Аола и Роберт (1/1)

Аола была не просто хороша собой, а ангельски прекрасна. И вдобавок богата, знатна и привыкла к преклонению. Верно заметила, глядя на нее, Заячья Губа, что Господь не всегда справедлив к людям, давая одним сверх меры, а другим?— ничего.Впрочем, один изъян у герцогской дочки все же имелся. Она была неумна. Однако не настолько, чтобы не понять: над этим ее недостатком втихомолку смеются, и старалась не говорить много. Все-таки прослыть молчуньей лучше, чем тупицей. Ну вот болтает о чем ни попадя ее старшая сестра Ингельтруда, герцогиня Суассонская, и что? С детства у нее репутация восторженной дурочки. Правда, это не мешало ей жить в мире и согласии с мужем Генрихом, с которым они были вполне довольны друг другом. Впрочем, Генрих часто отсутствовал, большую часть его времени занимали войны, набеги, охоты и пирушки с друзьями. В первые годы супружеской жизни молодая герцогиня плакала и отчаивалась, а однажды имела глупость пожаловаться отцу. Старый герцог Трисский, грузный краснолицый мужчина, большой любитель всего того, в чем Ингельтруда винила своего супруга, лишь поднял на нее отекшие глаза, швырнул кость своей собаке (дело было за трапезой) и сказал:—?Я тебя выслушал, дочь моя. Одного не пойму, чем ты недовольна?—?Но отец! —?негодующе воскликнула она.- Мой супруг Генрих пренебрегает мною, постоянно отсутствует, а когда приезжает домой, то и там начинаются попойки и всякие непристойности! Со своими дружками и вассалами он устраивает оргии! Изменяет мне! Трахает разных девок!Отец моргнул, почесал в затылке и деловито уточнил:—?А парней не трахает?—?Нет,?— растерялась она.—?Ну так радуйся, дочь моя! —?гаркнул он, разражаясь добродушным хохотом. —?Твой муж?— весьма достойный человек, не развратник.Видимо, он считал, что удачно пошутил.Впоследствии Ингельтруда родила мужу четверых детей, но мало интересовалась ими. Дочерьми занимались кормилицы и няньки, а сыновья, достигнув положенного возраста, обучались под руководством опытных воинов фехтованию и верховой езде.Имея массу свободного времени и не зная, куда его девать, герцогиня пристрастилась к чтению. О нет, она не читала научные или философские трактаты и не интересовалась теологией. Она была поглощена романтическими любовными историями, и чем красивее была история, чем больше она изобиловала страданиями, метаниями, прекрасными принцами на белых конях и нежными беспомощными принцессами, тем интереснее она была для герцогини. По ее мнению, любовь могла оправдать абсолютно все, и именно поэтому больше всего она благоговела перед историей Париса и Елены. Такие книги ей читали иногда целыми днями. Когда герцогиню утомляли книги, в замок созывали всевозможных певцов и прочих гистрионов, чтобы потешили госпожу балладами и представлениями. Которые, конечно, тоже повествовали о любви.Итак, две дочери герцога Трисского были очень разными. Старшая- восторженная, некрасивая толстушка, младшая - надменная, капризная красавица. Впрочем, разница во внешности и характерах не мешала сестрам любить друг друга. Ингельтруда искренне восхищалась и гордилась в младшей сестре тем, чего сама была лишена, и находила в Аоле сходство с прекрасными героинями античных трагедий. Аола же любила сестру, а вернее, позволяла той себя любить, за ее восторженноепреклонение.Гостя у сестры в Суассоне, Аола тоже охотно слушала чтецов и мечтала о красивом принце, который однажды явится и увезет ее в свой дворец. О чем же еще мечтать благородной девице на выданье?Но вот однажды, движимая желанием преклонить колена пред гробницей святой, чьи мощи покоились в Самурском соборе, а если уж говорить до конца честно, то истинным побуждением было на время вырваться из-под опеки родителей, она в сопровождении своих компаньонок и служанок, под хорошей охраной отправилась на богомолье.В Самуре началось нечто невообразимое. Это было похоже на не раз слышанные страшные истории о нападении кровожадных язычников. Но чтобы это случилось с ней самой?— о таком она не думала. Ей всегда казалось, что девушки ее положения защищены от всего и вся и с ними никогда не может ничего случиться. Похитить, надругаться, продать в рабство могут какую-нибудь простолюдинку, но ведь не ее же, герцогскую дочь! Это наивное убеждение разбилось о грубую реальность, когда она, отстав от метавшихся в панике служанок, в испачканном придорожной грязью платье пряталась за какой-то перевернутой повозкой. Кругом шла резня, горели дома, слышались душераздирающие вопли, визг, предсмертные хрипы, испуганное ржание лошадей, да еще дьявольский хохот и ругань норманнов. Она была настолько испугана, что даже не пыталась понять, что происходит и кто на кого напал. Потом вдруг все как-то стихло. Она решилась выглянуть из своего укрытия и сделала это, конечно, напрасно. Ее тут же схватил какой-то отвратительный тип, по виду?— настоящий бандит. От него несло перегаром, он хрипел от вожделения и куда-то тащил ее за волосы. Девушка принялась кричать от ужаса и звать на помощь. Спасение пришло так же быстро, как в балладе. И спасителем оказался прекрасный… хоть и не принц, но рыцарь?— уж точно. Как оказалось, это он очистил город от врага. Правда, само спасение выглядело несколько прозаично. Ни поединка, ни напыщенных слов, ни красивого вызова… да и кого ему было вызывать? Не своего же собственного подчиненного, спившегося попа!Выяснилось, что рыцарь разыскивал в Самуре своего брата, захваченного в плен норманнами.Один из наиболее уважаемых горожан предложил Аоле воспользоваться гостеприимством его семьи. Прежде чем отправиться на ночлег, она спросила имя своего красивого спасителя. Его звали Эд, и был он бастардом покойного герцога Нейстрии. Аола испытала некоторое разочарование, узнав, что ее спаситель - всего лишь незаконный сын, а значит, не имеет титулов и земель. Но как поклонник, решила девушка, этот сорви-голова вполне подходит. Это же красиво и сказочно?— хищник у ног девушки! Будет о чем рассказать сестре. О том, захочется ли Эду лежать у ее ног, она даже не думала.Он со своими ближними, как подобает благородному шевалье, проводил Аолу и ее спутников к их временному пристанищу, и откланялся. Но какое-то неясное любопытство или, может, разочарование, что он даже не попытался ухаживать, заставило ее наблюдать за ним из-за деревьев. Он стоял в окружении нескольких воинов и хохотал вместе с ними, вспоминая, как выглядел епископ Гундобальд с волчьим хвостом на таком месте, которое люди обычно прикрывают, да и потом, когда у него отобрали его владение. Затем один из людей Эда, крепкий белобрысый парень, принялся что-тооживлённо рассказывать и показывать руками нечто необъятное в том месте, где у женщин находится грудь. Еще один парень, как две капли воды похожий на рассказчика, подтолкнул к мужчинам нескольких нескромного вида девиц. Оглядев красоток, Эд указал на двух. Девицы довольно захихикали. Все воины вскоре удалились кто куда в сопровождении жриц любви.Аола осталась в недоумении. Как, ее спаситель не посчитал нужным провести ночь под ее окнами, не принес цветов?! Воистину права ее сестра, скоро благородные герои останутся лишь на страницах книг.Люди Эда, выставив часовых, славно отпраздновали разгром данов. Было тут и вино, и брага, и угощения с кухни епископа, бывшего сеньора этого города. Ну и женщины, как без них! Две красотки, выбранные Эдом для себя, подозрительно хорошо знали дорогу в апартаменты епископа. Проведя туда бастарда, девицы со смешками раздели и вымыли его, при этом из их разговоров выходило, что его, Эда, они считают гораздо более авантажным, нежели епископ Гундобальд. А чуть позже они скинули платья и до рассвета ублажали победителя норманнов.Выпроводив их перед рассветом, Эд так и не смог как следует выспаться. У Гундобальда имелись только шёлковые,очень роскошные и скользкие простыни, к которым Эд был непривычен. Задремал он лишь с первыми лучами Солнца, не переставая честить епископа последними словами. Священники же вродедолжны жить в бедности и воздержании!Тем временем Аола заметила у себя под окнами одинокую, закутанную в плащ фигуру. Луна светила ярко, и девушке удалось разглядеть, что таинственный поклонник высок ростом, молод и хорош собой. Он простоял до утра, вглядываясь в темные окна. Аола могла торжествовать: поклонник ее неземной красоты сыскался даже здесь, среди этих грубых натур!На следующий день она ожидала, что новый кавалер найдет способ быть представленным ей. Но объявился он только вечером. Красивый голубоглазый юноша, преклонивший перед нею колено, оказался братом Эда и еще одним сыном Роберта Сильного. Только законным. Он был еще очень молод и нежен, совершенно лишен надменности и цинизма, какие сразу бросались в глаза у его брата. И смотрел на нее с обожанием, будто молился Пресвятой Деве.Потом она не видела обоих братьев несколько месяцев, они опять где-то воевали с норманнами. Правда, с некоторых пор ее отец, герцог, все чаще упоминал имя Эда и многозначительно поглядывал на дочь. Она даже знала, с каких именно пор - после гибели Конрада, графа Парижского и сводного брата обоих Робертинов. Все настойчивее шли разговоры о том, что Эд, победитель во многих сражениях и гроза норманнов, теперьунаследует титул и парижский лен. Партия его противников, возглавляемая новым канцлером Фульком, желала видеть графом Парижским юного Карла Каролинга. В этой борьбе чаша весов склонялась то в одну, то в другую сторону, в ход шли любые средства, и вот наконец графом стал Эд.Для чего этот гордец и честолюбец попросил руки Аолы? Ах, только не любовь была тому причиной. Да, Аола была красавицей, но Эда давно нельзя было удивить красотой. Он привыквыбирать для себя самых великолепных женщин и повидал их немало.

Но, выросший в бедности, он теперь хотел иметь все самое лучшее и изысканное, шла ли речь о породистом, выученном боевом коне, дорогих доспехах или о невесте, самой прекрасной девушке королевства, да еще с таким приданым, что благодаря их браку образуется целая держава. Хотя нельзя не признать, они чудесно смотрелись вместе - высокий мужчина с гривой льняных волос - воплощенная мощь и напор, и прелестная хрупкая девушка, при виде которой не оборачивался разве что слепой.Герцог дал согласие, и вскоре Аола отправилась в Париж. По обычаю, она должна была несколько месяцев до свадьбы жить в доме жениха, чтобы освоиться с обязанностями хозяйки.Ей выделили роскошные апартаменты в старинном графском дворце, будущая свекровь не донимала ее поучениями и в целом отнеслась благосклонно. А главное- рядом почти всегда находился Роберт. Он сопровождал ее повсюду днем, а ночью пел под окнами серенады собственного сочинения. И куда бы она не отправилась, знала, что он следит за нею тоскующим, влюбленным взглядом. И когда он объяснился ей в любви, она была готова к этому и призналась, что тоже любит его. Они стояли в саду перед грозой. Но даже громовые раскаты не смогли заглушить биение их сердец... и еще один звук. Как будто чей-то стон или сдавленный вскрик. Откуда он донесся, было непонятно, но влюбленных охватил суеверный страх...С тех пор они думали, что им теперь делать, но выхода было только два. Расстаться и смириться с судьбой (такое былонемыслимо, невозможно!) или рассказать обо всем Эду. Кстати, именно так советовал поступить Озрик, самый близкий друг Роберта.Видит Бог, с самого начала Аоле не нравилась и эта дружба, и сам Озрик, юноша незнатного происхождения и не в меру умный. Она упорно отказывалась познакомиться с ним даже ради Роберта. Ни разу не говорила с этим юношей, только видела. И увиденное испугало ее. Однажды она столкнулась с ним лицом к лицу на улице, когда в сопровождении служанок следовала в модную лавку. Озрик, видимо, торопился в свое излюбленное место - библиотеку, но, проходя мимо, полоснул ее таким взглядом, что впору было перекреститься.В тот же вечер Аола просила Роберта больше ни о чем не советоваться с Озриком, а лучше всего - вообще прервать эту дружбу. Роберт при этомчувствовал себя скверно, но в глубине души был согласен с возлюбленной. Он и сам заметил, что Озрик как-то отдалился от него в последнее время. Но зато сблизился с Эдом.И графу явно было приятно общество этого, скажем правду, честного и смелого палатина. Казалось, что-то неотвратимо тянуло этих двоих друг к другу. Из памяти Роберта не шел разговор с Озриком по дороге к Барсучьему горбу. Тогда почти отчаявшийсяРоберт наговорил много лишнего, в том числе о брате, и сразу пожалел о своей откровенности. Озрик с таким пылом высказался в защиту Эда, что Роберт понял - теперь это человек его брата, а значит, что-либо рассказывать ему опасно. Ох, Бог весть, каким способом резкий, недобрый Эд добивался расположения людей!

Потом, уже вернувшись в Париж после удачного рейда на Барсучий Горб, Роберт был вынужден признаться самому себе: было бы куда как спокойнее, если бы поединок Озрика с Тьерри закончился иначе!И Озрик унес бы с собой все тайны, которые он, Роберт, успел ему открыть. Младший Робертин хоть и ужасался, ловя себя на подобных мыслях, но мысли-то никуда не девались. И ужасался он все реже... Эдне замечал, что происходило между его братом и невестой. Он всегда верил Роберту, да и негде ему было что-либо увидеть. Во всяческих увеселениях и охотах он в последнее время не участвовал. Ожидая со дня на день вторжения норманнов и зная, что не все вассалы преданны ему, он почти круглосуточно находился то на строительстве укреплений, то набирал и обучал войско, то носился по всему графству по самым разным делам. Аола и Роберт почти не видели его. Зато во всех поездках следом за графом, а все чаще - бок о бок с ним, мчался на своем гнедом Байоне оруженосец Озрик.

Во время одной из прогулок, на которую Аола и Роберт вышли вместе, они увидели тех... двоих. Граф и его оруженосец только что вернулись в город из какой-то поездки и неторопливо ехали рядом, о чем-то оживленно разговаривали, наверно, как всегда, о возведении новых бастионов, подготовке карт местности, о запасах фуража... Да, Аола давно поняла, что ее жених - совсем не романтик, интересуют его только самые прозаические темы, и говорить с ним не о чем. Но все же было в тот момент в выражении его лица, чуть склоненного к спутнику,нечто необычное... и неправильное! Так он должен был смотреть на нее, свою невесту, а не на какого-то заученного еретика! Но это было лишь мгновение, мало ли что может показаться в жаркий летний день, когда Солнце так и слепит глаза.Поначалу Роберта и Аолу волновало слишком плотное общение Эда и его оруженосца. Но, поняв, что доносить на них Озрик не собирается, успокоились.

Между тем, день свадьбы стремительно надвигался. Роберт был близок к отчаянию. Они с Аолой ещё не перешли последней черты, и ему невыносима была мысль, что первым у нее станет Эд. Ревность чуть не довела его до безумия. Уж Роберт лучше, чем другие, знал, что не только на поле битвы его брат великолепен, но и на ложе любви!И тут Роберта позвала для приватного разговора его мать-принцесса.- Сын мой, - проговорила она, сжимая его руку иссохшими старческими пальцами, - не тревожься, Господь милостив! Ты и только ты получишь желанную награду. Только не страшись и доверься во всем мне и иным людям, кои желают тебе лишь добра.Больше ничего изумленному Роберту от нее узнать не удалось. Но главное-то он понял. Свадьбы не будет! Каким способом это будет достигнуто, он в тот момент не задумался. Не услышал (или удобнее было не услышать?), как его мать, поджимая бескровные тонкие губы, прошептала:- Да сгинет проклятый птенец кукушки!И вот свадьба была отменена, его брат и правда где-то сгинул, Озрик тоже исчез, а он, Роберт, почти не заметил этого. Что еще могло иметь значение, если он поехал с Аолой в Трис! Канцлер Фульк, вопреки ожиданиям, не препятствовал этому. Видно, какие-то хитроумные комбинации уже складывались в его изощрённом мозгу.Когда Эд, закованный в цепи, оказался в каменном мешке Эриберта, его брат и бывшая невеста, побежденные страстью, упали в объятия друг друга. Пути назад для них не было.Что же будет дальше? Этим вопросом они задались лишь теперь, по прошествии времени, когда Эд вернулся в Париж. Вернулся не один, с этой... А перед Аолой лежало, окончательно подтверждая их разрыв, возвращенное им кольцо. Как странно, она только имечтала об этом, а вот теперь испытывала вместо радости какое-то злое недоумение. Не плакать, не страдать, всюду появляться с другой, променять ЕЁ на... ЭТО?Посоветоваться с матушкой уже было невозможно, и Роберт обратил взор на Фулька. По совету Аолы, разумеется...