Глава VII (1/1)

—?Барышня, голубую или лиловую? —?Татьяна разглядывала отглаженные ленты, попеременно приставляя их к аккуратно поднятым кудряшкам своей госпожи.—?А? Что ты сказала? Я не расслышала… —?подняла на нее свои огромные глаза Оксана.—?Эх, барышня, снова вы в облаках витаете.—?Вовсе нет. Что ты там спрашивала?—?Ленту, говорю, розовую или лиловую вплетать будем?—?Лиловую, конечно. Ты на платье взгляни!Оксана, сидя у милого туалетного столика с овальным зеркалом, и правда задумалась. Но не о том, о чем подумала вредная Татьяна, не о штабс-капитане, который из головы не шел уже третью неделю… вовсе не о нем, а о том, как уговорить Колю пойти на прогулку к реке. После злополучной истории с прорубью он и носа из дома не кажет, отговариваясь плохим самочувствием и отвратительной погодой за окном.А еще этот, о котором она совсем не думает… Мало того, что после учиненной Оксаной ссоры, о которой она уже десять раз пожалела, он больше не появлялся в их квартирке, так еще и столкнувшись с ними на прогулке нос к носу, заметался, аки заяц, и сбежал. Но унижаться она не будет! Она же дала ему шанс! Она была готова бежать за ним на край света, если бы он позвал! Бесчувственный чурбан! Кстати, как там его рука?..—?Барышня, что вы там шепчете? Сами с собой, что ли, беседовать изволите? —?снова подала голос Татьяна, ловко создавая красоту на ее изящной головке.—?Вовсе нет… все ты фантазируешь! —?фыркнула в ответ Оксана.—?И нисколько я не фантазирую,?— возразила горничная. —?Вы скоро со своей любовью несчастной к Александру Христофоровичу умом тронетесь. Разве приличествует барышне столько о мужчине думать, да еще и о том, кто ее знать не хочет?—?Да что ты понимаешь! И вовсе я о нем не думаю! —?возмутилась уязвленная Оксана.—?Вот и правильно. Вы бы лучше об Николае Васильевиче подумали.Оксана и раньше подозревала, что Татьяна по брату её украдкой вздыхает, и теперь лишний раз в этом убедилась.—?А не много ли ты о моем брате думаешь?Татьяна пожала плечами, продолжая барышню расчесывать, но наблюдательная Оксана успела заметить розовеющие уши девушки.—?Он вон, болезный, все мается. Как не думать-то?—?И ничего он не мается! —?возразила Оксана.—?Вот уж не скажите, Оксана Васильевна. Давеча так тоскливо в окно глядел.—?Так уж и тоскливо?—?Вы бы, барышня, вместо того, чтобы на меня злиться, послушали дядю. Он же сказал, что брату вашему воздух столицы вреден. И что неплохо бы в Москву поехать, двоюродную сестрицу Леопольда Леопольдовича навестить. А вы все упорствуете со своей любовью, вместо того, чтобы сбираться, да брата уговаривать…—?Думаешь? —?протянула Оксана задумчиво. —?Москва же провинция.—?Уж не Полтава, барышня. Кузина доктора, Аполлинария Генриховна Бомгарт, уже не первый раз приглашение присылает. Она хоть и старая дева с вечными хворями и московскими сплетнями, но гостей любит и встречает достойно.—?Так ты была у нее?—?Еще девчонкой совсем, когда Леопольд Леопольдович проездом в Москве были. Старенькая она, конечно, да и глуховата, но компании очень любит и в карты играет так, что господ обыгрывает.—?Надо подумать…—?Может, это ваша судьба, барышня,?— продолжила Татьяна, почувствовав, что барышня сдаться готова под ее напором. —?Вдруг вы там достойного кавалера встретите, раз уж с штабс-капитаном не получилось… Да и Николаю Васильевичу нужно бы климат сменить. Говорят, что зимы в Москве хоть и снежные и морозные, но зато не такие сырые. А у нас оттепель за окном-то, солнышка давно уж нет, и с неба то ли дождь, то ли снег сыплет. Как тут не заболеть? А Николай Васильевич скорее всего от этой непогоды как раз и маются.Оксана взглянула в окно, где сыпала мерзкая морось. Да уж! Права Татьяна. Может и правда, в Москву… Конечно, никого она ?встречать? там не собирается, но почему бы в самом деле не сменить обстановку? Вдруг в ее отсутствие ненаглядный капитан-сосулька осознает, что за сокровище потерял, и оттает, сам за ней в Москву прискачет. Ну или когда она вернется, посговорчивее будет… Решено, едем!Оксана поднялась из кресла, расправила складки на платье и, подмигнув своему отражению в зеркале, произнесла:—?Уговорила! Сейчас же иду к Коле и я буду не я, если к концу недели мы не отбудем к любезной… как ее там?—?Аполлинария Генриховна.—?Вот-вот.***Коля любовно раскладывал исписанные листы, прослеживая глазами ровные строчки. С недавних пор он полюбил перечитывать написанное. Хотя раньше желания такого не испытывал вовсе. На стылую мерзлую улицу выходить не хотелось, как и к реке приближаться. Все казалось, что из-за угла вездесущий полковник покажется. Он осторожно расспросил Якима, откуда тот появился на катке, но испугавшийся до ужаса слуга ничего толком вспомнить не смог, чем очень Колю расстроил. Коля и сам не знал, что именно ему хотелось услышать. Что князь наблюдал за ним и немедленно пришел на помощь? Или, наоборот, что тот просто проходил мимо. С такими думами Коля стал еще более нелюдимым. Полковник куда-то исчез и больше в квартире дядюшки не появлялся. И слава богу! Однако потом, словно в отместку, снова стал приходить во снах. Только были эти сны другими: такими же необъяснимо-странными, но не тревожными и бесстыдными, как раньше. В одном из них они с князем словно на ярмарке большой сельской, шумной и яркой. Одеты чудно, по моде старинной, рука об руку идут. И внутри у Коли тепло и спокойствие разливаются, а когда полковник им по леденцовому петушку покупает, принимает из его рук угощение и страха от близости его не испытывает. В другом сне они на реке где-то… на бережку сидят, на воды, мимо несущиеся, смотрят. Вокруг?— зарево осени и запах грибницы… А полковник его, Колю, на колени сажает. Говорит что-то… ласковое… теплое. Коля слов не помнит, но просыпается отчего-то в слезах. Так день за днем он продолжает предаваться думам о человеке, который о нем наверняка и не помнит уже, подавшись в войска или на модный курорт. Где там герои отдыхать изволят?—?Коля!Вот и неуемная сестричка влетела маленьким ураганчиком в его комнату.—?Коля, я поговорила с дядюшкой, и мы решили, что нам с тобой просто необходимо отправиться до начала лета в Москву.—?Если ты хочешь…—?Так ты согласен?—?Почему бы нет,?— улыбнулся сестре Коля и добавил:?— При условии, что Яким со своей опекой останется в Петербурге. Я уже не маленький мальчик и вполне способен позаботиться о себе сам.—?Я тебя люблю! —?Оксана расцеловала брата и тут же умчалась отдавать распоряжения для начала сборов.Коля приободрился. Он очень надеялся, что принял правильное решение и переезд в Москву сделает невозможным их новую встречу с опасным полковником Гуревичем.***Яков пригубил чудесной мадейры и откусил от канапе с кусочком свежайшей буженины.Московская кухня не была так изысканна, как преимущественно французская петербургская, зато была очень вкусна и сытна. Погода же в первопрестольной оставляла желать лучшего, хотя солнечных дней здесь было поболе, чем в столице.—?Васька, неси еще бутылку! —?потребовал Яков, чувствую приятную пустоту и легкость в голове.Апартаменты, снятые им в Москве, вполне его устраивали: неплохой вид из окна, тихая чистая улочка, да и соседи, судя по всему, люди уважаемые.Первую неделю после приезда Яков просто прогуливался по городу. Именно после этих прогулок ему начали сниться новые странные сны. Они не были неприятными или пугающими, скорее интриговали. Обрывочные и мутные, в которых он видел Кремль, только не нынешний, а другой, из далекого прошлого, часть которого он не помнил; видел чистую и полноводную Москву-реку, с ее пологими берегами, и домишки, притулившиеся совсем близко. Он стал наведываться туда, к тем местам, которые помнил, но по прошествии времен там слишком многое изменилось. Он не смог ничего узнать. Это разочаровывало и злило. Промучившись так до конца января, Яков вдруг осознал, что начал путать сны с реальными воспоминаниями, и отказался от этих своеобразных прогулок и поездок в прошлое.В начале февраля, прочитав письмо из Петербурга, написанное нужным человечком из Особенной канцелярии, Яков понял, что и здесь его ждет полнейшее разочарование. Сведения о князе Гурьевском были обрывочны и крайне противоречивы. Единственное, что он смог узнать из напрочь забытого, это то, что отец его, князь Гурьевский, был неплохим военным и погиб в бою, когда сам он был еще ребенком. И больше ничего, за что можно было бы зацепиться хоть краешком дырявой памяти…Февраль подходил к концу, и разумом Яков отлично понимал, что надо возвращаться в столицу. В Москве ему было больше делать нечего. Тем более что от князя Багратиона приходили тревожные сведения о начавшейся активности французских войск, которые, согласно донесениям разведки, тайно, небольшими партиями перебрасывались поближе к границам империи. Но Яков отчего-то все медлил… Может, от того, что не нашел ни одного ответа на свои бесчисленные вопросы, а может потому, что нашел кое-что другое. Место, где его мятущееся сердце словно успокаивалось.Это была заснеженная поляна у реки, скрытая от любопытных глаз частыми кустами орешника. Рядом росло несколько ровных и высоких лиственниц, голых зимней порой, у самой кромки притулилась стайка рябин, почти утонувших в снегу… Вроде ничего исключительного, но впервые случайно набредя на это место, Яков надолго там задержался.Ветер тут словно затихал, птицы молчали, и так спокойно было, что пришел Яков туда еще раз, и еще, а в один особенный день, едва ступив на полянку, услышал голос. Знакомый, нежно-хрустальный, позвавший его по имени?— Яшенькой… И с чувством таким, что задохнулся сухарь-Яков. Никто и никогда из жен законных и одноразовых любовников не называл его так. И если закрыть глаза, то можно представить… увидеть! Юношу хрустального. С озерными глазами, полными неизбывной любви. Колю. Нет, не Колю. Имя приходит само, словно с небес спускается, эхом слышится?— Николенька. Но образ этот с каждым днем становится все прозрачнее, тускнеет и теряется, словно отступает, чем-то гонимый. И на его место приходит другой?— образ воспитанника милейшего доктора, Коли. И если открыть глаза…—?Николай Васильевич? —?хрипло произносит Яков, с удивлением осознавая, что сердце вновь привело его к заветному месту. Но сегодня он здесь не один. У самой кромки льда стоит и смотрит на него хрупкая фигурка… —?Николенька?