Глава VI (1/1)

Солнце только взошло, позолотив не опавшую еще листву, а Яков уже в кабинетную комнатушку свою служебную входил. На столе рабочем, кроме посланий разных, обнаружил он и от Николеньки письмо, что надежный человечек из дупла забрал, а Федор, стало быть, принес спозаранку.Яков Федора отправил порядок среди вверенных ему людишек проверить, а сам письмо развернул и читать принялся. Оказалось письмецо очень и очень занятным, потому как фамилии, в нем упомянутые, давно у Якова на слуху были… Государевы верные?— Мстиславские, Вяземский, Ловчиков да Сабуровы. Но беда была в том, что все они слишком ближними считались, и от того информация, на них раздобытая, обязательно правдивой да доказуемой легко быть должна. Иначе Якова, даже с его предположениями ясными да чутьем особым, слушать никто не станет. Проще всего к Ловчикову подобраться, размышлял Яков, на кресло жесткое спиною откинувшись, тот был приближен к Вяземскому и сейчас в Слободе Александровской при царской охоте состоял. Поговорить с Григорием и без запугивания было можно, только вот для начала следовало весомые доказательства раздобыть, а стало быть, необходимо самому с этим Степаном Тесаком встретиться да нужные вопросы задать. Но искать-то его где?.. Вроде Николенька о приказе упоминал, только вот о каком, Яков запамятовал. А значит, нужно с мальчишкой встретиться и снова посылами да ласками окутать, чтобы не надумал чего дурного.Яков письмо коротенько чиркнул Николеньке да своего человечка с ним к дуплу отправил, а к вечеру уж и ответ получил. Писал Николенька, что с удовольствием на встречу явится, как только бабуля соснуть ляжет или травками своими драгоценными займется.Ухмыльнулся Яков, письмо спалил и начал делами неотложными по службе заниматься, чтобы пораньше к мальчишке соскучившемуся вечером явиться.***Коленька к реке спустился и с замиранием сердца увидел, что ждут уж его. Яков ему светло так, ласково улыбнулся, как никто доселе, в объятия свои, как в кафтан бархатный теплый укутал, и проговорил с благодарностью в голосе:—?Спасибо, свет мой, за письмо твое. В нем сведения оказались очень важные не только моих, но и государственных дел касаемые.Николенька от похвалы чуть зарделся, прижимаясь крепче, а Яков продолжил:—?Ты к Степану этому один больше ни ногой, Николенька! Человек он ненадежный. С людьми водится скользкими да хитрыми. Боюсь, как бы тебе он, соколик мой, не навредил.Коленька поглядел удивленно, но не возразил. Разве может Яшенька быть неправым хоть в чем-то? Ему же все ведомо лучше, чем ему самому.—?Хорошо. Сделаю, как говорите.—?Вот и молодец. Степан этот при каком приказе состоит?—?В Разряде. В Разрядном,?— пояснил Коленька. —?Он ведь не пострадает от людей этих?—?А это, свет мой, зависит от того, как он сам поведет себя,?— проговорил Яков, оставив Николеньку, и, подойдя к рябине, у самой воды притулившейся, ловко горсть ягод с нее сорвал. ?— А ты теперь за бабушкой да гостями ее пристальней присматривай. Не хочу я, чтобы ее, да и тебя с нею вместе, в нехорошие темные дела втянули.От заботы такой явной расцвел снова Николенька, тревоги и горести мгновенно забывая. А когда увлек его Яков на колени свои, на ствол лиственницы знакомой присаживаясь, и вовсе не смог чувств своих сильных боле сдерживать. Выпалил на едином дыхании, за плечи надежные, как за опору единственную цепляясь:—?Люблю я вас, Яков Петрович! Жизни без вас не смыслю!Страшился Николенька глаза на драгоценного своего поднять, иначе увидел бы, как изменилось лицо его из спокойного и благостного, становясь вдруг хищным и плотоядным. Заблестели глаза выразительные огнем темным. Но мгновение спустя вернулось умиротворение и нежность в них, словно и не покидало:—?Дорог ты мне, свет мой, как никто до этого.От счастья, что взаимно чувство его, все слова у Николеньки потерялись, признание желанное без ответа оставляя. Яков снова по спине его успокоительно поглаживал, ягоды крупные да спелые к губам его поднося и с ладони кормя, словно щегла или свиристелку. А Николеньке это только в радость было, успокоение и тепло даря.Намиловавшись с Николенькой вдоволь, Яков о Степане вновь напомнил:—?Сторонись его, соколик. Человек он дюже подозрительный, сам же видишь?— и винца выпить любит, и языком молотит без ума, может и присочинить чего для словца красного. А потому и про тебя сказать может то, чего не было вовсе.Николенька только головой кивнул, стараясь черты дорогие пояснее в памяти запечатлеть, ожидая с нетерпением, что поцелуют его на прощание.Яков, как книгу мальчишку читая, желание его заветное исполнил, к губам мальчишеским, рябиною и дымом костров осенних пахнущим, приник и пил дыхание его, как мед сладостный.Николенька ответил на ласку, не робея уже вовсе, всего себя в поцелуе даря да отдавая.Расстались они оба встречей довольные. Николенька любовью своею опьянен был, а Яков новыми нужными знаниями вооружен.***Обдумывал Яков сведения, от Николеньки полученные, совсем недолго, и решил, что без слежки за Тесаком и остальными никак не обойтись ему. Но следить должны люди не просто преданные ему лично, но и умелые в деле сыскном, а таких, окромя Федора, у него не водилось. Но были умельцы таковые при Государе, в основном из мордвы. А для того, чтобы хоть пару человечков для себя на несколько деньков испросить, надо было к Димитрию Годунову на поклон идти.С Димитрием у Якова неплохие деловые отношения наладились. Уважали они друг друга за ум да опыт приобретенный, а потому почти без слов понимали. Да вот беда, любая просьба платежом красна была, а у Якова драгоценностей особых не водилось и одарить человека важного нечем было… а уж серебром государь делопроизводителя своего не обижал. Поразмыслил Яков и решил, что окромя иконки матушкиной драгоценной в серебре и камнях, что из Царьграда с ликом Николая Угодника, ему и предложить нечего, а потому с ней и отправился в Кремль просьбу свою излагать.Годунов Якова встретил неприветливо, сильно занят был, как, собственно, и всегда подле государя, но просьбу выслушал, и, помня наставление Иоанна во всем князю Гурьевскому помогать, ответил:—?Испрошу я для тебя людей, князь. Лучших людей, не с опричной гвардии, а из тайной мордовской. У этих мышь без ведома не проскочит и воробей не пролетит.Обрадовался Яков, поклонился да и преподнес иконку заветную, кивнув многозначительно.Годунов подарок принял благосклонно, улыбнулся понятливо и сразу распоряжение нацарапал, чтобы выделили для Якова трех лучших соглядатаев из тайной стражи государевой под личное его подчинение.***Две недели прошло, за которые успел Яков много интересного о людях, за которыми слежка была негласная установлена, узнать, и еще поболе?— писем нежных Николеньке написать, лично же встречался редко, на занятость на службе кивая.А сегодня с утреца явился к нему Федор с докладом, что Тесак, их интересующий, после литургии в Царев кабак, что в двух шагах от Кремля, направился, и что лучшего времени, чтоб подпоить да расспросить поподробнее может и не представиться.Яков раздумывать долго не стал и в кабак вместе с Федором направился.После улицы со светом солнца ярким да свежим ветром, что дух листвы прелой приносил, в кабаке оказалось не в пример душно и сумрачно. Хоть полдень только наступил, а желающих выпить да закусить здесь уже было достаточно, что Якова вместе со спутником его суровым более чем устраивало. Уселись они за стол неприметный в дальнем уголку, чтобы самим отлично все обозревать, но глаза завсегдатаям особо не мозолить.А Степка совсем близехонько от них оказался, как на ладони. Сидел один и бурчал что-то под нос себе, словно сам с собою разговаривал. Был уже навеселе, однако и не пьян вовсе. Яков с Федором взяли себе для отвода глаз по кружке меда… а когда у Тесака пойло его закончилось, быстро с места своего снялись. Яков напротив Степана уселся, а Федор?— за стол пустующий соседний, чтобы слышать все сказанное хорошо, да возможность иметь записывать незаметно.Степан поморгал пьяно, видного господина, за стол к нему усевшегося, увидев. Хотел было сказать что-то, но Яков опередил его:—?Вижу, что один маешься. Дозволь компанию составить.Тесак посмотрел заинтересовано на кафтан богатый да перстень на пальце приметный, и кивнул. Авось угостят.Якову только этого и нужно было. Скоренько по кивку Якова нехитрая закуска была организована и выпивка получше той, которой Степан в одиночку упивался.Степан только глазами сверкнул:—?Спасибо, добрый человек. А то и правда тяжко совсем, на литургии был вот, крест целовал, а лучше не стало… Домой бы… вот только не хочется.—?А чего так? —?поглядел Яков на Степана так доверительно, что захотелось тому все свои горести выплеснуть, всеми своими бедами поделиться.—?Так с жинкой опять в разладе мы! —?принялся жаловаться собутыльнику неожиданному Степан так, словно дружбу водил давнюю. —?Хорошая же баба… была. Покуда не понесла да не родила сыночка. Теперь с ним все, а меня словно и нет вовсе.—?Такое у всех баб бывает, образуется…—?Не образуется! —?пьяно выдохнул Тесак. —?Слабая она у меня. Ей рожать боле нельзя. Вот она меня к себе и не подпускает, уж много лет как, а я ж мужик!Яков сочувственно закивал, брови хмуря, а потом вдруг спросил:—?А ты уверен ли? Может, повитуха что напутала?—?Э нет. Эта повитуха не ошибается. Сынка моего спасла, да и Марью мою от горячки родильной.—?Все ошибаются…—?Она?— нет. Потому как с нечистым знается.Хмыкнул недоверчиво Яков, отлично зная, как на откровенность пьяную вывести. А рыбка глупая наживку тут же и проглотила:—?Не верить мне можешь, но не вру я! —?выдал Тесак сердито.—?Занятная повитуха,?— протянул Яков, предвкушая разговор содержательный. —?Может, и моей жинке пригодится, когда рожать срок наступит.Степан голову вскинул и повеселел, решив отплатить добром на щедрость:—?Это Марфа, что у реки живет… Знахарка она и повитуха. Всем помогает и денег много не просит.—?Ну, если не просит… —?поморщился Яков, показательно из кружки отхлебывая. —?Мне побирушки не нужны… Чтоб исправная была да знающая.—?Не побирушка, просто деньги во главу не ставит. А то, что бедно живет, ты не смотри. Она знаешь каких людей врачевала? Не нам чета.Якова передернуло от того, что опустил его Степка этот непутевый на свой уровень пса плешивого, но не дал раздражению себя выдать и расспрашивать продолжил:—?И кого, говоришь, врачевала?—?Вяземского да Сабуровых…—?Да неужто? —?наигранно ахнул Яков, миску с капусткою ближе к Тесаку подвигая.—?Вот те крест! —?истово перекрестился тот, не забывая кружку опустошать, старательно огурчиком да капустой закусывая. —?А Курбскому самолично растирки мешала.—?Прям к Курбскому и хаживала? —?уточнил Яков.—?Да и к Сабуровым, покуда Егорку-то их младшего не прирезали.—?Слышал-слышал…—?А Егорка Сабуров тот под началом Вяземского Афоньки служил. Вот от него Марфа до Афанасия тоже ходила. Спину ему припарками лечила…Яков, довольный тем, что легко оказалось недотепу-писаря разговорить, удовлетворенно слушал, как споро шуршит по бумаге грифелем Федор. Вот и нашла подтверждение давно очевидная для Якова связь Курбского с Вяземским.Степан, не глядя на благодетеля своего, отхлебнул из кружки и продолжил:—?А что Курбский с Вяземским знались, так это всем ведомо. Да и кто Андрюшу Курбского не знал? Если ему раньше сам государь благоволил пуще других, отличая?..—?Так-то раньше, а как сейчас? —?дознавался Яков.—?Кто ж теперь знает-то? Курбский сбежал к нехристям-полякам. Егорку Сабурова Федька Басманов в расход пустил. Остальные Сабуровы в свое имение укатили… А Вяземский при государе…Доволен был Яков работой проделанной и самим собою. Смысла рассиживаться в кабаке больше не было, а потому Яков от Степана, что, лохмы свои в миску с капустою разложив, уже задремал прямо щекой на столе, брезгливо отодвинулся и дал знак Федору закругляться.Верный Федор, аккуратно бумаги за пазуху убрав, за стол и выпивку расплатился, да впереди Якова за дверь кабака вышел. Яков же легко поднялся и вышел следом, не обернувшись. Ему еще нужно было над сведениями полученными поразмыслить?— день уже к вечеру клонился, а Степку этого недалекого, если понадобится, всегда можно в холодную отволочь, где и разговорить повторно.В комнатушке рабочей ждало Якова очередное послание от Николеньки. Развернул он его и в лице переменился, словно гончая дичь раненную учуяв.