Глава седьмая. Тарантия: Ламмас (2/2)

Финальный аккорд раскатисто уплыл из-под пальцев, затерявшись в бархатистой темноте летней ночи. Лиессин спрыгнул со своего возвышения – поставленного на попа бочонка. К нему потянулись руки с наполненными чашами. Чья-то симпатичная жена не то подруга чмокнула его в щеку и спросила, не откажется ли бард из Темры потом сплясать с ней. Ойсин одобрительно стукнул его по плечу, заявив, что доводилось ему слыхать певцов и получше, но молодой Майлдаф почти не уступает им в искусстве. В иное время Льоу искренне порадовался бы такому признанию, но сейчас он сумел только выговорить парочку приличествующих вежливых фраз. В глотке у него пересохло, и эль оказался как нельзя более кстати.С пенящейся кружкой в руках и цистрой за плечом Лиессин обошел многолюдный двор, выискивая невесть куда запропавшего барона Юсдаля. Подметив, что среди круговерти крашеной в яркую клетку шерсти, холста и льна, вываренной и блестящей от масла кожи доспехов порой мелькают струящийся шелк, дорогое сукно и расшитый золотыми нитями бархат. Придворные кавалеры и дамы не устояли перед искушением хоть одним глазком взглянуть на шумное варварское празднество. Женщины выглядели заинтересованными и крайне оживленными, мужчины расхаживали со столь спесивым видом, будто сделали огромное одолжение, явившись туда, куда их не приглашали. Льоу немедля захотелось высмеять этих заносчивых петушков, и в его голове уже неотчетливо зазвучал первый куплет будущей похабной песни…– Вот ты где. Иди сюда, – его с силой дернули за рукав, увлекая прочь от общего веселья. – Тут кое-кто очень хочет потолковать с нами.

Обеспокоенно хмурящийся барон Юсдаль шагнул в отдаленный закуток, образованный крепостной стеной и одной из башен, безлюдный и укрытый глубоким сумраком. Льоу последовал за ним, невольно вздрогнув, когда одна из теней шевельнулась, обратившись фигурой в просторном темном плаще. Неизвестный отбросил капюшон, явив взорам прическу, украшенную бледно сверкнувшим венцом, и тонкое, нежное девичье личико. Красотка чем-то походила на Ашореми Хранительницу Тайн: такие же уложенные кольцом светлые косы и диадема в виде лунного полумесяца.

– Мое имя Айрена Лаурис, – тихо представилась девушка, опасливо, как дикий зверек, косясь на мужчин. – Графиня Кейран, нареченная невеста принца Коннахара. Полагаю, вопреки страстному желанию моей матушки женой ему я так и не стану. Мы не представлены, но я вас знаю. Вы Хальк Юсдаль, прежде библиотекарь и хранитель архивов короны. Ты – Лиессин Майлдаф из Темры, сын давнего друга короля. Мессир Юсдаль, я читала все ваши книги… и прежде всего должна задать вам один очень важный вопрос: вы разбираетесь в Искусстве? Хотя бы в простейших его законах, не требующих посвящения и статуса адепта?

Недоумевая, Льоу исподтишка ткнул Халька локтем – мол, о чем это она? Мессир Юсдаль изобразил пальцами некий мудреный жест и важно кивнул:– Да, разбираюсь, хотя и осознаю всю скудость своих познаний…

– Отлично, – перебила леди Айрена. – Значит, вам известно заклятье Ключа.

– Оно настолько простое, что его невозможно обмануть. Прочесть его может даже полный неуч. Его действие всегда однозначно и не допускает двусмысленных толкований, – единым духом отбарабанил бывший архивариус.

– Протяните руки, – непререкаемым тоном потребовала дева. – Сожмите в кулаки и сомкните их, – она положила холодные ладони поверх мужских рук, опустила веки, сосредотачиваясь, и тщательно выговорила несколько коротких, обрывистых слов. Уши Льоу уловили в ее произношении напевный, убаюкивающий ритм – очень похожий на тот, в котором ткала заклятья старая Меб-знахарка в Темре.

Над тремя парами сомкнутых рук вспыхнула и зависла бледно-золотая искра навроде покачивающегося над бездонной трясиной болотного огонька.

– Мессир Юсдаль, я все сделала правильно? – потребовала ответа Айрена.

Хальк закивал, часто тряся головой, и шепотом растолковал Лиессину:– При любой изреченной нами тремя лжи цвет огня сменится. В принципе, заклятье Ключа можно обойти, однако для этого потребен чрезмерно извращенный ум и тончайшая работа с потоками магической силы…

Колдовской огонек восхитил Льоу. Он сделал попытку слегка коснуться парящей искорки кончиком пальца, но та плавно отодвинулась в сторону, избегая соприкосновения.

– Слова и клятвы могут лгать, но Ключ правдив всегда, – выдохнула юная леди Лаурис. – Мне так нужно кому-то довериться, но я боюсь, что никто не поверит мне… Вы должны поверить! – она судорожно прижала руки к горлу. – Пожалуйста, вы моя последняя надежда!

– Леди, мы выслушаем все, что вам угодно будет сказать, – заверил ее Хальк. – И поможем в любой вашей беде.Айрена опасливо оглянулась по сторонам, не шатается ли кто поблизости, и быстро, захлебываясь словами, заговорила:– Понимаете, я вроде как невеста принца. Но его высочества здесь нет и вероятность нашего брака с каждым днем уменьшается. В общем, на меня почти никто не обращает внимания. Вдобавок я владею основами чародейства, и могу сделаться совсем незаметной. Я как дворцовая кошка: хожу где вздумается и слушаю, о чем болтают люди… Слежу за моей матушкой и его величеством, – она скривилась, в раздражении притопнув ножкой. – О боги, я не должна об этом говорить! Сплетни недостойны истинной леди, но у меня нет другого выхода!.. Это все из-за моей матери, госпожи Мианны Кейран. Она куда искуснее и могущественней меня, и она сочла, что наконец-то подвернулся благоприятный случай для ее замысла.

– Но в чем именно кроется замысел вашей почтенной матушки? – голос барона Юсдаля звучал мягко и спокойно, точно он обращался к нервной и пугливой лошади, боясь испугать ее неосторожным громким звуком.

– Она… – Айрена прикусила губу. – Ох, как же мне вам растолковать… Когда умерла королева Дженна, его величество сделался совсем плох. Но это была понятная, человеческая скорбь. Чувство, свойственное любому человеку, простолюдин он или венценосец, утратившему того, кого он любил всем сердцем. Король тосковал по своей королеве, велел сохранить в неприкосновенности ее покои, пытался найти забвение в вине и дикой скачке. Он думал только о своей потере и его разум стал… – она щелкнула пальцами, – как ткань с прорехами. Но дырки можно заштопать, а моя матушка взяла и поднесла к ветхой ткани огонь. Она сотворила призрак Дженны, дала королю возможность его увидеть и говорить с ним. Собственно, ей и не надо было особенно стараться, воссоздавая характер покойной госпожи – король все сделал сам. Кому, как не супругу, знать привычки своей жены… Вы меня понимаете?

Хальк молча кивнул. Золотистые отблески чародейского огонька качнулись на его лице, сделав его старше и значительней.

– Потом вы заподозрили неладное, – девушка слегка поклонилась старому архивариусу. – Потребовали беседы с королем. Вы были очень убедительны, почти достучались до его рассудка, и матушка обеспокоилась. Употребила все свое влияние, чтобы удалить вас прочь из дворца. Вообще-то она добивалась, чтобы вас выставили с позором, но король не позволил – видимо, его разум сохранил память о временах, когда вы преданно служили трону. Вы уехали. Паутина, что сплетала моя мать, день ото дня становилась все крепче. Да, вы наверняка хотите спросить, зачем ей это нужно? Я не знаю. Поначалу она мечтала выдать меня замуж за принца Коннахара, но постепенно утратила интерес к этой идее, – Айрена пожала плечами, широкие складки плаща колыхнулись. – Я не могу разобраться, чего она добивается. Возможно, ей просто нравится творить вокруг себя хаос, разрушая былой уклад. Одно я знаю точно: она ненавидит Леопарда из Пуантена. У Шамара, сколько существует наш город, никогда не случалось войн и судебных раздоров с Гайардом. Причина и не в том, что Просперо возражал против моего брака с принцем – Мианна ненавидела само имя герцога и раньше. Едва мы перебрались в Тарантию, матушка отыскала языкатого монаха, которого намеревались изгнать из столицы за неподобающее служителю Митры поведение. Посулила ему денег, если он отправится в Пуантен и начнет порочить Леопарда.

– Брат Джеролано, – одними губами выговорил Лиессин.

– Да, он, – подтвердила Айрена. – Король все больше погружался в безумие, матушка ждала вестей из Пуантена. Наконец, гонцы добрались. Привезли послание о том, что в провинции волнения, леди Адалаис умерла, а герцог своей волей избрал себе преемника. Вот тогда она потребовала, чтобы король призвал Леопарда к ответу. Говорила, в Пуантене заговор, мятеж и брожение. Король не стал возражать. Выслал Черных Драконов и приказал им доставить Просперо живого или мертвого.

– И они приехали, – размеренным, холодно-спокойным тоном произнес барон Юсдаль.

– Да, – согласилась Айрена. – Приехали. Спутников герцога было велено поместить в Соколиной башне, но никого из них там нет. Они где-то в подземельях. А Леопард – в Железной башне.

Хальк с силой выдохнул через нос, как разъяренный жеребец фыркнул. Льоу показалось, кто-то сыпанул ему пригоршню битого льда за ворот рубахи – и колкий, стылый лед просыпался вдоль спины, обжигая.

Айрена испуганно попятилась, уткнувшись лопатками в массивные камни стены. Огонек парил над ее головой, чуть задевая волосы и отблескивая золотом в мелких камнях венца.

– Он там, – почти простонала она. – Леопард в застенках, словно дикое животное. Мне было жутко страшно, но я пробралась туда. Говорила с ним, пытаясь ободрить… Он упоминал ваши имена. Они всякую ночь спускаются туда и задают ему вопросы. Требуют признания. Король и моя мать. Спрашивают, он не отвечает. Они спрашивают снова, а он молчит. Он сильный человек, мужественный, но есть черта, за которой теряют значение любая сила духа и мужество. Прежде никто никогда не обходился с ним так. Он никак не может смириться с тем, что говорит не с Конаном Канах, а с кем-то, нацепившим облик короля. Это сводит его с ума быстрее и надежнее, чем любые муки. Они вскоре добьются своего. Он признает все, что от него требуют. Признается вслух, при свидетелях и судьях. Заговор, измену, мятеж, умышление на трон Льва. Тогда они расправятся с ним и бросят вразумляющую армию на Пуантен.

– Боги, – с трудом вытолкнул из себя Хальк Юсдаль. – Девочка моя, ты… ты уверена в том, что говоришь? Ты… этого же просто не может быть!

Льоу сглотнул. Некая неуловимая мысль билась рыбкой на мелководье, зудела комаром подле уха, не давала покоя, напоминала, напоминала... Заброшенный парк, похожий на дикий лес, неизвестность, что выматывает душу сильней очевидности, неспешная речь старого ловчего…

– Леди Айрена, – быстро проговорил он, – вы барышня умная, родословную свою наверняка насквозь знаете… Среди ваших предков не затесалось никого именем Глейрио? Княжий род из Пуантена, у них гербом был ястреб в языках племени, они правили там до Форальеров…

– Есть семейное предание, что прабабушка якобы была из Глейрио, – маленькая графиня Лаурис взглянула на Лиессина со смешанным, непонятным выражением – уважением к знатоку, сдобренным щедрой долей сожаления и потаенной печали. – Только ее увезли из Пуантена совсем маленькой.– Ястребиный бунт, – обрел дар речи многоученый барон Хальк, явственно пораженный тем, что Майлдафу ведома тайная и темная страница истории Пуантена. Опытному хронисту не составило труда мгновенно сложить воедино разрозненные кусочки мозаики. – Глейрио против Форальеров. После разгрома Ястребков женщинам и детям побежденных сохранили жизнь. Видимо, прабабушку леди Кейран выдали замуж за кого-то из шамарских графов. Она была мала годами, но сохранила пламя ненависти в сердце своем и сумела передать его детям. Месть, черной стрелой летящая через годы, от прадедов к правнукам. Ваша мать – ядовитое острие, наконец-то вонзившееся в цель. Потомок ее давних врагов – в ее руках. В руках короля, которого она сводит с ума своими чарами. Милосердное небо, за что караешь?..

– Спасибо вам, барышня, за честность и храни Морригейн ваше отважное сердце, – проговорил Лиессин. Хальк Юсдаль и Айрена, не сговариваясь, повернулись к нему. – Мы должны что-то предпринять. И быстро, пока не стряслось непоправимое. Что в наших силах?

– Отписать принцу Коннахару. Пусть как можно скорее мчится в Тарантию, – предложил барон Юсдаль. В призрачном свете колдовской искры было заметно, как он побледнел и осунулся. – Я знаю человека, который держит почтовых воронов. Ворон крепче и сильнее голубя, он долетит до Пущ всего за день или два…

– Но принц – не ворон. Понадобится седмица или больше, прежде чем он объявится здесь, – разумно возразила девушка. – Пусть он приведет с собой армию, что он сможет изменить? Конн – принц и сын своего отца. Он будет вынужден покориться королевской воле. С короля, подталкиваемого моей матерью, вполне станется назначить объявившегося Коннахара главой вразумляющей армии!– А в Пуантене, разумеется, не будут сидеть сложа руки и смотреть, как гибнут их города и виноградники. Мессир Кламен, которого приблизил герцог, показался мне весьма решительным юношей, – пробормотал Хальк. – Проклятие. Не думал, что доживу до подобного и увижу, как лев и леопард грызутся промеж собой!

– Значит, все должно решиться здесь, – высказал свое мнение Майлдаф. – В этих стенах. Может, леди Лаурис протянет нам руку помощи и поможет скрытно добраться до темниц?

Поразмыслив, Айрена с сожалением покачала головой:– Там стража. Увы, но я недостаточно опытная магичка, чтобы укрыть невидимостью трех человек. То, что мне удалось проникнуть туда и вернуться обратно – скорее шальная удача, нежели результат владения Искусством.

Хальк затеребил многострадальную бороду:– Вдвоем мы не справимся. Нужна поддержка. Нужны союзники. Приобретенные за золото или объединенные во имя высокой цели…

– Например, ради спасения души короля, – осторожно, словно пересекая глубокую и опасную трясину, произнес Льоу. Леди Айрена хотела что-то спросить, но Хальк предусмотрительно дернул молодую графиню за край плаща и выразительно поднес палец к губам. Девица понятливо затихла, а Льоу продолжал говорить, пристально глядя на танцующий в воздухе комок золотого света: – Мы провели здесь почти десять дней, так? Я говорил с обывателями Тарантии и слушал их речи. Говорил с теми, кто служит в Дикой Сотне. Они напуганы, все без исключения. Мабидан даже праздник этот затеял только ради того, чтобы воодушевить своих людей. Горожане в недоумении и ужасе. Конан столько лет правил ими, и они не видели от него ничего, кроме хорошего. Да, они украдкой посмеивались над его варварством, но любили своего короля. Теперь они страшатся его, как вырвавшегося на свободу бешеного зверя. Некоторые с оглядкой поговаривают о том, что на троне Льва вовсе не Киммериец. По замку разгуливает подмёныш, шепчут они. В горестные дни, когда умерла королева, демоны завладели умом и телом короля. Он больше не является к народу, не проезжает по столице, не раздает милостыню и не сражается на турнирах. Он издает указы, один другого путаней, и казнит подозреваемых в вымышленных заговорах…– Двойник, – подхватил Хальк. – Опасный и коварный. Находящийся под властью злой колдуньи…

– Моя мать никакая не колдунья! – возмутилась Айрена. – Она чародейка с патентом Гильдии!

Юсдаль сочувственно глянул на девушку:

– Надобен виновный. Тот, на кого можно указать пальцем, и в кого полетят камни. Мне очень жаль, леди, но госпожа Мианна слишком хорошо подходит для этой роли.

– Но ведь ее убьют! – в ужасе воскликнула Айрена.

– Не исключено, – согласился барон Юсдаль. Судя по выражению лица и голосу, Хальк не испытывал к графине Кейран ровным счетом никакой жалости, полагая, что жестокая казнь – именно то, что нужно. – Зато вы уцелеете. Леди Лаурис, неужели вы всерьез полагали, что после эдаких новостей мы проявим снисходительность к вашей родительнице? Госпожа Мианна заварила это ядовитое варево, ей его и расхлёбывать, – он помолчал с пару ударов сердца и нехотя добавил: – Примите мое сочувствие.

– Когда мы жили в Шамаре, она не была такой, – настойчиво повторила Айрена. – Да, она была строгой и подчас суровой в решениях, но не злоупотребляла своей властью. Никогда не применяла Искусство к людям. Она занималась ворожбой только ради познания тайн мироустройства. Нет, – она быстро подняла руку, прерывая заговорившего Халька, – я не скажу ей ни слова о нашей встрече. Но предостерегу, потому что узы крови и родства святы. Мианна – моя мать. Она дала мне жизнь и хотела для меня лучшей участи. Возможно, она просто не сумела удержаться от искушения осуществить давно лелеемую месть. Так ее воспитали. Это было сильнее её.

Леди Айрена приподнялась на цыпочки и дунула на золотистый огонек, точно задувала свечку. Вместо того, чтобы потухнуть или рассыпаться, искра светлячком легко взвилась вверх, к зубчатым бастионам крепостной стены. Еще несколько мгновений она отчетливо различалась на фоне каменной кладки, а потом исчезла. То ли перелетела через стену королевского замка, то ли все-таки истаяла, как положено недолговечным колдовским наваждениям.