Фаза 2. Разбег. (1/1)
Колесо медленно, но необратимо ползет вверх, ознаменовав приход новой стадии кошмара.
Вода все льет. Застилая мои глаза, капли падают с кончиков волос, с лопастей колеса, с вымокшей повязки. Смешиваясь со слезами, они смывают последние следы запекшейся крови с глаза, открывая взору новую сцену, поле, на котором разыграется бой между мной и очередной фазой пропитывающего меня психоза.Кто я?Я — брошенное дитя истории. Тот, кого никогда не было, и кто лишь поэтому может вместить в себя все.Где я?Вокруг меня стройными рядами возвышаются стеллажи, доверху заполненные книгами. Им нет конца, начало им — я. Каждый корешок этого необъятного хранилища, каждая выцветшая буква заглавия знакомы мне, каждая страница помнит тепло моих рук, заботливо выводивших чернильные завитки.Здесь нет места никому. Потому что этого места — нет. Забытая библиотека Книжника, о которой нет ни слова ни в одном архиве. Я здесь один, похоронен заживо среди никому не известных плодов собственной жизни, заперт в себе. Но такая смерть не внушает мне ужаса: я смеюсь, распластавшись по каменному полу. Пусть так. Я согласен провести здесь остаток вечности, я готов принять любую казнь — лишь дайте мне убежище от следующего по пятам безумия, лишь...Растревоженные моим смехом, древние полки теряют свою привычную ауру спокойствия. Волна трепета расходится по воздуху, всколыхнув какую-то далекую струнку в моей душе. Становится не по себе — но потерявшая равновесие реальность не дает опомниться от этого чувства, и вот уже где-то поблизости слышатся первые глухие шлепки.Стук. Хлопок. Приглушенный грохот и снова стук — подняв в воздух клубы пыли, старинные фолианты осыпаются мне на голову. Ворох пожелтевших страниц, словно опадающая листва чудо-дерева, стелется по полу, заботливо укрывая меня.Мгновения тянутся, все так же отмеряемые неведомыми каплями. Стук. Стук. Падают капли. Падают книги.
Лишь теперь невероятно четко осознаю — сейчас меня не станет. Заваленный книгами, я просто задохнусь под весом собственной истории.
Усмехнувшись, широко распахиваю глаз навстречу летящему со стеллажей дождю чужого прошлого. Не станет? Меня и так уже давно нет. Нет и не было — есть лишь мои выдуманные оболочки, давно похороненные под слоем пепла войн, сброшенные, как старая кожа змеи вместе с отжившими свое, не имеющими никакого значения именами.
Слабая тень падает мне на лицо. Встрепенувшись, поворачиваю голову. Неужели кто-то еще посмел вмешаться? Самоубийца, он ведь тоже погибнет...Но незнакомцу плевать. Ухмыляюсь, теряя интерес: он такой же, как я, не живой. Хуже того: он — моя тень. Лишь одинокий призрак, одно из стершихся под гнетом прошлого имен. Лави смотрит на меня, из одинокой изумрудной бусины безудержно льется невысказанная мольба. Передумать, бороться, жить — да кому это нужно? Глупый мальчик, так боявшийся смерти, так мечтавший остаться с друзьями. Глупый мертвый мальчик.— А как же Акума, Нои, Чистая Сила? Как же Орден и твои друзья? — мальчик уже не умоляет. Смотрит нетерпеливо, с какой-то до смешного нелепой ноткой угрозы. — Ты ведь экзорцист, не забывай об этом!С горькой усмешкой закатываю глаза. Губы беззвучно шевелятся, слова слабеют и гаснут, не сумев протиснуться сквозь барьер боли. Я...На помощь приходит очередной призрак прошлого. Вихрь букв, взметнувшись вверх с какой-то одинокой странички, складывается в мутную, сюрреалистичную детскую фигурку... Ожесточенно оскалившись, Дик хватает Лави за глотку.— Правильно. Ты не экзорцист, ты — Историк. Они мешают тебе, эти чувства. Убей их... Убей, — шипящий, ядовитый голос сходит на нет, забирая с собой два растворившихся в воздухе миража, а полуразрушенные стены все продолжают повторять последние звуки.— Убей...Воздух дрожит, крошится, рушится, будто хрустальный бокал. Сквозь трещины пространства в зал проникает темная фигура, по-кошачьи лавируя между разваливающимися стеллажами. Прошелестев длинными прядями волос по обрывкам страниц на полу, незнакомец наклоняется к моему обездвиженному грудой книг телу.
— Убей...Я в ужасе отшатываюсь, но не могу пошевелиться, словно в ночном кошмаре — и просто завороженно смотрю, как он усмехается, глядя мне в глаза, хищно осклабившись. Шершавый кошачий язык проходит по виску, отодвигая прилипшие пряди волос и небрежно слизывая струйку крови, острые зубы царапают кожу, подбираясь ко рту.
— Убей...Голодный, безжалостный поцелуй впивается в мои губы, пронизывая до кончиков пальцев. Острый, пряный привкус крови и ужаса расходится внутри, я трясусь, пытаясь вымолвить хоть слово. Но слова, те самые слова, что всю жизнь служили мне, беспрекословно повинуясь мимолетным приказам, не слушаются, покидают меня, сорвавшись с губ тихим стоном. Ледяное лезвие пронзает меня, задыхаясь, я слышу такой же ледяной и острый смех брюнета. Вторя ему, эхо расходится по книжным руинам, и сквозь него протискивается озлобленный шепот:— Ты не экзорцист. Ты — ненужный хлам. Сдохни.Презрительно фыркнув, фигура круто разворачивается, хлестнув дождем лезвий-волос по истерзанному лицу, исчезает. Подо мной растекается что-то теплое и липкое. Моя кровь... Напрягаюсь из последних сил, поворачиваю голову. Иссиня-черная.Размеренный ритм ударов не прекращается, затихающее сердце напрасно силится за ним угнаться. Капли... Нет, чернила. Льются сверху, вытекая из приоткрытых в хищных оскалах фолиантов, смешиваются с моей кровью, густой липкой оболочкой покрывая тело. Мои глаза снова слепнут, их заволакивает туманная иссиня-черная пелена — сквозь нее я лишь чувствую полуживым уголком сознания, как по ушам бьет дерзкое эхо. Этот смех не замолкнет, он проживет дольше меня...Смирившись, покидаю границы очередной иллюзии. Колесо еще крутися... Пытка еще не окончена.