Глава XIII (1/1)

Коля приложился к образу Спасителя, что лежал на аналое, покрытом золотистым сукном, отступил перекрестившись, чтобы уступить место сестре, и прошел вперед, поставив свечу в подсвечник.Заплаканная Оксана тоже приложилась к иконе, перекрестясь, и зашептала чуть слышно… ?Господи Иисусе, отведи болезнь от рабы божьей Аполлинарии…?С дальней стены на них с любовью и умилением взирал лик кроткой Великомученицы Варвары.В эту небольшую уютную церковь во имя Святой Великомученицы Варвары, что находилась в двух шагах от домика на Варварке, они приходили каждый день с тех самых пор, как стало ясно, что тетушка заболела таки ветрянкой. Болезнь протекала тяжело, врачи разводили руками и, опуская глаза, все как один бормотали что-то про возраст и тяжелые хронические заболевания, при которых невозможно быстрое выздоровление. Тетушка храбрилась изо всех сил, старательно улыбалась своим заплаканным ?дорогим деткам?, но было понятно, что дни ее сочтены. Если бы здесь сейчас был Леопольд Леопольдович, то, возможно, вместе они бы смогли побороть болезнь, но к огромному сожалению начавшаяся война смешала все карты.Выйдя на паперть, поклонившись и троекратно перекрестившись, Коля предложил сестре руку и та благодарно на неё оперлась. Август катился к своему зениту, был теплым и щедрым, но на это мало кто из горожан обращал внимание. После того как стало известно, что русские войска спешно отступают, по Москве поползли слухи, что город скорее всего не удержат, а значит, следовало как можно быстрее его покинуть. Уезжали кто в чем мог. В собственных каретах, в наемных экипажах, на телегах, груженных многочисленным скарбом. Так поступили практически все знакомцы тетушки. Собирались быстро и увозили все, что возможно, оставляя пустыми дома и усадьбы, да обездоленной скотину. Коля и Оксана такой роскоши себе позволить не могли, у них на руках была больная тетушка, которую в силу ее тяжелого состояния увезти было невозможно. Поэтому они решили до последнего скрывать от нее ужасающую правду. Но долго делать это у них, конечно, не получилось. Напуганная неизвестностью дворня молчать не желала, чем еще больше расстраивала тетушку, а значит, и Колю с сестрой.Когда в начале августа пришло письмо от штабс-капитана Бинха, Оксана прорыдала всю ночь, так и не пояснив, от счастья или от горя. Коля, как ни старался, не смог ее успокоить. На следующее утро не выспавшаяся, но радующая нерешительной улыбкой сестра дала ему прочесть драгоценное послание. Из него Коля узнал, что ситуация еще хуже, чем они предполагали, к тому же он был уверен, что Александр преуменьшает опасность, стараясь не напугать девушку, которую любит. Бинх писал:?Дорогая Оксана Васильевна. Уверен, что вы мучаетесь неизвестностью, поэтому спешу вас заверить, что со мною все хорошо. Я жив и здоров, рука практически не беспокоит. Несмотря на то, что наша армия под командованием генерала Багратиона оказалась отрезанной от основной Первой армии наступавшими французскими корпусами, в настоящее время нам удалось с боями пробиться к ней и воссоединиться с Барклаем под Смоленском… Мы спешно отступаем к Москве и что будет предприниматься главнокомандующим дальше, нам не ведомо. В войсках говорят, что Барклай и Багратион не ладят… Но я совсем не о том хотел вам писать, Оксана Васильевна. Простите, что не сказал вам этого ранее и лично… Я люблю вас, люблю больше жизни, и как только мы с божьей помощью разгромим Бонапарта и закончится эта проклятая война, буду счастлив просить у господина Бомгарта вашей руки…?Дочитав противоречивое, наполненное как нежными чувствами, так и явной тревогой за них с тетушкой послание, Коля решился наконец высказать Оксане то, о чем думал уже давно:—?Я считаю, что тебе следует уехать из Москвы.И, словно не замечая, что сестра возмущенно полыхнула на него горящим взором, продолжил.—?Госпожа Филиппова, соседка наша, завтра с домашними уезжают в свое поместье под Ярославлем. Тебе лучше поехать с ней. Я уверен, что она не откажет. —?Коля говорил твердо и уверенно, впервые так полно ощущая себя единственным мужчиной в семье и старшим братом. —?Оксана, если с тобой что-то случится… как я буду с этим жить, как посмотрю в глаза твоему жениху?—?А сам, значит, решил героически погибнуть? —?почти зашипела Оксана ему в лицо. —?Думаешь, я вас с тетушкой брошу и ринусь прятаться… Ты же знаешь, что я этого ни за что не сделаю. Да и потом… Еще неизвестно, что будет дальше. Это же Москва! Ее обязательно отстоят. Разве можно в трезвом уме сдать врагу древнюю столицу?—?Мы не знаем, что происходит… —?вздохнул Коля. —?Мы вообще ничего не знаем, кроме того, что французы быстро продвигаются вглубь страны, а наши… наши войска отступают.Поняв, что переубедить упрямую сестру не удастся, Коля бережно сложил прочитанное письмо. Где-то там, в терпящей поражение за поражением армии, сейчас и его полковник… Коля был бы счастлив, если бы Бинх хоть вскользь упомянул о нем. Ему бы было намного спокойнее, если бы он знал, что Яков Петрович жив, здоров… и совсем близко, всего в нескольких десятках верст от него.Так, молча, не замечая переливистых птичьих трелей и аромата распустившихся в садах цветов, с невеселыми мыслями Оксана и Коля дошли до ставшего уже почти родным тетушкиного дома и замерли в растерянности, глядя на то, как из распахнутых ворот выехала тяжело груженная телега, запряженная единственным в хозяйстве Аполлинарии Генриховны жеребцом…В телеге, как вороны на погосте, гнездились тетушкины приживалки с многочисленными узлами, дворня и навзрыд рыдающая Татьяна.Коля отмер только тогда, когда как всегда смелая и решительная сестра рванулась наперерез и схватила жеребца под уздцы.—?Вы куда это собрались? —?прокричала она хмурой, вооруженной вилами компании, с трудом удерживая жеребца на месте.—?Вы это… посторонитесь, барышня. —?зло бросил ей в ответ кучер. —?А то я ж и хлыстом не побоюсь пройтись по вашей нежной ручке. Таперича каждый за себя.—?Уезжаем мы, барышня. Коли вы сами тут сидеть и смерти ждать решили, то и сидите. А мы помирать не собираемся! —?взвизгнула испуганно одна из приживалок, удерживая за руку плачущую Татьяну, боящуюся поднять глаза на свою пышущую праведным гневом госпожу.—?Да как вы смеете предавать тет… свою госпожу, от которой слова дурного не слыхали! —?прокричала дрожащим от возмущения голосом Оксана.—?Оставь их, Оксана,?— проговорил Коля, осознав, что они ничего не могут противопоставить озлобленной перепуганной дворне. —?Пусть едут…Оксана беспомощно оглянулась на брата и отступила, поняв, что ее усилия бесполезны. Конюх стегнул жеребца, подгоняя, и телега выехала со двора…Коля и Оксана смотрели ей вслед, пока она не скрылась из виду, а потом крепко обнялись прямо у открытых ворот, поняв, что остались совсем одни во враждебном полупустом городе со смертельно больной тетушкой.Для них начиналась совсем другая жизнь…***Яков лежал на траве и, лениво глядя на проплывающие по небу тонкие перья облаков, покусывал сорванную травинку. Здесь, чуть в стороне от военного лагеря, было почти тихо и легко получалось представить, что нет никакой войны, крови и грязи, а он просто выехал на пикник. И прямо сейчас к нему неслышно крадется юноша с глазами цвета этого неба и, застенчиво улыбнувшись, зовет к столу, накрытому прямо на поляне…—?Вот вы где, князь.—?Бинх? —?приподнялся на локтях Яков. —?Вы?—?Я. Как-будто кроме меня с вами на досуге еще кто-то общается,?— насмешливо откликнулся тот.Яков промолчал, потому что сказанное действительно было правдой. С Бинхом, который еще совсем недавно вызывал глухое раздражение, Яков нежданно-негаданно вдруг почти подружился. Он не помнил времени, когда у него вообще был кто-то, кого можно было назвать другом, и вдруг…В последний месяц Яков почти ежедневно размышлял о том, как ему следует поступить. С одной стороны, поле боя?— лучшее место, чтобы исчезнуть, скрыться надежно и незаметно, снова сменить личину, но с другой... Бросать своих людей, дорогую сердцу страну и главное?— обиженного юношу, приходящего во снах, в этот раз отчего-то совершенно не хотелось. Особенно теперь, когда Яков узнал, что мальчишка с сестрой остались в обреченной на сдачу, а значит?— разграбление и разрушение Москве. Об этом поведал бледный как полотно Бинх, получивший весточку от Оксаны.—?Уже несколько недель они с братом абсолютно одни в стремительно пустеющем городе с умирающей теткой на руках,?— говорил тот, тщетно пытаясь скрыть волнение.Яков тогда сочувственно промолчал, не озвучивая свои жуткие опасения, в которых грабители с мародерами были не худшим злом.Теперь же они стояли лагерем в деревне Царево-Займище под Смоленском и ждали неизвестно чего.—?Иногда мне хочется дезертировать,?— признался вдруг Якову штабс-капитан, опускаясь рядом с ним на траву. —?Как подумаю, что у них там нет никого, кто бы защитил... Николай Васильевич тот еще вояка.Яков молчал, не комментируя эту неприкрытую крамолу, потому что теперь понимал не хуже других: лучше военный суд и смерть, чем тревога за того, кто дорог…Бинх странно взглянул на собеседника, отчего-то не осудившего его за высказывания, достойные трибунала. Напыщенный полковник в последнее время уже не казался ему холодным циником, в нем Александр все чаще видел просто человека. Со своими думами, слабостями и может, даже бедами. Сейчас Бинх был почти уверен: Гуревич не тот, кем хочет казаться, и при необходимости всегда прикроет ему спину…Он уже хотел спросить, что Яков думает о последних решениях командующего, как за кустами послышался горестный вой, а вскоре появился и его источник. На поляну, спотыкаясь и бранясь сквозь зубы, выбрался денщик Якова Василий.Князь сразу подобрался и одним слаженным слитным движением поднялся на ноги.—?Что случилось? —?бросил Яков, шагнув навстречу денщику. —?Ну?—?Ваше сиятельство,?— начал чуть не плача обычно спокойный как стог сена Василий.—?Говори! —?рявкнул Яков, теряя терпение и чуя наперед, что ему не понравится то, что он услышит.—?Французы в Вязьму вошли! —?простонал Васька, глядя побитым псом. —?Барин! Яков Петрович! У меня ж там сестра родная с детками!Яков, скрипнув зубами, замахнулся, чтобы прекратить истерику Васьки, но его руку перехватил решительный штабс-капитан.Бинх покачал головой, и Яков руку отвел, внимательно вглядываясь в серо-зеленую мглу его глаз.