Сказка о начале интересных времен (1/1)

*** Как ни хотелось Конану выехать немедленно и постараться перехватить шушанского короля до того, как нырнет он в свою укрепленную норку, отъезд пришлось отложить на целый день. Приходилось признать, что Закарис прав?— отряд Селига имеет фору в сутки, и догнать его сразу все равно не получится. ?— Догнать-то можно,?— сказал, приглаживая невеликую по молодости лет бороденку, Хэбраэль, начальник ?бронзовых?,?— малым отрядом на хороших конях, да без тяжелых доспехов и припасов… не так уж и трудно! Особенно если отряд набрать из моих молодцов, старики так гнать не умеют уже. У них кровь холодная, медленная. Стариками он называл воинов из Золотой и Серебряной центурии, туда действительно входили более зрелые и опытные бойцы, можно сказать?— ветераны. Они же в отместку называли воинов Хэбраэля ?мальчишками? и ?щенками?. ?— Малым отрядом догнать можно,?— повторил Хэбраэль. —?Но малый отряд, к тому же без тяжелого вооружения, вряд ли сумеет побить хорошо обученных вольных. Особенно если тех будет по двое на одного. Он пожал плечами. Конан только крякнул?— возразить было нечего. Так что приходилось ждать. Хорошо вооруженный отряд с рабынями и вещами старшей дочери он отослал в Дан-Марках еще до полуденного колокола?— чем скорее девочка вернется в укреплённый Асгалун, тем лучше. Дан-Марках, несмотря на свое пышное название, на деле представлял собою нечто вроде зажиточной рыбацкой деревушки. Насыпной вал вокруг нее давно разрушен, единственное укрепление?— бывшая караулка, да и та представляет собою простой деревянный дом с хозяйскими пристройками, огороженные частоколом. Не место для королевской дочери и ее обслуги. Если все пройдет хорошо, Атенаис будет в замке еще до заката. Тогда же должны вернуться гонцы, посланные в ближайшие города?— Анакию и Аскарию. Из Кироса посланец ожидается завтра утром. В положительных ответах правителей городов-республик ни Конан, ни Закарис не сомневались, но дождаться этих ответов следовало именно в Асгалуне. Хотя бы из чисто политических интересов, чтобы с самого начала показать, что именно Асгалун теперь?— столица. Независимо ни от каких обстоятельств. Они должны прислать свои войска, эти три вольных шемских города. И не только эти?— гонцы разосланы по всему Шему. Но эти три?— самые близкие, и потому должны быть первыми. Если пришлют воинов они, с остальными не будет трудностей. А участие в создаваемом против Шушана войске бойцов из разных (в идеале?— всех!) шемских городов-республик было Конану не просто желательно. Оно было жизненно необходимо. Просто вот до зарезу. Не потому, что на сегодняшний день было у короля Аквилонии слишком мало людей?— если центурионы Закариса хотя бы вполовину так хороши, как конановские гвардейцы, то с ?драконами? и двумя асгалунскими центуриями Конан брался не оставить от Шушана и камня на камне. А тут еще и благородный поэт-разбойник под ногами путается, вместе со своими ?соколами? и желанием побыстрее отдать долг чести… Нет, в людях Конан недостатка не испытывал. Но… Все эти люди, за исключением разве что личной гвардии короля Аквилонии, были асгалунцами. Выступление войска в таком составе на Шушан для всего остального мира выглядело бы всего лишь еще одной мелкой местечковой стычкой двух шемских столиц, ничем не выдающейся из многовековой череды таких же стычек. То, что нападение было вызвано подлым убийством шушанцами одного короля и кражей дочери другого вовсе не изменило бы подобного мнения?— рассветная и закатная столицы Шема боролись между собой испокон веков, и поводов для взаимных обвинений и обид за это время накопили предостаточно.

Конан не для того столько полновесных аквилонских империалов вложил в прекращение шемских междоусобиц, чтобы теперь все пошло прахом и местные царьки опять пересобачились?— следом за вцепившимися друг другу в горло столичными городами. Да и по отношению к многогрешной душе Публио Форсезе, да осияет Митра ее своим великодушием, это было бы верхом неблагодарности. Нет. Выступить против правителя Шушана, убившего будущего короля всего Шема, должен был тоже весь Шем. В идеале?— хотя бы по несколько воинов от каждого вольного города. Как знак будущего единства. Но?— от каждого. Чтобы именно так потом и пели разные поэты-сказители, разбойники они там или нет.

В реальности же представителей хотя бы от половины городов было бы вполне достаточно?— Шем велик, и, хотя гонцы разосланы, не во все его пределы новость успеет дойти вовремя. Старый интриган, где бы ни обитал сейчас твой дух, ты можешь гордиться?— твой нерадивый ученик, похоже, на старости зим все-таки становится настоящим королем и учится думать по-королевски. Торопливый стук деревянных сандалий по каменным плитам коридора заставил Конана оторваться от размышлений. Он отступил от узкого окна, в которое смотрел на вечернее солнце, уже почти достигшее дальних холмов. Смотрел, не видя при этом ровным счетом ничего, кроме дороги на Шушан, из этого окна как раз-таки невидимой. Дороги, по которой пылят далекие всадники, неистово погоняя коней и поминутно оглядываясь в ожидании погони. И обернулся к двери?— как раз к тому мигу, когда из коридора ввалился запыхавшийся Хэбраэль: ?— Король! Прибыл гонец из Анакии!*** До чего же грубыми и непонятливыми бывают эти мужчины! Атенаис сидела у окна, смотрела за ворота и злилась. Ха, крепость! Тоже мне?— крепость! Одно название. Да любой постоялый двор в Тарантии намного просторнее этой горе-крепости, да и укреплен не в пример лучше. А здесь?! Защитный вал порос лебедой, куча хлипких лачуг выглядит так, что их и поджигать смысла нет?— достаточно плюнуть посильнее, и они развалятся. И огороженный кольями дворик со строениями поприличнее?— над самым обрывом к реке. И это они называют крепостью?

Крепость?— это целый город, укрепленный и обнесенный высокой стеною, который защищается всеми жителями вместе. Они тут похоже, вообще не строят крепостей?— сплошные замки. Замки Атенаис больше нравились, чем крепости?— во всяком случае, в мирное время. По сути замок?— это укрепленный дом, жилье королевской семьи или на самый худой конец рыцарской, там нету всяких грязных ремесленников и свинопасов, они все остаются за стенами замка, в окружающем городе. Замок красив, на нем всякие башенки и анфилады, галереи и просторные пиршественные залы. В замке устраивают пиры и выступают сладкоголосые менестрели. Одноярусный бревенчатый дом-короб с одной комнатой внутри и узкими окнами во всех стенах да бревенчатый же забор вокруг на замок походили мало. Даже отдельного помещения для лошадей нет, только коновязь и навес рядом с покосившимся сараем?— оставленные ее охранять стражники разместились вместе со своими дурно пахнущими животными прямо во дворе, благо места много. Теперь там и погулять нельзя без опасенияя вляпаться в кучу навоза! Забор, правда, высокий и крепкий, но все равно слишком много чести называть такое?— замком и тем более крепостью. А за забор ее вообще не выпускают, вот и приходится сидеть у окна и злиться. Тем более что злиться есть причины?— после полуденного колокола прошло уже почти что три поворота клепсидры, а рабыни с ее туалетными принадлежностями и чистым платьем так и не появились! И она вынуждена до сих пор сидеть в этом, вчерашнем,?— мятом, рваном, запачканном кровью и насквозь пропахшим мерзким лошадиным потом! Атенаис передернула плечиками. Митра свидетель, она была скромной и послушной дочерью, готовой стойко переносить все тяготы и лишения походной жизни, но это уже чересчур! Ни гребня, чтобы расчесать спутанные волосы, ни платья, чтобы переодеться, ни ароматных масел, чтобы умастить покрасневшую от солнца и морского ветра кожу, ни даже просто воды, чтобы умыться!

Когда утром она попросила у стражников воды, они принесли ей кружку! Когда же, утомленная их непонятливостью, она объяснила, что ей нужно два больших ведра и, желательно, подогретой, а также немного мыльного корня и отрез чистой ткани, они переглянулись и просто начали ухмыляться ей в лицо. Впрочем, она и не ожидала от них ничего иного?— с таким-то грубым начальником! Каков командир стражи?— таковы и простые стражники, отец всегда так говорит. Вид из окна был так себе, но из других окон вообще виден только забор, так что выбирать не приходилось. Это хотя бы выходило в сторону ворот. А за ними, когда они были открыты, виднелся солидный кусок пыльной дороги. Лучше бы, конечно, если бы за окном было море?— смотреть на море Атенаис нравилось. Но из дома-крепости море не увидишь. Для этого надо или выйти за забор на самый обрыв, или даже спуститься вниз и пройти через всю деревню. А за забор ее не выпускали. Впрочем, перед воротами тоже иногда происходило что-нибудь интересное. Вот, например, как сейчас, когда ослепительно красивая женщина неторопливым уверенным аллюром подъехала по пыльной дороге к самым створкам и остановила гнедую кобылу в паре шагов от сразу как-то вдруг подтянувшегося стражника… Она о чем-то его спросила. Стражник отчаянно замотал головой, на лице его была написана откровенная мука. Лицо красавицы же выражало лишь веселое недоумение. Атенаис изо всех сил напрягла слух и почти высунулась из окна, хотя так вести себя королевской дочери, конечно же, совсем не подобало. ?— Ты хочешь мне сказать, что не пропустишь меня? —?переспросила красавица с непередаваемой интонацией,?— Ты?— МЕНЯ?! Она рассмеялась?— безумно прекрасным переливчатым смехом, словно высказанное ею предположение было на редкость удачной шуткой, и легонько шлепнула гнедую по крупу изящной ручкой кожаной плетки. Кобыла уверенно пошла вперед, грудью оттеснив попытавшегося встать на пути стражника. Стражник стоял, безвольно опустив руки вдоль тела, и смотрел вслед женщине с непонятной тоской. Он даже не пытался схватить копье, прислоненное к забору в двух шагах от ворот и от него буквально на расстоянии вытянутой руки. Не пытался выхватить кинжал из-за пояса, даже просто вскинуть руки и схватить кобылу за повод?— и то не пытался, просто стоял и смотрел.

Красавица же продолжала смеяться, глядя, как к воротам сбегаются прочие охранники?— все шестеро. Вообще-то их была полная двойная рука, но остальные как на рассвете завалились спать, так и дрыхли вповалку на широких лавках у задней стены дома-крепости, и их храп служил Атенаис еще одной причиной для раздражения. Всадница была не просто красива, нет?— она была ослепительна. Стражники выбегали ей навстречу, грозные, схватившиеся за оружие?— и замирали, опуская руки, как тот, самый первый, еще в воротах. Словно сраженные наповал безумной любовью, как в песнях менестрелей?— Атенаис могла бы, пожалуй, в это поверить, настолько незнакомка была хороша. Сидела прекрасная наездница на своей гнедой по-женски, боком. Атенаис не видела, чтобы шемитки так ездили. Впрочем, немного подумав, она поняла, что вообще не видела шемитских женщин верхом?— те, похоже, перемещались исключительно в паланкинах и повозках. Но эта красавица держалась в седле уверенно, и неудобная поза, похоже, ничуть ей не мешала. Да и вообще представить что-то, что могло бы помешать такой женщине, Атенаис не смогла бы?— при всём богатстве своего воображения. Меж тем прекрасная незнакомка легко соскочила с коня, небрежно бросив поводья одному из стражников?— тот так и остался стоять, судорожно сжимая в руках кожаные ремешки и глядя на гостью осоловевшими глазами. Одета она была в узкую серебристую столу, облипавшую точеную фигурку, словно змеиная кожа, но при этом почему-то ничуть не стеснявшую изящной легкости движений. Её уложенные в высокую прическу волосы были безупречны и сияли тем почти черным светом с легким красноватым отливом, который приобретают после особой обработки и закалки только самые лучшие клинки из благородной черной бронзы. Несмотря на послеполуденную жару и проделанный путь, на одежде красавицы не было пятен пота или грязи. Судя по тому, как блестели на солнце ее волосы, дорожная пыль не оставила следов и на них. Атенаис беззвучно застонала и отпрянула от окна, спрятавшись в полутьме внутренней комнаты. Эта женщина была идеалом. Именно такой представляла себя в мечтах сама Атенаис?— не сейчас, конечно, а через некоторое (будем надеяться, не такое уж большое!) количество зим, когда даже такие грубые старики, как Закарис, называя ее прекрасной госпожой, перестанут вечно добавлять отвратительную приставку ?маленькая? или чуть менее противную ?юная?. Встретив эту женщину через несколько зим, она бы, пожалуй, ее возненавидела. Сейчас же она ее обожала. И безмерно страдала оттого, что придется предстать перед подобной безупречной красавицей в виде дурно пахнущей и грязной оборванки. Будь у Атенаис выбор?— она бы предпочла немедленно провалиться сквозь земляной пол. Но выбора не было?— прекрасная незнакомка неотвратимо приближалась, идя через двор прямо к двери бревенчатого дома. Один из самых молодых стражников дернулся было ей наперерез, но более старший товарищ торопливо схватил его за плечо и что-то горячо зашептал на ухо, время от времени боязливо косясь в сторону красавицы. На лице молодого стражника постепенно стало проступать то же самое ошарашенное выражение, что и у прочих охранников. Еще один стражник метнулся вперед, но его почему-то никто не одернул. И буквально через миг Атенаис поняла?— почему. Он вовсе не собирался останавливать прекрасную незнакомку. Он просто распахнул перед нею дверь, склонившись в низком поклоне. Легкие шаги прошелестели по деревянным ступеням. Прекрасный голос проворковал чуть насмешливо: ?— Благодарю. Ты понятливый мальчик. Светлый проем на миг перекрыла изящная тень?— и вот уже бронзововолосая красавица в серебристой столе стоит на пороге, с веселым недоумением рассматривая замершую в темном углу Атенаис, в конец смущенную и потерявшую дар речи от восхищения. ?— Добрый день! —?голос обворожительной незнакомки был подобен голосу флейты, от него точно так же сладко замирало в груди и обрывалось сердце, а колени делались слабыми, словно у новорожденного ягненка. —?Я?— Нийнгааль, сестра военачальника Асгалуна Закариса. А кто ты, юная красавица?..***