Глава IV (1/1)

Яков шел осторожно, не торопясь, как умудренный опытом матерый хищник за беззащитной жертвой. Он сам не знал, зачем затеял эту странную слежку. Проще бы было зайти к доктору Бомгарту под надуманным предлогом, ошарашить милую барышню сладким гостинцем и, привычно очаровав всех своим геройским нимбом, побольше расспросить о мальчишке. Но он почему-то, как телок на веревочке, последовал за юношей и его сопровождающим, который по всей видимости играл роль некой дуэньи мужского пола при юном отроке. Яков усмехнулся, но не злорадно, а с какой-то затаенной нежностью. Что, черт возьми, с ним происходит!Николай и его дядька явно направлялись к реке. Яков неприязненно передернул плечами. Ему не улыбалось проторчать на набережной несколько часов. Нет, простуда ему не грозила, скорее, раздражало пустое времяпрепровождение. Хотя наблюдение за этим мальчишкой отчего-то бесполезным сейчас не казалось.Тем временем двое преследуемых вышли на набережную и влились в поток гуляющих, которых по случаю праздника и хорошей погоды было превеликое множество. Зазывали покупателей газетчики и лотошники, играли в снежки мальчишки. Отовсюду слышался смех, громкий говор и звонкие крики играющих детей.Яков отвлекся на разглядывание праздношатающихся и тут же расцвел в насмешливо-злобной улыбке. Ему навстречу, опустив глаза и потому никого вокруг не замечая, быстро шагал бедолага Бинх. Именно бедолага, потому что от выражения его и без того не особо выразительного лица молоко прокисло бы моментально. И с таким постным лицом он почти наверняка направлялся к дому своей безответной и страстной любви. Яков бы на месте Оксаны Яновской гнал такого ухажера поганой метлой, но она, судя по всему, неприязни Якова не разделяла… А этот туповатый капитан, видимо, даже не догадывался, что если бы набрался смелости для признания, ему почти наверняка ответили бы взаимностью. Судя по тому, какое количество вопросов было задано Якову барышней Яновской о судьбе и службе капитана Бинха во время их вальсирования на балу, тот интересовал ее отнюдь не как хороший знакомый дядюшки, а как романтический объект ее пылких чувств.—?Александр Христофорович, какая встреча! —?не удержал от оклика Яков; отчего-то остро захотелось позубоскалить.—?Князь,?— Бинх с трудом удержал лицо при виде отвратительно довольного Якова.—?Дайте-ка угадаю, куда вы направляетесь. Наверняка к милой барышне Оксане…—?С чего вы взяли!?С твоей несчастной морды!?, хотелось ответить Якову, но он промолчал, памятуя о крепких кулаках и метком глазе Бинха.—?Да не злитесь вы, капитан,?— усмехнулся Яков. —?Лучше поторопитесь, иначе вас обойдет более решительный соперник. Надеюсь, вы понимаете, о чем я…С этими словами Яков простился легким кивком и зашагал дальше, а Бинх остался стоять неприкаянным памятником самому себе, шипя под нос ругательства, произносить которые в приличном обществе было не принято.Продолжая мысленно глумиться над недалеким Бинхом, Яков догнал Николая и его сопровождающего, успевая заметить, как к мальчишке, как видно, нахваливая свой товар, устремился лотошник, тот самый, у которого четверть часа назад сам Яков купил леденцовых петушков. Он думал, что Николай купит предложенную сладость или вежливо, в соответствии со своим воспитанием, откажется, но тот отшатнулся от улыбчивого лотошника так, словно тот предлагал ему не пряники и конфеты, а как минимум освежеванную крысу. Сопровождающий его дядька на лотошника рыкнул и закрыл барина своей широкой спиной.Яков задумался, нащупывая за пазухой свои безобидные гостинцы, которые, оказывается, могут произвести такой странный эффект, и продолжил слежку.Мальчишка и его поведение интриговали Якова все сильнее.***Коля вырвался чуть вперед, оставляя Якима за спиной. Очень хотелось побыть одному, а в квартире с громко щебечущей о вчерашнем бале Оксаной это было абсолютно невозможно.Завладев его вниманием с раннего утра, Оксана весь завтрак говорила только о новом знакомом, князе Якове Петровиче Гуревиче. Услышав имя, Коля похолодел, а поняв, что именно он является тем человеком, который ?поможет нам опубликовать твои стихи?, потерял дал речи, а когда обрел, высказал сестре и присутствующему за столом дядюшке все, что он думает об этой глупой затее. Сестра оскорбилась, но в тот момент Коле было все равно на ее чувства.Дело было в том, что стихи, которые так любовно выводила его рука, он сам никогда не писал, а потому считал неправильным не только их публикацию, но даже чтение вслух посторонним?— людям не близким и непосвященным. Стихи, по глубокому убеждению Коли, ему не принадлежали. Они словно пришли из другой эпохи, из другой жизни. Настолько самобытным и витиеватым был их немного тяжеловесный слог. Записывая их, он чувствовал себя кем-то навроде проводника… Очень похоже на тихое помешательство. Ведь держат же в закрытых больницах тех, кто слышит в голове голоса.После завтрака Коля, вместо чтения очередного французского романа, предложил дядюшке и сестре прогуляться. Но Бомгарт сказал, что к нему должен зайти за новой мазью для руки капитан Бинх, а обиженная Оксана тут же сказала, что никакие прогулки и катки ей не нужны, и она с превеликим удовольствием составит компанию дядюшке.Коля отлично понимал, в чем, а скорее, в ком, кроется причина, по которой сестра вдруг решила отказаться от прогулки в такой красивый ясный день, потому не стал настаивать и пошел гулять в обществе Якима, явная опека которого ужасно его раздражала. Но убедить упрямого слугу, который трясся над ним как несушка над яйцом, что сопровождение ему не нужно, было абсолютно невозможно.—?Как же славно, барин, что мы с вами на воздух-то выбрались. А то сидите в четырех стенах как бирюк старый, хиреете да бледнеете,?— это Яким его нагнал и пристроился рядом, с удовольствием поглядывая по сторонам. —?Чего от леденца-то отказались? Любили же их мальчонкой, я помню.—?Не хочу,?— отозвался нехотя Николай.Не объяснять же Якиму, что, едва увидев злополучный петушок, он снова ощутил тот же самый неукротимый ужас, что сковал его на балу при виде полковника. Видимо, он и вправду умом повредился.—?Вы глядите, барин, барышни какие нарядные да румяные. Вы бы подошли, что ли, познакомились. Такому видному юноше не откажут.Николаю так и хотелось сказать Якиму: ?Что ты несешь, старый!?, а еще сильнее пригрозить татарами. Всегда его позорит с знакомствами этими…Барышень вокруг и правда наблюдалось великое множество и на любой вкус: в простонародных платках и тулупах, в богатых шубках и шляпках, отороченных мехом. Некоторые из них и правда мило улыбались и стреляли глазками в его сторону.—?Ваш батюшка в ваши годы уже к матушке вашей сватался, а вы что же? На барышень и не глядите, словно и нет их. А они-то на вас смотрют.—?Яким, если не замолчишь, продам татарам! —?не выдержал Николай и остановился, чтобы выговорить болтуну. —?Только сначала язык вырву!—?Да что я не так говорю-то, барин… —?оскорбился Яким, но замолчал.Николай отмахнулся от него и быстро пошел к реке, где был устроен каток и горели по берегу костры для обогрева гуляющих.Опять Яким со своими барышнями сердце растревожил,залез сапогами грязными в сокровенное. Потому как знал Коля, что не нравятся ему барышни. И дело было не в красоте их или дурности. Дело было в том, что заглядывался Коля на бравых офицеров… Их ладные мускулистые фигуры, обтянутые мундирами и белыми рейтузами, вызывали в нем особый трепет. Приметил в себе Коля эту особенность совсем недавно, но принять ее и осознать не мог по сей день. Потому сон сегодняшний греховный Колю хоть и поразил, но не стал откровением. Мнилось ему, что тот полковник с александритовым перстнем просто стал воплощением его стыдных, глубоко запрятанных желаний.Вскоре они вышли к замерзшей Неве, на льду которой был по обыкновению устроен каток для всех желающих. Весело перекликаясь и периодически падая, не удержавшись на ногах, скользили по льду и стар и млад. Но в основном, конечно, дети, отроки и юноши. В одиночку, парами и целыми дружными компаниями.Коля засмотрелся на ладно скользящие фигурки и вспомнил себя ребенком. В их краях зимы были теплыми, но когда река вставала, он никогда не отказывал себе в удовольствии прокатиться по крепкому, чистому льду в компании сестры.Яким заметил, с каким жадным волнением смотрит раскрасневшийся Николай на катающихся и, оставив его на минутку, вскоре возвратился с блестящими лезвиями и, не слушая возражений, помог приладить их к сапогам.Коля с минуту неуверенно переминался на месте, не давая Якиму поддерживать себя под локоток как девицу, но затем, осмелев, не торопясь вышел на лед. Худое, но жилистое и легкое тело отлично помнило выученные когда-то очень давно движения, поэтому совсем скоро Николай уже уверенно скользил вперед, вдыхая полной грудью, неторопливо, аккуратно, и улыбался, позволив себе забыть обо всем на свете, кроме ветра в лицо и ложащегося под лезвия припорошенного снежной крошкой льда.***Яков наблюдал за мальчишкой, остановившись в паре метров от катка. Внутри снова что-то ворочалось. Странное, необъяснимое собственническое чувство было ясным и всеобъемлющим. Подобного ни к одной своей жене, что уж говорить о бесконечных любовниках, он раньше никогда не испытывал. Даже от того, что мальчишка скользит сейчас по льду на глазах у всех, чудовище внутри начало бесноваться.—?Черте что…Проворчал Яков и хотел было уйти прочь, подальше от этого темноволосого наваждения, но ноги словно вросли в мерзлую землю. Мальчишка же продолжил скользить легко и грациозно. Куда только делась его угловатость и сутулость. К нему поближе подкатывали хрупкие тонкие девичьи фигурки, некоторые из них даже довольно картинно падали в надежде, что видный юноша протянет им руку помощи… Яков почти скрипел зубами и даже сделал шаг вперед, не в силах подавить иррациональную ревность. Но Николай, словно не замечая флиртующих с ним незнакомок, мягко скользил вперед в одиночестве.Яков расслабился, но ненадолго, потому что мальчишка вдруг изменил траекторию движения, выкатил за пределы импровизированного катка и… целенаправленно устремился к проруби… Ничем не огороженной проруби, предназначенной, видимо, для полоскания прачками белья.Сердце Якова зачастило, голову пронзила знакомая жуткая боль, с ней пришли глухота и тошнота такой силы, что на мгновение Якову показалось, что сейчас он простится со своим плотным завтраком. Боль накатывала волнами, но сознание оставалось на удивление ясным, а ноги словно жили своей собственной жизнью, потому как стремительно понесли его на лед и по льду… К черному оку, в которое сейчас как завороженный вглядывался мальчишка, стоя на самом краю проруби.—?Николай Васильевич! Барин! —?расслышал Яков за спиной испуганный голос горе-няньки, но продолжил бежать, оскальзываясь и шепча непонятно откуда пришедшие слова краткой молитвы.Вслед ему оборачивались, что-то кричали, но он видел только одну цель?— хрупкую темную спину. Яков все же упал, но прежде успел оттолкнуть склонившегося над водой мальчишку как можно дальше от страшной чернеющей глубины.И боль тут же отпустила. Прошла… словно ее и не было…