Глава пятая. Там, где слышен океан (2/2)

– Что же нам делать? – тоскливо вопросил Кламен в обтянутую поцарапанной кожей доспеха спину аквилонского принца.

– Понятия не имею, – не оборачиваясь, буркнул Коннахар. – Пока – не знаю. Может, Ротан прав: мне не следует отсиживаться здесь и нужно вернуться в столицу. Это все похоже… – он щелкнул пальцами, не в силах подобрать нужное слово.

– На качающиеся весы, – подсказал Кламен.

– Да! Или на те игры в магические загадки, когда любой ответ неверен, – согласился Коннахар. – Боязно сделать шаг – вдруг все станет еще хуже? Вдруг от одного камешка покатятся все остальные… и нас погребет под лавиной, на вершине которой буду торчать я, скорбно голося: ?Люди, я ведь хотел как лучше!?

Кламен не удержался и фыркнул в ладонь.

– Смейся, смейся, – Конн отвернулся от серебряно блестевшего на солнце моря, и проскрипел по-старчески, явно подражая кому-то из знакомых. – Радуйся дню, пока можешь, так говорит Торки. Много ли нам отпущено той радости? К тому же у нас здесь свои беды, о которых в столице вообще не подозревают.– Какие? – полюбопытствовал Кламен, услыхав в ответ краткую повесть о небывалых кораблях в тумане и нападениях на прибрежные поселения. Он с опаской покосился на огромное море, вздыхающее под берегом, и Коннахар успокоил его:– Днем они не показываются на глаза. Только ближе к ночи. Возможно, они постоянно шныряют у берегов, а мы не успеваем их заметить. Побережье огромно. Здесь тысячи бухт и бухточек, где можно укрыть целый флот. Вот этого флота мы и опасаемся, – он выдернул из земли травинку, прикусил ее и пробормотал: – А что, если дело обстоит еще хуже? Что, если так и начинается Конец Времен, о котором говорили провидцы – с моря нагрянут неведомые враги, против которых бессильно наше оружие? Они сожгут Закатный материк, разрушат наши города, убьют все живое и снова уйдут за море. Я не знаю. За прошлый год я привык быть следопытом. Мне совсем не хочется снова становиться принцем.

– У тебя есть долг перед своей страной, – напомнил Эйкар, невольно содрогнувшись от ужаса начертанной Конном картины всеобщего уничтожения.– Ага, – согласился Конн. – Но и перед людьми в Чандаре у меня тоже есть долг. А у тебя – перед Пуантеном.Налетевший ветер с моря дохнул им в лица соленой свежестью.– Ну вот что, – тяжело уронил Коннахар. – Я прожду еще две седмицы. Если из столицы не придет никаких вестей о его светлости или придут дурные новости, отправлюсь в Тарантию. Ты поедешь со мной. Возможно, мы оба окажемся по уши в неприятностях. По мне это лучше, чем ничего не делать и тратить жизнь на пустые ожидания. Согласен?

– Да, – не раздумывая, кивнул Кламен. Поймав себя на странной мысли: если бы принц сказал сейчас – прыгни вниз, он бы прыгнул. Без сожалений и раздумий, точно зная – это правильно.

Коннахар обманывал сам себя, говоря о двух седмицах на раздумье. Решение он принял сразу, еще не дослушав толком рассказ Кламена. Но это решение, как он говорил пуантенцу, тянуло за собой множество действий и подпрыгивающих на крутом склоне камешков. Оно было связано с необходимостью перестать быть Конном-следопытом и стать его высочеством Коннахаром Канах. С необходимостью употребить данную ему власть и начать отдавать мессиру Тарсину приказы – которые префект мог и не пожелать исполнять, ссылаясь на то, что принц не обладает нужными полномочиями. Коннахару совершенно не хотелось развязывать войну за право распоряжаться в форте. Ему нужен был союзник и опытный советчик, а не враг.

Поразмыслив так и эдак, Конн понял, что выбор у него невелик, а путь всего один – к префекту Тарсину. Оставалось только собраться с духом, встать и начать перебирать ногами, левой-правой, левой-правой.

Рул Тарсин выглядел совершенно не удивленным тем, что в сумерках под его дверями заскребся донельзя удрученный следопыт Конн, прося о разговоре с глазу на глаз.

- Пуантенцы притащили с собой целый сундук дурных новостей, так? – префект махнул рукой, дозволяя Коннахару сесть напротив. Щедрым жестом он выставил на стол запечатанный кувшин с выдавленной на боку виноградной гроздью. – Ну, насколько скверно обстоят дела… ваше высочество?

- Все очень плохо, - честно признал Конн. – Адалаис Пуантенская умерла. Герцог выбрал себе наследника, вот этого Кламена. Он кажется толковым парнем. В Гайарде вспыхнул мятеж, во главе которого стоит чокнутый проповедник. Призывает народ каяться в грехах и порочит имя герцога. Между нами, образ жизни Просперо всегда был далек от добродетельного, но пуантенцев это совершенно не волновало. Они любили своего Леопарда и понимали, что лучшего правителя им никогда не сыскать. Просперо оставил город и отправился собирать войска для усмирения мятежников. Однако на дороге герцога взяли под арест Черные Драконы с личным королевским рескриптом и увезли в столицу. Тому есть свидетель, один из спутников Кламена. Пуантен в смятении, Тарантия, как я понимаю, тоже. Мой отец, кажется, сошел с ума. Я не знаю, что делать.

Выговорившись, он отхлебнул из оловянной кружки, не почувствовав вкуса вина. А оно было недурным.

- Я помню твоего отца, - медленно выговорил Тарсин. – Давно, почти четверть века назад, Конан был вольнонаемным следопытом в Пущах. Хороший человек. Надежный. Пиктов на дух не переносил, хоть и понимал – когда-нибудь нам придется научиться жить с ними в мире. Твой отец и его друзья спасли Велитриум от поголовной резни и убили полоумного Траникоса, прежде чем он взбаламутил племена в Пуще.

- Никогда об этом не слышал, - удивился Коннахар. Отец любил порой вспомнить о былых похождениях, и рассказчиком он был превосходным, но про Пиктские Пущи говорил редко.

- Но это было. Я видел все своими глазами, - подтвердил комендант Чандара. – Его представили к награде и вызвали в столицу. Он уехал, и, видимо, не шибко пришелся ко двору Нумедидеса – говорили, вместо заслуженного вознаграждения его бросили в Черную башню и намеревались вздернуть. Он бежал. В следующий раз я увидел Конана из Канахов во главе мятежников, стремя в стремя с пуантенским Леопардом. Они сколотили армию из недовольных правлением и двинулись походным маршем к границам Аквилонии.

- Нигде не встретив достойного сопротивления, они дошли до самых стен столицы. Город распахнул им ворота, - процитировал Конн строки из дворцовых летописей, заученные с детства. – Во имя восстановления попранной справедливости варвар с Полуночи убил безумного короля и возложил на себя корону. Он правил долго и мудро, пока… - молодой человек запнулся. – Пока корона не стала слишком тяжела для него. Если мой отец и впрямь теряет рассудок, то любые выходки Нумедидеса покажутся нам милыми причудами в сравнении с тем, что может натворить он. Нумидидес всего лишь требовал божественных почестей и подозревал всех и каждого в заговоре против себя… Выходит, я должен что-то предпринять. И как можно скорее.

Старый вояка смотрел на наследника престола выцветшими глазами цвета гальки в ручье. Коннахар невольно заерзал на скамье, точно угодил седалищем на раскаленные угли.- Это же прямой умысел против короны, - слабым голосом выговорил он. Рул Тарсин фыркнул, точно застоявшаяся лошадь:- Порой судьба требует от нас решительных действий.

- Но король – мой отец!

- Скверно, скверно, - согласился префект. – Дети не должны восставать против родителей. Если только родители не дают своим отпрыскам достойного повода.

- Нам всем отрубят головы, - Коннахар торопливо приложился к кружке.

- Уж как пить дать, - закивал мессир Тарсин. - Но пока мы живы и способны действовать.

- И кем я стану в глазах людей? – вопросил перекрестье тяжелых закопченных балок над головой Конн. – Непокорным сыном, поднявшим руку на отца? Или в нас увидят двух варваров, дряхлого и молодого, решивших поцапаться за трон Льва?- Либо ты прослывешь спасителем своей родины, - префект решительно пристукнул кружкой по столешнице. – Ну, решай. Я могу дать совет, но все остальное – только на твоей совести.

- Было бы глупо и неосмотрительно ехать в столицу в одиночестве, – Коннахар обеими руками взъерошил короткие темные волосы. Из них высыпались неколько сосновых иголок. – Если дела обстоят именно так, мне понадобятся не просто сопровождающие, но сила, с которой будут считаться. А чем мы располагаем? Чандар, Конда, Тусцелан и Чохира способны выставить армию числом не меньше шести тысяч человек…- Которых еще нужно собрать, - Тарсин прищурился, размышляя и прикидывая. – Завтра мы от твоего имени разошлем вестников по фортам. Через седмицу-другую они как раз будут готовы. Назначим местом встречи, скажем, Тусцелан – в тамошней крепости достаточно места, чтобы разместить всех, и есть мощеные дороги через Боссонию. Выступим из Чандара, в три-четыре дня пройдем по Зеленопутью до Тусцелана… а дальше, как говорится, на все воля богов.- Но если мы уйдем, кто станет оборонять границу? – разумно напомнил Конн. – Что, если с моря опять нагрянут эти загадочные корабли, да не поодиночке, а целой эскадрой?

- Значит, придется обойтись меньшими силами, - хмыкнул префект. – Треть наших сил останется здесь, надеясь, что на Пущи не обрушится какой-нибудь напасти. А когда ты разберешься со своими трудностями, проведешь новый набор рекрутов. Пущам нужна свежая кровь... и высочайшее внимание, которого нам давно не хватает.

- Земли с коронными привилегиями, - понимающе вздохнул Коннахар. - Провинция Пуща. Нет, звучит недостаточно внушительно. Вольная провинция Чандар?

- Неплохо, - одобрил мессир Тарсин. – Схватываешь на лету.

- Но, раз уж мы состряпали тут комплот едномышленников, - Конн разлил по двум кружкам оставшееся вино. Думая о том, что верность союзников всегда должна быть достойно оплачена, а господин префект наверняка рассчитывает за свои труды получить губернаторство в новообразованной провинции, – у меня тоже есть одно небольшое требование.

- Слушаю.

- Вот эдаким кружным путем мы и попадем в Тарантию, - объяснил свой замысел Коннахар. – Сквозь Боссонию и Тауран к верховьям Алиманы. Насколько мне известно, там недавно завершили строительство тракта на Гайард. Прежде чем врываться в столицу, мы… я должен навести порядок в провинции и вернуть туда законного правителя.

- Стратег, - авторитетно одобрил план сотоварища Ротан. – И тактик в одном лице. Возродившийся Корис Непобедимый собственной песоной. Слушай, у нас что, впрямь настоящий заговор? Как это здорово. Я столько раз читал у отца про всякие интриги, а сам ни разу не участвовал. Кламен, а ты?

- Я ездил с посольством в Зингару, и врал там напропалую всем и каждому. Это считается? – принятый в компанию принца и его давнего приятеля Юсдаля, пуантенец чувствовал себя несколько неловко. Он едва успел прикусить язык, чтобы не брякнуть: ?Ради близости к трону Леопарда я приказал убить женщину и пытался отравить собственного брата?. Принцу и его другу такое вряд ли бы понравилось.

- Мы не заговорщики, - твердо заявил Конн. – Мы не умышляем против короля, а восстанавливаем справедливость. И первая наша забота – не дать Аквилонии и Пуантену схлестнуться промеж собой. Это дико и непредставимо. Двадцать последних лет Лев и Леопард были лучшими друзьями.Думаю, мы быстро справимся с безумным проповедником и вразумим обывателей. А уж потом направимся к Тарантии. Может, к моему отцу вернется здравомыслие… и тогда все будет хорошо.

Судя по лицу Конна, принц не больно-то верил собственным словам.

Грандиозный замысел тем временем бодро претворялся в жизнь. Верховые гонцы и почтовые голуби доставили послания Коннахара Канаха в пограничные крепости Пущи, и привезли ответы. Комендант Чохиры, проявив осторожность и сославшись на участившиеся набеги пиктов, отказался дать людей в войско принца. Однако он клятвенно пообещал бдительно приглядывать за побережьем и оказывать посильную помощь другим фортам. Тусцелан и Конда охотно согласились. Складывалось впечатление, что в Пущах только и ждали, когда кто-нибудь решительный бросит клич и развернет походное знамя. Местный люд всегда был склонен к авантюрам и делам, кажущимся на первый взгляд невозможными, а в усмиренной Пуще слишком давно царил относительный покой. Обитатели Пущи жаждали деятельности – и поход следом за принцем на столицу показался им вполне достойным развлечением.Принц и его окружение принимали деятельное участие во всем происходящем, превратившись в адьютантов и порученцев Рула Тарсина. Кламен сдержанно возмущался таким неуважительным обращением с особой королевской крови.Конн и Ротан полагали, что все верно – префект куда старше и опытнее их всех, вместе взятых. Он знает, что делает, а они лишь учатся на его примере.

Так, в деловитой суматохе, незаметно пролетел почти десяток дней, и префект Тарсин отдал приказ готовиться к выступлению. Маленькой, но сплоченной и закаленной в стычках с пиктами армии Чандара предстояло назавтра отправиться в дорогу.

Разумные люди улеглись бы спать пораньше, чтобы с утра быть готовыми к выходу, но молодость редко может похвалиться рассудительностью и предусмотрительностью. Распихав свой небогатый скарб по дорожным мешкам и лишний раз проверив оружие, Коннахар и двое его приятелей привычной дорогой ускользнули из форта на берег. Попрощаться с местом, что стало для них домом.

В безоблачном небе сияла луна, вычертив по морской зыби серебряную дорожку. Шелестел прибой, равномерно накатывая на берег. Натаскав плавника, молодые люди развели огромный, ревущий костер. Конн и Ротан, подначивая друг друга, затеяли шумную возню на отмели, пытаясь взять верх в жестокой битве на кулачках. Вымокнув до ушей и извозившись в песке, они вернулись к огню, содрали с себя грязные вещи и нагишом убежали купаться. Кламен остался следить за костром, подкармливая пламя сухим тростником и прислушиваясь к жизнерадостным воплям с моря. Ему и хотелось присоединиться, и было не по себе. Несколько дней, проведенных бок о бок с наследником трона Аквилонии, повергли Кламена в настоящее душевное смятение. Теперь он начал понимать, почему Золотой Леопард приблизил к себе барда с Полуночи и упрямо не желал с ним расставаться. Но то Просперо Форальер, человек умудренный и знающий, а то он, Кламен. Случайный знакомый и вдобавок дурной вестник.

Вынырнувший из темноты мокрый Ротан затряс головой, отчего с волос во все стороны полетели брызги, и лихо заскакал вокруг костра, пытаясь согреться.

- Иди окунись, - стуча зубами, посоветовал он. – Вода отличная.- Я не… - заикнулся Кламен и махнул рукой – чего, собственно, он отнекивается и страшится? Он вырос на берегах Алиманы и плавает ничуть не хуже этих двоих. Море тут вроде не глубокое, никаких чудищ со щупальцами и огромными зубами не видать. Стесняться наготы? Ну, он же не девица на выданье.

Вода в заливе оказалась такой холодной, что Эйкар невольно охнул и положил себе непременно прикончить Ротана Юсдаля вместе с его шуточками. Он съежился, ощущая, как яйца невольно пытаются втянуться внутрь тела, лишь бы избежать близкого знакомства с вкрадчиво облизывавшими ноги волнами. Но через десяток-другой шагов вглубь он как-то свыкся. Подкравшийся Конн взмахом рук окатил его с ног до головы, радостно заржал и с плеском нырнул, что твой разыгравшийся дельфин. Кламен заорал и головой вперед сиганул в темную воду. Волны мягко подхватили его, закачали, увлекая вперед.Оглянувшись через плечо, Эйкар увидел полоску берега, смутно белеющие в темноте величественные меловые утесы и одинокую, яркую искорку костра.

?Край земли, - в очередной раз подумал он. – Дальше ничего нет, кроме сотен лиг моря. Мы на краю земли?.

- В двух перелетах стрелы отсюда есть островок, - фыркая и отдуваясь, сообщил вынырнувший рядом Коннахар. – Камень видом как голова тюленя. Сплаваем наперегонки? Кто проиграет, завтра до отъезда чистит сапоги победителю.

- Не герцогское это дело, сапоги чистить, - нашелся с ответом Кламен.- А ты еще пока и не герцог. Так, побирушка с большой дороги.

Вместо ответа Эйкар изо всех сил рванул вперед, к неведомому островку. Конн издевательски захохотал вслед, крича, чтобы взял на три пальца левее, иначе будет впустую грести до самых Антальских островов. Где местные дикари с удовольствием его поймают, освежуют и изжарят, а из черепа сделают горшок для нечистот. Потом Коннахар смекнул, что попросту тратит время в насмешках, пока соперник уверенно движется вперед, и кинулся вдогонку.

Эйкар все-таки промахнулся, разогнавшись и в азарте состязания проплыв мимо цели. Конн, выбравшись на камни и приложив руки ко рту, звонко окликнул его:- Эй! Суши весла, заворачивай обратно!

Островок в самом деле был крохотным: десяток сгрудившихся вместе валунов на возвышении морского дна. Днем здесь гомонили чайки и бакланы, щедро пометившие камни белесым пометом и нашвырявшие в трещины рыбьих скелетиков. Поминая всех демонов, Эйкар несколько раз споткнулся на острых камешках, прежде чем отыскал валун с более-менее ровной макушкой и уселся по соседству с Коннахаром. Моревздыхало вокруг, переливаясь отраженным звездным сиянием. После заплыва воздух казался теплым, а от соленого аромата у Кламена шла кругом голова. А может, вовсе не от аромата, но по совсем иной причине. Той, что сидела рядом, рукой подать.

- Ты выиграл, - с легкостью признал Конн. – С меня завтра чищеные сапоги.

- А можно по праву победителя потребовать другой выигрыш? – осведомился Эйкар, переводя дыхание.

- Какой? – Коннахар, смотревший на линию горизонта, заинтересованно повернул голову.

Мысленно воззвав о помощи к Ашореми Лунной, покровительнице влюбленных, Кламен подался вперед, прильнув губами к приоткрытому рту Конна. Ощутил чужое тепло и разъедающий привкус соли – чтобы спустя мгновение схлопотать кулаком под ребра и оказаться по самую маковку в воде.

?Чего и следовало ожидать?, - философски рассудил Эйкар, булькая вырвавшимся из груди воздухом и погружаясь все глубже. Бороться за жизнь и выныривать совершенно не хотелось. Мир утратил цветистую прелесть красок. Ну конечно, на что он рассчитывал? Здесь не Пуантен с его необыкновенной легкостью нравов и игривостью взглядов. Здесь Пуща. А Коннахар – истинное дитя своего сурового отца, никогда не поступавшегося строгим варварским благочинием. Болтают, Конан Канах был единственным человеком на свете, устоявшим против чар неотразимого Золотого Леопарда и оставшимся ему только другом.

Утонуть – и пропади оно все пропадом. Нелепая и полная разочарований жизнь кончилась, не успев толком начаться.

Мощный рывок за предплечье вырвал Кламена из ласковых объятий водной стихии. Эйкар раскашлялся, сплевывая горькую воду и беспомощно дрыгая ногами в поисках тверди. Наконец он сумел толком встать на каменистое дно, оказавшись по пояс в воде и лицом к лицу с Коннахаром.

- Чокнутый, - припечатал следопыт, он же аквилонский принц. Кламен сокрушенно кивнул, соглашаясь с приговором. Почему судьба столь жестока, почему его лишили шанса тихо захлебнуться? Лежал бы сейчас на дне морском, не ведая горя и разочарований. – Зачем? На спор с Ротаном, что ли? Так я этому умнику болтливый язык выдерну и запихаю туда, где солнце не встанет!

- Баронет Юсдаль тут совершенно не при чем, - выдавил из себя Кламен. – Я… я сам этого хотел. Прости. Простите. Я виноват, это было необдуманно, я не хотел вас оскорбить. Я заслуживаю казни. Простите. Кажется, я люблю вас.

- Тебя, - поправил Конн. Кламен осторожно поднял повинный взгляд, убедившись, что не ошибся: Коннахар ухмылялся. – Давай еще раз.

- Что? – оторопел Эйкар.

- Извини, что ударил тебя. Я от неожиданности. Давай еще разок, - Коннахар положил ему руки на плечи, притягивая ближе. Они поцеловались снова, осторожно и боязливо, не вполне доверяя самим себе и готовые в любой миг отпрянуть. Один раз, а потом еще и еще, затягиваемые собственным разгорающимся желанием в неумолимый водоворот. Стремившиеся к берегу низкие волны раскачивали их, вынуждая постоянно переступать с ноги на ногу и украдкой подталкивая друг другу. Осмелев, Кламен решился на робкое объятие, ощутив под ладонями горячее, влажное тело, упруго перекатывающиеся под шершавой кожей мускулы и тонкую полоску затянувшегося шрама под ребрами. Он не решался вымолвить хоть слово, разрушив небывалое. Конечно, ничего этого не могло случиться. На самом деле он спит в мокрой, душной палатке посреди Пиктских Пущ и видит чудесный сон. Грезу наяву – о том, как на краю света он совершенно случайно обрел свою мечту. Мечту, что умудряется смеяться сквозь жадные поцелуи. Рожденную лесом и морем мечту, что обнимает его, сильно и крепко. Именно так, как ему всегда хотелось.

Нет, все-таки это не сон.

У Кламена имелся опыт близости с женщинами и мужчинами – с последними, правда, не слишком успешный – и он не сомневался, что Конну отлично известно, что делать в койке с бойкой девчонкой. Он и Кламена тискал, словно девицу, бережно, но настойчиво оглаживая спину и ягодицы, ероша пятерней волосы на затылке и прижимая к себе так, что перехватывало дыхание. Уродись Кламен диа Эйкар девушкой, он бы расстарался немедля доставить удовольствие своему ибраннику. Наплевать, что вокруг плещется море, а вместо мягкого ложа – жесткие камни. Но, будучи мужчиной, Кламен твердо знал – сегодня им не дано сойтись в упоительной схватке, где нет победителей и побежденных. Неважно. Не имеет значения. У них еще будет возможность узнать и взаимно познать друг друга, открыть все тайны и поделиться секретами. А сейчас он способен подарить Конни самую малость – пусть и приятную.

Опустив руку, Кламен протиснул ее между их плотно сомкнутыми телами. Обхватил под водой ладонью твердый столбик чужой плоти, услышав, как сдавленно охнул Конни. Задвигал ладонью вверх-вниз, стараясь не торопиться. Стать волной, что приходит и уходит, неумолимая и вечная. Коннахар медвежьей хваткой стиснул его за талию, уткнулся горячим лбом в изгиб между плечом и шеей, дыша быстро и часто. Он каменной статуей врос в дно, удерживая их обоих на месте и позволяя Кламену поступать по своему усмотрению. Касаться себя, где захочется. Поглаживать кончиками пальцев и сжимать всей ладонью, до боли и стона сквозь зубы. Доводя до высшей точки напряжения и удовольствия, где двое на долгое мгновение сливаются в одно – и уплывают в бесконечный океан, навстречу закатам и рассветам.

- Я никогда тебя не оставлю, - даже в воде Кламен почувствовал, как его ладонь стала липкой от выплеснувшегося чужого семени. Коннахар передернулся всем телом, точно ужаленная оводом лошадь. – Клянусь. Никогда. Неважно, что нас ждет, я всегда буду рядом. Обещаю.

- Не давай гюйсов, которые не в силах исполнить, - проворчал Конн, переводя дух. – Мы не знаем, что станется с нами завтра, а ты готов заклясть себя на всю жизнь. Точно, чокнутый. А еще ты… - он запнулся, растерявшись и не в силах подобрать нужных слов. Те, что в подобной ситуации говорят подружкам, явно не подходили. – Ты – это ты. Хорошо, что ты приехал сюда.

Коннахар сделал шаг в сторону, размыкая объятия, подвернул ногу и едва не рухнул, подняв вокруг себя небольшую волну. Кламену это показалось ужасно смешным, он прыснул и глянул в сторону черной полосы берега.

Одна из искр костра словно обрела самостоятельную жизнь и тревожно металась из стороны в сторону у самого водного уреза.

- Ротан нас убьет, - трагически предрек Коннахар. – И будет совершенно прав. Поплыли.

- Вы что, спятили? – напустился на них Юсдаль, когда они добрались до берега. Следопыт успел полностью одеться и теперь шарахался по побережью с факелом в руках, пытаясь высмотреть что-то в сгустившемся сумраке. – Я уж думал, вас там кракен сожрал! Или вы, придурки, решили сгонять наперегонки до Туманных островов?

- Не ворчи, - Коннахар завернулся в плащ, присел у самого костра, согреваясь. – Мы увлеклись и не заметили, какзабрались слишком далеко.

- Ага, - Ротан перевел испытующий взгляд с Коннахара на молодого пуантенца. Что-то было не так. Что-то изменилось между этими двумя за тот краткий и невообразимо долгий час, что они провели в море. Между ними натянутой паутинкой повисла некая обоюдная недоговоренность и недосказанность, в которую Ротан Юсдаль не был посвящен.

Что ж, рано или поздно он все узнает, ибо у принца нет секретов от давнего друга.

Вернее, раньше не было. А теперь – появились.

Утром ворота форта Чандар настежь распахнулись перед отправившимся в дорогу отрядом.

Уезжая из Тарантии, Коннахар не прихватил с собой знамени наследника престола. Поэтому в голове отряда развевалось знамя с гербом форта Чандар – скачущим над синей рекой алым конем на зеленом поле. Символом, напоминающем о реке Боевого Коня, неукротимо стремящейся сквозь дебри к океану.