Глава девятая. Остров Эгьер: Корабли в открытом море (2/2)

Больше всего темрийский бард, изображавший аквилонского правителя, хотел увидеть Золотого Леопарда. Спасенный Дикой Сотней, изломанный телесно и искалеченный душой в подземельях Железной башни, Просперо с упрямой стойкостью продолжал цепляться за жизнь. Вокруг герцога хлопотали лучшие из лекарей Аквилонии и соседних стран. Его люди, выпущенные из заточения, заботились о своем правителе, пытаясь исполнить малейшее его желание. Коннахар навещал его при каждом удобном случае, но вот королю вход в отведенные Пуантенцу покои был заказан.

– Лучше не стоит, – покачал головой Хальк, когда Льоу спросил, нельзя ли ему хоть недолго повидаться с Просперо. Лиессин немедля захотел узнать, почему, и Юсдаль горестно вздохнул: – Все это так скверно на нем сказалось. Врачеватели опасаются, что, увидев короля, Леопард может не поверить в избавление. А вдруг он решит, что по-прежнему находится в камере и спасение ему только примерещилось? Если ты не желаешь ему зла, не старайся увидеться с ним. Подожди. Ему нужно время, чтобы заново собрать себя по кусочкам. Ты встретишься с ним, когда он встанет на ноги и вернет себе здравость рассудка. Встретишься как Льоу Майлдаф. Это будет лучше для вас обоих.

– Мы расскажем ему правду? – осторожно спросил Лиессин. Хальк нахмурился и подергал себя за бородку, в которой пробилось немало новых пепельных прядей.

– Придется. Но не сейчас. Позже.

Просперо явился на коронацию Коннахара – в кресле, которое таскали слуги, угрюмый, постаревший и совсем седой. Лиессин старался не смотреть в его сторону. Через пару дней пуантенцы раздобыли огромный покойный экипаж, запрягли шестерку лошадей, на руках перенесли туда герцога – и отбыли на Полдень, домой, к Гайарду.

Вместе с ними уехала юная Айрена Лаурис, графиня Кейран.

Коннахар все-таки расторг навязанную ему отцом помолвку, с помощью отца и сына Юсдалей подыскав благовидный повод, не задевающий достоинство леди Айрены. Новоиспеченный молодой король объявил, что принимает трехгодичный траур по скончавшейся матери. Разумеется, в дни скорби заключение брака невозможно. Леди Айрена вольна остаться при дворе под королевской опекой, вольна вернуться в родной Шамар и принять там бразды правления… но леди вполне может проявить свойственную ей рассудительную разумность и задуматься о том, что Кламен Форальер, молодой наследник Просперо, в скором времени тоже начнет поиски супруги. Среди предков леди Лаурис есть Глейрио, бывшие владетели Пуантена – так отчего бы не связать воедино судьбы потомков двух враждовавших семей? Золотой Леопард породнится с Огненным Ястребом, навсегда положив конец давней распре и образовав крепкий союз против общего врага, Немедии.

Леди Айрена выслушала лестное предложение и благосклонно кивнула.

– Вот теперь пора и нам по коням, – изрек Хальк Юсдаль на следующий день после отъезда пуантенцев. Коннахар попытался отговорить отца от сумасбродного замысла, но было ясно – он сделал это исключительно из вежливости, в глубине души признавая: такой исход будет наилучшим для всех. Герой, утомившись правлением, оставляет корону сыну и уходит в свете немеркнущей славы навстречу новым приключениям и подвигам. Финал, достойный завершающего романа Гая Петрониуса.Малым отрядом и почти не привлекая внимания горожан, они покинули столицу и отправились в путь. В условленном месте их ожидал Ойсин и его люди с фургоном, где под двойным дном был укрыт гроб. Они пересекли Хорот и двинулись по дороге на Закат, пока не достигли Ширки, водной границы провинции Тауран. Наняли барку и спустились вниз по течению до слияния Ширки с Громовой рекой. Оттуда начинался старый, широкий и мощенный красным дробленым камнем оживленный торговый тракт, ведущий прямиком к Кордаве.

Согласно замыслу Халька, путники постарались привлечь к себе внимание во всех придорожных трактирах – и везде поведали одну и ту же байку. О короле, одолевшем безумие и решившем в последний раз бросить вызов морской стихии. Посетители кабаков, хозяева постоялых дворов, слуги и служанки украдкой изумленно таращились на седого, но не выглядевшего дряхлым и старым варвара, недоверчиво ахали, расспрашивали – и спешили разнести новости дальше, постояльцам и проезжим, гулящим девицам и случайным приятелям, женам и мужьям, соседям и знакомым.

Своими руками они творили легенду, пока не добрались до Эгьера. Туда, где в назначенный срок собрались давние знакомцы Конана Канах.

Перед отъездом из Тарантии леди Айрена сплела заклятье, оберегающее тело короля от разложения. Ее чары оказались действенными. Когда Хальк и Майлдаф отщелкнули замки и откинули крышку, на них не пахнуло зловещей вонью мертвечины. Барон Юсдаль опустил в гроб золотую цепь с сияющим рубином – здесь будет последнее пристанище алого Камня Королей – и застыл, обеими руками вцепившись в край домовины, не в силах сделать шаг в сторону. Стойко державший свои чувства в узде Хальк Юсдаль не мог справиться с мыслью о вечной разлуке с тем, кого он почитал своей путеводной звездой, господином и наилучшим другом. Он плакал, сам не замечая того, с судорожными всхлипами втягивая воздух и дрожа всем телом. Льоу пришлось бережно взять его за плечо и увести прочь с качающейся фелюки. Ослепленный горем Хальк едва не сорвался с веревочного трапа, перекинутого на борт ?Лани?. Спасло его только проворство моряков, вовремя подхвативших бывшего хрониста аквилонской короны.

Сгорбившегося Халька отвели в сторону от борта, где скорбящего барона Юсдаля немедля взяла под опёку величественная пожилая дама в бирюзовых шелках и серебряных украшениях. Даже в преклонных годах эта женщина сохранила следы яркой южной красоты. В ее манерах и речах безошибочно угадывалась впитавшаяся в кровь привычка повелевать, ни мгновения не сомневаясь в своем праве отдавать приказания. Такова была королева-мать, до сих пор сохранившая за собой гордый титул Королевы моря и суши, такова была Чабела Альмендро – некогда любовница, а затем верная союзница и подруга Конана из Киммерии. В последние годы Чабела, неохотно уступившая престол достигшему совершеннолетия сыну, проживала в уединенном замке-крепости, вдалеке от шумной столицы. Однако, получив весточку из Тарантии, зингарская королева решительно взошла на борт ?Жемчужины? и прибыла к одинокому островку Эгьер.

Чабела негромко заговорила с расстроенным Хальком, успокаивая и утешая. На Льоу никто не обращал внимания, чему темриец был только рад. Отойдя подальше и найдя укромный уголок, он присел на свернутую бухту каната. Он исполнил то, что требовалось, но на этих похоронах он чувствовал себя лишним. Вот его отец неплохо знал Конана, но для Лиессина аквилонский король бы всего лишь устрашающей фигурой. Человеком, которого он считанные мгновения видел живым, и потом – только мертвым. Тех, кто встретился на Эгьере, связывали множество воспоминаний, общие беды и радости, к которым Льоу из Темры не имел ровным счетом никакого отношения.

С ?Никеи? спустили ялик, замахавший веслами и шустро направившийся к ?Летучей рыбе?. Корсары поднялись на фелюку, отвязали канаты, крепившие ее к ?Лани? и подняли паруса на двух высоких мечтах. Поймав устойчивый и сильный ветер и развернувшись носом к Полудню, фелюка, точно застоявшаяся норовистая лошадь, нетерпеливо устремилась вперед. Моряки попрыгали в лодку, предоставив ?Летучей рыбе? с намертво заклиненным рулем самой выбирать курс.

Легкая и стремительная, фелюка как по ниточке шла вперед. Вот она миновала последний мыс Эгьера, запрыгав на длинных пологих волнах. Она уходила, становясь все меньше, растворяясь в голубизне неба и синеве моря – пока не вспыхнула золотом и багрянцем. Лиессин невольно вздрогнул, щурясь от ослепительных бликов на воде и до рези в глазах вглядываясь в танцующий над волнами огонь. Померещилось или нет, якобы ?Летучую рыбу? на миг объяла наполненная звездами тьма и что-то стремительное, сияющее золотом, рванулось вверх с ее палубы? Может, просто порыв свежего ветра подхватил обрывки горящего паруса?

– Плачь, мое сердце, плачь. Пой, мой сердце, пой…Голос одновременно низкий и хриплый, мелодичный и царапающий слух. Речь женщины из числа тех, кому седло и меч неизмеримо ближе и роднее, чем уют домашнего очага и детская возня. Из женщин на борту ?Лани? была одна госпожа Чабела, но проникновенный и берущий за душу голос зингарской королевы больше походил на бархатное воркование горлинки.

Льоу торопливо опустил глаза на чисто выскобленные доски палубы, сознавая, как опасно даже по случайности взглянуть в лицо незваной гостье. Хотя у нее-то вполне есть законное право явиться на погребение – умер герой, умер киммериец, и она пришла за его душой.

Рядом с бардом нетерпеливо переступали с места на место ноги в разношенных сапогах для верховой езды, перехваченных по голенищу кожаными ремнями. Даже не глядя на воинственную деву, Майлдаф знал: у нее взъерошенные огненно-рыжие волосы, косо срезанные до плеч. Клановые цвета ее брейкена – черный и белый, цвета вождей, продернутые золотой нитью. Пряжка на поясе – оскаленный лошадиный череп с рубинами вместо глаз. Она невысокая и гибкая, в серых очах пляшет веселое и хмельное безумие схватки, а имя ее – хруст вонзающегося в плоть клинка и звон струны. Морригейн Полуночная, богиня ярости и покровительница бардов.

– Я больше не пою, – одними губами выговорил Лиессин. Женщина рассмеялась, коротко и резко, как плетью хлестнула:– Ты всегда будешь петь. Это твоя судьба, от нее не убежишь. Спой для уходящего героя, которому нет и не будет равных.

– Не могу, – сдавленно выдохнул Льоу. Незримая жгучая петля на горле опять затянулась, взрезая кожу изнутри. Лиессин невольно вскинул руку к горлу, тревожно взглянул на пальцы, ожидая увидеть размазанные следы крови, но рука осталась чистой. Наверное, такова его расплата за отнятую чужую жизнь. Ведомый местью и утратой, он убил Мианну Кейран и лишился голоса.

– Тогда спой ради своей любви, – повелела богиня-воительница. – Спой для того, кому принадлежит твое сердце.

– В моем сердце только ветер, – отозвался Майлдаф, как наяву представив раздраженную гримаску на лице огненно-рыжей девы.

– Вот сколько раз твердила папаше: творя живое, не лупи молотом с такой силой, – удрученно поделилась с морем и ветром Морригейн. – Так нет же, побоку разумные советы, я нарочно жахну посильней! И что мы теперь имеем, спрашиваю я вас? Самых тупых, упрямых и бестолковых созданий на всем Закатном материке! Богиня снизошла до разговора с ним, а этот юный наглец даже на колени упасть не подумает! Повернулся спиной и ворчит в ответ!

– Ну, извини, – покаялся Лиессин. – Упаду в следующий раз, ладно?

– В следующий раз я еще подумаю, являться тебе или нет, – отрезала дева в черных и белых цветах, и снисходительно рассмеялась: – Эх, ты. Лиессин из рода Майлдафов, ты даже не догадываешься, что ждет тебя в будущем, но готов пасть духом от первого же препятствия на твоем пути. Что ж, я позабочусь, чтобы этих препятствий набралось было как можно больше. Очень уж старательно ты их преодолеваешь, приятно посмотреть. И обещаю, я не пропущу того мгновения, когда ты снова споешь для меня. Никогда не забывай об этом.

Морригейн исчезла. Может, ее никогда и не было, и воительницу с Полуночи породило разыгравшееся воображение Льоу или огромный мир вокруг. Она пропала, но осталась здесь, растворившись в шуме ветра в позванивающих снастях, в плеске волн, разбивающихся о борта кораблей, в протяжных криках чаек, в догорающей вдалеке ослепительной огненной искре.

Лиессин вскинул голову, посмотрев на людей, вставших вдоль резных перил ?Лани?. Синие и лазурные шелка одеяний Чабелы, раздуваемые ветром, сделали королеву Моря и Суши похожей на фрегат под всеми парусами, отважно идущий в атаку на врага. Широкоплечий асир, чьи ноги в огромных рыбацких сапогах с отворотами уверенно попирали доски палубы, обнимал за плечи поникшего Халька. По другую сторону стоял, ловко покачиваясь в такт движениям корабля, высокий человек, гибкостью фигуры и легкостью движений издалека смахивавший на юношу. Поначалу Лиессин тоже принял его за ровесника и осознал ошибку, только заглянув королевскому корсару в лицо. Мессир Фрашку оказался немолод годами и изрядно потрёпан суровой морской жизнью – что ничуть не мешало ему управлять своей маленькой эскадрой и отчаянно ухлестывать за госпожой Чабелой, повергая почтенную даму в нешуточное смущение.

Нынешним утром Жайме предложил леди Чабеле бежать вместе, благо теперь она свободна от обременительной обязанности управлять Зингарой. Сигурд заржал морским конем, а королева укрылась за трепещущим веером и обещала подумать. Фрашку оскорбленно напомнил, что именно так леди отвечает ему последние лет двадцать. Сколько можно колебаться? Пора бы решиться на что-нибудь, не то выпадет ей судьба коротать век в неприступном замке старой девой!

Но сейчас корсар отринул легкомысленные смешки и вместе со всеми провожал в последний путь давнего друга. Одновременно наравне с Сигурдом успевая приглядывать за стоявшим крайним справа человеком в одеяниях черного и зеленого цветов. За Просперо Пуантенским, неловко опиравшимся на тяжелую трость, и постоянно терявшим равновесие, ибо вторая его рука бессильно висела на перевязи. Фрашку и асир всякий раз оказывались рядом, ненавязчиво подставляя плечо, стоило герцогу опасно пошатнуться. Собственно, Просперо не было никакой нужды стоять, слуги в любой миг могли выволочь на палубу его кресло, но гордость и упрямство не позволяли Золотому Леопарду проявить хоть каплю слабости. Он стоял на собственных ногах, всматриваясь в горизонт, пока не истаял последний отблеск пожара над фелюкой, и лишь тогда неспешно и без посторонней помощи сошел с палубы в каюту.

Эпоха закончилась. Наверное, скоро в портовых тавернах по всему побережью Закатного океана моряки начнут рассказывать байки о встреченном в открытом океане двухмачтовике, что не страшится бурь, никогда не бросит гибнущего в беде и укажет верную дорогу сбившемуся с курса.

Жайме Фрашку, как заправский придворный, склонился в низком поклоне перед Чабелой, отмахнув вместо шляпы с перьями цветным наголовным платком. Язвительно пожелал Сигурду влететь однажды в глухую полночь прямо в задницу неуловимому белому киту и следом за матросами лихо спрыгнул в ялик. Корсарская ?Никея? расправила паруса, черной быстрокрылой птицей заскользив прочь от берегов Эгьера. С подошедшей вплотную к пуантенской ?Лани? ?Жемчужины? перекинули крепкий трап, по которому, трепетно поддерживаемая под локотки восхищенными моряками, перебралась на свое судно госпожа Чабела. Каракка выбрала якорную цепь и неспешно тронулась в путь, держась на Полночь, к побережью Зингары.

Барон Юсдаль надолго скрылся в недрах корабля. Поднявшись обратно на палубу, окликнул загрустившего Льоу:– Ты как, с нами?

– А куда вы?

– Сигурд уходит в Мессантию и берет нашу компанию на борт, – Хальк с кряхтением присел на узкий выступ бортового ограждения. – Оттуда по Хороту и Красной реке мы без труда доберемся до Офира. Мабидан и его сородичи намерены предложить свои мечи какому-нибудь из тамошних торговых домов. В Офире теперьвсегда есть нужда в верных бойцах. Аквилонцы частью кружным путем вернутся домой, по родовым поместьям. Те, кому скучно торчать в провинции, отправятся поискать удачи в дальних краях – и заодно понесут дальше историю о последнем плавании Конана Канах. Что же до меня… – Хальк умолк, и Лиессин внезапно остро понял, как ему будет недоставать барона Юсдаля. Невзирая на его беспрестанное ворчание, недовольство и то, как откровенно хронист поначалу терпеть не мог некоего Майлдафа из Темры. – Я поеду в Ианту, навещу Меллис.

Он смущенно хмыкнул:– Я все грозился создать последнюю книгу Гая Петрониуса с разоблачениями сильных мира сего, да слишком поздно осознал, какой пустой и напрасной была моя затея. Так что лучше напишу о прекрасном закате великих дней, а Меллис мне поможет. И о тебе тоже напишу, не надейся.

– Не надо, – отмахнулся обоими руками от предложенной чести темриец. – Ну что хорошего можно сказать обо мне? Что я вел себя, как полный дурень?– Молодость – единственный недостаток, который неизбежно проходит, – с важным видом изрек господин королевский летописец. – Так ты идешь или остаешься? Если остаешься, то не сиди как чурбан, а первым делом спустись вниз и поговори с Просперо… Храни тебя небеса, Лиессин Майлдаф. Надеюсь, голос к тебе вернется. И, знаешь… если это ты прикончил Мианну Кейран, то я тебя не виню. Это было правильно.Хальк выбросил вперед руку с сжатым кулаком, и Льоу ударил в него костяшками пальцев. Он помог барону Юсдалю перебраться через борт и спуститься вниз, в ожидавшую их лодку, ушедшую к ?Старому моржу?. С мачты когга, раскручиваясь, упал квадратный парус, сшитый из белых, красных и черных полос ткани. Зажурчала морская вода, расходясь двумя упругими бурунами из-под носовой фигуры оскалившего пасть хищного зверя. Китобой уходил, унося с собой Халька Юсдаля, стареющего выдумщика и создателя легенд, которым предстояло пережить своего творца.– Его светлость спрашивает, не могли бы вы навестить его? – за плечом Майлдафа, смотревшего вслед удаляющемуся коггу, беззвучно вырос валет из окружения Пуантенца.– Конечно, – кивнул Льоу. – Уже иду.Следуя за посланцем, он спустился вниз, к герцогской каюте. Судя по тому, как начал плавно выскальзывать из-под ног пол, ?Лань? тоже снялась с якоря. ?Наверное, надо было уйти вместе с Хальком, – запоздало подумал темриец. – Хотя какая разница? Нельзя вечно бегать от того, чего не избежать?.Он вошел, наклонив голову под слишком низкой притолокой, и перешагнув высокий, окованный медью порог. Под ногами лежал ковер с толстым ворсом, глушащий шаги. В каюте царила уютная полутьма, разгоняемая неяркими светильниками с цветными стеклами. Льоу мельком увидел тяжелые сундуки вдоль стен, откидной стол на цепях и размещенную в неглубокой стенной нише узкую кровать с решетчатым ограждением. Рядом стояло кресло с колесиками, закрепленное ремнями, чтобы не перекатывалось во время качки туда-сюда, и обычный дубовый табурет на разлапистых ножках. Молодой человек осторожно присел, с печалью глядя на Золотого Леопарда – тот успел задремать, неловко привалившись плечом к изголовью в ожидании, когда вернется отправленный за бардом слуга. Герцог Пуантена больше не походил на ослепительного, излучающего жизнерадостное очарование человека, которого Лиессин увидел среди поющих фонтанов Ферральбы. Он осунулся, вокруг глаз залегли синевато-багровые тени, в углах твердо очерченного рта медленно подживали язвы. Кто-то нанес ему удар, от которого по виску протянулся извилистый глубокий след.

– Льоу, – не открывая глаз, глухо произнес Просперо. – Ты?– Я. И мне… – Лиессин невольно кашлянул, пытаясь избавиться от застрявшего в горле колючего комка, мешающего внятно произносить слова, – я очень сожалею о том, что наговорил тогда. Я не по злобе, я сгоряча.

– Ты нашел своего брата? – спросил герцог.

– Да. Но слишком поздно. Лоркан погиб. Я прикончил того, кто это сделал.

– Хорошо, – Леопард осторожно приподнялся, опираясь на здоровую руку в попытке сесть поудобнее. Льоу метнулся помочь, но наткнулся на обжигающе раздраженный взгляд черных глаз: – Сиди! Я пока еще не умираю и в силах справиться сам.

Майлдаф покорно вернулся на табурет.

– Хальк рассказал мне о ваших подвигах. Правда, каждое слово приходилось тянуть из него раскаленными клещами, – похоже, к Леопарду возвращались бодрость духа и свойственное ему едкое чувство юмора, – в конце концов он во всем признался. Я предложил ему достойное вознаграждение, а он в ответ заявил, что все замыслы принадлежат тебе и напрочь от всего отказался. Он уже уплыл, верно?– Сигурд обещал доставить его в Мессантию, а оттуда Хальк собирался ехать в Ианту, к дочери.– Понятно… Сейчас ты тоже скажешь, что тебе ничего не надо, я попробую настоять на своем, ты встанешь и уйдешь, так?– Куда мне идти, вокруг же море, – напомнил Лиессин. – И мне, в отличие от барона Юсдаля, кое-что надо. Добраться до ближайшей гавани. Я должен вернуться в Темру. Рассказать моей семье о том, что случилось с Лорканом, и поддержать их в дни скорби.

– А затем? – чуть подался вперед Просперо.

– Не знаю, – честно ответил Льоу. – Наверное, останусь там. Я… у меня что-то случилось с голосом. Может, потом пройдет, но сейчас я не могу петь.Леопард сочувственно прищелкнул языком, озабоченно присоветовав:– Непременно наведайся к лекарю. У вас в Темре есть хоть какие-нибудь врачеватели?– Конечно, – пообещал Майлдаф, зная, что ничего подобного не сделает. Разве лекарям под силу излечить проклятие, которое он сам призвал на свою голову? Разве что Меб-знахарка с этим справится, но до Меб и ее хижины на Пустом холме еще добраться надо…

– Врешь, – Леопард знакомо прищурился, на миг став похожим на себя прежнего. – Можно бесконечно ходить вокруг да около, но давай напрямую. Я не гневаюсь на тебя и не желаю, чтобы ты взваливал на себя несуществующую вину. Мне все едино, поёшь ты или нет. Навестить родню в тяжелый час – это святое, с этим не спорю. Но ты не должен хоронить себя в глухомани. Возвращайся. Когда-то ты сказал, что не оставишь мой дом, пока хозяева не укажут тебе на порог. Может, это было красивой ложью, но сейчас я прошу тебя – вернись. Против твоей воли мы стали любовниками. Может, теперь мы сможем быть друзьями?

Он протянул руку, нашарив ладонь Майлдафа и накрыв ее своею, тяжелой и холодной.

– Ответь хоть что-нибудь. Обещаю, больше ни словом, ни делом я не напомню тебе о тех днях. Ты мне бесконечно дорог просто потому, что ты есть на свете. Только не вынуждай упрашивать тебя, ладно? Один раз я смогу это сделать, больше – нет.

Ранним утром из маленького городка Ивелин, что расположен на берегу реки Алиманы в провинции Пуантен, выехал всадник на гнедой кобыле. Он направлялся к Полуночи, следуя прихотливым извивам бегущего среди невысоких холмов тауранского тракта. Всадник был молод и довольно-таки привлекателен собой, если не обращать внимания на спокойную, усталую печаль, притаившуюся в глубине зеленых глаз.

Судя по облику, переброшенному через плечо шарфу клановой расцветки и выговору, молодой человек был родом из крохотной провинции Темра, славной своими красавицами, воителями и певцами. К седлу всадника был приторочен прочный кожаный короб из тех, в которых странствующие барды перевозят инструменты.

Лиессин Майлдаф возвращался домой. Каждая пройденная лига открывала его взгляду его полузабытые приметы. Вот накренившаяся сосна над трактом, вот причудливая скала, что зовется Великаньей Могилой, вот старый каменный мост, переброшенный через бурную речку. Да, он возвращается из странствий не с радостными известиями, и в доме Майлдафов будет много стенаний, зубовного скрежета и плача. Лоркан не заслуживал такой участи. Он должен был прожить долгую и счастливую жизнь. Но боги рассудили так, а не иначе, и Лоан упокоился в земле аквилонской столицы. Женщина, что совершила это, мертва – может, это послужит отцу и матери слабым утешением. Он поступил согласно законам своей страны, требовавшей крови за пролитую кровь.

Кобыла резво трусила вперед и вперед. Льоу покачивался на ее спине, вспоминая то, как плавно и важно приподнимает на длинных пологих волнах корабли океан. Вот он и увидел эту огромную синюю бесконечность, дышащую простором и покоем – и, наверное, увидит снова, потому что в его душе поселилось непреодолимое желание вернуться на побережье.

Он ехал, охваченный двойственным чувством утраты и ликования. Сам не замечая того, что начал напевать вполголоса, подбирая слова к рождающейся песне:– Воистину ничем не дорожа За этим легкомысленным занятьем, Мы верим, что не будет платежа, Но если он и будет, мы заплатим. Чего бояться нам – тюрьмы, тоски, Ущерба очагу, вреда здоровью? Но это все такие пустяки В сравнении со смертью и любовью…

Голос его, ставший ниже и чуть грубее, лился легко и свободно. Лиессин сам не понял, как это случилось – просто в один из дней он проснулся, осознав, что опутывавшая его горло колючая цепь ослабла, проржавев и распавшись.

Нынешним вечером он будет петь в придорожном постоялом дворе, поведав случайным слушателям завораживающую историю о кораблях – вечных странниках на зыбких морских дорогах.

Ему хотелось верить, что Морригейн насмешливо улыбается, глядя на него с вершины погребального кургана, и обветренные губы воительницы чуть шевелятся, подпевая.

Он знал, что там, на Полудне, ждут его возвращения.Конец! Почти что счастливый конец! *прыгающие смайлики*

Бонус для добравшихся сюда и особо любознательных. Вот здесь http://www.e-reading.club/bookbyauthor.php?author=14567 можно ознакомиться с тем, что было положено в основу канона, длинным пятикнижным романом Старка "Сирвента о наследниках". Там про молодых героев, коварных и кавайных упырей, и даже есть про попаданство во времена альбов в Хайборее. В общем, та еще развесистая конопля.

Всем спасибо! Больше я не буду мучить вас историями про Хайборею, всееее!