Глава VII (1/1)

Яков не спеша возвращался в каморку Луи. Время близилось к полуночи, вымотанные длинным тяжелым днем пленники были в безопасности и уже крепко спали, а он успел сходить еще к парочке мастеров, из бойцов Сопротивления, что дежурили ночью в цехах, и поговорил о том, что сейчас было особенно важно: о том, что за советскими ребятами, на которых у Августа был теперь очень болезненный зуб, необходимо присматривать, а еще лучше занять, но такой работой, чтобы дражайший заместитель не мог надавить на них или подставить под пулю. Убрать их из цехов. Приставить мести двор или грузить ящики на заднем дворе. Хорошо будет, если это не только с девчатами, но и с парнями получится.Подойдя к двери каморки, Яков услышал приглушенные голоса. Луи и Коля говорили по-французски и, судя по всему, обсуждали его персону. Яков не удивился, он отчего-то не сомневался, что Луи его перед мальчиком разоблачит. Ведь нужно же было как-то объяснить странное милосердие ревностного служителя Рейха Йозефа Гауфа.Яков, нарочито громко стуча каблуками, прошел внутрь, где обнаружились хмурый Луи и светящий свежим синяком под глазом Коля.—?Вы стали знамениты среди французского Сопротивления… Николай,?— прямо с порога выдал Яков по-русски, поймав все тот же переливчато-хрустальный, но уже не загнанно- испуганный, а какой-то смущенно-заинтересованный взгляд. Мелькнула странная мысль, что мальчишка сейчас начнет извиняться за то, что думал о Якове плохо, пока не знал, кем он является на самом деле.Но тот не стал и Яков понял, что после откровений Луи юноша скорее всего дезориентирован и не понимает, как теперь себя с ним вести. Но Николай быстро взял себя в руки и спросил все же по-французски, видимо, опасаясь быть услышанным не теми ушами, умный юноша:—?И как же за один час я оказался знаменит?—?Новости здесь быстро разносятся,?— ответил Яков на безупречном французском. —?Уже все знают, что вы не побоялись защитить подругу, хотя и понимали, что это может быть смертельно опасно. Поверьте, ваше выступление закончилось бы пулей в лоб, если бы я не вернулся из города раньше.Яков замолчал, раздумывая о том, что надо бы послать маленький прощальный презент мадемуазель Дани. Если бы не ее отвратительная выходка в ресторане, этот юный и почему-то дорогой Якову мальчишка сейчас был бы мертвым брошен за ящиками на заднем дворе.—?Но как же… как же можно не защищать слабого! —?почти возмутился Николай. —?Это же долг каждого комсомольца… и человека! Маришка же такая беспомощная… а он ее…—?Пойдемте, Николай,?— оборвал благородную речь Николая Яков. —?Полночь уже.Яков смотрел на уставшего, из последних сил державшегося на ногах Колю и знал, как поступит. Ему по статусу была положена экономка, но ему не хотелось видеть в своей квартире баб, во избежание неувязок. Но сейчас он не находил причин не пристроить остербайтера Алова к себе в помощники по хозяйству. Получить неболтливого, преданного Советам юношу в качестве прислуги и одновременно убрать его с глаз затаившегося только на время?— Яков был в этом абсолютно уверен,?— Августа. Так, на всякий случай.Коля тепло попрощался с Луи, еле ворочая языком, и спокойно пошел вслед за Яковом, не задав ни одного вопроса.***—?Проходи, не стесняйся. Яков закрыл за собой дверь и включил свет.Коля настороженно замер в мягком свете лампы, удивленно озираясь по сторонам и только теперь понимая, что Яков привел его в собственную квартиру.—?Не волнуйся, здесь прослушек нет. Я лично об этом позаботился,?— проговорил Яков по-русски, скинув плащ и фуражку и сразу став другим… не таким лощеным фрицем, каким Коля впервые увидел его во дворе.Яков видел, что юноша скован и немного смущен, и решил прийти к нему на помощь.—?Какао будешь? —?просто спросил он Колю, переступающего с ноги на ногу и не решавшегося снять с ног грязные чоботы. —?Не снимай, ноги застудишь.Коля удивленно приподнял бровь, поражаясь непривычной заботе, но все же кивнул и прошел следом за этим непостижимым человеком на кухню, которая показалась ему неуютной. Явно ощущалось, что хозяин квартиры бывал здесь крайне редко. Яков, кивнув гостю на стул, разжег керосинку и попытался сотворить какао из порошка и сухого молока с сахаром… ощущая затылком внимательный взгляд юноши.Впервые за долгое время Яков почувствовал, что ему хочется улыбаться и вообще жить?— странное давно забытое ощущение. И почему оно возникло именно рядом с этим худым бледным мальчишкой, чью робкую улыбку вдруг захотелось видеть чаще?Продолжая колдовать над какао, Яков начал четко излагать факты, объясняя, что делает Коля в его квартире.—?Тебе лучше остаться у меня. Мне положена экономка. Ее пол никто не оговаривал,?— начал Яков. —?Гофман не преминет тебе отомстить, а я этого допустить не могу. Кроме того, я постараюсь убрать девушек из цехов. За ними присмотрят… мои люди.—?Но вы же не сможете прятать их и меня вечно,?— Коля замялся, не зная, как теперь следует обращаться к этому странному человеку.Яков его замешательство понял правильно, обернулся, поставил перед ним дымящуюся чашку с горячим какао и протянул руку.—?Гурьев Яков Петрович, полковник РККА.*Коля пожал крепкую, но изящную ладонь, и тоже представился.—?Алов Николай Васильевич. —?Он пригубил какао, которое, конечно, было приятно обжигающим, но отвратительным на вкус. Полковник явно не умел готовить.—?Ну вот и познакомились, Николай. —?Коле показалось что Яков Петрович чуть приподнял уголки губ в полуулыбке. —?И, отвечая на твой вопрос, долго мне прятать вас не понадобиться, хватит и двух с половиной месяцев.—?А что произойдет через два с половиной месяца? —?поинтересовался Коля, допивая дурное, переслащенное какао, которое здесь и сейчас казалось ему самым вкусным на свете.—?Через два с половиной месяца, шестого июня, на побережье высадятся союзники, а я погибну при героическом отступлении немцев под выстрелами взбунтовавшегося Сопротивления,?— помолчав, объяснил непонятно Яков и добавил:—?Пойдемте, Николай. Вам спать пора. Да и мне тоже.Коля, похолодев от последнего признания, в который раз за вечер проследовал за своим, получается, спасителем.Тот, как оказалось, привел его в спальню, аскетично обставленную, в коричневато-серых тонах.—?Чистое белье найдете в тумбочке. Перестилайтесь, —?скомандовал Яков и вышел из комнаты.Николай принялся за смену постельного белья и поэтому не сразу заметил вернувшегося Якова с чистой пижамой в руках.—?Это вам.Коля прижал к груди приятно-шелковистую ткань.—?Располагайтесь и укладывайтесь. Ванну примете завтра, на ногах еле стоите.—?А как же вы, Я… Яков Петрович? —?проговорил Коля, с удовольствием произнося самобытные русские имя и отчество.—?Обо мне не беспокойтесь, я привык работать по ночам. Лягу в кабинете, там вполне удобный диван, а вот вам просто необходимо выспаться.—?Спасибо, но не думаю, что смогу уснуть, пока вы не объясните, что имели в виду, говоря ?погибну под пулями взбунтовавшегося Сопротивления?.Яков усмехнулся:—?Уснете. Все остальное завтра. Утро вечера мудренее.—?Но…—?Ложитесь, Коля… Спокойной ночи.От мягкого ?Коля? приятно потеплело в груди, и он сдался. Кивнул.Яков вышел из комнаты, осторожно прикрыв за собой дверь.Коля позволил себе счастливо выдохнуть. Он чувствовал себя в тепле и безопасности впервые с того времени, как на улице Харькова к нему подошел немецкий патруль. Быстро стянув робу, он, как был, обнаженным нырнул под тяжелое шерстяное одеяло и вытянулся на спине во весь рост, как любил делать дома, на своей узкой панцирной кровати. В дверную щель было видно, как готовится ко сну в своем кабинете Яков Петрович, снимает китель, расстегивает пуговицы на рубашке. Коля зажмурился. Нехорошо за людьми подглядывать…Выключив настольную лампу на тумбочке, Коля всмотрелся во тьму. Мягкий свет дальних фонарей на территории завода проникал сквозь узкую щель между плотными гардинами. Чистое, накрахмаленное белье приятно покалывало кожу. Промелькнула мысль о том, что хорошо, что он все же успел ополоснуться в душе, а потому не оскверняет теперь эту хрустящую чистоту своим вонючим телом. Зарывшись носом в подушку, Коля успел лишь уловить приятные терпкие нотки, явный мужской запах?— так пахло от Якова Петровича,?— прежде чем погрузиться в сон.В густых зеленых ветвях берез перекликались птицы, задорно, весело и непривычно. Таких трелей в парках Харькова Коля не слышал никогда. Скорее всего, птахи были лесными. В глаза бил яркий солнечный свет, ветер ерошил волосы. Коля отвел их от лица, мимоходом удивившись. У него никогда не было длинных волос. И тут же удивился еще сильнее, вдохнув чистый пряный аромат трав и цветов. Лежал он на чем-то теплом и мягком… бархатистом.—?Николенька, проснулся, свет мой?Коля осторожно приподнял голову и обнаружил, что лежит на траве на странном бархатном пальто с алым подбоем, а голова его покоится на чьих-то коленях.—?Чего молчишь, голубчик? Приснилось опять что дурное?Коля попытался отстраниться от мягко обхвативших его за плечи мужских рук, и встретился взглядом с знакомыми темными омутами.—?Яков Петрович…—?Отчего же официально так, Николенька, вижу же, как соскучился…Мгновение?— и Коля оказался в крепких объятиях, прижатый спиной к широкой груди, и почувствовал, как медленно, но неумолимо, точно летний шторм, в сердце нарастает что-то огромное, яркое и теплое. Оно растет и ширится, да так, что ни вздохнуть ни вскрикнуть, и разливается по всему телу, оставляя в голове единственную связную мысль:?Как же я люблю тебя, Яшенька. Умру, но любить не перестану!?Сердце пробивает грудную клетку от восторга и бескрайнего счастья, когда над ним склоняется и мягко целует человек, как две капли воды похожий на советского разведчика Гурьева.