Глава IV (1/1)

Яков не слышит звука удара, не видит, как по светлому дубу паркета разлетаются мелкие осколки фарфора. Он видит только глаза… единственные, любимые, хрустальные, и не может поверить…После звонка Эраста Яков почувствовал странное беспокойство и бесцельно заметался по дому в поисках пятого угла; мысли путались, незанятые делом руки включали и выключали многочисленные светильники, успокоившись лишь тогда, когда из источников света остался только камин и пару скрытых в нишах лампочек.Вместо того, чтобы накрывать на стол и молоть душистые зерна для кофе, Яков застыл у приоткрытого окна с сигаретой в руке, не находя объяснения своему состоянию. Курил он редко, но именно сейчас это показалось необходимым. Только когда спустя час у ворот засигналила машина Эраста, Яков очнулся и, открыв ворота, поспешил к входной двери.Вскоре в дом уже входили трое, один из которых, Мишка, был как всегда шумен и эмоционален.—?Кофе с коньяком гению кино! —?скомандовал он с порога, едва успев скинуть объемную куртку неимоверно кислотного цвета. —?Иначе получите его хладный труп.Яков сдержанно поздоровался с гостями, призвал чувствовать себя как дома и поспешил к кофемашине, с которой у него, в отличии от Эраста, отношения вполне сложились. Пришельцев нужно было сперва отогреть, а потом уж накормить чем Бог руками Кати послал.Яков очень удивился, не услышав за спиной привычного цокота когтей по полу. Арес не пошел за хозяином, хотя обычно не отходил от него, когда в доме посторонние. Но эта странность тут же нашла объяснение. Их холла послышался чуть напряженный юношеский голос:—?Какой красавец. Ты ведь не кусаешься? Можно тебя погладить? —?ласково произнес он. —?Как тебя зовут?—?Арес его зовут, и он совершенно не агрессивный, пока не трогают его драгоценного хозяина,?— послышался мягкий, чуть насмешливый голос Эраста. —?Правильно я говорю, псина?—?Красивое имя… —?еле расслышал Яков и дернул уголками губ. У Ареса действительно было имя, а не кличка.Загрузив зерна и нажав все нужные кнопки, чтобы получить крепкий двойной эспрессо для Мишки, Яков щелкнул выключателем, зажигая верхний свет, и обернулся к вошедшим в столовую гостям… двум мужчинам и худощавому юноше в сопровождении Ареса, что скромно держался за их спинами.Мишка достал пачку сигарет, привычно потянулся за пепельницей, и в это мгновение мир перед глазами Якова зашатался и поплыл, ноги дрогнули, а из ослабевших рук выскользнула и с дребезгом разбилась предназначенная для кофе чашка.?Коля!?Он узнал бы эти глаза их тысячи, из миллиона; он так редко видел их близко, но какие это были мгновения! Этот изгиб брови, тонкие скулы, форма испуганно приоткрытых губ. А главное, смущенная улыбка, которую невозможно подделать даже самому гениальному актеру.?Как такое возможно??Якову казалось, что он наконец-таки сошел с ума или попал в свой собственный сон. Вот же перед ним стоит Коля. Его Николенька! Да, светлые чуть волнистые пряди делают его немного иным, но все остальное…Яков усмирил заполошно колотящееся сердце, стараясь не думать о том, что ошибся, что принял Никиту, сердечную симпатию друга, за свое потерянное сокровище. Но сердце не желало успокаиваться, стуча взволнованно и признавая в мальчике Николеньку.—?На счастье, Яш,?— реплика закурившего Мишки заставила отмереть застывшего в волшебном мгновении, как муха в янтаре, Якова.А Эраст, соглашаясь, поспешил представить Ники, мягко подталкивая его вперед.—?Верно?— вот Это счастье и есть,?— проговорил Эраст, указывая на юношу и вглядываясь в застывшее лицо друга. —?Ники Гоголь, наш долгожданный второй главный герой.Яков сглотнул вязкую слюну, впервые в жизни не в силах что-либо ответить, и к нему на помощь неожиданно пришел тот, на кого он даже не смотрел, боясь сорваться. Ладони саднило от желания обнять, прижать к груди… утянуть за спину.—?Нужно убрать осколки,?— послышалось совсем рядом, и Яков понял, что теряет самообладание. —?Где у вас веник, Я-яков Петрович?Так и не сумев справиться с голосом, он лишь кивнул в сторону фальш-панели в углу кухни.Ники прошел, куда указали, и без труда разыскал веник и совок. Ему нужно было срочно занять руки и сосредоточится на чем-то простом и понятном, иначе… Ники боялся, что в противном случае он рассмеется или расплачется: в груди теснилось столько всего…С момента, как он вышел из машины Эраста Петровича у этого маленького, уютного, но по всему видно, не бедного дома, чувство дежавю его не покидало. Нет, он был абсолютно уверен, что никогда раньше здесь не бывал, но ощущал себя так, словно вернулся домой, но не в тетину квартирку, а в дом в самом широком смысле этого слова. На душе сразу стало спокойно, как, наверное, бывает у путника, спустя годы вернувшегося туда, где, он знает, его по прежнему любят и ждут. И собака эта… Подошла и ладонь лизнула. Ники раньше собак недолюбливал и боялся, но эту мощную и грациозную собаку-телохранителя не испугался ни капли. Но самым главным потрясением стал, конечно, хозяин дома… Уже в полумраке холла Ники отметил, что домашний Гуро совсем не похож на себя парадного, а потом в столовой, когда тот обернулся и застыл, глядя прямо на него, в его глазах было такое тревожное смятение, тут же сменившееся удивительной теплотой, в которой Ники вдруг захотелось растворится без остатка.А потом разбилась чашка… Эраст Петрович удивленно приподнял бровь, и Ники вдруг почувствовал себя неуютно под перекрестными взглядами двух мужчин, поспешив скрыть свое смущение за веником и совком. К чему, к чему, а к работе по дому он был приучен.***Яков с трудом оторвал взгляд от узкой спины склонившегося над осколками юноши и вспомнил, что вообще-то в его доме гости, и он, как гостеприимный хозяин, обещал Эрасту их накормить и напоить…Эраст смотрел уже без улыбки, чуть вопросительно и удивленно, а вот Мишка без экивоков и затей заявил:—?Кофе не напоили, так хоть накормят?Яков был благодарен тому за отвлечение внимания на насущное. Эраст что-то спросил у Мишки, между ними завязался диалог, и повисшее в воздухе напряжение спало.Яков на ватных ногах подошел к встроенному холодильнику и методично начал выкладывать на стол разносолы, которых рачительная Катерина наготовила словно на год вперед. Яков так и не научился прилично готовить, и, не будь домработницы, которая постоянно заботилась о его здоровье, не позволяя даже смотреть в сторону фаст-фуда, давно бы обзавелся гастритом при всем своем бессмертии. Скоро весь стол был заставлен многочисленными стеклянными контейнерами: соте из баклажанов, паровые бифштексы, запеченная куриная грудка, разделанная на порции, и даже маленькие пирожки с начинками, которые Яков выделял особо. Свежие фрукты и овощи, помытые и выложенные в блюда, было необходимо нарезать, но Яков сомневался, что в своем нынешнем состоянии сможет сделать это быстро и красиво, не порезав пальцы.—?Позвольте помогу. —?Это мальчик убрал веник и осколки и осторожно приблизился.Яков крупно вздрогнул, хотя почувствовал движение у своего плеча еще раньше, чем прозвучал вопрос. Поворот головы?— и невозможно близко оказались темные, смущенно опущенные густые ресницы, чистый мрамор кожи и… аромат. Это было какое-то дьявольское наваждение, но нотка вереска ему явно не почудилась, и если бы не светлые растрепанные волосы и имя…Горло снова перехватило и Яков смог только кивнуть как китайский болванчик, моля всех известных богов дать ему сил пережить этот вечер.Ники решительно, но мягко оттеснил от стола хозяина дома и принялся уверенно нарезать фрукты и овощи, открывать судочки, которые требовалось разогреть. Прислуги у него отродясь не было, да и тетя Лена, царствие ей небесное, обучила его всему, что может понадобиться в жизни, вплоть до готовки. Сердце Ники частило, но руки делали все верно, четко и правильно.Яков наблюдал за тем, как порхают над столом тонкие музыкальные пальцы. Это простое действие понемногу успокоило и пропавший было голос вернулся:—?Замечательно у вас выходит, Никита,?— проговорил он, поняв, что стол уже накрыт.После его реплики мальчик отчего-то резко обернулся, посмотрел растерянно и удивленно, уже собираясь что-то ответить, но над столом радостно навис оголодавший Мишка.—?Яша, тащи сюда свой редкостный коньяк! —?провозгласил он?— Эраст, быстро за стол! Тут такая закуска?— пальчики оближешь.—?Ты же кофе хотел,?— отозвался Фандорин, который был за рулем и пить не собирался.—?Позже,?— замахал руками Мишка, накладывая на свою тарелку всего и побольше, не дожидаясь, пока остальные усядутся за стол. —?Сейчас вполне хватит и коньяка.Гениальный режиссер оказался во главе стола, Ники Эраст усадил рядом с собой, а хозяину дома ничего не оставалось, как сесть напротив мальчика.—?Слушай, Яш. Твоя Катерина готовит даже лучше, чем моя мама, особенно в русской кухне она мастерица,?— едва успев прожевать, заявил Мишка. —?Может, мне ее у тебя переманить, а?—?Поздно,?— ответил Яков, размышляя над тем, сможет ли он проглотить хоть кусочек. —?Она через неделю увольняется по семейным обстоятельствам.—?Невезуха,?— откликнулся Брут и тут же без паузы начал выдавать пространный монолог о начале съемок, успевая при этом и жевать, и поглощать коньяк.Яков его не слушал, все его внимание было направлено на двоих, сидящих напротив. И если на лице Эраста было написано нежное восхищение, нацеленное на Ники и вполне понятное Якову, то сам мальчик отчего-то прятал глаза. Отказавшись от коньяка, он пил только минеральную воду, с простотой и изяществом нарезая свежайший бифштекс, заботливо положенный на его тарелку Эрастом. Яков зажмурился, едва не застонав от яркости воспоминания. Перед глазами возникла яичница-болтунья, разрезаемая тонкими пальцами, так похожими на эти, и стакан какао у края тарелки…Захотелось немедленно протянуть руку и, как тогда, накрыть узкую ладонь своей. Невыносимо захотелось, но нельзя. Невозможно! Подумают, что он умом тронулся, да и мальчика напугает. Ведь мальчик же… не его, и эти собственнические взгляды Эраста однозначно дают понять, кому он принадлежит, или будет принадлежать в самое ближайшее время. В груди болезненно заныло. От этой явной симпатии и заботы со стороны друга, от того, как мальчик их безыскусно принимает, очаровательно алея щеками совсем как… Николенька, Якову хотелось кричать.А еще Якову стало страшно?— вдруг это просто сон, он проснется и не будет напротив этих знакомых хрустальных глаз, отчего-то скромно опущенных в тарелку… Слишком нереальным казался этот вечер и этот родной до боли мальчик с волосами, сотканными из лунного света, тихий и скромный, как монастырский послушник. Разве так ведут себя молодые, мечтающие о славе актеры? Яков знал наверняка?— совершенно не так.Была у него пара неприятных моментов, когда наглые мальчишки из вчерашних выпускников просили поспособствовать их карьере в обмен на вполне определенные услуги. Оба были вежливо посланы, но видимо в этот момент на лице Якова отразилось нечто такое, что больше никто не посмел подойти к нему с подобным предложением. А этот Ники сидит и почти благоговейно молчит, боясь поднять на него глаза… Совсем как… Да что же это такое!—?Ну и зачем нам эта Корела* и тот же Калининград, когда вокруг столько красоты! —?порядком набравшийся Мишка, с которым это всегда происходило довольно быстро, предсказуемо заблестел глазами. —?Натуру можно и в Подмосковье снимать.Яков попытался понять, в чем же заключался предмет спора, но получалось из рук вон плохо. Ведь хрустальные глаза теперь, наконец, были не скрыты ресницами, но смотрели совсем не на него.—?Но, Миш, мы уже об этом г-говорили,?— возразил Эраст, мягко улыбнувшись протянувшему ему салфетку Ники. —?Нам нужно Сред-не-ве-ковье.—?Будет тебе Средневековье! —?с жаром отозвался Мишка, отставляя прочь только что не вылизанную тарелку и наливая себе еще немного коньяка. —?И для этого не обязательно что-то там отыскивать. У меня идея построить за городом кусочек средневекового городка и периодически снимать там, а не только в студии.—?Так разве я против городка? —?пожал плечами Эраст. —?Там как раз и снимем всю потустороннюю жуть.—?Вот, правильно мыслишь! И вообще не спорь со мной! —?осушив дцатый по счету бокал, добавил Мишка. —?Я уж в съемках побольше твоего понимаю! Вот пойдем!И прежде чем Яков понял, куда устремился их гений от кинематографа, тот уже схватил ничего не понимающего Эраста за рукав и потащил за собой к двери.Яков поднял глаза, чтобы тут же утонуть в мятежном хрустале напротив.—?Я… Думаю, нам тоже следует выйти, Яков Петрович.И, прежде чем Яков успел ответить, юноша легко поднялся из-за стола и проследовал в холл так быстро, словно… словно боялся хоть на единый миг остаться с ним наедине.***Вечер был темным и холодным, подмораживало, ни луны, ни звезд на пасмурном небе не наблюдалось, но это не могло ни коим образом смутить крепких мужчин, особенно одного из них, разгоряченного алкоголем, в накинутой на плечи салатовой куртке. Когда Ники и Яков вышли на берег реки, тот самый, где так любил проводить свободное время Гуро, Мишка и Эраст продолжали увлеченно о чем-то спорить.—?Ну чем тебе не жуть?! —?вопрошал Брут, увлеченно жестикулируя и кивая на темные воды Москвы-реки.Ники вгляделся в эти самые воды и его охватил озноб, продирающий до самого нутра, и это не осталось незамеченным для стоящего чуть позади Якова.—?Замерз? —?заботливо спросил он, пытаясь стянуть с шеи любимый кашемировый шарф.Где-то чуть справа послышались людские голоса и музыка. Судя по громким счастливым возгласам, кто-то из соседей Якова сегодня отмечал день рождения. Звенел детский смех, лаяли собаки, а здесь, чуть в стороне, у реки, время словно замедлило свой ход, застыло. Яков видел, как к нему повернулась хорошо различимая в темноте светлая макушка, и в этот самый момент прозвучал четкий звук выстрела…Прежде чем выпущенная веселой компанией петарда рассыпалась по темному шелку неба маленькими разноцветными звездами, сгорбленная фигурка стоящего впереди мальчика начала заваливаться назад.Яков отреагировал молниеносно и успел поймать в свои объятия бессознательное тело Ники.