Глава XVI (1/1)

—?Нет, Маргарита Ивановна, спасибо, ужинать я сегодня не буду.С этими словами, не замечая тени, набежавшей на лицо своей домоправительницы, и чувствуя себя старой развалиной, Яков поднялся наверх, слыша, как позади цокает когтями по паркету верный Арес. Яков вымотался… Он уже потерял счет дням. Каждый из которых теперь походил на предыдущий, как было два месяца назад, до того момента, как в его жизни появился Ники Гоголь. Только теперь накатила еще и бессильная злость на себя.Гуро прошел в спальню, стараниями рачительной Марго всегда благоухающей чистотой и свежестью, сорвал с себя кардиган и рубашку, выпутался из брюк и быстро отправился в ванную. Сил на длительные омовения не было и Яков просто встал под душ. Закрыл глаза и от накатившей слабости едва не упал. Перед глазами как живой стоял его Николенька и смотрел умоляюще?— так же, как несколько часов назад смотрел Ники, как раз перед появлением в студийном коридоре Эраста Фандорина, с его неизменной улыбкой, которую безумно хотелось стереть с красивого лица бывшего лучшего друга.Яков скрипнул зубами и взялся за мыло и мочалку. Он не спал уже несколько суток и засбоивший организм недвусмысленно намекал, что если хозяин сам не примет горизонтальное положение, тот сделает это принудительно, без его участия.Едва добравшись до кровати, Гуро рухнул лицом в подушку, подавляя горестный вздох. Слишком поздно. Он собственными руками все разрушил, добровольно отдав своего Колю другому, хотя сама судьба снова милостиво свела их… Но, возможно, не все еще потеряно?С этой мыслью Яков закрыл глаза и мгновенно уснул, словно кто-то наверху сжалился и выключил воспаленное сознание.Холодно… ветер забирается за воротник, холодит лицо и руки. Под ногами тонкий лед и снежная крошка, которую разгоняет поземка. Река, берег, далекие огни… Яков знает это место, помнит отлично, и неважно, что несколько столетий пролетело и снегом занесена и липа старая с дуплом глубоким, и рябина гибкая. Как знает и мальчика, что сейчас, чуть пошатываясь, сражаясь с встречным ветром, идет ему навстречу… Но нет… не доходя метров двадцати Ники (или все же Николенька) начинает… раздеваться. Сердце Якова пропускает удар, как только он понимает, что именно видит… То, чего не мог видеть князь Гурьевский, но удостоился чести лицезреть Яков Гуро. Главную беду свою, преступление, до сего дня неискупленное… А мальчик зипун старый снимает, складывает аккуратно, и Яков наконец понимает, что стоит его Николенька… или все же Ники у проруби глубокой… Яков делает к нему шаг с мыслью удержать, но к своему ужасу не может сдвинуться с места… Мальчик, оставшись в одной рубахе, достает из-за пазухи бережно свернуты листы… Яков сглатывает, узнав то, что бережно хранится до сих пор в самом дальнем углу бронированного сейфа. Ветер, не дав уничтожить написанное сердцем, вырывает листы из ослабевших рук мальчика и раскидывает, а потом вдруг стихает. И в этой страшной тишине до Якова долетают неразборчивые истовые слова о прощении. Крестик нательный, у самого сердца им бережно хранимый, в карман зипуна отправляется, и мальчик делает шаг в бездну. Яков кричит, отчаянно, страшно, рвется вперед что есть силы…—?Коля!Яков проснулся от собственного крика, в испарине, с бешено колотящемся сердцем и слезами на щеках. Его Николенька погиб от его черствости, той самой, что сегодня снова вгрызлась в его сердце и не дала поговорить с Ники, сказать ему, как любит… как дорожит. Идиот, столетний идиот, ничего не знающий о любви, оттолкнувший мальчика, который тянулся к нему всем собой, десятки раз пытался дозвониться в ту злополучную ночь, которую сам Яков провел у хлебосольных соседей, пытаясь отвлечься от гнетущих мыслей.Гуро, восстановив дыхание, поднялся с постели и, увидев настороженный взгляд Ареса, произнес:—?Твой хозяин полный идиот, мой хороший, чуть снова не погубивший единственную любовь своей никчемной жизни. Но он это исправит прямо сейчас.Быстро смыв с себя испарину, Яков натянул белье и футболку. Часы показывали полночь, но сегодня это его не остановит. Даже если любезный друг Расти встанет стеной, Яков поговорит с Ники… со своим Колей этой ночью.Яков не глядя вытащил из гардеробной брюки и свитер, и в этот момент ожил его телефон. На экране светилось заветное ?Коля? и на мгновение Яков решил, что это подсознание играет с ним в мерзкие игры; но телефон не унимался, и Яков ответил.—?Коля… —?голос сорвался.На том конце молчали и Яков, послушавшись, наконец, мятущегося сердца, позвал:—?Коленька…И ему ответили, срывающимся, ускользающим, но таким родным голосом:—?Яков Петрович,?— всхлипнул вдруг Ники, и от ужаса у Якова подкосились колени. —?Яков Петрович… Вы можете меня забрать?—?Где вы, Ники? —?Яков стиснул телефон до побелевших пальцев, но думать себе не позволил. Потом. Все расспросы потом, когда любимый мальчик будет в безопасности.—?У Метрополиса,?— проговорил Ники, явно подавляя дрожь и переводя сбитое дыхание.—?Будьте там и никуда не уходите, я уже еду. —?Яков, автоматически одевшись, вышел из комнаты. Он знал, что ?Метрополис?* на Войковской находится в двадцати минутах ходьбы от ?Алых парусов?, где жил Эраст, но думать об этом было некогда. Все темное и горькое вдруг отступило, как и страшный, слишком зловещий сон. Тело требовало немедленных действий?— скупых и четких.Он почти бегом спустился на первый этаж, где у подножия лестницы его встретила полностью одетая, словно и не ложившаяся Марго.По ее лицу Яков видел, что старушка встревожена не на шутку. Скорее всего, она слышала его крик и перепугалась. Чтобы не пугать добрую женщину еще больше своим ночным отъездом, Яков улыбнулся, и улыбка вышла на удивление естественной и даже счастливой. Теперь все будет по-другому. Пусть только с его Колей все будет хорошо.—?Маргарита Ивановна,?— попросил Гуро. —?Приготовьте, пожалуйста, комнату для гостей. Сегодня у нас будет один… очень важный гость.Яков очень спешил к машине, а потому не увидел, как мягко улыбающаяся Марго смотрела ему вслед, сложив на груди руки:—?Заждалась уж гостя этого, соколик… Внучка моего.***Ники, кутаясь в шарф и капюшон, с опаской смотрел на телефон, который вот-вот должен был разрядиться. Несколько пропущенных вызовов от Эраста Петровича нисколько не успокаивали, лишь вновь вызывали легкую панику… Ники потряхивало от с трудом сдерживаемых слез, от легкого похмелья, от мороза… Но он терпеливо ждал, выглядывая приметную машину Якова Петровича, провожая глазами редких полуночных покупателей торгового центра. Холод пробирал до костей, но телефон почти умер, и Ники не заходил внутрь, боясь разминуться с Яковом Петровичем. На душе было мерзко, однако Ники все же позволил себе легкую улыбку. Яков Петрович, Его Яша, ответил на звонок и, ни о чем не спрашивая, пообещал приехать, а волнение в его голосе согревало и дарило надежду.—?Ники!Вот так всегда! Он задумался и проворонил… К нему шел… практически бежал Яков Петрович в распахнутом пальто.—?Коля!—?Яков Петрович…Ники обняли теплые и такие знакомые руки, и силы его покинули. Но эти самые руки не дали ему упасть.Яков, мягко поддерживая, подвел Колю к машине, собираясь для удобства усадить на заднее, широкое и комфортное сиденье, но мальчик мотнул головой, не торопясь высвобождаться из крепких объятий:—?Можно я с вами?—?Да, конечно.Устроив Колю на пассажирском сиденье, Яков принес ему из багажника плед и только потом сел за руль. Его до сих пот потряхивало от напряжения и страха за Ники. Дорога до ?Метрополиса? показалась ему бесконечной. Эмоции, так ему еще совсем недавно несвойственные, били через край. Его попеременно накрывало то ужасом?— что же случилось с Колей этим вечером и есть ли в этом вина Фандорина; то эйфорией?— драгоценный мальчик позвонил сам и попросил приехать. А теперь Яков смотрел на него и не мог поверить своему счастью. Его Коленька наконец рядом. Да, замерший, да, заплаканный, но живой, здоровый, а главное?— снова тянущийся к нему всем своим существом.Расправив плед, Яков укутал в него свою драгоценность до самых глаз, чувствуя, как из глубины поднимается удивительное тепло и нежность, граничащая с исступлением. Та самая нежность, что была даже в сердце палача Гурьевского, только он ее слишком хорошо прятал, сдерживая пудовыми цепями непомерной гордыни и сребролюбия.Холодная тонкая ладошка вынырнула из-под пледа и перехватила его ладонь.—?Я… Яков Петрович…—?Согревайтесь…Это мягкое, почти нежное пожелание тронуло ту самую струну, что давно уже норовила порваться, и Ники заговорил. Сбиваясь, замолкая, захлебываясь словами на грани истерики. О том, о чем не мог молчать… чего испугался.—?Я чуть было не совершил жуткую ошибку. Но вы совсем отдалились и смотрели так… Что я подумал… и решил сдаться, чтобы не было так больно… одному… А он… Эраст Петрович…он меня поцеловал.Яков сглотнул, благодаря Бога за то, что подобные откровения не застали его в пути. Теперь он понимал, к чему был этот вещий сон. Он снова, своими руками чуть не столкнул в бездну самое дорогое что у него есть?— в объятия нелюбимого мужчины. От жутких мыслей и картинок нестерпимо захотелось курить, а еще свернуть шею дорогому другу, просто потому что посмел коснуться.—?Но я… не смог. Тело сделалось словно чужим, а потом я… сбежал и очнулся только во дворе дома…Яков слушал, не отнимая ладони, лишь крепче сжимая ее в своей.—?И только тогда понял, что я сам… сам его спровоцировал! —?почти прохрипел Ники. —?Я не должен был…—?Тише… Вы виноваты только в том, что слишком юны и бесхитростны, Ники.Видит Бог, как Якову хотелось назвать дорогого мальчика мягко и ласково Коленькой.Сказав о главном и не получив в ответ ничего, кроме нежности и тепла, Ники понемногу успокоился, и, видя это, Яков тронулся в сторону дома. Пригревшись, Ники продолжил свой сбивчивый рассказ, а Яков, стараясь вести предельно аккуратно, слушал о том, как мальчик в полном душевном раздрае бездумно бродил в районе Войковской, игнорируя звонки Эраста. Как набрел на какой-то парк, весь подсвеченный светодиодными гирляндами, как наткнулся на смеющихся людей, спешащих на каток. Как сбежал от людского веселья, потому что черная тоска навалилась сильнее от понимания, что ему никуда пойти… Только в гостиницу. Как отчаяние придало решимости и уже у ?Метрополиса? Ники достал телефон и набрал один-единственный номер с твердым намерением ехать в гостиницу, если его пошлют куда подальше или просто не ответят… Но в трубке прозвучало неуверенное ?Коля??— а чуть позже взволнованное ?Коленька?, и его жизнь снова заиграла забытыми было красками.Яков почувствовал, что свет дорожных фонарей перед глазами от чего-то размывается, но крепко держал руль, костеря себя последними словами. Неземной, хрупкий мальчик все такой же что и четыреста лет назад, а он, Яков, к стыду своему, все такой же бесчувственный чурбан, чуть не уничтоживший их последний шанс на счастье. Чувство вины обрушилось на Якова с новой силой.Звонок телефона Ники привел Якова в чувство.—?Это Эраст Петрович,?— прошептал Ники и ответил на звонок, чувствуя себя спокойно и уверенно только от ободряющего теплого взгляда удивительных темных глаз. —?Со мной все в порядке, Эраст Петрович… Обо мне есть кому позаботиться. Доброй ночи.Фандорин, Яков чувствовал, еще что-то говорил, но Ники звонок прервал, чтобы услышать мягкое:—?Все хорошо, Коля. Скоро будем дома.От этой простой фразы на мгновение замерли оба. Ладонь Якова снова поймала теплые уже пальцы и успокаивающе сжала.—?Арес тоже очень по тебе скучал,?— сказал Яков в надежде, что его любимый мальчик услышит все правильно.И тот услышал.—?Я очень на это надеялся.***Дом встретил их ярко освещенным холлом и сногсшибательными ароматами только что приготовленного позднего ужина. И когда только Марго успела?Яков помог Ники выпутаться из пуховика, разделся сам и не слушая его возражений, под восторженные подвывания обрадовавшегося желанному гостю Ареса, немедленно проводил в спальню, которую с момента их знакомства в этом доме иначе как Колиной не называл, очень надеясь на то, что однажды она станет для Ники кабинетом, а спальня у них будет одна на двоих.Оставив мальчика под присмотром Ареса мыться и греться в уже приготовленной для него ванной, Яков спустился в кухню. На столе его ждал еще горячий ужин, состоящий из нескольких простых и сытных блюд и вкуснейшего?— Яков знал,?— ягодного морса. Рядом красноречиво дожидались своего часа лимон и мед. И как только Марго поняла, что гость будет голодным и замерзшим? Яков улыбнулся и уже хотел поставить греться чайник, как вдруг в кармане брюк ожил телефон. Гуро ждал этого звонка.—?Ночи, Эраст.Друг никогда дураком не был и конечно же понял, кто ?заботится? о Ники в данный момент.Выяснять отношения Якову сейчас хотелось меньше всего, поэтому, игнорируя тягостное молчание, он сказал просто:—?У нас все хорошо, Расти. И теперь так будет всегда. Колю я никому не отдам, заруби это себе на носу.—?Неужели это Он? —?прозвучало на том конце скептически, почти зло.—?А вот это тебя не касается, Расти. Прости, мне нужно быть с Ники.Яков нажал на отбой и уверенно взялся за поднос, как вдруг с удивлением обнаружил на расстоянии вытянутой руки бутылку своего любимого коньяка, которой еще в вчера в доме не было. Волшебство или опять странности Марго? Якова по-прежнему потряхивало от пережитого, но от коньяка, который был неплохим успокоительным, он отказался. Сейчас больше всего его успокоит не алкоголь, а близость и хорошее самочувствие Коли.Ники ждал Якова, сидя на кровати, подогнув под себя ноги и завернувшись в памятный шоколадный халат. Он очень спешил поскорее вымыться, чтобы не задерживать хозяина дома ночными хождениями, поэтому даже не успел толком высушить волосы и теперь сидел с полотенцем на голове и полным сумбуром в мыслях. В машине Яков Петрович больше молчал и это настораживало…—?Вы уже вышли,?— на пороге комнаты, с полным тарелок подносом появился тот, кого Ники ждал с нетерпением. —?Устраивайтесь поудобнее, сегодня перекусите здесь.Яков, поставив поднос на прикроватную тумбу, убедился в том, что Ники удобно откинулся на изголовье, и установил перед ним складной столик, а на него?— ужин с подноса.Такой Ники, раскрасневшийся, пахнущий сладковатым шампунем, чуть испуганный, с мило вьющимися влажными волосами, Якова завораживал. Внимательно наблюдая за мальчиком, Яков заметил, как у того округлились глаза, стоило ему взглянуть на тарелки перед собой.—?Откуда… —?прошептал он вдруг так, что Яков напрягся. —?Откуда вы узнали?—?Что именно? —?спросил растерявшийся Яков.—?Все вот это! —?мальчик обвел рукой разнообразие блюд. —?Для меня так готовила только тетя… очень давно.Мальчик смотрел почти завороженно на обычные вроде бы блюда в виде винегрета с соленым огурчиком и гречки с гуляшом. И Яков вновь улыбнулся. У него и правда уникальная домработница.—?Это все Маргарита Ивановна?— моя домработница,?— пояснил Яков. —?Утром я вас познакомлю, она тебя понравится. А сейчас поешь, пожалуйста, а я тем временем принесу горячего чая.Яков, заметив, как Коля поджимает под себя босые ноги, укрыл их отворотом одеяла и уже собрался выйти, чтобы не смущать мальчика, но Ники остановил его:—?Не уходите, Яков Петрович, пожалуйста.Его голос дрожал, но голубые глаза смотрели тепло, и Яков, кивнув, уселся рядом, мягко коснувшись колена под халатом.—?Не уйду, да мне и не дадут,?— улыбнулся Яков, указывая на лежащего поперек двери Ареса, видимо во всем решившего потакать дорогому гостю хозяина.Коля, ободренный ладонью на колене, мило полыхнул щеками, но вилку взял и принялся за чудесную рассыпчатую гречку с тушеным мясом и подливкой, так непохожую на ресторанную еду, а затем протянул вилку с угощением Якову:?— Вы наверняка тоже проголодались. Вот, попробуйте.Яков, чувствуя себя влюбленным школьником и радуясь, что мальчик его оттаял, с удовольствием угощение с вилки отправил в рот, а потом коварно ее перехватил, чтобы накормить уже Колю. А тот, улыбнувшись, включился в игру. Когда все приготовленное было съедено до последней крошки, Ники снова напрягся, но Яков оставался начеку.—?Все разговоры завтра, Николай Василевич,?— улыбнулся он, замечая в ногах кровати даже на вид теплую и мягкую пижаму и вязанные шерстяные носки, которых у него отродясь не водилось. —?А сейчас переодевайтесь в пижаму, а я принесу вам чаю.Арес наконец-то посторонился, и Яков с подносом проследовал на кухню. Список вопросов к Марго неустанно пополнялся. Теперь в него добавились явно мужская пижама и носки с милейшими снежинками.Когда Яков вернулся с большой кружкой горячего травяного чая и вазочкой меда, Ники уже послушно лежал под одеялом. Голубая пижама сидела на нем как влитая, носков же видно не было. В груди Якова разлилось почти нестерпимое тепло.Коля послушно выпил чай, явно наслаждаясь ароматом липового меда, а потом, отставив чашку на столик, нашел ладонь сидящего рядом Якова Петровича… Яши и прошептал, заглядывая в такие любимые глаза, которые смотрели на него в ответ не отрываясь:—?Вы простите меня, Яков Петрович?—?За что, мой хороший?—?За то, что не слушал свое сердце.—?И чего оно хочет сейчас?—?Чтобы вы не уходили.—?Я не уйду, Коленька.—?Но…—?Отдыхай, завтра мы поговорим обо всем, обязательно.Яков, убедившись, что его мальчику тепло и уютно, приглушил свет и лег рядом, поверх одеяла. Очень не хотелось напугать вновь обретенное счастье. Но Ники придвинулся сам, уткнулся носом в его плечо и затих.Задыхаясь от нежности, Яков мягко обнял самое дорогое и сам не заметил как уснул, чтобы проснуться ранним утром от привычного шума на кухне, отдохнувшим и неприлично счастливым.