Глава девятая. Остров Эгьер: Корабли в открытом море (1/2)

Предвестием грядущего сезона штормов над гаванями Кордавы закружил сухой, дерущий горло ветер – либечча из Черных королевств. Косяки серебристой мерлузы потянулись на Полдень, к более теплым водам. На смену им пришли желтобрюхая кефаль, луфари и неутомимо преследующие их дельфиньи стаи. Никуда не делись акулы, облюбовавшие обширное устье Черной реки и круглый год жадно пожиравшие любую гадость, что выносило в море могучим течением.

Известные всему миру гавани Кордавы Зингарской раскинулись вдоль по берегу огромного полукруглого залива. С западной стороны их защищал Старый волнолом и три его дозорные башни, с восточной – крепость Эскуальо. Всякую ночь ослепительно вспыхивал маяк на скале Робкар, разрезая темноту вращающимся лучом и посылая всем заплутавшим в океане знакомый сигнал – два длинных проблеска и два коротких.

Величественная и гордая Кордава, город, рожденный морем. Город корабельщиков, моряков, ловцов рыбы и жемчуга. Город неугомонных искателей приключений и предприимчивых торговцев. Древняя, возникшая на месте самых первых поселений на Закатном материке, основанная как бы не альбами или атлантами, и вечно юная, вечно стремящаяся к недосягаемым горизонтам. Огромная, раскинувшаяся по окрестным холмам, насквозь пропахшая соленой рыбой и апельсинами, вонью разлагающихся ракушек-пурпурниц и черным виноградом.

Морская дева в корсаже крепостных стен, в кружевах белой пены, с надеждой взирающая на солнце, что всякое утро встает из морских глубин – вот такой была Кордава, столица Зингары, владычицы морей. Кордава Неприступная, ибо еще ни одному войску не удавалось штурмом овладеть ею – ни с океана, ни с суши. Кордава, неустанно богатеющая и не страшащаяся вкладывать доходы в новые рискованные предприятия. Кордава, на гербе которой красуется встающая из волн Золотая башня.

Шумный, прекрасный, запутанный и древний приморский город, овеянный тысячами легенд. Таверны здесь называют в честь прославленных кораблей, улицы мостят булыжниками разобранных древних зданий. Призраки сгинувших в океане капитанов частенько заглядывают на огонек в трактир. В ночь весеннего новолуния любой зевака может своими глазами увидеть выходящую из гавани ?Белезу? – судно, чей экипаж триста лет тому дал клятву добраться до края света и заглянуть за окоем.

У пристаней семейства Карико, заслуженно считавшихся кордавскими старожилами, вот уже месяц скучала выкупленная двухмачтовая фелюка. В начале осени покупатель исправно внес плату за приобретение судна, однако ?Летучая рыба? до сих пор не покинула своего места у причала.

?Летучая рыба? была хорошим, добротным суденышком, для управления которой требовалась малая команда из пяти-шести человек. Шустрые, быстроходные и верткие фелюки отлично подходили для перевозки малых партий скоропортящегося и дорогого груза, для доставки срочных и секретных посланий и людей, которым требовалось за пару дней добраться до Мессантии. Фелюки очень жаловало Береговое Братство – за скорость, низкую осадку и поразительную маневренность, проявляемую в случаях поспешного бегства от сторожевых судов.

Дни утекали, а за ?Летучей рыбой? никто не приходил. Странно. Зачем выкладывать кругленькую сумму за корабль, которым не пользуешься?Однако в середине второй осенней луны на борту фелюки наметилось изрядное оживление. Несшие дозор на пристанях сторожа немедля сунулись к объявившимся на ?Летучей рыбе? незнакомцам. Те честь по чести предъявили заверенные печатями бумаги о договоре с домом Карико. Старший над ними сказал, что через пару-тройку дней они отчалят – как только установится хороший полуденный ветер.

– Странная там компания подобралась, – высказал мнение сторож. – Не простые рыбаки, зуб даю. Человек семь будет. Смахивают на ребят из Братства, но спеси поменьше, а деловитости побольше. Вроде как наемники в отставке и при хороших деньгах, решившие на старости лет податься за удачей к дальним берегам. По наречию вроде аквилонцы, но среди них затесалась парочка то ли из Асгарда, то ли из Нордхейма. Верховодит у них тип с Полуночи, сущий варвар.

Заинтригованный Карико решил сам прогуляться до пристани и взглянуть на команду ?Летучей рыбы?. Сторож говорил сущую правду: на фелюке вовсю готовились к выходу в море. Подошедший и назвавшийся Карико был немедля приглашен на борт, где имел приятную и познавательную беседу с бароном из Гандерланда по имени Хальк Юсдаль. Общительный и бодрый Юсдаль выполнял в команде роль счетовода и каптенармуса. Из слов барона выходило, что на ?Летучей рыбе? и впрямь собрались бывшие вояки и тарантийские придворные в отставке. Заняться им особо нечем, дети пристроены, служба завершена, но кровь все еще бурлит в жилах и в сердцах не исчерпалась отвага. Так отчего бы не выйти под парусом на поиски приключений?

– Вы давно покинули Тарантию? – спросил Карико, до которого доходили будоражащие воображение слухи о таинственных и непонятных происшествиях в столице Аквилонии. – Не слыхали, что там такое стряслось?

Выяснилось, что господа аквилонцы отлично все знают и готовы поделиться новостями с мессиром корабельщиком. Юсдаль кликнул в каюту мрачного великана, представив его как Мабидана из Темры, бывшего телохранителя Конана Киммерийского. На столе немедля появился кувшин местного вина и связка копченой кефали.

Мабидан неторопливо и обстоятельно поведал изумленно ахающему Карико, что король-варвар после смерти жены слегка двинулся рассудком. Натворил много чего, доброму королю неподобающего. Даже пытался казнить Леопарда из Пуантена – ага, того самого, с которым они свергали Нумедидеса и столько лет были не разлей вода. Тут королю случилось видение его покойной жены, госпожи Дженны – и все это ни единым словом не вранье, ибо Мабидан сам лицезрел сотканную из солнечных и лунных лучей королеву, в чем готов поклясться могилами предков и верным мечом. Достопочтенный Касталиус, глава митрианцев Аквилонии, нынче издал указ, по которому королева приравнена к лику святых и объявлена хранительницей столицы.

Как леди Дженна исчезла, сделав строгое внушение супругу, короля сразу попустило. Он вышел к разгневанному народу, собравшемуся на площади, и заявил, что пребывал не в себе, а потому отменяет все свои повеления минувшего года. Среди горожан начались великая радость и ликование, а на следующий день в столице объявился принц Коннахар с воинством из пограничной стражи и пуантенцев. Принц осознал, мол, с отцом беда, и рванул из Пиктских Пущ на выручку. Король принял сына со всем почетом и рассудил, что сие есть знак свыше – пора уступить дорогу молодым. И Коннахара короновали, да-да. Не было ни шумного празднества, ни гулянок с фейерверками – Конан просто вручил сыну корону и велел достойно править, не повторяя его ошибок. Скоро по всем окрестным странам разлетятся вести о воцарении нового короля и торжествах в честь этого.

– А сам-то король – он что? – спросил Карико, представляя, как нынешним вечером изумит поразительными известиями собратьев по гильдии. – В Тарантии остался, при сыне век коротать? Или подался в эту свою, как ее… Киммерию?

– А ты высунься на палубу, только осторожно, – с ехидцей предложил барон Юсдаль.

Карико послушно выглянул. Увидел деловито возившегося на носу человека – мужчину кряжистого сложения и варварского обличья, с гривой седых волос и глазами пронзительно-синего цвета. Варвар штопал прохудившийся парус, толстая игла так и летала в пальцах. С подводы, стоявшей на пристани, на фелюку таскали сундуки и мешки с провиантом.

– Чтоб мне провалиться, – ошарашенно пробормотал Карико, сложив воедино слухи и сплетни касательно аквилонского правителя, и добавив к ним собственные умозаключения. – Мессиры, вы это серьезно?

Барон Юсдаль и Мабидан из Темры дружно закивали.

– Он решил: не подобает герою встречать закат своей жизни, пуская слюни перед очагом, – вполголоса сказал Хальк. – А мы – мы согласились. Мы пойдем за ним, куда бы он не вздумал нас повести – искать Стеклянный остров, воевать с уцелевшими атлантами или ловить кракена на удочку.

Карико открыл рот, не нашелся, что сказать, и отхлебнул вина. М-да, король варварской крови всегда славился неожиданными решениями и тем, что не искал проторённых дорог. С него вполне станется уплыть с малой командой соратников за закатный горизонт на поиски неведомого.

– Удачи вам, – наконец выдохнул Карико. – И благословения всех богов, сколько их ни есть.

– Бьюсь об заклад, он начнет рассказывать новости встречным еще по дороге, даже не дотерпев до дома, – Ойсин и Хальк смотрели вслед торопливо уходящему по набережной корабельщику.– Что ставишь? – Конан отложил парус и присоединился к ним.

– Солид против дырявого сапога. Ага, я выиграл – наш гость уже зацепился языком со знакомым, – хихикнул барон Юсдаль.

– Мы сделали все, что могли, – протянул Ойсин. – Обратили на себя внимание во всех кабаках по тракту от Тарантии до Кордавы. Повздорили со стражниками на воротах и с матросами в таверне. Осыпали новостями болтливого судовладельца. Может, все-таки стоит нанести визит королю Оливарро?

– Эй, я больше не король и не обязан таскаться по приемам! – возмутился Конан. Заговорщицки понизил голос, спросив: – Как обстоят дела с Чабелой?

– Упреждена, ответила согласием, прибудет, – доложил барон Юсдаль. – А как там с нашей отправкой в дальнюю дорогу?– Да хоть завтра с утренним приливом, – пожал плечами Конан.

Малый островок Эгьер входит в группу пользующихся скверной славой Черных островов. Вытянувшиеся длинной разрозненной цепью, эти острова имеют дурную привычку исчезать с назначенного им картографами законного места, внезапно вырастая под днищем не ожидавшего такого подлого коварства корабля. По слухам, на Черных островах располагается одно из тайных прибежищ Берегового Братства – поскольку от них рукой подать до Барахас, древнего и неприступного логова корсаров.

На Эгьере ничего толком не растет. Зато в изобилии гнездится морская птица, а в одной из укромных бухточек обосновалась колония пятнистых тюленей. Больше ничего примечательного на островке не сыскать, разве что затянутые белесым мхом останки фундамента некоего сооружения – то ли маяка, то ли сторожевой башни.

Ясным осенним утром пролетающая в небесах над Эгьером чайка была весьма поражена видом аж пяти кораблей, объявившихся подле острова. Чайка не владела грамотой и способностью распознавать человеческие суда по виду и оснастке, а то она удивилась бы еще больше.

Невесть по какой причине у Эгьера собралась весьма пестрая компания, и некоторые из присутствующих были овеяны весьма громкой славой – как дурной, так и доброй.

Здесь был основательный, внушительный когг ?Старый морж?, китобоец и бесстрашный покоритель неведомых просторов, ходивший под командой Сигурда Асира, Убийцы троллей. Подобрав паруса, кокетливо покачивалась черная ?Никея?, неуловимая и стремительная гроза морских путей и пузатых аргосских торговцев, чьим капитаном был лихой корсар Жайме Фрашку. По соседству расположился крутобокий пинкас под названием ?Лань?, несший стяг Пуантена. Рядом бросила якорь нарядная каракка ?Жемчужина?. Над её высокой кормой гордо развевалось знамя с Золотой башней под короной, что непреложно означало присутствие на борту особы королевской крови.

У борта ?Лани? стояла пришвартованная фелюка ?Летучая рыба?, казавшаяся на фоне соседей маленькой и невзрачной.

Неловко цепляясь за провисающий леер и переступая по крутым ступенькам трапа, Хальк Юсдаль спустился в гулкое подпалубное пространство фелюки, исполнявшее роль кают-компании. Под мышкой барон Юсдаль держал некий сверток и большой короб, то и дело норовивший выскользнуть.

Хальк аккуратно водрузил свою ношу на подвешенный на цепях стол, за которым сидел один-единственный человек – бывший правитель Аквилонии Конан Канах.– Все готово, – уважительно понизив голос, произнес Хальк, адресуясь к широкой спине короля. – Можно начинать. А это передали тебе от пуантенцев.

Не оборачиваясь, Конан кивнул. Протянув руку, бережно коснулся пальцами порыжевшей и треснувшей на сгибах кожи, которой был обшит объемистый короб:– Он решился приехать? И как он?– Лучше, чем можно было ожидать, – помявшись, Юсдаль добавил: – Сказал, хочет увидеть тебя. Считает, теперь он обязан тебе жизнью.

– Ничем он мне не обязан, кроме неприятностей, – огрызнулся варвар. Шумно и глубоко втянул воздух и обеими руками осторожно снял висевшую на шее тяжелую золотую цепь из звеньев в виде чередующихся фигурок фениксов и львов. На цепи, весело выстреливая в стороны багряными отблесками, покачивался крупный рубин, огранённый как капля или слеза. В росписи коронных драгоценностей Аквилонии алый самоцвет обычно числился третьим, после венца и скипетра, под именем Камня Королей. Легенды гласили, что рубин редкостного огненного окраса есть то ли часть отколовшегося в незапамятные времена навершия посоха Митры Светоносного, то ли чудом сохранившийся кристалл из семицветия Великой Радуги, творения Старых Богов.

Ложась на стол, цепь нежно звякнула, в три кольца обернувшись вокруг рубина златочешуйной змеей.

Рассыпанные по спине седые волосы Конана стали снежно-белыми. Киммериец словно бы ужался в плечах и слегка уменьшился ростом, став стройнее и легче в кости. Покрытая шрамами и сетью морщин кожа на лице и руках натянулась, разглаживаясь и молодея. Неуловимо и неузнаваемо изменились черты, знакомые всякому, кто держал в руках аквилонскиий золотой солид. Последними сменили оттенок глаза – из льдисто-голубого на прозрачно-зеленый цвет прихваченной ранним морозцем травы.

Льоу часто думал, каким оно будет – чувство, с которым тебя покидает чужая личина? Оказалось, это как плеснуть чистой пресной водой в лицо, на котором много дней подряд осаждалась толстой бугристой коркой морская соль. Несколько мгновений вся кожа горела и саднила, а потом это чувство схлынуло, оставив по себе горькую растерянность и недоумение. Словно тебе по невероятной случайности довелось узнать и понять нечто важное – но ты отвлекся на пропорхнувшую мимо птицу в ярком оперении и все позабыл.

– Ты отлично справился, – Хальк смотрел на него со смешанным выражением недоверия и уважения. – Порой я даже забывал, что ты – не он.

– Главное, теперь мне самому запомнить: я – это я, и никто другой, – Лиессин Майлдаф с нажимом провел обеими руками по лицу, пытаясь уловить, какое оно теперь – все еще чужое или уже его собственное? – И дело вовсе не во мне, а в талисмане. Леди Айрена сказала, рубин столько лет провел рядом с королем, что насквозь пропитался ощущениями его души и рассудка. От меня не требовалось ничего особенного, только прислушиваться к подсказкам Камня.

– Я бы так не сумел, – честно признался Хальк. – Ну, идем?

– Сейчас, – Майлдаф развернул принесенный бароном Юсдалем сверток, оказавшийся плотно сложенным шерстяным шарфом в красно-зеленую клетку. Не брейкен, но вполне сойдет, чтобы перекинуть через плечо и напомнить себе, кто ты есть и откуда ты родом. В коробе, куда мимоходом заглянул Льоу, мирно покоился уцелевший в передрягах анриз с лебединой головой на грифе. Бард не стал его вытаскивать. Сегодня он не будет петь. И завтра – тоже. Он обречен на молчание, пока не исчезнет незримая петля, охватившая горло, и не вернется утраченный в Тарантии голос. Может статься, он не вернется никогда. Льоу покрутил жутковатую мысль так и эдак, равнодушно пожав плечами – что ж, жизнь на этом не кончится, придется осваивать другое ремесло.

Барон Юсдаль кончиками пальцев благоговейно поднял золотую цепь. Они взошли по трапу на палубу ?Летучей рыбы?, пустую и безлюдную, если не считать единственного предмета, стоявшего на небольшом деревянном возвышении. Предмета, которого барон Юсдаль сотоварищи тайком вывезли из Тарантии и провезли несколько сотен лиг, чтобы доставить сюда, к берегам острова Эгьер, к мерно вздыхающей океанской глади.Простой гроб черного дерева, последнее пристанище Конана из клана Канах – искателя приключений, бродяги и вора, наёмного меча и убийцы чудовищ, на склоне лет завоевавшего себе собственный трон.

У подножия этого трона его и нашли. Хальк, дотронувшийся до его руки, с рыданием выдохнул, что еще чувствует уходящее тепло.

Они не услышали от короля никаких последних слов. Когда они осторожно вступили в малый тронный зал тарантийского замка, правитель страны лежал на красно-черных плитах пола. Король был мертв, безнадёжно и очевидно мертв – как был бы мертв любой человек, недрогнувшей рукой вогнавший себе кинжал между пятым и шестым ребром. Он выглядел спокойным, словно не испытывал в свой последний миг никакой боли – а что вернее, не позволил ей завладеть собой. Широко распахнутые глаза остекленели, пристально взирая на нечто, доступное теперь только ему одному. Может, он видел Дженну, ожидавшую его подле входа в чертоги Крома. Может – Равнины Мертвых или Великое Ничто.

Король умер, принц был на границе с Пиктскими Пущами, а они стояли вокруг тела и внимали Хальку Юсдалю. Летописцу и сочинителю, с упорством безумца твердившего, что жизнь Конана Аквилонского не должна завершаться вот так – мятежом обывателей и лужей крови на мраморе. История его восхождения на трон была прекрасна и исполнена доблести. Значит, и финал ее должен быть достойным. Сияющим и звенящим, как гордая медь войсковых труб. Конан должен сохраниться в памяти потомков правителем без страха и упрека, и сын его взойдет на незапятнанный кровью трон! Да, они творят из лжи легенду, но так нужно! Людям нужен зримый пример, на который они могли бы равняться. Кем бы восхищалась молодежь и кому стремилась подражать. Нужен герой. Всегда и во все эпохи нужен герой!

В конце концов они уступили его доводам и его бешеной настойчивости.

Хальк не зря требовал отыскать леди Айрену – в конце концов, она была единственной чародейкой в тарантийском замке и ведала все тайны последних месяцев правления Конана. Айрена боязливо сняла с мертвеца золотую цепь с алым рубином, пошептала над ней и оглядела мужчин, взглядом вопрошая: кто отважится принять на себя эту тяжесть?

– Я, – отозвался Льоу Майлдаф прежде, чем кто-либо успел опередить его, и предвидя, что Хальк сейчас начнет с пеной у рта отстаивать свое законное право сослужить сюзерену последнюю службу. – Барон Юсдаль, вас многие знают и многие видели в городе. Будет трудно объяснить, куда вы так внезапно и бесследно сгинули. Вы должны быть рядом с королем – как символ дней прежней славы и верности. И мне очень пригодится ваша помощь.

Хальк скривился, с величайшей неохотой признав правоту барда. Льоу пришлось склонить голову, чтобы Айрена сумела надеть на него цепь. Темриец различил легчайший шепот: ?Вот мы и встретились снова?.

?Ты еще не знаешь, что я сделал, – мысленно ответил ей Льоу. – А я не знаю, верно ли я поступил, или мы все обмануты?.

Король Аквилонии и следовавший за ним тенью Хальк Юсдаль вышли к захватившему замок народу Тарантии, пока остальные участники заговора тайными коридорами вынесли из тронной залы тело настоящего короля. Они положили его в гроб и укрыл в дворцовых подвалах.

Как нельзя вовремя вернулся Коннахар – мимоходом успевший навести порядок в Пуантене и подтвердивший, что провинция находится под верной рукой наследника Просперо. Обрадованный Хальк заявил, что трудно найти другой более подходящий случай торжественно вручить власть преемнику. Оживление барона Юсдаля было вызвано еще и тем, что вместе с Коннахаром из Пущ вернулся баронет Юсдаль-младший. Пребывание на границе здорово изменило характер молодого человека. Отцу с сыном удалось найти общий язык и хотя бы на время забыть о былых размолвках.

На коронации все исполнили свои роли с блеском, ни в чем не уступив лицедеям из лучшего столичного театра. Но, произнося нужные слова и глядя в серые глаза принца Коннахара, Льоу не мог отделаться от ощущения исходящей от молодого человека подозрительной настороженности. Коннахар понимал: с его отцом что-то не так, хотя и не мог точно сказать, что именно. Следуя наставлениям Халька, Лиессин старался держаться подальше от него и прочих придворных, якобы нуждаясь в уединении. Барон Юсдаль взвалил на себя тяжесть переговоров с принцем и царедворцами Конана, уговаривая, успокаивая и заверяя всех в том, что скверные времена миновали и больше не вернутся.

Три самые длинные седмицы в его жизни. Они тянулись и тянулись, бесконечные, наполненные ожиданием и тревогой.

Дознание о кончине графини Мианны Лаурис завершилось печальным выводом: указать виновного не представляется возможным. Госпожа графиня трагически погибла во время краткой вспышки народного гнева. Возможно, испугавшись разъяренных горожан и пытаясь убежать, леди Мианна по собственной неосторожности упала с галереи, а потом по ее бесчувственному телу проскакали вырвавшиеся из гвардейских конюшен лошади.

Осиротевшая Айрена оплакала мать и снарядила погребальную процессию в Шамар. Она не подозревала, что, воспользовавшись суматохой и трауром, Ойсин Мабидан с доверенными соратниками пристроились в хвост колонны и благополучно вывезли из столицы гроб, где якобы покоился один из придворных графини Кейран.

Хальк Юсдаль вел бурную переписку с Кордавой, договариваясь с былыми друзьями Конана по веселым корсарским годам о покупке корабля.