Глава III (1/1)

Стол, накрытый белоснежной скатертью, свежий хлеб и бутылочка мозельского… Ну что еще нужно, чтобы насытить тело и настроить на романтический лад разум после тяжелого трудового дня? Лизе очень хотелось, чтобы ее многочасовые страдания у керосинки были вознаграждены, но чисто женская интуиция уже вовсю кричала о том, что очередная попытка затащить Якова в постель вот-вот провалится.—?Яшенька, ты что, совсем не голоден? —?Лиза заглядывала ему в глаза с такой явной обидой, что пришлось улыбнуться и съесть еще немного жареного говяжьего рубца с луком.—?Очень вкусно, Лиза. Спасибо,?— ответил Яков, прожевав очередную порцию жесткого, как подошва кушанья.—?Я же вижу, что ты ешь без аппетита! —?продолжила сокрушаться любовница. —?А я так старалась… полдня промучилась. Еще и запах этот…—?Я не просил тебя готовить требуху,?— прервал Яков несчастные вздохи. —?Обошелся бы ужином в столовой.—?Ну знаешь… —?Лиза фыркнула, как норовистая кобыла. —?Я просто хотела сделать тебе приятное. В последнее время ты так устаешь, да и и задание не дает ни на минуту расслабиться.Лиза поднялась из-за стола и непринужденно переместилась на колени любовника, судя по всему намереваясь покормить его с ложечки… если быть точным?— с вилочки. Это был уже перебор. Яков и пришел-то только для того, чтобы любовница не дулась, демонстрируя их размолвку всей администрации.—?Прости, я уже наелся,?— Яков отложил приборы, никак не реагируя на вполне однозначные взгляды и прикосновения любовницы. —?Не обижайся, но у меня на вечер еще запланированы дела.—?Какие дела, Яш? —?скривила губы Лиза. —?Мне снова не ждать тебя ночевать?—?Не хочу тебя стеснять. Скорее всего я проработаю до полуночи.—?Ты бы мог взять документы с собой и поработать у меня.Луизу Дани очень задевало то, что в свою квартиру, что находилась в этом же здании, но двумя этажами выше, Яков ее никогда не приглашал. Предпочитая жить без экономки, он, тем не менее, никогда не прибегал к ее помощи по ведению хозяйства, стараясь обходиться без женских советов. В самом начале это злило и удручало, но вскоре Лиза, не будучи по натуре домохозяйкой, успокоилась, свыкнувшись с временными неудобствами, происходящими из-за тяжелой работы и отнюдь не легкого характера ее любовника. В Москве, в элитном доме с высокими потолками, у нее наверняка будет и домработница, и няня для непослушных детей.—?Прости, но мне нужно подумать в тишине,?— прервал ее несбыточные фантазии любовник.—?Но я…—?Лиза! —?сказал Яков тем самым голосом, от которого бледнели не только заключенные, но и вышестоящие офицеры. —?Я все сказал.Яков коснулся губ любовницы быстрым поцелуем и поднялся, заставляя ее встать со своих коленей.—?Яша, может, мы все-таки выберемся в воскресенье на пикник? —?взмахнула умело прокрашенными ресницами Луиза Дани. —?Погода чудесная.—?Я подумаю. Доброй ночи.Поцеловав ей руку на прощание?— этот старомодный жест всегда приводил Лизу в трепет,?— Яков скрылся за дверью.***Яков поднялся в свою холостяцкую квартиру, обставленную только самой необходимой, но добротной и качественной местной мебелью.Повесив плащ и китель в шкаф, он устроился за столом в кабинете, в который была превращена одна из двух комнат небольшой квартиры, и углубился в изучение очень интересного дела?— личного дела остарба?йтера Николая Алова.На первый взгляд в биографии мальчишки с упрямым взглядом не было ничего особенного… Восемнадцати лет, родился в Харькове. Из Харькова был сначала направлен на работы в Гарц*. Потом из-за совершенного знания французского переведен в Руан. А вот и первая неожиданность. Кроме французского владеет еще и немецким… А ведь тогда, во дворе, тот ни словом ни взглядом не показал, что понимает сказанное без перевода. Далеко не глупый мальчишка, мог бы пригодиться. Но нет… Его Яков впутывать в свои дела не станет. Людей для задуманного пока вполне хватает и каждый из них на своем месте. Но за мальчишкой стоит приглядывать, не ровен час что-нибудь выкинет, а Гофману многого и не надо?— запытает до смерти, мразь…Яков засиделся допоздна, глядя в испещренные мелкими чернильными дорожками бумаги, и не заметил, как уснул.Сидел он в избе, крепкой и справной,?— из тех, что в агитках о колхозах показательных видеть приходилось… Только вот на окнах маленьких да срубе бревенчатом сходство и заканчивалось, потому как икон в красном углу, да свечей на столе, по виду старинном, в доме советского колхозника быть никак не могло. И видел все это Яков со стороны словно. А потом вдруг оказалось, что сидит он у стола на лавке, а перед ним на коленях стоит?— Яков глазам своим не поверил,?— Николай Алов, только одет он чуднГде-то монотонно капала вода. Капля за каплей, отдаваясь болью в висках. Крыша старого барака прохудилась и теперь такой перестук слушали все притихшие на нарах пленники. Из отхожего ведра в углу мерзко воняло, вынуждая уткнуться замерзшим носом в грубый холст фуфайки. С непривычки руки и ноги дрожали от усталости, во рту все еще ощущался металлический привкус: в цеху, где собирали патроны, он был вездесущ.Первая ночь в бараке после тяжелого рабочего дня показалась Коле особенно темной. Устроившись на одних нарах с Олегом и Маришкой прямо в одежде, в которой работали, без одеял и подушек, они тесно прижались друг к другу, согреваясь. Скудный, но вполне съедобный ужин, состоявший из бобов с салом и воды с медом притупил чувство голода. Невкусно, но от такой пищи ноги не протянешь. Значит, не врал главный фриц, что дохляки ему не нужны, кормили их так же, как и свободных работников завода.Несмотря на усталость, сон к нему не шел. Зато можно было закрыть глаза и ненадолго погрузиться в воспоминания о тех уже далеких теперь временах, когда не было войны, и они по воскресеньям всей семьей ходили в большой зеленый парк недалеко от дома, где цвели акации и каштаны. Светило солнце, нарядный отец держал маму под руку, и она ему улыбалась. Потом родители усаживались на лавочку в тени каштанов, девочки качались на качелях, а Коля, напустив на себя важный вид ответственного старшего брата, стоял поодаль, присматривая за ними, и наблюдал за тренировкой физкультурников, мечтая стать однажды таким же крепким и мускулистым. Потом они все вместе шли к киоску со сладостями и напиткам, и папа покупал сестрам по вкуснейшему эскимо, себе и маме по стаканчику ситро, а ему, Коле, детское лакомство, которое он обожал, за что был ни единожды беззлобно осмеян друзьями,?— леденцовый петушок на палочке.На соседних нарах кто-то хрипло и задушено закашлял, и Коля вернулся в невеселое настоящее, хотя на губах все еще ощущал знакомый вкус леденца. Тенистый парк исчез, отступив к другим сокровенным воспоминаниям, а перед глазами отчего-то возник тот главный фриц с темными глазами-тоннелями. Сегодня он появился и в цеху, куда их с ребятами определили на работу. К станкам их конечно не допустили, на них работали мастера из французов. В их же обязанности входила черная работа: собирать металлическую стружку, уносить ящики… и так по кругу до десяти вечера, когда станки замолкали. Уже через пару часов работы Коля приметил, что французы их, советских молодых ребят, щадят, особенно хрупких девочек, которым приходится носить тяжести. Смотрят сочувственно, помогают, чем могут, пока фрицы из охраны не видят.Но было еще кое-что странное, почти невозможное, Коля даже сначала решил, что ему показалось… Тот фриц, который Гауф, не мог не заметить подобного отношения, потому что прогуливался совсем рядом, но так ничего и не сказал. И только когда появилась мерзкая крыса Гофман, засверкал своим жутким ледяным взглядом, сердито выговаривая тому о медлительности и лени, но не мастеров и подневольных, а администрации завода.Гофман Николаю был отвратителен. У Коли создалось впечатление, что в цеху ?крыса? появилась только для того, чтобы пялиться на девушек, особенно на Маришку, которой было очень тяжело физически, но она держалась и не жаловалась, всегда стараясь быть рядом с ним и Олегом. ?Крыса? пока только смотрела, ближе подобраться не пыталась, и Коля не понимал почему, но ясно чувствовал, что это только пока.Свернувшись клубочком, он еще теснее прижался спиной к широкой теплой спине друга и закрыл глаза.?И все же почему этот лощеный фриц щадит нас, хоть и старается этого не показывать??,?— думал он, засыпая…