Глава XI (1/1)

Николенька сам не ведал, как смог тихо так за телегой схорониться, что у самых стен Кремлевских с поклажей стояла, что не заметил его никто из служивых. Сразу понял он, что при таком огромном количестве стражи стрелецкой у ворот, в государев двор ведущих, не сможет пробиться он к Яшеньке. Вышвырнут как кутенка бессловесного, или еще страшнее?— в холодную сунут, и тогда уж ему никак бабушку не спасти будет. Поэтому выжидал Николенька, зорко за воротами наблюдая. Вдруг выйдет Федор или сам Яшенька. Стража проверяла телеги, добром для государева двора груженные, медленно слишком. А судя по тому, что сгустились уж сумерки осенние, до той, под которой замер Николенька, сегодня и не доберутся.Не ведал Николенька, сколько времени прошло, но потому, как замерзать начал, видать?— не мало. Отчаяние его опять охватило, когда увидел, как грубо оттеснили за ворота какого-то по виду купца, богато одетого. Совсем пригорюнился Николенька, да вдруг заметил силуэт знакомый из тьмы за воротами на свет идущий, а за ним юноша худенький следовал. Остановились эти двое чуть поодаль от Николеньки, и Федор?— а это точно он был?— что-то втолковывать начал юноше. Тот кивал… и Коленька весь во слух обратился, потому как услышал приглушенное ?Яков Петрович?, а значит, юноша этот тоже при Яшеньке состоял. Федор еще раз произнес напутственное что-то и снова в темную арку ворот приоткрытых нырнул, в Кремль ворочаясь. А мальчишка в другую сторону отправился. Растерялся Николенька, не зная, как надобно правильно поступить… дожидаться дальше или за мальчонкой вслед отправиться. Поняв, что лучше пройтись, чтобы не замерзнуть насмерть, осторожно из-за телеги вышел и за парнишкой вслед устремился, боясь в сумерках потерять его.Тот уверенно шел вперед, не лениво-гуляючи, но и не ускоряясь, а Николенька следом засеменил, стараясь слишком близко не подходить. Пацаненок свернул к верхним улицам, где дома первейших людей государственных да ближних государевых бояр находились. Несколько раз в лавки продовольственные заглянул, раскланялся с господином с бородой окладистой. Николенька за ним с улицы на улицу скользил, иногда от всегдашней своей неуклюжести на людей натыкаясь. Именно это, наверное, и открыло его. Потому что свернул мальчишка за угол, Коля за ним, да и запаниковал сразу, потому что исчез его преследуемый из вида. Заозирался Николенька и вскрикнул глухо, когда на плечо его тяжелая ладонь легла.—?А ну-ка говори, пошто следишь за мной, не то стрельцов кликну.Вздрогнул Николенька и поворотился.За спиной его давешний мальчонка стоял и смотрел так серьезно, что понял Николенька?—плохи с ним шутки. Пацаненок не так был мал, как изначально ему показалось, года на три только его помоложе.—?Я не следил,?— ответил Николенька неуверенно.—?Не завирайся, я тебя еще у самого Кремля заметил, да думал, что ошибся…Николенька ошарашенно на него уставился.—?У Кремля?—?А чего удивляешься, я до восьми годов считай на улице прожил, пока господин Гу…господин меня к себе в дом не взял.Услышал Николенька оговорку и надеждой преисполнился. Значит, не ошибся он в чаяньях своих, и паренек этот у Яшеньки его в доме работает, только почему-то скрывает это.Никогда не получалось у Николеньки лгать складно, вот и тут не стал он.—?Правда твоя, следил я за тобою.Парнишка хмыкнул, но смотрел по-прежнему с недоверием.—?Зачем? Чего надобно?—?Встретиться с господином твоим! —?выпалил на дыхании одном Николенька.Мальчишка помолчал.—?Ты хоть знаешь, как зовут-то его?—?Гурьевский Яков Петрович,?— покладисто ответил Коленька.—?И правда знаешь. А ты не соглядатай часом вражеский? Господин мой таких, как ты, на чистую воду выводит.—?Нет, что ты! —?замотал головой Николенька?— Меня Николаем зовут. Я… я друг его.—?Друг? —?хмыкнул парнишка насмешливо. —?У моего хозяина таких друзей не водится.Николенька порадовался, что темно в переулке, потому как щеки его предательски загорелись, и решил рассказать все как было.—?Я его за бабушку мою просить хочу,?— начал он торопливо рассказ свой. —?Оговорили дурные люди… арестовали ее сегодня опричники господина твоего. А она одна у меня. Сирота я.—?Сирота?Николенька только кивнул.—?Я вот тоже сирота… улица вырастила,?— изменился вдруг в лице мальчишка, посветлел ликом. —?Меня Микиткой кличут. Батька кузнецом был. Помер от горячки, а мамку вообще не помню. Родила меня да померла.—?Я тоже плохо их помню, только то, что бабушка рассказывала.—?Ладно, пойдем. Князь сегодня в Кремле допоздна будет, но сказал, что явится домой ночевать, так что дождешься. Только если обманул меня…—?Что ты, всю правду сказал.—?Лады, —?кивнул Микитка. —?Пойдем. Тут недалеко уже.Николенька, обрадовавшись повороту разговора такому, за новым знакомым устремился. Только все спросить стеснялся, как в доме Яшеньки примут его, что матушка его княгиня скажет.—?Дом только на мне второй день,?— пояснил Микитка новому знакомцу. —?Кухарка наша на крестины к племяннику в деревню укатила.—?А как же княгиня?—?Дак не женат Яков Петрович покуда. Откуда же княгине взяться.Николенька почувствовал, как сердце его вскачь пустилось сладостный, когда упомянул Микитка, что не женат его Яшенька, сам себя устыдился и дальше расспрашивать не стал уже.Так и шли они в тишине, покуда не остановились у дома богатого, за забором крепким высоким.—?Ну вот и пришли.Николенька дом с интересом большим разглядывал. Это были, конечно, не те палаты, что навоображал он себе в снах бесстыдных сказочных, но по сравнению с их с бабушкою халупой это были действительно хоромы княжеские.По двору прошлись прибранному, на высокое крыльцо взошли, Микитка замок отворил и впустил Николеньку продрогшего в сени уютные да теплые. Тут не было, конечно, ковров узорчатых, что тот в Кремле видел, но простые домотканые коврики приятны глазу были. И светло стало скоро, благодаря фонарю, Микиткой зажженному.—?Верхнее скинь,?— распорядился мальчишка. —?Я тебя в покои не поведу, князь не велит посторонних дальше порога пускать. Здесь будешь дожидаться, а потом как сам Яков Петрович решит.—?Хорошо,?— бесконечно благодарен был Николенька Микитке и на все согласен. Он хоть всю ночь готов в сенцах просидеть, лишь бы Яшеньку увидеть. Он мыслей множества опять забыл он про княгиню-матушку спросить.Микитка сам шапку и армячок скинув, и вовсе Коленьке взрослым показался. Собранный такой, опрятный да высокий, он очень уместно в палатах этих смотрелся, чего о себе всклокоченный да уставший Николенька сказать не мог вовсе. Вот, значит, кто с его Яшенькой каждый день рядом. Вот кто кафтаны ему чистит да сапоги, письма для него носит важные. Обожгло вдруг Коленьку чувством непонятным. Страшно захотелось на месте Микитки быть, а того чтоб и в помине не было. И опять себя устыдился Николенька. Злится он на сироту, что младше его да несчастней в разы, потому как на улице рос без присмотра и любви материнской. У него вот бабушка есть. Бабушка… От дум о ней озноб пробил снова.—?Ты замерз весь, гляжу,?— проговорил вдруг Микитка, на него глядя пристально. —?Посиди тут, а я тебе перекусить соберу.Николенька не успел остановить мальчишку, тот уже за дверью скрылся и вскоре принес Николеньке полную кружку теплого липового отвару с медом и краюху хлеба.—?Ты ешь, чем богаты. Без Настасьи нет свежей выпечки, что так господин жалует… —?словно повинился перед ним Микитка, что оказался парнишкой жалостливым.Коленька лишь улыбнулся благодарно и в краюху зубами вцепился, только сейчас понимая, что действительно продрог и проголодался.—?А про бабку ты не переживай. Яков Петрович до всего дознается.С этими словами ободряющими Микитка кружку, опустошенную Николенькой, забрал и, чтобы гостя странного не смущать, скрылся где-то в глубинах дома, и Николенька остался один.Устроился он на скамье узкой, пригрелся в тепле, убаюканный надеждою на встречу предстоящую с Яшенькой так, что не сразу услышал, как дверь отворилась и на пороге застыл тот, кого сердце так видеть желало.***Яков, увидев Николеньку в сенях дома своего, удивился безмерно, но чувств своих постарался не выдать. Догадался он, что привело в этот час поздний к нему мальчишку. Неприятным было то, что тот явился прямо в дом его без приглашения, что неслыханной дерзостью было.Николенька, даже слова сказать не дал, кинулся к нему с объятиями и в ноги рухнул, колени крепко обняв.—?Яшенька… А я… тут к тебе, Микитку упросил привесть. Не прогонишь?Яков вздрогнул и поморщился от звука голоса этого, в котором столько радости и надежды было, что не услышал бы их только глухой, и поспешил мальчишку с колен поднять.—?Что случилось, свет мой? Что ты здесь делать изволишь?—?Я… я пришел за бабушку просить… Увез ее сегодня Федор… в застенок увез. —?Голос Николеньки дрожал и обрывался, выдавая смятение его.Яков успокаивающе за плечи его обнял, от кафтана тяжелого избавляясь.—?В горницу пойдем, соколик, там и поговорим.Николенька с благоговением особым порог переступил и оказался в горнице,хорошо протопленной и светлой от свечей множества. На столе крепком, что накрыт был скатертью белой, нехитрый ужин хозяина дожидался, которым, видимо, Микитка озаботился.Яков мальчишку за стол усадил, сам напротив на скамью опустился.Тут из двери, налево ведущей, Микитка появился. Поклонился Якову, поздоровался, и хотел еще спросить что-то, но тот отослал.—?Свободен до утра. Отдыхать ступай, сегодня больше не надобен будешь.Если и удивился Микитка повороту такому, то вида не подал и скользнул в дверь другую, что вглубь дома вела.—?Ну вот и одни мы, Николенька. Готов я выслушать тебя… но сперва спрошу?— откушать не хочешь ли?—?Нет, благодарствую… —?Не сводил Коленька глаз с лица дорогого, недоумевая, что же приключилось со светом его. Почему рядом не сел, теплом своим, как давеча, не делится, руками горячими не обнимает нежно и смотрит как на незнакомца случайного.—?Я тоже не голоден… так что давай просто взвара брусничного выпьем.Разлил Яков по кружкам душистое варево и одну перед Николенькой поставил.—?Пей, —?сказал повелительно.Николенька повиновался, чувствуя как холодеет в груди от тона спокойного, равнодушного.—?А матушка ваша к трапезе не выходит?Яшенька странно на него глянул, словно увидел впервые, а через мгновение, которое Николеньке вдруг вечностью показалось, головой покачал:—?На богомолье она отправилась с подругою давней, помолиться о здравии своем да моем.Николенька кивнул, радуясь малодушно, что не услышит разговор сей достопочтимая матушка Яшеньки.—?Что ты там, голубчик, об ошибке Федора моего говорил? —?вернулся к теме разговора Яков.—?Так обвинил он бабушку мою в преступлении гнусном… в ведовстве.—?Вот как? А бумага при нем государева была?—?Бы… была… но… —?растерянно протянул Николенька, совершенно другой реакции на слова свои страшные ожидая. —?Это что значило?—?А значило это, голубчик, что не ошибся Федор, а государев приказ исполнял. Теперь, покуда не определится виновность бабушки твоей, сидеть ей в казематах кремлевских.Николенька решил, что помутился он разумом, или со слухом его плохо стало от переживаний сильных. Неужто это Яшенька его перед ним сидит, неужто он говорит голосом этим чужим да властным. Должен он немедля достучаться до света своего, до того Яшеньки, что добр к нему был так и нежен.—?Я-Яшенька, Яков Петрович,?— Николенька с лавки вскочил и, стол обогнув, в ноги ему упал. —?Как же это? Вы же сами мне говорили, что дурные люди на бабушку влияние имели, что невинна она… Одна она у меня… прошу, помогите, вы же можете… вы же все можете!Мальчишка на Якова глаза свои прозрачные с ресницами дрожащими поднял, и тот не выдержал, отвернулся, ладони холодные с коленей своих скинуть сил не находя. А Николенька продолжил цепляться за него, не замечая, как слезы по щекам его бегут горькие.—?Я же люблю вас, больше жизни своей люблю… и вы меня любите, знаю,?— продолжил Николенька чуть тише.?— Прошу, смягчите бабушке моей наказание… не выдержит она долго в застенках… Вы же обещали… и ее и меня в дом свой забрать… заботиться.Яков мальчишку не отталкивал, но и к себе не привлекал, смотрел, словно не видел вовсе, в пустоту словно.—?Не могу я сейчас у себя, тяжко мне там и холодно, —?продолжил Николенька, слезы глотая. —?Не думать не могу о бабушке и… о вас денно и нощно…—?Благодарен я тебе за чувства твои, свет мой, только изменилось нынче многое. Не могу я к себе на двор взять мальчишку без рода без племени, да еще и внука в ведовстве подозреваемой.—?Но как же…—?Это ранее славного Николеньку можно было, но не теперь. Вот если оправдают ее… —?Яков со скамьи поднялся, Николеньку отстранив, и к окну шагнул, словно бегством спасаясь.Коленька постарался боль адскую, что в груди от слов жестоких вспыхнула, перетерпеть и попросил голосом не своим, с колен поднимаясь:—?А увидеться с ней могу ли?—?Свидания с государевыми преступниками запрещены и не мне нарушать правила сии.—?Что же мне делать? Скажите! Я на все готов, пожалуйста, Яшенька! А то, что было меж нами на ложе? Неужто не любовь это? Неужто я теперь ничего не значу для тебя?—?Не называй меня так боле. Что было, забудь. Чужие мы.Задохнулся Николенька. Словно игла раскаленная в сердце его вошла. Пол под ним накренился и стал приближаться неумолимо.На звук неясный тревожный Микитка в одной рубашке ночной явился, и Яков, с пола тело Николеньки бесчувственное поднимая, рявкнул так, что у Микитки сердце в пятки ушло.—?Федора зови, немедля!