Глава VI (1/1)

Коля не понял, в какой момент это случилось… когда его потянуло, поволокло по хрустящему, переливающемуся мерзлыми осколками льду, все дальше и дальше от гомонящей веселой толпы, прямо к омуту. Белая тишина накрыла каток, а из темной глазницы реки на него словно взглянула вечность. Коля всмотрелся в нее, силясь увидеть свое отражение. Отчего-то это сейчас казалось очень важным… но увидел другое… бледное лицо, искаженное мукой… лицо мальчишки, почти ребенка, который смотрел на него с такой надеждой и тоской. Его собственное лицо. Крик, болезненный тычок и темнота. А потом его куда-то понесли, аккуратно прижимая к груди, как что-то безумно ценное. Стало тепло и спокойно. Жаль только, что он так и не понял, кем был тот мальчик. И тот вскоре появился снова, вернулся и сказал…Коля пришел в себя, лежа на собственной кровати с распахнутой на груди рубашкой, и отшатнулся от невесть откуда взявшегося полковника. Герой его бесстыдных снов сидел на постели и взирал на него как на внезапно заговорившую неведомую зверушку. В его глазах плескались озадаченность и непонимание и, что удивительно, совсем не было того высокомерного презрения, которое на балу он излучал всем своим существом. И Коля припомнил, будто говорил что-то… перед тем как очнуться… что-то неправильное, смутно-тревожное. ?Что произошло??, хотелось спросить ему, но слова не шли с языка, удалось только неловко запахнуть рубашку и отползти подальше от настороженного мужчины, не спускавшего с него глаз. От полнейшего позора Колю спасла влетевшая в комнату Оксана.—?Ты очнулся! Слава богу! Дядюшка уже дома и сейчас осмотрит тебя.Коля нашел в себе силы кивнуть, прислушиваясь к причитаниям Якима в прихожей и успокоительному бормотанию дядюшки.Оксана же быстро и без экивоков объяснила присутствие полковника у его постели.—?Князь Гуревич твой спаситель. Это он первым заметил, что тебе нехорошо и оттолкнул от проруби.—?Я…—?Ты ничего не помнишь?Ну не объяснять же им, что его как магнитом притянул этот жуткий омут, поэтому Коля опять просто кивнул. Пусть он покажется грубым и неблагодарным, но поднять глаза на князя, который видел его таким беспомощным и слабым, было выше его сил. Если то, о чем поведала Оксана, правда (а сестре он склонен доверять), то те будто бы причудившиеся ему ласковые объятия были наяву! На самом деле? Полковник действительно тащил его на руках, как девицу? Коля очень надеялся, что не покраснел от стыда.—?Ну-с, мальчик мой, и что же с вами случилось?Леопольд Леопольдович явился со своим драгоценным саквояжем и, раскланявшись с князем, присел совсем рядом, чтобы, недовольно хмурясь, рассмотреть ссадину у виска. Коля враз ощутил себя маленьким мальчиком, разбившим коленку, свалившись с лестницы.—?Мне просто стало дурно дядюшка, наверное… от быстрого бега на коньках с непривычки.—?Не нравятся мне эти недомогания, Коленька. Надо будет вплотную заняться вашим здоровьем. Может статься, что столичный климат вам вреден.Дядюшка быстро и профессионально осмотрел Колю, который испытывал на протяжении всех манипуляций жуткое смятение от того, что князь не соизволил выйти и оставить их с дядюшкой наедине. Вот наглец! Коле оставалось только надеяться, что тот смотрит на заснеженную улицу за окном, а не на него угловатые конечности, чуть прикрытые одеялом.—?Не вижу никаких опасных повреждений, как и сильного переутомления, голубчик, но пару дней вам все же придется побыть дома и усиленно питаться. Возможно, слабость ваша от того, что кушаете вы плохо, да не спите ночами. Вот, ваше сиятельство,?— обратился Леопольд Леопольдович к молчавшему Гуревичу. —?Что за молодежь нынче пошла, сами себе враги. Вы уж не откажите, ваша светлость, отобедайте с нами в знак благодарности за спасение Николая Васильевича. Я вам безмерно благодарен, как и мои племянники. Не успеваю, знаете ли, за всем пригляд осуществлять…К вящему ужасу Коли полковник согласился остаться на обед. И тут, словно для того, чтобы еще сильнее уязвить Колю перед этим странным человеком, в спальню явился Яким и вместо того, чтобы смиренно ожидать приказаний, с порога начал причитать:—?Барин, может я вам обед-то в постель принесу? Уж больно вы бледный, не дойдете до гостиной-то!Коля был готов провалиться сквозь землю, но заставил себя ответить ровно:—?Я не немощный старик, Яким, и выйду к обеду.Дядюшка с князем наконец покинули его спальню, и Коля быстро облачился в свежую рубашку и сюртук, стойко игнорируя остаточные приступы дурноты. Заметив на тумбочке притирания и спирт, Коля возблагодарил Бога, что полковник не успел ими воспользоваться, иначе бы Коля умер от стыда, не приходя в сознание.Когда Коля вышел в гостиную, Оксана распоряжалась кухаркой, накрывающей на стол, а князь и дядюшка, ожидая знака присаживаться, беседовали у окна, за которым медленно падали крупные хлопья снега. На столе в супнице исходили парком наваристые щи, а с кухни тянулся вызывающий неуемное слюноотделение запах мясного жаркого и сладкой выпечки. Коля сглотнул и подумал, что больше пары ложек вряд ли сможет осилить.—?Господа, прошу к столу,?— улыбающаяся Оксана любезно пригласила к трапезе всех присутствующих.Коля тоже шагнул вперед. В глазах резко потемнело, колени задрожали и если бы не крепкие ладони, аккуратно поддержавшие и усадившие его предательски слабое тело на стул, Коля бы наверняка опять позорно растянулся на полу.Руки с плеч тем временем убираться не торопились, а мягкий, полный участия голос спросил из-за спины:—?Снова нехорошо, Николай Васильевич?Опять! Он опять упал прямо в объятия полковника. Злясь на свою слабость, Коля ответил коротко и почти грубо:—?Спасибо, все хорошо.Остальные к счастью не заметили его, слава богу, не свершившегося падения, и вскоре уже с удовольствием и аппетитом, исключая, конечно, Колю, который аккуратно, ложку за ложкой, цедил наваристый суп, обедали, изредка прерываясь на пару фраз, приличествующих обстановке.—?А чего же ты, Оксана, штабс-капитана не пригласила остаться на обед? —?закончив с первым блюдом, спросил дядюшка, лукаво сверкнув глазами.—?Он не пожелал остаться. Служба для него важнее нашего общества, дядюшка,?— проговорила Оксана так, что ни от кого за столом не укрылось ее явное огорчение.—?Вы расстроены, Оксана Васильевна,?— скорее подтвердил, чем спросил Гуревич. —?Если капитан вас чем-то обидел… я бы мог донести до него неприемлемость такого поведения. Мы, военные, иногда бываем грубы, даже не замечая того. Не будьте к Александру Христофоровичу столь строги…Коля очень удивился, услышав подобные речи из уст полковника. Тот явно хотел поддержать сестру, при этом не пытаясь очернить капитана Бинха, в то время как на балу смотрел на него как на грязь, осквернившую его начищенный сапог. Удивительная необъяснимая перемена в поведении князя еще больше насторожила Колю.—?Спасибо вам за участие, ваша светлость,?— поблагодарила Гуревича Оксана, натянуто улыбнувшись. —?Но, боюсь, штабс-капитан заслужил подобное обращение. И не будем больше об этом. Лучше скажите, приходилось ли вам бывать в Париже?..Яков, улыбался, кивал, жевал, наблюдал за все еще бледным и молчаливым мальчишкой, отвечал на вопросы барышни и милейшего доктора, но мыслями был очень далеко.Он давно не чувствовал себя таким растерянным. Скорее, даже никогда себя так не чувствовал. Он сделал все верно. Попал в заветную квартирку, удивительно быстро сошелся со всеми ее обитателями. Статус спасителя мальчишки теперь открывал для него практически бесконечные перспективы. Он, если постарается, сможет стать другом семьи и никакой Бинх, видно, не внявший словам Якова и впавший в немилость у барышни Яновской, ничего не сможет ему противопоставить. Но все это в одночасье стало ему вдруг не нужно и не интересно. В какой момент? Когда несся, оскальзываясь по льду, боясь не успеть предотвратить падение мальчишки в омут, или позже, когда юношеский голос так проникновенно назвал его по имени и поведал о каком-то предательстве? Яков был уверен: устами Николая говорил кто-то другой. Другой юноша с нежным ломким голосом, тот, который знал Якова… раньше! Этот мальчик Якова не знает и боится, в то время как тот, другой, помнит и пытается что-то сказать. Нет. Он не сходит с ума, безумие ему точно не грозит. Если бы грозило, то свершилось бы раньше, столько всего он перевидал в своей бесконечной жизни бессмертного.Обед, к слову сказать, довольно сносный, наконец окончился, и Яков был рад этому несказанно. Ему очень хотелось остаться одному и все хорошенько обдумать. Он практически не заметил вкуса любимого венского печенья, поспешив допить свой чай и подняться из-за стола, ссылаясь на то, что Николаю Васильевичу стоит отдохнуть после сытного обеда, как и почтенному доктору.Полковник наконец раскланялся, и Коля с облегчением выдохнул, когда за ним закрылась дверь. Весь обед он сидел как на иголках, боясь поднять взгляд, ощущая, как осторожно ощупывают его выразительные темные глаза. Коля не мог ошибиться. Полковнику абсолютно неинтересна его сестра, да и дядюшка тоже. Единственный к кому князь проявлял интерес в этой гостиной?— это он сам. А вот какого рода этот интерес? Коля обмирал от жутких догадок и был бесконечно рад, что их разделяет огромный стол, и полковник даже не пытается обращаться к нему лично, предпочитая иметь в собеседниках дядюшку и сестру.Провожая взглядом спину уходящего все дальше по улице полковника, Коля мечтал лишь об одном: больше никогда не видеть этого человека. Человека, от одного только нахождения с которым в одной комнате ему становилось так странно и страшно.***Яков шел до дома пешком. Ему нужно было время, чтобы подумать. И самый главный вопрос звучал так: ?Чего я не помню?? А не помнил он явно многое. Ведь тот, кто явился сегодня ему и одной-единственной фразой разрушил устоявшийся миропорядок, явно знал его лично. Имя не может быть совпадением. Значит, и Яков должен был знать того, кого, по все видимости, предал. Но не помнит. Значит забыл. Забыл, как и все, что было до той свадьбы при царе Иоанне. Но было же у него детство, юность, родители. Выходит, именно в момент свадьбы случилось нечто, от чего все в его жизни изменилось, и он стал особенным. Но что именно? Это непременно следовало выяснить.Приняв решение, Яков взбодрился и уже быстрее зашагал по направлению к Мойке. Он знал, что должен делать. Во-первых, получить сведения из первых рук. Не зря же он обзавелся полезным знакомцем из Особенной канцелярии, который за хорошую плату сможет найти нужные ему сведения. А если заплатить очень хорошо, то человечек лишних вопросов задавать не станет и найдет ему в архивах все сведения, что остались о князе Гурьевском, опричнике и любимце царя Иоанна.Во-вторых, нужно было как можно быстрее отправиться в Москву, в которой он не был с тех самых пор, как попал под горячую руку грозного царя, впал в немилость и начал свой путь бессмертного. Вдруг там, в первопрестольной, он сам все вспомнит… А мальчишка, такой от чего-то нужный и важный, никуда не денется. Под присмотром любящей сестры, рачительного Якима и дядюшки-доктора он будет в безопасности.Едва явившись в свои апартаменты, Яков вызвал Василия.—?Будь поблизости, нужно будет пару писем отнести. Дождешься ответов?— и сразу сюда. Мы спешно выезжаем в Москву.—?Да как же это барин, так скоро? —?удивился Василий. —?Дом-то на кого оставим?—?Есть у нас кому присмотреть, твое дело?— сани приготовить к утру.Яков поднялся в кабинет и быстро написал два коротких послания. Одно князю Багратиону, под чьим началом служил и которому сообщил, что вынужден ненадолго отлучиться в Москву. А другое?— неприметному человечку из Особенной канцелярии, в котором изложил свою странную просьбу с обещанием заплатить хорошую цену за любые, даже самые краткие и обрывочные сведения о жизни князя-опричника Гурьевского.Когда, для порядку поворчав, Василий отправился выполнять поручение, Яков освободился от сюртука и вспомнил, что в кармане у него лежит письмо мальчишки?— возможно какой-то барышне. Яков удивился самому себе, когда эта вроде бы невинная мысль вызвала в нем что-то, очень похожее на злую колкую ревность.Почти скрипя зубами, он вытащил на свет помятый листок. Но оказалось, это вовсе не письмо… Дышать от чего-то становится трудно, а на лоб снова ложится медный обруч... Нет, это были не стихи. Это был обрывок стихотворения без начала и конца, словно написанный в спешке и сумбуре, в порыве внезапного вдохновения. Но не это поразило Якова до мелкого дрожания рук и пересохшего горла. Он точно видел это стихотворение раньше. И не просто видел. Оно было здесь, совсем рядом, в ящике резного дубового комода, между листов старинного часослова, начертанное на пожелтевшей от времени бумаге. С этим часословом он не расставался на всем протяжении своих вековых скитаний, как и с потускневшими, полустершимися, но все еще хорошо читаемыми записями.На то, чтобы найти часослов и стихи, понадобилось пять долгих минут. Слишком сильно было потрясение. И теперь он сидел в кресле, невесомо водя пальцем с александритом по тусклым строчкам. Почерк был различен, но стихи… стихи те же. Однако в его записях стихотворение имело и начало, и конец. Только вот кто их автор? Одно Якову было ясно как день?— их не мог написать юный наивный мальчик Коля, воспитанник доктора Бомгарта и брат очаровательной барышни Оксаны…… то, что есть любовь?— объяснить невозможно…То, что есть любовь?— очень горько и сложно…Это тягость и боль, мечта и разлука.Это ложные встречи и нежные муки.Что такое любовь, не смогу объяснить.Чтобы это понять, нужно просто…