Глава II (1/1)

Николай вцепился в борт машины с такой силой, что побелели костяшки пальцев. Они уже минут сорок ехали по довольно ровной дороге, таких не было у них под Харьковом, но даже ровный грунт не спасал от жуткой тряски, от которой подкашивались колени. Коля косился на девушек, силы которых были на исходе, но подставить им плечо не мог, сидящие сзади автоматчики сразу дали понять: одно резкое движение?— и пуля в голову неминуема.Кто бы мог подумать что его размеренная жизнь в одночасье изменится в тот день, когда ему исполнится семнадцать.В то хмурое дождливое утро он отправился за пайкой хлеба. В их семье, после того как отец ушел на фронт в первые дни войны, он уже три года как был единственным мужчиной. Из маленького мечтательного Коли он вдруг стал Николаем Аловым?— опорой большой семьи. Мать еле справлялась с ним и тремя маленькими сестрами, а от отца вот уже полгода не было писем. В последнем он сообщал, что их часть, где он служил артиллеристом, перебрасывают под Вязьму.Коля зашел в магазин, забрал у жестянщика выправленный таз для стирки и уже возвращался обратно в их коммунальную комнатушку с высокими потолками, когда его остановил немецкий патруль. Позже Коля много размышлял, но так и не понял, что в нем привлекло фашистских ищеек. Он не успел даже толком испугаться, как был доставлен в комендатуру…От концлагеря Колю спасло только отличное знание немецкого. До войны он довольно хорошо учился в спецшколе с углубленным изучением немецкого и французского языков. Особенно хорошо шел французский?— Николай бы поспорил, но такое чувство, словно он знал его… раньше, будто тот был ему родным. Немецкий шел тяжелее, но Коля одолел и его. Но вскоре пришла война?— а с ней и оккупация Харькова немцами…От отчаянья пленного Николая спас друг. По далеко не счастливой случайности в одном вагоне, идущем в Германию, с ним оказался Олег Вакулов?— друг сопливого детства и сосед по харьковской коммуналке, с которым до войны они жили дружно и весело. Олег был всего на полгода старше Коли, но всегда выделялся физической силой и выносливостью, с младшей еще школы занимался в секции бокса, имел значок ГТО, не единожды прыгал с парашютом. Коля не без основания полагал, что немцы позарились на него исключительно из-за физической силы.Машину отчаянно тряхнуло и Коля чуть не прикусил язык. Ноги устали стоять, но в мозгу стучало набатом: ?Упадешь?— расстрел…?; Коля не сомневался, что так и будет, успел насмотреться на этих недолюдей в сером, действующих только по приказу, будто машины.Как справляются девочки, Коля не представлял. Многие из них?— хрупкие и юные?— еле держались на ногах. Особенно Маришка, что стояла рядом с Колей и, казалось, не падала только чудом. Бледная и худенькая девушка, которой на вид едва ли исполнилось шестнадцать, с глазами испуганного олененка, она вызывала в Коле отчаянную жалось, до боли в сердце напоминая старшую из его сестер Машу.Стоящий у другого плеча девушки Олег, судя по тону, шептал ей что-то одобрительно-отвлекающее. Он всегда был любимцем девчонок, от первоклассниц-октябрят до выпускниц-комсомолок. Коля грустно улыбнулся. Где теперь их школа… футбольное поле под ее окнами… на котором был сыгран не один матч. Словно было это очень давно?— в прошлой жизни.***Через полчаса машина наконец въехала в заводские ворота, где на укрепленных стенах дежурили автоматчики.Яркое солнце слепило глаза, и Николай сначала подумал, что только из-за него он не видит во дворе никого, кроме человека в черном плаще. Голова неожиданно закружилась, а горлу подступила тошнота. Такого с ним, несмотря на постоянное недоедание и плохой сон, никогда еще не случалось. Сопровождавшая охрана рявкнула ?выгружаться?. Коля спрыгнул на гравий и с трудом удержался на ногах, всем своим существом ощущая чужой взгляд. Вскинув голову, Николай словно обжегся о темный взор, судя по всему, главного эсэсовца, который тоже застыл и отчего-то смотрел только на него, словно, не копошились рядом, выстраиваясь в шеренгу, другие пленники. Коля рвано выдохнул, переводя дух под внимательным взглядом врага, который отчего-то врагом не ощущался. Впервые!Растерянность Коли, вероятно, притупила извечную осторожность, потому что Олег вдруг дернул его за руку, призывая опустить глаза.—?Не нарывайся, Алов!Но Коля, как видно, от неожиданности поступил с точностью до наоборот. Глаза он не опустил, начиная разглядывать площадь и застывших перед ними фашистов. А тот главный фриц все смотрел, да так, словно не мог наглядеться, и сердце Николая отчего-то отчаянно защемило. Так защемило, будто давно потерянного родного человека отыскал. Глупость форменная. Родные и любимые его далеко.Николай сам злился на себя за эти чувства, именно поэтому продолжал смотреть, нахально вскинув подбородок и не обращая внимание на шипение Вакулова.Якова душил воротничок рубашки… Этот мальчишка с беспорядочно отросшими волосами и переменчивыми светлыми глазами вызывал в нем неясные противоречивые чувства. Еще когда автомобиль только въезжал в ворота, Яков выделил эту темную макушку из десятка других, а теперь мальчишка просто бесил его своей показной наглостью и прямым немигающим взглядом. Нет, с одной стороны Яков восторгался его бесстрашием, а с другой его трясло, потому что такие вот быстрее других получали здесь автоматную очередь в грудь. Смелый глупый мальчик! Яков смотрел на него и чувствовал, как в груди разливается непривычное тепло?— плавится ледяной стержень, который жег сердце арктическим холодом, сколько он себя помнил.Внезапно захотелось сбежать в кабинет и, закрывшись там, пережить странное, неизведанное чувство, от которого как никогда захотелось дышать и жить, но, увы, надо было держать марку и отыграть до конца бессердечную тварь.Лицо Якова озарилось холодной презрительной усмешкой хозяина жизни. Он подошел ближе к замершим испуганным детям и лениво прошелся вдоль обессиленных дорогой и голодом пленников.—?Это?— военный завод. Здесь с сегодняшнего дня вы будете работать. Делать то, что прикажут вам старшие смены. Работать вы будете с шести утра до десяти вечера. Если старшие смены решать задержать вас?— вы задержитесь. Кто не выдержит?— расстрел во дворе. Больным?— расстрел во дворе. Непокорным,?— Яков посмотрел прямо на Николая, задравшего подбородок,?— расстрел во дворе. Переведи для непонятливых,?— кивнул он Гофману, который повторил то же самое на ломаном русском.Коля не должен был, но почувствовал фальшь в словах этого фрица, словно тот пугал их лишь для острастки, не намереваясь исполнять сказанное.Яков в свою очередь видел, что показная наглость мальчишки всего лишь бравада, на самом деле тот не настолько глуп, чтобы нарываться на пулю, и не настолько смел, чтобы высказывать свое недовольство в лицо ненавистным фрицам.Для полноты картины еще немного посверкав ледяным взглядом и проверив документы на привезенных, Яков подозвал к себе Августа.—?Помыть, выдать чистую одежду, разместить в бараке, накормить,?— бросил он, наблюдая за тем, как его заместитель ощупывает взглядом стоящих в шеренге девушек.—?Не положено. Вечером накормим,?— зашипел Август, сально поглядывая на сжавшуюся перепуганную девчонку с длинной русой косой, рядом с которой стоял широкоплечий амбал и задравший нос чернявый засранец.—?Мне решать, что здесь положено, а что?— нет, штурмбанфюрер,?— проговорил с нажимом Яков. —?Мне нужны работники, а не дохляки.Глаза Якова?— темные туннели?— прожгли Августа насквозь, и тот, передернув плечами, с неохотой подчинился.—?Двигай в сторону корпусов, —?зло бросил он автоматчикам, взявшим спотыкающихся, ссутулившихся детей, у которых не было сил даже поднять глаза, в оцепляющий квадрат.***Барак был серым, голым и унылым?— только нары с тонкими, набитыми соломой матрасами. Точно такой же серой стала и жизнь Николая, после того как он покинул дом.Автоматчики остались за стенами барака. Коля оглянулся. Внутрь вслед за ними прошел лишь другой сутулый фриц, узкие бегающие глазки и гаденькая улыбка которого вызывали мурашки по спине.—?Раздэ-вайтесь! —?гаркнул он на ломаном русском.Они стали быстро и неловко раздеваться. От Коли, как и от Олега, не укрылось, что отвратительный фриц явно наслаждался видом голых испуганных девочек. Коля сжал зубы, от унижения. Сердце билось где-то в горле. Худой и нескладный, лишенный кубиков пресса, которыми мог похвастаться Вакулов, Коля очень старался не тушеваться и не стыдиться.Дождавшись момента, когда последний пленник разденется догола, Август повел их в отдельно стоящее здание, где находился душ. Там хмурая тетка выдала каждому из них карболку и мыло, ткнув пальцем в торчащие прямо из стен душевые зонты.—?Мыть-ся. Бистро.Они мылись все вместе. Торопливо и неумело намыливаясь, жались друг к другу. Вода была не особо теплой. Совсем скоро стеснение отступило, и даже заинтересованный жадный взгляд по-прежнему не ушедшего Августа не раздражал так остро. Хотелось как можно быстрее и лучше смыть пыль и дорожную грязь.Маришка держалась поближе к Олегу и Коле и уже не дрожала так сильно, но все же пробормотала сквозь шум воды:—?Мне страшно, этот фриц постоянно на меня смотрит.Коля с Олегом слепыми не были, а потому всячески старались помочь: закрывали девушку своими телами. Когда они уже закончили, фрица позвали со двора, и тот ретировался, что-то недовольно ворча себе под нос.Та же угрюмая тетка принесла им одежду. Всем одинаковую, никакого нижнего белья: штаны на резинке унылого серого цвета и фуфайки. Она же выдала истоптанные башмаки на босую ногу.Выйдя из душевой, они снова оказались под дулами автоматов. В сопровождении охраны тот же отвратительный, похожий на крысу офицер повел их в заводскую столовую.Есть очень хотелось, а потому капустная похлебка на мясном бульоне с хлебом и горячий кипяток с сахаром показались бедным детям царским угощением. Они еще не знали, что этот скудный заводской паек?— ежедневная еда работников завода, предназначенная единственно для того, чтобы они не умерли с голоду.После столовой их сразу повели на завод. Тут уже почти все дети подняли глаза и с интересом принялись рассматривать различные станки. Николай тоже вертел головой, примечая образцовый порядок, которого не было на тракторном заводе, где до войны работал его отец. Он засмотрелся на огромные шумящие агрегаты и вдруг услышал звонкий женский смех, здесь неуместный так же, как он сам на боксерском ринге. Николай повернул голову и увидел того самого главного фрица, а рядом с ним стояла и улыбалась крутобедрая блондинка в платье в горох. Судя по всему, именно она так мерзко хихикала.***—?Яша, что бы ты хотел на ужин? Я постараюсь… —?промурлыкала Луиза Дани, легко прижимаясь бедром к ноге Якова.—?Лиз, не до ужина сейчас,?— прошептал он, довольно грубо отцепляя от себя холеные ручки любовницы.Яков злился, виртуозно маскируя это пустой улыбкой. Лиза, как его единственная связная, конечно знала, что Центр обязал его ?героически погибнуть? при отступлении. Она была этому даже рада, похоже, предвкушая отъезд в Союз, звание, кабинетную работу и, несомненно, законный брак со всеми причитающимися жене героя почестями. Вот только не знала Лиза, что личных планов на нее у самого Якова нет. Никаких. Пока она нужна была ему лишь в первую очередь как связная и уже во вторую?— как любовница. А потом, после выполнения задания, здесь, в Руане, их дороги разойдутся навсегда.Луиза Дани была наблюдательной девушкой, а потому успела заметить не только то, что ее не просто игнорируют, а откровенно гонят прочь, прикрываясь занятостью, но и то, с какой затаенной теплотой ее неотразимый любовник смотрел на мелких советских. В особенности?— на лохматого мальчишку с нахальным голубым взглядом. Который, увидев Якова, гордо вздернул подбородок…