Глава IV (1/1)

Август стоял в дальнем углу цеха и неприязненно поглядывал на расхаживающее между станков начальство. Принесла же нелегкая Гауфа! Йозефа Август на дух не переносил, если не сказать жестче, а еще сильнее?— опасался. Ну не мог живой человек быть настолько идеальным во всем, а этот со своим пронзительным взглядом и прямой спиной, беспощадный к врагам Рейха, вплотную приближался к настоящему идеалу. Даже доносить на него было абсолютно нечего. Это злило и удручало Августа все сильнее. И все было бы не так плохо, если бы Гауф, черти бы его в аду драли, не знал слишком хорошо своего заместителя. А знал штандартенфюрер о нем много, даже слишком много. Держал Йозеф его крепко той относительно недавней историей с французской девкой. И как только Август тогда оказался настолько неосторожным…При облаве в городе полгода назад Август, воспользовавшись служебным положением, позабавился с одной тринадцатилетней французской девчонкой. От воспоминаний о том, насколько напуганной и невинной та была, у Августа до сих пор сладко тянуло в паху. Ошибкой было притаскивать ее к себе на квартиру, но это он понял уже много позже. Три дня он с ней куражился и как только не пользовал шелковистое нутро и медовый ротик. А на четвертый день эта дурында ручонки на себя наложила. Повесилась, дуреха, в ванной, пока он по служебной надобности отлучился… Эх, привязывать нужно было. Свободы не давать.Вот тогда Гауф его и отмазал. Труп, конечно, скрыть не удалось, пришлось вызвать патруль из города, а с ним явилось и начальство, зыркало так, что хотелось бежать без оглядки до самого Берлина, рычало по-тигриному, но с патрулем договорилось. Надо отдать Гауфу должное, устроил он все так, что комар носа не подточит. Что, дескать, девка-малолетка проституцией промышляла и сама с Августом пошла, а позже изрядно на квартире выпила, потому ничего удивительного не было в том, что у нее в мозгу перемкнуло, и она удавилась в ванной. А причина? Недосуг теперь причину ту искать, да и не велика птица. А ответственный работник Август тут совершенно не при чем.Если у патруля и были сомнения, то тот оставил их при себе, только взглянув в ледяные, не предвещавшие ничего хорошего глаза Йозефа Гауфа…Тогда Йозеф ничего ему не сказал. Когда патруль удалился, они поговорили об обыденных вещах: что труп нужно убрать, закопать на пустыре за заводом, да так, чтобы ненужных свидетелей исключить. Но Август хорошо запомнил тот вечер и глаза Гауфа, что вымораживали все нутро. Понял он тогда, что нажил себе влиятельного врага, и что при случае Гауф его размажет собственноручно, мокрого места не оставит. А потому затихарился пока Август со своими слабостями до поры до времени.Так, размышляя о том, как опасного Гауфа нейтрализовать, Август исподтишка наблюдал за малолеткой из новеньких советских?— той, с длинной русой косой. Хрупкая такая, и как только умудряется ящики огромные ворочать? И явно нетронутая, как и большинство юных русских девчонок. Из тех, что Августу всегда нравились. Он уже представил, как она будет хрипеть и плакать под ним, но вдруг почувствовал взгляд. Тяжелый, пронизывающий, его было невозможно спутать ни с чьим другим. Йозеф.Август встретился с ним глазами и поспешил навстречу, деловито перехватив свою неизменную папку, в которой находились пропуска для выхода в город. Ведь впереди выходные, и только начальство вправе решать, кого отпустить в город, а кого?— нет…На советских такая привилегия, разумеется, не распространялась. Она была прерогативой французов с идеальными характеристиками?— работников завода.Яков, правильно истолковавший взгляд Августа, направленный на советскую девушку, с трудом подавил в себе желание пересчитать тому все зубы, и увел заместителя к себе в кабинет.***Когда главный фриц с крысой наконец покинули цех, Николай облегченно выдохнул. Присутствие этих двоих в непосредственной близости Колю нервировало и не давало расслабиться. Хотя какой там расслабиться! Работали они в прямом смысле не разгибая спины. Коля не помнил, какой уже по счету ящик он доверху набивал металлической стружкой. Мозоли на голых руках трескались и кровоточили, но Коля старался не обращать внимания на такие мелочи. Сейчас его больше интересовало другое. Почему главный фриц опять явился в цех, где работала именно их бригада, а главное, почему смотрел почти неотрывно и на других, но чаще всего на него, Николая. Но смотрел не так мерзко-масленно, как крыса, а совсем по иному. Словно… без слов поддержать хотел.Это для Коли, который уже больше года значился в остарбайтерах, было явлением странным. Он впервые видел такой… человечный взгляд у фрица. Обычно на таких, как он, такие, как этот, глядели как на скот, а еще чаще?— как на грязь под ногами. Но этот Гауф смотрел совсем по-другому… Словно все они, грязные, худые и оборванные, были для него кем-то важным.Коля перехватил поудобнее очередной ящик и уже хотел двинуться в сторону двора, но тут к нему подошла Маришка и, ухватив за плечо, практически повисла, навалившись всем телом.—?Я больше не могу! —?прошептала она Коле, едва не теряя сознание.—?Что будем делать? —?одними губами спросил Колю подоспевший на помощь Вакулов, придерживая девушку за плечи.И вдруг совсем рядом с ними появилась мощная широкоплечая фигура старшего их смены Луи Добрейля.Этот серьезный, неразговорчивый здоровяк лет сорока понравился Коле еще в первый день. Волевой, скуластый, с обветренным лицом, которое скорее подошло бы солдату, чем мастеру, он чем-то неуловимо напоминал Николаю отца.Луи, мельком взглянув на Маришку, сразу оценил ситуацию и на ломанном русском попытался объяснить Коле, что девушку нужно усадить за станками, пока эсэсовцы не увидели, что она отлынивает от работы.—?Я говорю по-французски,?— ответил ему Коля, непринужденно переходя на любимый язык.—?Раз говоришь, значит, делайте. Не подставляйте меня,?— оборвал его Добрейль, видя, что к ним уже идет вразвалочку один из показавшихся в цеху автоматчиков.—?Усади ее за станком,?— прошептал по-русски Николай Олегу, который, понятливо кивнув и незаметно обхватив Маришку за пояс, увел ее в указанном направлении, пока перехвативший охранника Луи спокойно объяснял тому, что у них все в порядке, а девчонку он отправил убрать за станками, а то господин Гауф будет недоволен.Автоматчик на правдоподобное объяснение лишь кивнул и ушел на пост. А Николай с Олегом снова принялись за работу?— им предстояло вдвоем сделать порученную троим норму.—?Пей, девочка.За станками Добрейль недолго отпаивал растерянную, ослабевшую Маришку непонятно откуда принесенным молоком, и, убедившись, что ей лучше, поручил ее одному из мастеров-французов, а сам куда-то ушел. Коля тем временем понял, что время близится к десяти, а значит?— совсем скоро можно будет поесть в столовой и отдохнуть. Но сейчас его волновала не собственная усталость, хоть ноги и руки уже противно ныли, а вконец ослабевшая подруга.Он чувствовал, практически уверен был, что фриц Гауф не выполнит своей угрозы расстреливать больных во дворе. Но Маришке при любом раскладе нужен был отдых, и явно длиннее одной ночи, иначе надорвется девчонка и все…Раздумывая над тем, чем же они с Олегом могут помочь Маришке, Коля тащил во двор последний на сегодня, набитый до краев железным ломом ящик.Оказавшись на улице, Николай хотел было пойти по проторенному пути, как вдруг услышал знакомый голос, говоривший на чистейшем французском:—?Передашь в центр, что похороны состоятся шестого июня.Коля поднял голову, чтобы убедиться в том, что слух его не обманул. И правда?— фриц Гауф разговаривал с мастером Луи, тем самым Луи, что полчаса назад отпаивал молоком его подругу.Коля не понял ни про центр, ни про похороны, но всем своим существом почувствовал, что происходит что-то важное. Понял, да так и застыл неловко на полдороги со своим ящиком. В голову закралась странная, немного сумасшедшая мысль, которая не хотела формулироваться связно, но и уходить не собиралась: вдруг этот фриц не тот, за кого себя выдает?..Но эта шальная мысль вскоре подтвердилась самый обыденным образом. Фриц заметил Николая и конечно же понял, что тот услышал их с Луи небольшой диалог. Но за этим пониманием отчего-то не последовала грубая брань и автоматная очередь. Наоборот?— Добрейль с полнейшим равнодушием на простоватом лице, словно это не он мгновение назад запросто разговаривал на родном языке с главным фашистом на заводе, ловко подхватил ящик из рук Николая и отошел, чтобы пристроить его к другим.Коля, вовремя вспомнив, что любопытство в его положении смертельно опасно, поспешил опустить глаза и хотел уже ретироваться в цех, но не успел. Пошатнулся от усталости… и вдруг почувствовал, что его придерживают за плечи. Мягко, но уверенно, руки в дорогих кожаных перчатках. Фриц несколько секунд внимательно смотрел на него, и Николай вдруг забыл, что нужно дышать… От тела в ненавистной серо-черной форме исходило тепло и спокойствие. Фриц ничего не говорил, просто поддерживал, а Коле отчего-то захотелось раствориться в этих руках, спрятаться в них от холода и страха. Он застыл, ожидая неизвестно чего, но Гауф вдруг резко отстранился. Его глаза снова стали ледяными…Гауф так и ушел, ничего не сказав… А Коля так и остался стоять во дворе на ватных ногах, со странно колотящимся сердцем.