом платье, на которое с морщинистой шеи спускалось бриллиантовое колье. Долго смотрела она на светящиеся счастьем лица молодых, и среди всеобщего шума и пения никто не услышал, как старуха шептала:—?Будь счастлив, мой мальчик, раз уж ты так все решил… Ну и ты, девка, тоже. Заслужила!Сказав это, старуха дала знак двоим крепким рабам, и они проложили сквозь толпу дорогу, дабы их хозяйка могла усесться в ожидавшие ее богатые конные носилки.