Глава пятая. Там, где слышен океан (1/2)
Черная река, быстрая, порожистая и судоходная в нижнем течении, рождалась глубоко в дебрях Пиктских Пущ и впадала в Закатный океан рядом с зингарской столицей Кордавой. На своем долгом пути Черная принимала в себя множество ручьев и мелких речушек, давая жизнь притокам, своевольным сыновьям и дочерям – Кондаре и реке Боевого Коня, Блескучей и Медвежьей.
Сияющей паутиной реки разбегались по равнинам и лесам, терялись в траве, струились под корнями деревьев. Упрямая и настойчивая река Боевого Коня проторила себе дорогу через Пущу к морским просторам. На побережье, где лес обрывался огромными меловыми утесами, река Боевого Коня радужным водопадом сигала вниз, широко разливаясь по бурому песку. Пресная вода мешалась с соленой, ветер раскачивал камышовые заросли. Надрывно орали чайки и бакланы, выхватывая друг у друга добычу. Со стороны утесов прилетали две скопы, величественные и равнодушные. Ветер трепал их черно-белое оперение. Скопы неспешно описывали плавные круги над морем, камнем падали вниз и поднимались с зажатым в когтях трофеями, большими бьющимися рыбами в серебряной чешуе.
Коннахар знал, где их гнездо – огромная неопрятная куча торчащих во все стороны сучьев, обмазанных глиной и водорослями. Вон там, на скале, похожей на вытянутую к небесам песью голову. Трудами поколений морских охотников у подножия скалы выросла куча битой скорлупы и начисто обглоданных рыбьих скелетов высотой человеку по колено. Этим летом в гнезде тоже подрастали птенцы, четверо не то пятеро надрывно орущих комков желтого пуха, желающих только одного – есть, есть, есть!
Там, где река Боевого Коня вырывалась из лесных теснин, лет сто назад аквилонцы заложили форт Чандар. Поначалу это была маленькая рубленая крепостца в четыре стены и две казармы. Сейчас – внушающая уважение крепость, в тени которой вырос целый городок и на чью защиту уповали окрестные хутора. Поселенцы корчевали деревья и распахивали поля, искали руду и били шахты, добывали пушнину и разводили лошадей.
Бывшие дикие Пущи, страшилище для маленьких детей и каторжников, с каждым годом расчищали все новые и новые участки земли. Коменданты фортов и старосты крупных поселков задумывались о том, чтобы бы составить челобитную королю с просьбой даровать освоенным землям статус полноценной вольной провинции. Они давно уже не цепь разрозненных фортов, призванными охранять границы от яростных пиктских набегов, как полагают в столице. Да и где они, грозные и страшные пикты былых времен? Вожди тех племен, что поумнее и подальновиднее, дают присягу верности аквилонской короне. Пиктские девушки выходят замуж за переселенцев, их дети учатся письму и счету, оседают на земле, ведут торговлю и служат в аквилонской армии. Те из лесовиков, что упрямо цепляются за память об огненных временах восстания Траникоса, снимаются с насиженных мест. Пикты уходят вглубь лесов, куда-то на Полночь, как бы не к самым границам Ванахейма – где им, впрочем, тоже не рады.
Пуща меняется, становится другой.
Былые легенды развеиваются в терпком воздухе. Капища древних богов с потемневшими от крови алтарями зарастают мхом, каменные истуканы слепо таращатся в небеса. Может, где-то в дебрях еще бродит Бог-Олень, Церуносс с золотыми рогами, но давным-давно никто из следопытов не натыкался на трехпалые слады, в которых распускаются невиданные цветы. Зато возле конских табунов все чаще замечают прекрасную деву в цветочном венке, за которой скачет гнедой жеребенок. Дева та приязненно улыбается встречным и истаивает в воздухе, оставляя по себе благоухание. Выходит, Матери Лошадей перемены по душе, раз ее любимцы исправно плодятся и процветают.
Нынешним комендантом и командующим в Чандаре был префект Рул Тарсин, выходец из обедневшего дворянского семейства из Таурана. Прошедший долгий путь от новобранца до командующего легионами, ветеран нескольких войн, нынче поставленный бдеть на отдаленной границе. Ротан Юсдаль находил в префекте сходство со старым дрессированным медведем: новых трюков не выучит, зато те, что освоил, исполняет безукоризненно. Не зли его понапрасну, он на тебя и не зарычит. Коли сыт и доволен, то склонен прощать подчиненным мелкие огрехи и юношеские проделки. В гневе лют, в бою опасен расчётливой кровожадностью. Соблюдай правила, и служба под началом префекта Тарсина покажется тебе лучшим временем жизни.
Поначалу Коннахар соглашался с приятелем. Комендант форта отлично понимал, где следует употребить власть, а где желаемого можно добиться силой слова. Мессир Рул не стал вдаваться в причины, по которым принц Аквилонии оказался в отдаленном гарнизоне. Коннахар Конн и Ротан Юсдаль стали для него очередными молодыми людьми, которым надлежало преподать урок жизни. С этой задачей комендант справился без труда. Коннахар гордился своей по праву заслуженной бляхой десятника и своими людьми.Однако в последние месяцы его изрядно беспокоило нежелание префекта прислушиваться к тревожным новостям с побережья. Рул считал Коннахара и тех, кто поддерживал принца, взбалмошными дурнями, наслушавшимися от поселенцев и пиктов всяческих россказней. У страха глаза велики, заявлял мессир Тарсин. Пугаете друг друга, выдумали зловещие корабли с экипажем, не ведающим страха и боли. Мол, подкрадываются в тумане, вырезают все живое, однако ж не грабят, а с наступлением рассвета вновь скрываются в океане. Какая чушь! Зачем нападать на поселения, как не ради пленников и трофеев? Рул ни в какую не желал вводить регулярное патрулирование морского берега, считая это напрасной тратой сил. Префект даже пару раз наорал на Коннахара, когда принц проявил настойчивость.
Если б не корабль, неизвестно, чем бы закончилось их противостояние.
Но корабль пришел.
Явился в сумерках, стремительный, тихий, с низкой осадкой и небольших размеров. Не похожий ни на одно из судов, что бороздят Закатный океан. Он бросил якорь на мелководье и спустил шлюпки, направившиеся к берегу. Сбежавшиеся к обрывистым урезам гвардейцы и поселенцы видели тусклый блеск металлических частей доспехов, и переговаривались в недоумении – враги или друзья подошли к уединенному берегу? Что им нужно – просто набрать воды и купить провианта, или они попытаются напасть на форт?Комендант Тарсин рассудил, что, пока не доказано обратного, он будет считать незваных гостей врагами.
Возможно, его решение спасло жизнь обитателям форта.
Осталось неизвестным, кто сделал первый выстрел или нанес первый удар. Поднимавшиеся по дороге пришлецы вскинули луки и дали залп по таращившимся на них людям. Их длинные стрелы, находя себе цель, вспыхивали белым и синим огнем, холодным и всепожирающим.
Дальнейшее Коннахар помнил смутно. Они дрались, дрались всю долгую ночь до рассвета, скинув незваных гостей обратно в морские волны. У него осталось странное впечатление о небывалой живучести противников – и вместе с тем он мог поклясться, что они до крайности неловки в обращении с оружием. Словно чужаки не ожидали отпора, уверенные, якобы одного их появления достаточно для того, чтобы все живое вокруг взмолилось о пощаде.
Кто-то заорал, что на корабле выбирают якорь и ставят паруса. Они столкнули в воду лодки, гребли как сумасшедшие, ломая весла, догоняя судно и совершенно не задумываясь о том, сколько врагов ожидает их на борту.
Корабль успел развернуться. Паруса, отливающие мутным серебром вывалившихся рыбьих внутренностей, наполнялись ветром – а потом небо и земля поменялись местами, в лицо упруго ткнулась стена обжигающе горячего ветра и Коннахар вместе с остальными оказался по шейку в воде. Корабль чужаков полыхал костром на полнеба. Когда пламя пожрало само себя и улеглось, о незваных гостях напоминали только плавающие по взбаламученной и грязной воде обломки.
Никого не удалось захватить в плен.
Не удалось найти ничего, что можно было отослать в столицу в подтверждение невероятной истории, случившейся на реке Боевого Коня. В миг гибели загадочного корабля пламя охватило тела погибших и остававшихся в живых захватчиков. Их доспехи, луки и мечи превратились в искорёженные и оплавленные куски металла. Никто бы не смог в точности определить, чем они являлись первоначально.
– Я не стану сообщать об этом в Тарантию, – решительно заявил собеседникам префект Рул. Перед ним на столе лежало то, что удалось собрать на берегу – груда бесформенных, перекрученных железяк. – Не хватало еще на старости лет выставить себя идиотом.
– Но если они вернутся? – спросил Коннахар. – Если завтра… или спустя луну… или полгода эти приятели объявятся вновь, да не с одним кораблем, но с целой флотилией? Высадятся на берегу, сотрут наш форт с лица земли и двинутся дальше. На Кордову, Месантию или на Тарантию.– Многим показалось, корабль занесло сюда по случайности, – высказался Торки, предводитель разведчиков. – Заметили форт и решили напасть. Эти ребята были так уверены в своем превосходстве… а получили щелчок по носу. Да, они могли бы припустить домой и нажаловаться мамочке… но бежать-то некому. Они на дне. С океаном не шутят. Там, откуда они притащились, их пождут-пождут и решат, что бедолаг накрыло штормом. Или их кораблем закусил кракен.– Кракенов не существует, – негромко произнес помощник командующего, барон Кельмеш.
– Ага, как же. В первое летнее полнолуние выйди да глянь на залив. Увидишь, как он мечет икру, – не остался в долгу Торки. – Я считаю, мы должны известить короля. Может, он сам захочет приехать и взглянуть.– Взглянуть – на что? – яростно рявкнул мессир Тарсин. – На пустой берег и чаячье дерьмо? От них ничего не осталось! Ровным счетом ничего, пустое место! – он взял себя в руки. – Я могу сослаться на то, что пикты стали нападать чаще, и потребовать от столицы увеличения гарнизона. Пусть разведчики объезжают берег на десяток лиг к полуночи и полудню от форта, – префект метнул грозный предостерегающий взгляд на Коннахара. – Оповестим поселения на берегу и гарнизон Конджохары, чтобы там тоже были начеку. Если нахалы из-за моря сунутся еще раз, они снова огребут все, что им причитается!– Интересно, откуда они в самом деле взялись? – озадачился Коннахар. – Может, приплыли с той земли, которую открыли зингарцы? Или с Антальского архипелага?– Или пожаловали прямиком со Стеклянного острова, – наполовину в шутку, наполовину всерьёз предположил Торки. – Ну вот, сейчас барон опять ринется с пеной у рта доказывать, что Стеклянного острова нет и никогда не было.
– Инис Витрин существует, – удивил присутствующих Кельмеш. – Но его обитателям нет до нас никакого дела. Я бы поставил на обитателей Анталии – если верить уцелевшим очевидцам, эти точно отличаются непомерной воинственностью. И корабль у них был весьма… причудливый. Кто-нибудь успел его рассмотреть?– Не до того было, – высказал общее мнение Коннахар. – Я только заметил, как он глубоко сидит в воде… и какой он маленький. Зингарская каррака и то побольше будет.
– Даже со столь маленьким кораблем они задали нам изрядного жару, – удрученно признал префект Рул. – Но кто предупрежден, тот вооружен. Теперь будем наготове.
Это разговор состоялся более полугода назад. Пришла и ушла зима с внезапными штормами и пронизывающими ледяными ветрами. Бурно расцвела весна, сменившись жарким, пахнущим солью и смолой летом. Дважды в пределах видимости появлялись корабли, схожие очертаниями с покоящимся на дне бухты.
К берегу чужаки больше не приближались, крутились на почтительном отдалении и растворялись в туманном мареве океана. Кто они были, чего высматривали? Вопросы по-прежнему оставались без ответов – как и догадки о том, что происходит в Тарантии.Новости добирались до Чандара с опозданием на несколько седмиц, а то и месяцев. Только в конце весны Коннахар узнал страшную новость о смерти матери и нерожденной сестры – и замкнулся в себе, потемнев лицом и постарев на несколько лет. Ротан старался держаться поблизости, борясь с желанием предложить принцу рвануть домой. Префект Рул все поймет и не сочтет их дезертирами. В конце концов, умерла не просто мать Конни, умерла королева Аквилонская. Принцу надлежало присутствовать на церемонии похорон своей родительницы! Конан должен был отправить гонцов за сыном!
Но из Тарантии никто не прискакал. Когда же Ротан заикнулся о том, чтобы самовольно оставить форт, Коннахар отрицательно покачал головой.
– Мы никуда не поедем, – припечатал он. – Отец велел мне оставаться здесь… пока он не пожелает призвать меня обратно. Или пока не наступит день моей свадьбы, – он раздраженно скривился. – С этой юной леди, как ее?– Айрена Лаурис, – папенька Хальк, королевский летописец, с детства натаскивал отпрысков в искусстве накрепко запоминать имена и даты. – Из Шамара. Очень милая девушка. Ты по-прежнему будешь стоять на своем, отказываясь от брака?
Молодые люди возвращались в Чандар с очередного дозора по окрестным лесам. Ротан тащил с собой пару подстреленных кроликов, рассчитывая уговорить повара мессира Рула сготовить их с красным вином и травами.
Трёхдневная вылазка в Пущи казалась сущим отдыхом по сравнению с пребыванием в гарнизоне, однако никаких новых или полезных сведений им раздобыть не удалось. В охотничьей избушке над порогами реки Боевого Коня недавно кто-то побывал, исправно пополнив запасы. Маленькое пиктское племя, что разбило лагерь на Сосновом холме, по-прежнему оставалось там. Его предводитель, сморщив узкую хоречью мордочку и дергая воткнутым в грязные волосы вороньим пером, с неохотой подтвердил данную аквилонцам клятву блюсти мир и спокойствие в лесах. Обитатели большого хутора Ирдсли готовились к сбору урожая и жаловались на пиктских ребятишек, то и дело таскавших гусей и кур. Скупщики пушнины из Боссонии и Таурана со своими фургонами уже укатили. В поле из-под ног выпархивали краснозобые фазаны, на дороге следопыты спугнули лань с олененком, и те огромными бесшумными прыжками унеслись в чащу.
– Во всяком случае, попытаюсь увильнуть из-под венца, – проселочная дорога блестела после недавнего ливня озерцами луж. В Пущах такая дорога считалась настоящим трактом, соединяющим Чандар, Конджахару и близлежащие поселки, хотя поездка по ней в сезон дождей сошла бы за настоящий подвиг. Коннахар и Ротан шли по обочине, привычно вслушиваясь в лесные звуки и негромко переговариваясь – жизнь в лесах быстро приучает к постоянной бдительности. – Знаю, если отец разгневается, мне придется уступить… но я надеюсь воззвать к его здравому смыслу. Этот брак никому не принесет ни счастья, ни выгоды. Да, немедийцы грозятся войной, но я не верю в серьезность их намерений. Они просто хотят воспользоваться удобным случаем насолить нам. Но дело даже не в этом…– Тебе не нравится леди Айрена, – догадался Ротан. – Не повезло тебе, дружище, родиться принцем. У принцев и принцесс никто не спрашивает, по душе ли им их невесты и женихи. Родня просто тащит их на золотой цепочке к алтарю, рыча: ?Женись, не то здорово пожалеешь!?
– Я не хочу себе такой судьбы, – Коннахар перешагнул очередную рытвину. – И этой девушке тоже зла не желаю. Я не знаю ее, она не знает меня, мы оба молоды – к чему нам поспешная свадьба?
– Стерпится – слюбится, – хмыкнул Ротан. – Или у тебя на примете есть иная дама сердца?
– Никого у меня нет, – беспечно признался Коннахар. – И никто мне пока не нужен. Мне хорошо одному. Если приспичит поболтать о ерунде или порассуждать о судьбах мира, у меня всегда есть под рукой ты.
– Вот спасибо на добром слове, твое высочество! – вознегодовал Ротан. – Я-то думал, мы друзья! А ты просто беззастенчиво меня используешь!
– Не ты ли мне твердил, якобы у королей не бывает друзей, только подданные? – поддел Коннахар. – Смирись со своей жалкой участью и… – он замер, вскинув руку и призывая к тишине. Совершенно другим тоном отрывисто бросил: – Скачут. Около десятка. Доспехов нет.
Ротан одним плавным движением сбросил с плеча лук и выдернул из колчана стрелу. Скрипнула натягиваемая тетива. Коннахар потянулся за мечом, предположив:– Разъезд из Конды?
– Чего бы им тут занадобилось? – откликнулся вопросом на вопрос Ротан.
– Может, у них пикты…– У всех пикты. Мы вот не бегаем в Конду жаловаться всякий раз, как находим кучку пиктского дерьма под воротами. Может, торговцы едут.– Тогда бы колеса скрипели. И ругань стояла на всю округу.
Двое приятелей не сомневались в своей способности противостоять целому отряду. Если и впрямь припрет, у них за спиной Пуща. Сделал шаг и исчез, можете искать хоть с целой сворой собак. Но Коннахар невесть откуда знал, что приближающийся отряд не несет с собой угрозы. В последнее время он заметил за собой эту способность – предчувствовать события до того, как те случились. Будет буря или пройдет стороной, выдастся день холодным или погожим, можно ли безнаказанно улизнуть из крепости или лучше смирно торчать на посту, гоняя новых рекрутов? Конни слегка побаивался этого внутреннего голоса, нашептывающего подсказки – но покамест голос ни разу его не подводил.
Всадники поравнялись с аркой, образованной двумя старыми склонившимися можжевельниками. Усталые кони тяжело поводили боками, с трудом переставляя облепленные грязью ноги и вяло отмахиваясь от жужжащих оводов. Коннахар удивленно поднял бровь: незнакомцы смахивали на потрепанный отряд наёмников в поисках работенки. Это хорошо. Префект никогда не откажется принять на службу лишних людей. Если те не смутьяны и им достанет ума подчиняться неписаным правилам форта Чандар.
– Куда путь держим? – меч Конни не опустил, зная, что держащийся за его левым плечом Ротан готов в любой миг спустить тетиву, но старался говорить и выглядеть дружелюбно. Новички в Пуще на первых порах шарахаются от всех подряд, не в силах отличить врагов от друзей и настоящую опасностью от надуманной.
– В форт Чандар… будь он неладен! – раздраженно откликнулся верховой на гнедом коне, возглавлявший колонну. Бывший вояка, выправку ничем не скроешь. – Послушайте, вы… ты не покажешь нам дорогу? Мы малость заплутали в этих треклятых дебрях.
– А на что вам сдался форт Чандар? – тем же невозмутимым тоном поинтересовался Коннахар. – Вы не везете ничего, годного на продажу… Ищете новых земель или службы? Досадили кому и сейчас по вашему следу мчит разъяренная погоня?
– Да кто ты такой, чтобы устраивать мне допрос? – негодующе рявкнул всадник. – Всего лишь бродяга, стянувший меч и…– Заткнуть его? – с кровожадной готовностью предложил Ротан. – На спор, в глаз или в руку?– Они просто напуганы, – пожал плечами Коннахар. – Я Конн, следопыт и десятник гарнизона Чандар. Говорю от имени префекта Тарсина. Я обязан знать, кого веду к стенам нашего форта. Вы – чужаки в нашем краю. А к чужакам мы… не очень гостеприимны, – он ухмыльнулся. – Итак, мессир?..– За нами нет погони, но мы действительно ищем прибежища, – подал голос доселе помалкивавший молодой человек. Раздражительный всадник на гнедом попытался вмешаться, но был остановлен коротким повелительным жестом. – Мне… нам нужно поговорить с комендантом форта, – Коннахар смекнул, что ошибся. Настоящим предводителем отряда был темноволосый и темноглазый юноша, выговаривавший слова с мягким напевным акцентом уроженца Пуантена. Да и прочие его спутники, похоже, родом с Полудня. Интересно, что пуантенцам занадобилось в Пуще? В какую передрягу они угодили, коли ищут спасения здесь, на самом краю света? – В зависимости от его решения мы или останемся, или продолжим путь. Ты и твой друг проводите нас?– Пошли, – сдался Коннахар, загоняя меч в ножны. Из Пуантена тоже давным-давно не приходило никаких известий. Нынешним вечером будет, что обсудить. Как там дядюшка Просперо? Поговаривали, его жена, леди Адалаис, совсем плоха.
Коннахар с детства полагал герцога Пуантена и его супругу дальними родичами отца – и очень расстроился, когда выяснилось, что дела обстоят совсем не так. Его отец, несмотря на обладание королевской короной и троном Льва, был всего лишь наемником без роду и племени. Каким-то киммерийцем, бродягой и солдатом удачи. Просперо Форальер и Адалаис диа Эйкар принадлежали к древнейшим родам королевства… что ничуть не мешало Золотому Леопарду оставаться вернейшим союзником и лучшим другом Конана. Добродушно соглашаясь с тем, что подрастающий королевский отпрыск именует его ?дядюшкой Просперо?, делится своими детскими тайнами, требует подарков и всякое лето вместе с кучей сверстников прибывает в Гайард, отмечать Эквиус, День Лошадей.
Как давно все это было. И как будто не с ним. Иногда Конни пробуждался с мыслью о том, что принц Коннахар Канах больше не имеет никакого отношения к следопыту Конну из форта Чандар. Это просто два разных человека, которые порой видят друг друга во снах.
Но однажды ему придется проснуться и понять, кто же он такой.
Странствия по Пиктским Пущам медленно, но неотвратимо ввергали Кламена диа Эйкара-и-Форальера в холодное бешенство. Он искренне недоумевал, отчего короли прошлого не запалили проклятые леса с четырех концов. Пусть бы они полыхали от горизонта до горизонта. Здесь не было ни одной мощеной дороги. Бесконечные проселки, извивающиеся, как след вусмерть пьяной гусеницы. Наглухо сомкнутый полог листвы скрывал солнце, лишая возможности ориентироваться.
Они ехали по сыто чавкающей грязи, в постоянной влажной духоте, под немолчный щебет неведомых птиц и насмешливый вой скрывающихся в чаще волчьих стай. Порой лес расступался, и перед ними возникали рубленые стены форта или отвоевавший себе место под солнцем хутор. На расспросы о том, как проехать к форту Чандар, местные махали руками куда-то на закат, советуя держаться тропинок, которые приблизительно вели в нужном направлении. Спутники Кламена уже начали мрачно предрекать, якобы они прокляты и обречены до конца дней своих бродить кругами по чаще, где одно дерево как две капли воды похоже на другое.
Теперь Кламен на своей шкуре осознал ту убийственную иронию, которую бывалые путешественники и служившие в здешних краях легионеры вкладывали в невинное в виду изречение: ?Пуща – великое зеленое чудо… далеко не каждый до конца выдерживает испытание первой встречей с нею?.
Форт Чандар оставался неуловимым. Однажды в полуденный зной покачивающемуся в седле Кламену пригрезилась крепость, водруженная на огромные деревянные колеса. Стоит врагам приблизиться к ней, как форт, надрывно скрипя сочленениями, под дружный хохот обитателей лихо укатывает на новое место.
Наследник Золотого Леопарда был готов впасть в отчаяние и приказать поворачивать обратно. Никогда они не найдут ни форта, ни принца Коннахара. Лучше уж искать убежища в одном из городов Боссонии или Таурана, откуда до пределов Пуантена рукой подать. Что-то нынче творится в Гайарде? Жив ли его светлость? Кламен запрещал себе даже тень мысли о том, что с Золотым Леопардом может случиться скверное. Герцог выкручивался не из таких передряг. Он спасется и на этот раз. Вернется с победой в Гайард и вышвырнет оттуда бесноватого прорицателя. Если монаха не успеют до того спалить на главной рыночной площади опамятовавшиеся горожане. Все будет хорошо. Все непременно будет хорошо.
Кламен закинул руку назад, извлек из-за отворота камзола многоногую мохнатую дрянь, немедля цапнувшую его за палец, и с отвращением швырнул подальше. Глухомань Пущи сводила с ума – и тут, как луч в разрыве грозовых облаков, на обочине нарисовались эти двое. Молодые люди в легких кожаных доспехах, следопыты Пущи. Коренастый русоволосый крепыш с луком и прищуром опытного охотника. Его спутника Кламен видел против солнца. Стройный силуэт в ореоле трепещущей зелени – высокий, широкоплечий, длинноногий. Судя по голосу, года на два-три младше самого Эйкара, но до кончиков ногтей уверенный в себе. Конн, так он коротко представился. Родом явно откуда-то с Полуночи – из Ванахейма или Киммерии.Покуда следопыт вел их к форту, Кламен никак не мог избавиться от впечатления, что рядом мягко ступает юный зверь в человеческом обличье. Оборотень-перевертыш, какие обитают в Пограничье. Тот, что смотрит на мир глазами человека и волка одновременно, не ведая страха. Мир пугающих чащ был для него родным и привычным, он спокойно и уверенно шел вперед, пока деревья не расступились и свежий морской запах не разогнал хмарь тысяч гниющих листьев и вонь застоявшейся воды. Кламен никогда прежде не встречал никого подобного и с удовольствием свел бы с этим парнем знакомство – но прекрасно сознавал, что, стоит им войти в форт, как следопыт пропадет в людской круговерти. Может, потом им посчастливиться столкнуться? Интересно, как скоро удастся отыскать принца? Кламен сомневался, что наследник аквилонского правителя тянет солдатскую лямку наравне со всеми. Вряд ли принц в Чандаре, куда они с такими мучениями наконец добрались. Он где-нибудь в безопасном месте. Скучает в ожидании, когда его царственный отец сменит гнев на милость. На месте принца Кламен бы не артачился, покорно склонив голову под свадебным ярмом.В массивный брус над воротами форта Чандар были глубоко вколочены ржавые железные штыри. На трех из них красовались отрубленные головы. Сморщенные, почерневшие, с оскаленными кривыми зубами. В глубоких шрамах, похожих на паутину, и с пучками смахивающих на паклю волос, торчащих на макушке.– Дань прошлому, – растолковал Конн, проследив за изумленными взглядами гостей. – Пиктские вожди, некогда правившие этим краем и не пожелавшие сдаться. Тот, что слева – Талорг, сын Траникоса, местной знаменитости во плоти.
– Я слышал, Кровавого Траникоса так и не смогли взять живым, – попытался блеснуть познаниями Кламен.
– Брехня, – отмахнулся второй следопыт, лучник. – Поймали его, как миленького. Поджарили заживо прямиком на капище Змея-Триглава. Вонищи было – не продохнуть!
– Это случилось еще до твоего рождения, Ротан, – со смешком поправил товарища Конн. – Откуда тебе знать, вонял он или нет? В любом случае, Траникос мертв, как и его наследники.
– А легендарные сокровища? – полюбопытствовал Кламен. – По слухам, Траникос наткнулся где-то в Пущах на уцелевший храм атлантов и вынес оттуда все до последней монетки и камешка…– Кое-кто до сих пор не оставляет надежды их отыскать, – сдержанно отозвался Конн. – Все, что доводилось слышать мне от заслуживающих доверия людей – что верные Траникосу пикты в ночь перед последним штурмом его лагеря вышли на лодках в море и сбросили за борт несколько тяжелых сундуков. Как знать, что было в этих сундуках? Может, сокровища. Может, камни. Траникос был хитрой и изворотливой гадюкой, даром что дикарь. Мы пришли, мессиры, – он остановился перед добротным домом, чей первый этаж был сложен из камня, а второй сработан из дерева. – Извести префекта Рула, что к нему… посетители, – обратился он к караульному, и тот поспешно умчался. – Удачи вам. Идем, Ротан. Нас с нетерпением ожидают тушеные кролики.
Однако Коннахару не довелось спокойно перекусить. Они с Ротаном только не спеша дошли до казармы следопытов, как прибежал взмыленный вестовой от префекта. Конна срочно требовали к мессиру Тарсину. Одна нога здесь, другая там!
Явившийся Коннахар застал у префекта давешних пуантенских визитеров во главе с чернявым юнцом. Только теперь они таращились на молодого следопыта с растерянностью и искренним недоверием.
– Ваше высочество, – в кои веки префект поименовал наследника трона законным титулом – но вид у Рула был такой, словно его вынудили разжевать нечто весьма кислое и противное. – Кажется, эти господа скорее пожаловали к вам, чем ко мне.
– Они что-нибудь продают или покупают? – съязвил Коннахар. – Вообще-то я их первый раз вижу и не имею чести знать.– Мое имя Кламен Форальер, – молодой человек встал и слегка поклонился, взирая на Конна со смешанным выражением растерянного удивления. – Я наследник его светлости Просперо Пуантенского…– Если мне не изменяет память, боги несправедливо обделили Леопарда потомством, – настал черед Коннахара недоумевать.
– Я приемный сын его светлости, – терпеливо растолковал молодой человек. – Меня взяли из семьи Эйкаров. Мой кровный отец – мессир Фулжент…– Дядюшка герцогини, который не совсем дядюшка, – вспомнил запутанные генеалогические древа Коннахар. – Ага. Стало быть, его светлость решил обзавестись наследником. Почему тогда вы здесь, а не празднуете в Гайарде?
– Во-первых, потому что ее светлость Адалаис умерла и в Пуантене объявлен траур, – вздохнув, объяснил Кламен. – Во-вторых, потому что его светлость приказал мне ехать сюда и разыскать ваше высочество…
– Леди Адалаис умерла? – не веря своим ушам, переспросил Конн. Все знали, что это печальное событие когда-нибудь наступит, и ждать его осталось недолго – но принесенная из Пуантена весть была ровно снег на голову летним полуднем.
– Господа, вы вот что, – вмешался префект Рул. – Полагаю, вам нужно потолковать без посторонних глаз и ушей. Можете подняться ко мне наверх… или пойти еще куда. Конн, свободен до следующего утра. Ваша милость, мы позаботимся о ваших спутниках, – он выразительно ткнул большим пальцем в сторону двери. Мол, шагай, пока я не передумал.
Коннахар никогда не бывал в покоях префекта на втором этаже дома и не горел желанием их навестить. Выйдя на истоптанный пыльный плац, где сквозь трещины в глине упрямо пробивалась упрямая жесткая трава, он доверился ногам. Те сами собой свернули направо, в узкий простенок между казармами, вниз по склону с разрывающими тонкий слой почвы огромными валунами – местные уроженцы называли их ?костями земли?. Снова вниз, к одному из укромных проходов в крепостной стене – и по натоптанной тропе к меловым утесам. Конну нравилось сидеть там, свесив ноги с обрыва, ощущая на лице ветер и солнце и слушая беспрестанный шум могучего прибоя. Жаль только, вырваться сюда удавалось нечасто.
– Теперь рассказывай, – потребовал Конн, устроившись на гладком выгнутом боку валуна, исходившего нутряным солнечным теплом. Кламен – бывший Эйкар, ныне Форальер – предпочел сначала расстелить плащ, прежде чем сесть. Хотя плащ его, говоря по правде, больше напоминал истрепавшуюся тряпку. – С самого начала и в подробностях. Повторять через слово ?ваше высочество? не стоит. Здесь я Конн. И я многого не знаю о том, что творилось этим летом в Аквилонии. К нам нечасто добираются гонцы, сам понимаешь.
Наследник Леопарда понятливо кивнул, откашлялся и заговорил.
Говорить пришлось долго. Коннахар слушал, на первый взгляд рассеянно, больше уделяя внимания созерцанию морской равнины, но порой перебивал точными и меткими вопросами. Когда у Кламена пересохло в горле, принц молча перебросил ему обтянутую кожей флягу. Пуантенец надеялся, там будет что-нибудь крепкое, оказалось – обычная вода с привкусом травяного настоя. Он напился и продолжил рассказ, украдкой разглядывая молчаливого собеседника.Кламену несколько раз доводилось бывать при дворе Тарантии и видеть правящее семейство, но ?видеть? – слишком сильно сказано. Трое в торжественных нарядах, переливающихся золотом и отблесками драгоценностей, проследовавшие мимо в окружении пышной свиты, вот и все, что он разглядел. Принц Коннахар остался для молодого пуантенца одной из безликих фигур – и теперь по прихоти судьбы он запросто сидит рядом с членом королевской семьи над огромным морем, там, где кончается земля.
И должен признать, принц отлично держится. Кламен не представлял, как он сам вынес бы такое количество дурных новостей разом. Особенно если учесть последнюю, высказанную им с превеликой осторожностью: ?По слухам, ваш отец, наш король… как бы это сказать… горечь утрат подкосила его?.– Говори уж напрямую, он спятил, – Коннахар сжал зубы так, что на скулах отчетливо выступили желваки. Кламен предпочел разумно отмолчаться. Размышляя о том, насколько принц напоминает своего легендарного отца в молодости. У его величества синие глаза, у его отпрыска – серые, как плещущееся под обрывами море. Конан был необразованным варварским юнцом, спустившимся с гор и не ведавшим жизни в больших городах. У его сына были лучшие наставники, он познал хитрости придворного мирка, а теперь служит в захолустном гарнизоне. Кламен удрученно признался сам себе – он бы так не смог. Но в его жилах нет ни капли упрямой варварской крови, что вынуждает тебя снова и снова подниматься на ноги после удара. Когда принц Коннахар станет королем – а это время непременно придет! – он, Кламен Форальер, почтет за честь служить ему. И наплевать на пересуды о выскочках с большой дороги, которых толкали в спину тайные службы, обделывавшие свои темные делишки. – Ну да, коли уж он распорядился арестовать лучшего друга…
– Я надеюсь, это нелепая ошибка, – признался Кламен. – Кто-то превысил меру отпущенной ему власти, а король даже не ведает о приказе, отданном от его имени. Когда его светлость доберется до столицы, все разъяснится, и Леопард вернется в Гайард.
– А если нет? – жестко перебил Коннахар. – Если не вернется? Если моего отца на склоне дней поразил безжалостный молот Крома, вывернув его судьбу наизнанку? Доводилось слышать о проклятии героев: тот, кто убивал чудовищ, в конце пути обречен сам стать чудовищем? А ты – наследник Просперо. Хочешь или нет, тебе придется мстить за Леопарда.
– Пуантен не может подняться против трона Льва! – протестующе замахал руками Кламен.
– Если ты этого не сделаешь, твои же собственные знаменосцы и вассалы встанут против тебя, – припечатал Коннахар. – Здорово, правда?
Он отвернулся, высматривая на пустынной линии горизонта нечто крохотное, открытое только ему. Кламен в бессчетный раз задал себе вопрос, какого ляда он так рвался к титулу наследника Пуантена и где прежде был его разум. Оставайся он просто Кламеном из рода Эйкар, он сейчас бы горя не знал. Вся тяжесть решений пала бы на плечи отца и дядюшки Диогу, а он мирно отсиживался в стороне. И Пейру, Пейру остался бы жив и здоров…